Легенд и научных гипотез было множество. Икх Хоринг искали в древности и в наши дни, в Тибетских горах и в Монголии, у подножия Великой Китайской стены и в нашем Забайкалье. Автор черной тетради старательно все записал, не дав ответа на один вопрос: чей скелет на фотокарточке. Может быть, он уже нашел могилу Чингисхана?
Череп в ржавом шлеме скалил щербатые зубы. Он тоже хранил тайну.
В дверь купе постучали.
– Скелет! – охнул Жека и до глаз натянул одеяло.
Второй стук был громче и отчетливее. Дверная ручка задергалась. Я лежал у стены и ленился перелезть через Жеку.
– Отопри, – сказал я. – Это же Галя стучит ключом. Наверное, мы к станции подъезжаем.
– Да, отопрешь, а там скелет! – заныл Жека.
Щелкнул замок, открытый с той стороны железнодорожным ключом. Потрясенный Жека нырнул под одеяло с головой. Дверь с грохотом откатилась. На пороге, грозно уперши руки в бока, стояла проводница.
– Боткины-Шмоткины, Ордынск через три минуты! – объявила она, оглядывая купе. – Я вас давно предупреждала!
Жека уселся к столу и, как ни в чем не бывало, стал уплетать варенье из банки.
– Крышка потерялась, – объяснил он Гале. – Не оставлять же.
Проводница не уходила.
– Ох, и надоели вы мне! – вздохнула она. – Ей-богу, завезла бы вас подальше километров на полтысячи, если б вы мне так не надоели. А ну, живо собирайтесь! – Тут Галя заметила черную тетрадь. – Нашлась?!
Жека, бросив ложку, сцапал тетрадь и молча лег на нее животом.
– Не отберу, не бойся, – улыбнулась Галя. – Ее потерял пассажир, археолог. Так убивался, все купе вверх дном перевернул. А сошел в Ордынске. Я-то вряд ли его увижу, а вы найдете, если захотите. Отдайте ему тетрадку. Город маленький