Через десять дней к ней приехал отец. Поцеловав Марию и опустив ей на колени охапку ее любимых пионов, Николай Дмитриевич молча протянул дочери подарок. Развернув бумагу, Мария достала небольшую коробочку и открыла ее. На белом атласе лежал отливающий зеленью, искусно вырезанный из нефрита мужской орган со всеми прилагающимися к нему деталями. Несколько опавшие формы наводили на мысль об унылом настроении его носителя. - Бог ты мой! - залилась краской Мария. - Пап, да ты что? Что ты мне такое привез?! - Я, конечно, не в буквальном смысле эту штучку у него оторвал, - не смущаясь, серьезно ответил отец, - хотя очень хотелось, но считай, что это заслуженный трофей - символ того, что нужно делать с изменщиками. Мы с Генкиным отцом не хуже разобрались с его сыном... Да, кстати, Павел Владимирович прислал тебе свои извинения. Очень переживает, даже похудел на нервной почве. Он сам вызвался аннулировать ваш брак, как только узнал, что произошло. Так что теперь ты снова не замужем. - А что вы с ним сделали? - с любопытством спросила Мария, имея в виду своего бывшего мужа-жениха. - Не женского это ума дело! - отрезал отец. - Пусть тебя это теперь не беспокоит. Мария еще раз посмотрела на подарок, и, грустно улыбнувшись, вернула его отцу: - Спасибо, пап, но он мне будет все время напоминать обо всей этой гадости, а я, наоборот, забыть все хочу. - Ну ладно, Марусенька, - сказал отец, засовывая коробочку обратно в карман. - Забудем Герострата... Рассказывай, как ты тут жила, что делала? - Да ничего особенного не делала, ела, спала, читала, загорала, купалась... Вот и все... - ответила Мария. - А что мы с тобой делать будем? - и, помолчав, попросила: - Пап, а давай съездим в Канев? Навестим дядю Гришу. Помнишь, как мы с ним ходили на Тарасову могилу? - А давай! - в тон ей ответил отец. - Мы, действительно, с Григорием давно не виделись. Только подъем к Тарасовой могиле я теперь уже не осилю, а вот по городу погулять и в музей Гайдара заскочить - можно.
Несколько дней они провели в пансионате, предаваясь простому отдыху. Много гуляли, купались, играли в большой теннис, причем, несмотря на возраст, отец все время вел в счете. "Хотя дыхание у него уже не то", - с грустью заметила Мария. В один из дней, встав с утра пораньше, они собрались в Канев. Позвонив обрадовавшемуся папиному другу, они предупредили его, что приедут к вечеру в гости, и, сев в машину, отправились в путь. До Канева при хорошей скорости было часа три езды. По обеим сторонам дороги то и дело мелькали деревушки с садами, огородами и неизменными подсолнухами. Иногда приходилось притормаживать, пропуская коровье стадо, лениво бредущее с одного поля на следующее, лежащее по другую сторону шоссейки. Несколько раз они проезжали мимо пасущихся у обочины, привязанных к колышку коз, которые поднимали свои рогатые головы, и, не переставая жевать, провожали задумчивым взглядом их машину. - Вот, сатана! - воскликнул отец, встретившись взглядом с недобрыми глазами черного козла, охраняющего двух белых козочек, мирно пощипывающих травку на обочине дороги. Козел, грозно глянув на их машину, наклонил голову, выставляя рога, и взблеял мерзостным голосом. Мария хмыкнула, и, нажав на газ, рывком послала машину вперед, проехав совсем рядом с воинственным животным. Козел в испуге отскочил, чуть не затоптав одну из своих козочек. - Маруська! - шумнул на нее отец, - не хулигань, а то у него потомства не будет! Мария рассмеялась. По пути они миновали Белую Церковь, с любопытством разглядывая город, издавно считавшийся одним из центров ворожей и белых магов на Украине. Правда, по улицам ходили вполне нормальные люди. Только один раз они заметили человека с помелом в руках, да и тот оказался обыкновенным дворником. И вот, наконец, они достигли "пункта назначения". Канев раскинулся вдоль берега Днепра, наползая новыми кварталами на холмы, покрытые зеленью. Это был милый, почти полностью восстановленный после войны, старинный украинский городок. В нем не было бы ничего особенно примечательного, если бы здесь не были похоронены два знаменитых писателя. Оставив машину на площади недалеко от музея Гайдара, Мария с отцом неспеша прошлись по парку, где среди деревьев были разбросаны яркие, разноцветные клумбы с чернобривцами, маргаритками, анютиными глазками и прочими цветами. Вдруг над парком поплыл колокольный звон. Мария оглянулась. Невдалеке, среди деревьев, она увидела местную церковь, у которой толпился народ, и в душе у нее что-то встрепенулось. Она вспомнила отца Кирилла и прикинула про себя, что до его деревни отсюда не больше часа пути на машине. "Надо заехать", - подумала она снова. - Пап, давай в церковь зайдем, свечку поставим, - окликнула она отца. Но тот, посмотрев на толпящийся у входа народ, воспротивился: - Давай как-нибудь в другой раз, смотри сколько народу! Терпеть не могу толкаться. Может, сегодня какой-то церковный праздник? Мария растерянно развела руками - знаток в этих вопросах из нее был никакой. Поэтому они молча свернули в другую аллею и пошли по направлению ко входу в музей Гайдара. Побродив около часа по его тихому прохладному залу, с грустью вглядываясь в лица на фронтовых фотографиях, они вышли на улицу и почувствовали, что проголодались. Нужно было найти какое-нибудь кафе или ресторан. Люди группками тянулись от церкви в сторону площади, на которой была остановка автобусов. Служба, видимо, уже закончилась. Мария с отцом влились в этот поток и неспеша пошли, слушая доносившуюся со всех сторон украинскую мову. Перейдя площадь, они добрались до своей машины, которая радостно пиликнула при их приближении, когда Мария нажала кнопку снятия с сигнализации. Мария очень любила этот звук, ей всегда казалось, что ее "Ягуар" так по-своему, по-машиньи, приветствует ее. Мария открыла дверцу и только хотела сесть, как ее что-то остановило. Она оглянулась, и, не веря своим глазам, замерла. Из толпы, идущей со стороны церкви, отделилась знакомая высокая фигура и пошла от площади вниз по улице. "Отец Кирилл!" - ахнула Мария, узнавшая его с первого взгляда, несмотря на то, что сегодня он был одет в цивильный костюм, а не в рясу. Оставив дверцу открытой и ничего не объясняя отцу, Мария бросилась через площадь вдогонку за священником. Подбежав к нему почти вплотную и сдерживая дыхание, она позвала его запыхавшимся голосом: - Отец Кирилл! Тот повернулся, и, увидев Марию, чрезвычайно удивился. - Мария! Откуда вы здесь? - воскликнул он. - Мы с папой приехали повидать его фронтового друга, а заодно и на экскурсию, - ответила она, чувствуя, как в ней от звука его знакомого низкого глубокого голоса поднимается волна необъяснимой радости. - А вы здесь какими судьбами? Как там Олесик, Илюша, Матрена Евлампиевна? закидала она его вопросами. - Да все Слава Богу, спасибо! А меня сегодня пригласили в здешнем храме отслужить - сегодня же престольный праздник. Была праздничная служба, служило несколько священников - со всех близлежащих храмов. - Ага, понятно. А сейчас вы домой едете? - поинтересовалась Мария. - Да, поеду домой. Пришлось от обеда отказаться - иду вот на пятичасовой автобус, а то вечерний отменили, а я не могу оставаться здесь на ночь дети, сами знаете, да и служба завтра с утра... - Отец Кирилл, а мы с папой только что собрались идти обедать. Может, вы присоединитесь к нам, а потом мы вас домой отвезем на машине, мигом домчим! - предложила Мария, и, увидев сомнение на его лице, быстро добавила: - Вы же меня обедом угощали, теперь - моя очередь! Пойдемте... Поколебавшись, отец Кирилл все-таки принял ее приглашение, и они пошли обратно к площади, где у машины их ждал ничего не понимающий отец Марии. Подойдя к нему, Мария представила отца Кирилла: - Пап, познакомься, это отец Кирилл... Отец Кирилл - а это... - А это - отец Марии, Николай Дмитриевич, - улыбнувшись, прервал ее отец, и, пожав руку священнику, спросил: - Я вас тоже должен называть отец Кирилл? Или, может быть, по имени-отчеству? - Пап, ну что ты говоришь? Ты же называешь отца Бориса отцом Борисом, укоризненно сказала Мария. - Так ему лет больше, чем мне, - весело возразил отец, - а тут передо мной вьюнош... - Ну, не такой уж я и вьюнош!.. - улыбнулся отец Кирилл, - но если вас что-то смущает, то можете называть меня просто - батюшка. Отец хмыкнул, отчего его густые седые усы "аля Рудской" встопорщились, и согласился: - Да, так, действительно лучше... - Пап, я пригласила отца Кирилла пообедать с нами, а потом мы его отвезем домой. Ты увидишь, в каком замечательном месте живет отец Кирилл, и какие у него чудесные дети! - сказала Мария. - Отлично, - одобрил Николай Дмитриевич, - тогда чего же мы ждем? Нам к вечеру еще к Григорию поспеть надо. По коням... - и приглашающим жестом открыл перед отцом Кириллом дверцу. Дожидаясь, пока отец Кирилл сядет в машину, отец бросил на Марию вопрошающий взгляд, который должен был обозначать: "Откуда ты все про него знаешь?" "Потом объясню", - одними губами ответила Мария и села за руль. В ресторане, который они заметили по пути, было довольно прилично и тихо. Сев за столик, они заказали себе обед, причем отец Кирилл ограничился овощным салатом и отварной рыбой, сославшись на пятничный пост. Отец же заказал себе жирный борщ с пампушками и свинину на ребрышках. А Мария, с оглядкой на отца Кирилла попросила жульен с грибами и десерт. Ожидая пока им принесут еду, Николай Дмитриевич достал пачку своего любимого "Кемела", и, испросив разрешения у Марии и отца Кирилла, закурил, окутываясь дымом. Расторопная официантка тут же принесла пепельницу с гербом Украины. - Батюшка, - слегка задержавшись на этом слове, обратился Николай Дмитриевич к отцу Кириллу, - и давно вы здесь служите? - Уже пятый год, как семинарию закончил, - ответил тот. - А где семинарию заканчивали? - В Одессе. А через год, даст Бог, закончу и Петербургскую Духовную Академию. Я учусь там заочно. - Ну?! - поразился Николай Дмитриевич. - Как тесен мир! - Вы тоже заканчивали эту Академию? - окинув его изумленным взглядом, спросил отец Кирилл. - Да нет, мы с Марией просто живем в Петербурге. Вы же, наверное, знаете... - Не знал, Мария не успела мне про это рассказать, - покачал головой отец Кирилл и посмотрел на Марию. Николай Дмитриевич тоже бросил вопрошающий взгляд на дочь. Та отвела глаза. - Ну и какие у вас планы? - продолжил свои расспросы Николай Дмитриевич. - Дальше служить... - коротко ответил священник. - А куда вас распределят? Отец Кирилл улыбнулся про себя такому мирскому термину и сказал: - У меня уже есть приход, в нем и останусь. - На всю жизнь?! - не поверил Николай Дмитриевич. - А это - как Бог даст... - ...или начальство решит, - с пониманием кивнул отец Марии. - А в Питер перевестись не пробовали? - Это другая епархия, да и нет там у меня никого, кроме друга. К тому же у меня на руках двое детей, - и заметив непонимающий взгляд Николая Дмитриевича, пояснил: - Вдовец я, матушка моя умерла полтора года назад. - О-о-о, как же вы с ними справляетесь? Я вот тоже Марусеньку один растил... Когда ей было три года, наша мама умерла. Они оба опять посмотрели на Марию, которая молча слушала их разговор, и примолкли тоже, каждый погрузившись в свои невеселые воспоминания. Потом Николай Дмитриевич, извинившись, встал и отошел, сказав, что ему нужно позвонить. Мария и отец Кирилл остались одни. - Прошу прощения, отец Кирилл, - обратилась к нему Мария, - можно я задам вам личный вопрос? - Извольте... - разрешил священник. - А почему вы больше не женитесь? Вам же было бы легче... Он удивленно посмотрел на нее и ответил: - Священнослужителям не положено второбрачие по канону. У меня может быть только одна жена. - Как же так? Вы же не виноваты, что остались один! Вдовство это же не развод, когда пожили, а, не сойдясь характерами, разбежались... удивилась Мария. У нее в голове не укладывалось, что церковный закон мог требовать от совсем еще молодого человека отказаться от своего мужского естества после того, как он стал вдовцом, и посвятить себя только служению Церкви и детям. Ведь отец Кирилл, выбирая путь священника, выбирал также семейную жизнь, а не монашескую. Кто же знал, что он лишится супруги? - Неужели ваше начальство не осознает, что вам было бы легче служить, если бы вы снова женились, и ваши детки были бы под присмотром... - Начальство, как вы говорите, решает на основании церковного канона, а он гласит, что после принятия сана в брак вступать не разрешается, - объяснил отец Кирилл. - Да и матушку свою я очень любил... - добавил он, опуская потемневшие от тяжелого воспоминания глаза. - Да, конечно. Простите. Я просто подумала, что мужчине одному тяжело без женской помощи и заботы поднимать ребят. - Я не просто мужчина, я - священник. Многие овдовевшие священники вообще уходят в монастырь... Был бы я один, наверное, тоже бы прошение подал, но у меня двое детей... Так что я даже и не помышляю о другой жене, - сказал отец Кирилл, и, помолчав, добавил: - А сыновей мне Матрена Евлампиевна помогает растить, вы же знаете. - А у вас что, родных нет, кто бы взял заботу о мальчиках? - спросила Мария. - Матрена Евлампиевна все же не родственница вам, да и старенькая уже... - Дальние родственники есть, но они далеко - в Мурманске живут, - ответил отец Кирилл. - К тому же, я не хочу никого беспокоить... Ничего, мы и сами хорошо справляемся. А если Матрене Евлампиевне тяжело станет, так возьмем экономку ей в помощь. Кстати, Матрена Евлампиевна нам больше, чем родственница. Она была с нами, когда моя супруга умирала, и практически это она выходила новорожденного Олесика. Я тогда едва силы находил, чтобы отслужить воскресную службу. Мария сочувственно посмотрела на отца Кирилла. Он, заметив ее взгляд, посмотрел ей прямо в глаза и кивнул, сознаваясь: - Было такое дело, было... В отчаяние впал тогда, а это, как известно, грех большой... - Как же тут не впасть в отчаяние, если вы ее любили... - тихо сказала Мария. - И сейчас люблю... - так же тихо признался отец Кирилл, и голос его прозвучал глухо и печально. Мария вздохнула, не зная, что ей на это сказать. "Горе - горе и есть..." В это время к их столику подошла официантка и принялась расставлять тарелки с их обедом. Вернулся Николай Дмитриевич, и, окинув внимательным взглядом притихших отца Кирилла и дочь, сообщил Марии: - Я звонил Григорию. Он жутко обрадовался, что мы уже здесь, и подозреваю, что он сейчас уже мчится сюда. Отец Кирилл бросил на него напряженный взгляд и спросил, наклонившись к Марии: - Я нарушаю ваши планы? - Нет, нет! Мы собирались к дяде Грише только вечером, но теперь, естественно, он захочет как можно быстрее увидеть папу - они старые друзья, еще с фронта. - Вы воевали? - удивился отец Кирилл, повернувшись к Николаю Дмитриевичу. - Сколько же вам тогда было лет? - Лет тринадцать. - Кто же вас в таком возрасте отправил на фронт? - непонимающе спросил отец Кирилл. - Никто, - ответил Николай Дмитриевич. - Когда началась война, мы с матерью были в Ленинграде, в гостях у ее родной сестры, тети Нюры. Узнав о том, что немцы разбомбили Киев, тетя Нюра уговаривала маму остаться у нее. Но моя мать не согласилась, и, надеясь, что мы сможем прорваться домой, где нас ждал отец, заторопилась в дорогу. Мать знала, что он будет проситься на фронт, и боялась, что больше его не увидит. В принципе, так и получилось. А под Гомелем наш поезд разбомбили. Мама попала в госпиталь, а я к партизанам. В отряде я и познакомился с Гришей, он был кем-то вроде сына полка, сирота. Ему тогда было без малого шестнадцать лет. Так мы с ним вместе всю войну и прошли, - глубоко затянувшись сигаретой, Николай Дмитриевич выпустил дым и продолжил: - О матери я не имел никаких сведений, поэтому сразу же, как только война закончилась, поехал домой. И нашел уже овдовевшую мать - отец, оказывается, погиб в конце 1941 года где-то в этих краях, да и меня она уже не чаяла увидеть живым. А Гриша потом приехал ко мне в гости, ему было, в общем-то, все равно куда податься, да так и остался у нас. Вместе закончили вечернюю школу. Потом он женился, а когда я собрался в Питер на учебу, он переехал сюда, в Канев - его Галинка была родом отсюда. Канев после войны нужно было восстанавливать, а после Гриша работал здесь на строительстве ГЭС. А я так и осел в Питере. Выучился, женился на Марусиной маме, - он ласково погладил Марию по голове, - и теперь редко вижу друга. Работа и прочая суета... - Да, суета разводит людей, - задумчиво сказал отец Кирилл. - Батюшка, а вы сами-то откуда родом? - поинтересовался Николай Дмитриевич. - Из Мурманска. - А как вы оказались в Одесской семинарии, ведь Питер гораздо ближе? удивился отец Марии. - Вот именно поэтому, - улыбнувшись, сказал отец Кирилл. - В Ленинград поехал учиться мой лучший друг, он никак не хотел примириться с моим выбором, и вряд ли оставил бы меня в покое... У него насчет меня были совсем другие планы. А когда я закончил семинарию, наоборот, уговорил меня поступать в Академию в Питере. Мы с ним поддерживаем тесные отношения, и, подумав, добавил: - Да и на Украину, наверное, хотелось посмотреть, я здесь до этого никогда не был, а моим любимым писателем всегда был Гоголь ... - Понятно, - протянул Николай Дмитриевич и поинтересовался, хитро улыбнувшись: - Не разочаровались? - Ни в коем случае! И ночь здесь, действительно, тиха - думается хорошо... - рассмеялся отец Кирилл. В этот момент в конце зала раздался чей-то возглас. Николай Дмитриевич повернулся и радостно поднялся - у входа стоял могучий бородатый старик. Направившись навстречу друг к другу с распахнутыми руками, они оба одновременно задорно выкрикнули: - Микола! - Грицько! Обнявшись, друзья расцеловались, увесисто шлепая друг друга по плечам. Григорий Петрович был на три года старше Николая Дмитриевича, но выглядел он довольно браво и даже попытался на радостях приподнять друга, сжав его в борцовском захвате. - Грицько, та ты шо, люди ж дывятся! - перейдя на украинский язык, рассмеялся Николай Дмитриевич, вырываясь из медвежьей хватки Григория Петровича. Мария тоже встала, и, улыбаясь, подошла к Григорию Петровичу. Повернувшись к ней, тот ахнул: - Ты дывы, яка гарна дивчина стала! Здравствуй, донечка! - и, сграбастав ее в свои объятия, трижды расцеловал в щеки. Потом, обняв ее и Николая Дмитриевича за плечи, заторопился: - Все, все, бросайте казенные харчи, та поихалы. Галинка вже вареники з вишнею робит, вы ж з Марийкой любите. Мария в восторге взвизгнула, но потом, опомнившись, посмотрела на молча сидящего за столом отца Кирилла. - Ой, дядечку Гриша, познакомьтесь: это отец Кирилл, он служит неподалеку, в Остаховке. А это - папин друг, Григорий Петрович. Отец Кирилл встал и с чувством пожал руку Григорию Петровичу. Тот, прищурившись, посмотрел на отца Кирилла и вдруг воскликнул: - Батюшка, так це ж вы венчали мою Катеринку! Отец Кирилл развел руками, мол, он многих венчал, а потом, вдруг припоминая, спросил: - А вы тогда еще из церкви убежали весь в... - и он остановился, виновато глядя на Григория Петровича. - Точно! Ревел, як белуга, аж уся борода мокра була! Не каждый же день ридну внучечку за чоловика виддаю! Ну, все! Поихали до хаты! Батюшка, будьте гостем! - Да мне домой нужно ехать, хозяйка моя волноваться будет, - попытался возразить отец Кирилл, но Мария бросилась его уговаривать: - Я отвезу вас через два часа, поедемте!.. Она взяла его под руку, умоляюще заглядывая в глаза. Отец Кирилл слегка напрягся при ее прикосновении, и, осторожно отодвигаясь от нее, согласился на часок заехать в гости. - Вот уважили, батюшка! - обрадовался Григорий Петрович, и, потом, обняв Николая Дмитриевича, повел их всех к выходу из ресторана. - Пап! - окликнула отца Мария, напоминающе указывая взглядом на стоящую у стойки официантку. - Маруся, все в ажуре! - успокоил ее отец. Пристроившись на своей машине в хвост к "Ниве" Григория Петровича, Мария с отцом Кириллом быстро домчались до его дома. Дом у Григория Петровича был добротный - из белого кирпича, в два этажа и с подземным гаражом. На окнах красовались резные ставни, расписанные петухами и прочими украинскими узорами. Загнав в гараж вслед за дядей Гришиной "Нивой" своего "Ягуара", Мария вышла с отцом Кириллом из машины. Из дома к ним навстречу спешила полная пожилая женщина в полосатом переднике. Это была Галина Степановна, жена Григория Петровича. Расцеловав дорогих гостей и прослезившись при этом, она глянула на отца Кирилла, и, с любопытством повернувшись к Марии, спросила: - Марийка, это твой чоловик*? ____________________ * Чоловик (укр.) - муж, супруг.
Мария покраснела, и, бросив смущенный взгляд на отца Кирилла, тихо ответила: - Нет, тетя Галя, это наш знакомый, отец Кирилл из Остаховки. Но та, уже сама признав его, всплеснула руками, извиняясь за свою оплошность, и попросила у отца Кирилла благословения. Тот с невозмутимым видом благословил ее. Николай Дмитриевич и Григорий Петрович, стоявшие неподалеку, молча переглянулись и уставились на все еще пунцовую Марию и спокойного отца Кирилла. - Он вдовец, - шепнул на ухо Григорию Николай Дмитриевич. - Хочешь, шоб Марийка стала попадьей? - так же шепотом поинтересовался Григорий. - Не знаю, - растерялся Николай Дмитриевич. - Поживем-побачим, - здраво рассудил Григорий Петрович и повел друга в дом. Галина Степановна повела за ними следом Марию и отца Кирилла. Все еще смущенная Мария, поднимаясь по ступенькам в дом, бросила быстрый взгляд на отца Кирилла, невозмутимо идущего с ней рядом. В доме уже был накрыт стол. Из холодильника появились миски с холодным вишневым киселем, который здесь по обычаю ели ложками. А на кухне уже кипела кастрюля, ожидая первой партии вареничков...
Через час, когда они все еще сидели за столом, наслаждаясь кулинарными шедеврами Галины Степановны и отвечая на шумные вопросы хозяев, Мария заметила, что отец Кирилл начал украдкой поглядывать на ходики, висевшие на стене. Решив больше не удерживать его, Мария встала, и, поблагодарив Галину Степановну за вареники, кисель и другие вкусности, объявила, что ей нужно отвезти отца Кирилла домой. Хозяева вначале запротестовали, но отец Кирилл подтвердил, что дома его ждут дети и ему, действительно, уже пора ехать. Прочитав молитву и поблагодарив хозяев за гостеприимство, он на прощание благословил Галину Степановну и пожал руки мужчинам. Они вышли на улицу проводить их. - Марусенька, будь осторожна на дороге. И не задерживайся очень, тут быстро темнеет, и я буду волноваться, - попросил Марию отец. - Не волнуйся, пап, я мигом обернусь. Сев за руль, Мария осторожно вывела машину из гаража. Отец Кирилл сидел рядом с ней на переднем сидении, и теперь, развернувшись, ответно помахал рукой машущим им вслед старикам. - Хороший у вас отец, - задумчиво сказал отец Кирилл, повернувшись к Марии, когда они отъехали от дома Григория Петровича и свернули на центральную улицу. - Хороший, просто замечательный, - подтвердила Мария и осторожно спросила: - А ваши родители? Взглянув на Марию, отец Кирилл сказал: - Я вырос с мамой, она умерла несколько лет назад. А отец погиб на охоте, когда мне было шесть лет. - Скольких близких вы потеряли... - сочувствующе сказала Мария. - Да, - грустно согласился отец Кирилл. Они замолчали. Проезжая мимо магазина, Мария вдруг притормозила. - Отец Кирилл, вы посидите минут пять, - попросила она. - Я быстренько заскочу в магазин, куплю мальчикам чего-нибудь вкусненького... Отец Кирилл попытался ее остановить, но Мария не дала ему даже слова вымолвить: - И не возражайте, не возражайте, я не могу прийти к детям с пустыми руками, - сказала она и убежала. Оглядев в магазине стеллажи, она сгребла в пакет груду понравившихся ей упаковок с печеньем и конфетами. Пройдя мимо полки с соками (кому в деревне нужны консервированные соки?), она увидела галантерейный отдел. Среди разных бытовых вещей, типа скатертей, полотенцев, белья, игрушек, висели большие праздничные платки разнообразной расцветки. "Возьму вот этот Матрене Евлампиевне в подарок", - мгновенно решила Мария, увидев платок с кистями, на котором по сочному зеленому фону вились красные розы. Ее бабка такие большие платки обычно называла "плат" и носила его по праздникам, накинув поверх своего черного платка, который никогда не снимала с тех пор, как стала вдовой. Олесику Мария приглядела толстого пушистого зайца, и улыбнулась, представив, как малыш будет уютно спать с ним в обнимку. А Илье она купила большущий грузовик, в кузов которого тут же с облегчением поставила тяжелый пакет, и повезла за собой на веревочке. "Ну, коли всем подарки нашла, то надо и отцу Кириллу что-нибудь купить на память. Что же мне ему подарить?" - задумалась Мария, оглядывая магазин. Она представления не имела, что может пригодиться священнику. "Может быть, ремень подарить, хороший, кожаный? Он же брюки даже под рясой носит, значит, будет одевать и вспоминать. Хотя нет, слишком личная вещь получается - обвивать талию священника..." И тут Мария увидела красивый малахитовый чернильный прибор. Вещь была дорогая и долговечная. "Вот это, наверное, то, что надо - письма пишут все", - обрадовалась она. Неся под одной рукой зайца, а под другой - коробку с чернильным прибором, Мария вышла из магазина, осторожно выкатив за собой игрушечный грузовик, нагруженный остальными покупками. Отец Кирилл, увидев ее в окно, поспешно вышел из машины и направился ей навстречу. - Напрасно вы это, Мария, ничего не нужно было покупать! Зачем ребят баловать! - укоризненно сказал он Марии, снимая тяжелый пакет с грузовика. Открыв дверцу машины и укладывая подарки на заднее сидение, Мария спокойно ответила: - Затем, что обычно жизнь людей не балует, так пусть хоть в детстве порадуются! Бросив взгляд на ее роскошную машину, отец Кирилл недоверчиво посмотрел на Марию. Она правильно поняла его взгляд. - Это не жизнь меня балует, - усмехнувшись, сказала она, - а папа, и это разные вещи... Ну ладно, поехали? Отец Кирилл кивнул и сел в машину. Они выехали из города и помчались по шоссе. Увидев через полчаса знакомый поворот, за которым расстилались поля, Мария удивилась, насколько же это оказалось близко от Канева. Сообрази она это раньше, могла бы у дяди Гриши погостить, а не возвращаться к бабке. Хотя, с другой стороны, у бабки ее ждал папа. Так что, нет худа без добра... Свернув на повороте, Мария сбавила скорость и медленно поехала по дороге между обступившего их с двух сторон хлебного поля. Колосья за эти две недели еще больше поднялись и набрали силу. Вспомнив, как она тут в прошлый раз чуть не наехала на телегу басоголосого рыжего возницы, Мария рассказала об этом отцу Кириллу. Тот улыбнулся и предположил, что это был, судя по описанию, Тимофей, работающий в колхозе фуражиром. - По воскресеньям он поет в нашем в церковном хоре, - сказал он. - Голос у него замечательный. - Наверное, на фоне его баса тоненькие голоса ваших старушек звучат совсем по-ангельски, - предположила, улыбаясь, Мария. - В общем-то так, хотя на выходные сюда приезжает молодежь, которая работает в Каневе и в других ближайших городах. И многие приходят на службу со своими родителями или бабушками. И вообще, народу к нам много съезжается, особенно по праздникам. - Правда? А как же огород, скотина и прочие сельские заботы? - удивилась Мария, представляющая жизнь в деревне чем-то вроде добровольной каторги. Перед ее глазами стояла ее бабка, хоть и живущая в городке, но вечно копающаяся в огороде и хлеву, где у нее постоянно жила парочка кабанчиков. Мария ненавидела приезжать к ней на каникулы, потому что о телевизоре можно было забыть, а насчет погулять - так на это просто сил не оставалось. - Всему свое время... - ответил отец Кирилл. - К тому же вы не забывайте, что для деревенских жителей, у которых жизнь в основном сосредоточена на работе с землей и животными, приход в храм является не только обращением к Господу, но и общением друг с другом, это часть их культурной жизни, и даже отдыха, если хотите. Мария с удивлением посмотрела на отца Кирилла. Ей такая точка зрения не приходила в голову, ведь ее бабка в церковь не ходила. Николай Дмитриевич сказал как-то, что мать разуверилась в боге после того, как узнала, что ее муж погиб на фронте. Незаметно за разговором Мария и отец Кирилл подъехали к спуску в долину. Сбавив скорость и осторожно направляя машину по дороге между холмами, Мария ждала того памятного мига, когда взгляду откроется так поразившая ее в прошлый раз панорама. Отец Кирилл, взглянув на часы, предостерег Марию. - Будьте осторожнее, в это время внизу на дороге могут быть коровы, сейчас стадо как раз гонят с поля. И действительно, как только они спустились ниже, и холмы, наконец, расступились, открывая во всей красе долину, Мария увидела бредущих по шоссе и его обочинам коров. Она сбавила скорость до минимума, стараясь не очень приближаться к животным. Коровы, степенно несущие полные молока вымячки, неспеша шли перед лениво покрикивающим на них пастухом, следовавшим за ними с перекинутым через плечо длинным батогом*. ______________ * Батог (укр.) - кнут.
То с одной, то с другой стороны к стаду подходили хозяева, чаще всего ребятишки с хворостинами, и направляли коров по своим домам. Вдруг Марию что-то очень поразило. Она даже ойкнула. Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее. - Отец Кирилл, поглядите: какой-то сумасшедший бедному теленку намордник одел! Он что - кусается? Священник посмотрел на теленка, который весело трусил за своей мамашей. На его симпатичной мордочке, и правда, был надет намордник с торчащими вверх двумя металлическими усами. Отец Кирилл рассмеялся: - Да нет, он не кусается. Он просто все молоко у матери на поле высосет, если его без намордника выпустить. А так она ему не дастся: как только он подлезет к ней с этими рожками, ей станет больно и она его отгонит. - Изуверство какое, бедная корова! - возмутилась Мария. - Да и теленка жалко, он что же, весь день бродит голодный? - Ну зачем же! Он травку щиплет - намордник ему при этом не мешает. Да и недолго ему ходить с таким украшением - до тех пор, пока не приучится есть только траву. - Нет, я бы так мучить животных никогда не смогла бы! - осуждающе покачав головой, сказала Мария, и внимательно поглядывая на коров, прибавила газу. - Можно я посигналю, может, они расступятся и пропустят нас? - Лучше не стоит, они могут испугаться. Да нам и не так далеко осталось, сказал отец Кирилл. Но в это время пастух, оглянувшись на их машину, снял кнут с плеча, и, шлепая им по земле, сам быстренько очистил шоссе, согнав коров на обочину. Мария, благодарно помахав ему рукой, нажала на газ, спеша оторваться от стада, и покатила по направлению к церкви. Подъехав к дому отца Кирилла, они остановились и вышли из машины. Мария забрала с заднего сидения подарки и вручила пакет и грузовичок отцу Кириллу, сунув себе под мышку зайца и тяжелую коробку с чернильным прибором. Нагруженный отец Кирилл осторожно открыл спиной калитку и придерживал ее, пока Мария не протиснулась мимо него, на мгновение прикоснувшись к нему. Ощутив прикосновение к бедру отца Кирилла, Мария, как ошпаренная, отскочила от него. Сам же отец Кирилл то ли не придал этому значения, то ли сделал вид, что ничего не заметил... По крайней мере, он спокойно проследовал в дом. Открыв двери, они вошли в горницу, в которой никого не было. Из-за полуприкрытой двери в соседнюю комнату доносился голос Матрены Евлампиевны, напевающей колыбельную. Мария прислушалась, удивляясь, что та так рано укладывает детей спать. Котя, котя, коточек, З'ив сметанки вершочек, Тай божиться - то не я, Мабуть кицынька моя, а-а-а... пела Матрена Евлампиевна. Мария подошла к двери, и, приоткрыв ее пошире, заглянула в комнату. В углу, на матрасике, сидел Илья и строил из кубиков дом, а Матрена Евлампиевна носила на руках Олесика, покачивая его и напевая. Отец Кирилл тоже подошел к двери, и через плечо Марии заглянул в комнату. Илья заметил их, и, вскочив на ноги, радостно побежал к ним навстречу. Мария отступила в сторону, пряча за спину зайца. Отец Кирилл, быстро поставив пакет и грузовик на пол, подхватил Илью на руки, и обнял его, а потом шутливо затормошил, отчего тот пронзительно заверещал. Мария с улыбкой смотрела на них и вздрогнула, когда сзади, у ее уха, раздалось не менее оглушительное: - На, на, на!.. Повернувшись, она увидела, как Олесик, у которого сна не было ни в одном глазу, тянул к ней свои ручки. - Олесенька, - умилилась Мария, и, положив на стол зайца и коробку с подарком отцу Кириллу, подхватила малыша на руки. Тот, крепко обняв Марию, положил голову ей на плечо, но тут же отстранившись, посмотрел на нее огромными глазами и перевел взгляд на стол - на зайца. Указав пальцем на игрушку, Мария спросила Олесика: - Дать? - Дать! - согласился тот и даже пальчиками зашевелил в нетерпении. Мария поднесла его к столу и наклонила к игрушке. Олесик вцепился обеими руками в зайца и прижал его к себе, зажмурившись. Они были почти одного роста. - Что сказать надо, Олесик? - спросила Матрена Евлампиевна. - Сиба, - выдохнул мальчик. Мария поцеловала его в щечку. - На здоровье, солнышко. И тут она заметила, что ножка Олесика перебинтована. - Что случилось? - обеспокоенно спросила она у Матрены Евлампиевны. - Ничего страшного, только что упал, разбил коленку, - успокоила ее Матрена Евлампиевна. - Я промыла, положила травки и завязала, чтобы она держалась. Крику, правда, было!.. Пришлось качать его. Ничего, до свадьбы заживет. Ну-ка, Олесик, покажи бабе Мотре, кто это у тебя такой? - Не! - малыш, прижав зайца к себе, отвернулся, загораживая его телом. Мария укоризненно сказала ему: - Олесик, ай-яй-яй, покажи бабушке зайчика. Где у зайчика ушки? - Осё, - быстро показал Олесик длинное ухо игрушки и тут же спрятал его себе под мышку. - А у Олесика где ушки? - смеясь, спросила Мария. Мальчик на мгновение задумался, а потом, прижав зайца животом к груди Марии, поднял обе руки и потянул себя за уши: - Осё, маиньки... - И, правда, маленькие... - рассмеялся отец Кирилл, который стоял рядом, держа Илью на руках. Мария села на лавку, и, усадив Олесика вместе с зайцем себе на колени, посмотрела на Илью: - Илюша, а что это там стоит на полу? Илья повертел головой и увидел грузовик. - Масина... - восхищенно ответил он. - Ба-а-альсая... - и запросился с рук отца Кирилла на пол. Отец Кирилл опустил его рядом с грузовиком. Мальчик присел на корточки перед игрушкой и осторожно тронул ее пальцем. - Возьми веревку, машинку можно катать, - предложила ему Мария. Илья взял веревку и потянул ее на себя, грузовик легко сдвинулся с места и подъехал к Илье. Олесик, сидящий на руках Марии, изумленно вскрикнул, и, выгнувшись, быстро сполз с ее коленей на пол. Крепко прижимая к себе своего зайца и путаясь в его свисающих до пола ногах, он побежал к игрушке. Приблизившись к ней, Олесик остановился, а потом повернувшись спиной к грузовичку и оглядываясь на него, оттопырил попку, примерился и сел прямо в кузов. Илья шумно запротестовал, но Мария тут же вмешалась, стремясь предотвратить ссору: - Илюша, подожди, эта машина должна перевозить грузы, поэтому ее и называют грузовик. Отвези-ка Олесика вон туда - там у вас будет остановка. Мальчик недоверчиво посмотрел на Марию, потом на Олесика, восседавшего с довольным видом в кузове вместе со своим зайцем, и кивнул. Потянув веревку, он немного поднатужился и сдвинул грузовик с места. Мария хотела ему помочь, но Илья боком отодвинул ее: - Сам! - и покатил грузовик в соседнюю комнату, где в углу на матрасике лежали игрушки. Олесик восторженно закричал: - Ехаю, ехаю!.. Когда они добрались до матрасика, Мария подошла к ним. - А теперь нужно посадить в машину вот этих пассажиров, - она указала на резинового мишку, белочку с пушистым хвостом и другие игрушки, - и их тоже покатать. Олесик с готовностью выбрался из кузова, посадил в него своего зайца, и принялся помогать Илье усаживать рядом с зайцем остальные игрушки. Оставив детей заниматься своими делами, Мария вернулась в горницу. Подняв с пола пакет, она поставила его на лавку, достала из него сверток с платком и повернулась к Матрене Евлампиевне. - Вам я тоже привезла подарок, - сказала она, протягивая сверток старушке. Матрена Евлампиевна изумленно приняла сверток из ее рук и развернула. - Ой, спасибо, дитятко! - воскликнула она, и, сняв упаковку, встряхнула платок, который тут же расправился во всю ширь. - Пойду, в зеркало погляжусь, - смущенно добавила она и поспешила в соседнюю комнату. Повернувшись к отцу Кириллу, Мария посмотрела на него, и, улыбнувшись, сказала: - И вам, отец Кирилл, я тоже хочу оставить кое-что на память... Примите от меня вот это, - и она указала на лежащую на столе коробку. - Мария, - недовольно покачал головой отец Кирилл. - Напрасно вы потратились. - Не обижайте меня и примите мой подарок, - тихо попросила она. Отец Кирилл вздохнул, и, молча подойдя к столу, принялся развязывать коробку. Открыв ее, он развернул бумагу и заглянул внутрь. Марии не было видно его лица, поскольку он стоял к ней спиной, она только заметила, что спина его вдруг напряглась. "Неужели не понравилось?" - расстроилась она. Наконец отец Кирилл повернулся к ней, помолчал, внимательно разглядывая ее, а потом сказал: - Благодарю вас! Пойдемте со мной... Взяв коробку с подарком, он направился к еще одной двери, выходящей в горницу, и, толкнув ее, вошел в темную комнату. Мария, следовавшая за ним, остановилась на пороге. Единственное окно, почти полностью скрытое листвой растущей под ним яблони, едва пропускало свет. Отец Кирилл зажег настольную лампу, и пораженная Мария увидела совершенно не вписывающийся в стиль деревенского дома настоящий кабинет, почти такой же, как у нее - вдоль стен тянулись полки с многочисленными книгами, в углу стоял большой шкаф, а у окна - письменный стол, обтянутый темно-зеленым сукном, и два кожаных кресла. - Проходите, - пригласил ее отец Кирилл. Мария вошла в кабинет, с любопытством оглядывая обстановку. В воздухе знакомо пахло старой кожей и книгами, это был особый, библиотечный, запах, с детства любимый ею. - Священник должен много читать, - сказал отец Кирилл, заметив ее реакцию, и улыбнулся. Осторожно вытащив чернильный прибор из коробки, он поставил его на стол, и оглянулся на Марию. Она поразилась: - Как будто здесь и был! И, действительно, малахитовый прибор утвердился на зеленом сукне стола так, словно он стоял здесь всегда. Полюбовавшись на него, отец Кирилл отошел к шкафу, открыл заскрипевшие дверцы и достал с верхней полки большую коробку. Поставив ее на стол, он вынул из нее иконку в серебрянном окладе, связку расписанных свечей и маленькую коробочку. Вернув коробку на место, он плотно закрыл шкаф и повернулся к Марии. Глянув на нее, он задержал взгляд на ее груди. Мария инстинктивно прикрыла грудь рукой и отступила. Отец Кирилл спокойно перевел взгляд на ее лицо и спросил: - Вы, я вижу, крестик не носите? Крестика у Марии, действительно, не было - она потеряла его, когда срывала с себя ставший ей ненавистным свадебный наряд. Выскочив тогда раздетая на площадку, благо на нее выходила только дверь ее квартиры, она скрутила платье и фату в тугой узел и сбросила их в мусоропровод. И только потом, уже в пути, не почувствовав знакомого ощущения на груди, она поняла, что сорвала крестик вместе с платьем. - Не ношу, - подтвердила Мария. - Вернее, сейчас у меня его нет, но я крещенная. Удовлетворенно кивнув, отец Кирилл открыл маленькую коробочку, достал из нее крестик на витой золотой цепочке, и подошел к Марии. Зайдя ей за спину, он бережно отвел в сторону волосы с ее плеч и застегнул цепочку, слегка прикоснувшись к шее Марии теплыми пальцами. Это мимолетное прикосновение почему-то сильно взволновало ее. Она смущенно глянула на отца Кирилла, и, прошептав слова благодарности, опустила взгляд к себе на грудь - золотой крестик, украшенный мелкими рубинами, уютно устроился в ложбинке у нее на груди. Отец Кирилл отошел к столу, взял в руки свечи и иконку, и, протянув их Марии, сказал: - Примите от меня эти подарки. Я привез их из самого Иерусалима, они освящены в Храме Гроба Господня. Вот здесь тридцать три свечи по числу прожитых лет Господом нашим Иисусом Христом на нашей многогрешной земле. А это иконка Божьей матери. И да хранит Вас Господь. Вручив подарки Марии, он перекрестил ее. Мария с благодарностью склонила голову и поцеловала его руку. - Спасибо, отец Кирилл, - прошептала она, прижимая иконку и свечи к груди. Улыбнувшись и посмотрев в ее искренние благодарные глаза, отец Кирилл вдруг наклонился и поцеловал ее в лоб, погладив при этом ее по волосам. Она ошеломленно посмотрела на него и залилась румянцем. - Гляньте на меня, чем я не молодыця! - раздался за спиной Марии голос Матрены Евлампиевны. Повернувшись, Мария увидела старушку, которая подбоченясь, стояла на пороге кабинета с накинутым на плечи подаренным платком, почти полностью скрывавшим ее маленькую округлую фигурку. Глаза Матрены Евлампиевны по-молодому сияли, щеки горели румянцем под цвет розам, вытканным на платке. - Эх, кума не журыся, туды-сюды поверныся! - притопнула старушка ногой в шутливом танце, и уголки повязанного на ее голове домашнего платка встрепенулись у нее надо лбом. Мария и отец Кирилл рассмеялись. - Вам очень к лицу! - признала Мария, довольная тем, что не прогадала с подарком. - Носите на добрую память! - Спасибо, дитятко! - ответила Матрена Евлампиевна, и, подкатившись к Марии, поцеловала ее в щеку. - Ой, да что это я! Обед-то готов, сейчас вот только чайку заварю, и стол накрою. - Нет, нет, нет, - заторопилась Мария. - Мне ехать пора, а то папа будет беспокоиться, да и обедали мы уже. - Не беспокойтесь, Матрена Евлампиевна, мы, действительно, пообедали в городе, - подтвердил ее слова отец Кирилл, и, повернувшись к Марии, он спросил: - Может быть, вы побудете еще немного? - Нет, нет, спасибо, я поеду, - сказала она. - Вы же помните, что папа просил меня приехать засветло... Кивнув, отец Кирилл развел руками: - Ну что ж, был очень рад вас повидать. Передавайте поклон вашему батюшке, я был очень рад с ним познакомиться, и спасибо, что довезли меня домой. И за подарки тоже большое спасибо... - Ну что вы, отец Кирилл, не стоит благодарности, - сказала Мария, выходя из кабинета в горницу, где Олесик и Илья уже увлеченно занимались разгрузкой своего грузовика. Вспомнив, что в пакете, который она оставила на лавке, лежат еще конфеты и печенье, Мария повернулась к Матрене Евлампиевне и тихо сказала, указав на пакет: - Там еще ребятам гостинцы сладкие. Подойдя к детям, она присела рядом с ними на корточки, и протянула руку: - До свидания, мальчики. Илья, отвлекся от машины, и, посмотрев на Марию, серьезно пожал ее руку. Олесик же продолжал возиться со своим зайцем, сосредоточенно пытаясь вновь усадить его в грузовик так, чтобы его длинные ноги не свисали с кузова. Мария погладила малыша по русой головке и поднялась. Но когда она направилась к двери, Олесик оглянулся, и, сообразив, что Мария уходит, побежал за ней. Обхватив руками ее ногу, он повис на ней и громко заплакал. Мария от неожиданности остановилась. - Олесенька, да что ты, маленький, не плачь! - попыталась она его утешить, но он только сильнее расплакался. Сунув в руки отцу Кириллу иконку и свечи, которые она все еще прижимала к груди, Мария подхватила Олесика на руки, и, положив его головку к себе на плечо, стала шептать ему что-то на ушко. Мальчик затих, судорожно обхватив ее шею руками. Повернувшись к молча стоявшим рядом отцу Кириллу и Матрене Евлампиевне, Мария растерянно посмотрела на них, спрашивая взглядом, что делать. Старушка повела вокруг опытным взглядом, ища, чем бы отвлечь малыша, а потом, найдя идеальное решение, подхватила пакет с гостинцами с лавки, унесла его в соседнюю комнату и высыпала содержимое на матрасик. Вернувшись в горницу, она позвала ребят, издалека показывая им яркую пачку печенья: - А поглядите, что у бабы Мотри есть? Илья заинтересованно поспешил к Матрене Евлампиевне. Олесик тоже повернул голову и посмотрел на печенье заплаканными глазами. - Пойдем, Олесенька, посмотрим, - предложила ему Мария. Он протянул руку к Матрене Евлампиевне, держащей печенье. Мария поднесла малыша к старушке, та быстро перехватила его к себе на руки со словами: - Ну-ка, ну-ка, пойдемте, посмотрим, а что это там у нас в уголочке лежит... Пропустив в комнату Илью, который уже радостно спешил к лежащей на матрасике красочной груде, Матрена Евлампиевна закрыла за собой дверь, сказав напоследок: - Счастливого пути, дитятко! Приезжай до нас еще. Храни тебя Господь! Проводив Марию до машины, отец Кирилл вернул ей иконку и свечи, которые она тут же бережно уложила в сумку. Усевшись на водительское место, Мария посмотрела на священника долгим прощальным взглядом и спросила: - Отец Кирилл, вы позволите мне вам написать? - Да, конечно, буду очень рад, - ответил он, серьезно глядя на нее. - И даже обещаю вам ответить, тем более, что у меня теперь есть такой замечательный письменный прибор. - Тогда я вам сразу же напишу, как только вернусь в Петербург. Спасибо вам за все, - сказала она, невольно накрывая рукой висящий на груди подаренный им крестик. Он проследил взглядом за ее рукой, улыбнулся и кивнул, отступая от машины. Мария захлопнула дверцу и завела мотор. Развернувшись, она помахала отцу Кириллу рукой, и выехала на дорогу. В зеркало заднего вида она увидела, как он поднял руку и перекрестил ее вдогонку. "Это самый удивительный человек из всех встреченных мною за последние годы!" - подумала она, чувствуя, как у нее впервые за эти дни просветлело на сердце. Глядя на проносящиеся мимо холмы, поля и деревни, Мария все время возвращалась мыслями к отцу Кириллу. Каждый раз прикасаясь к крестику, она чувствовала, как этот согревшийся на ее груди кусочек металла, хранящий тепло рук отца Кирилла, наполняется для нее не только религиозным смыслом поклонения Богу, замученному на кресте, но и становится символом духовной связи людей друг с другом. Связи, которую единственно и можно назвать человеческой, когда человек человеку человек, а не средство для достижения своих целей.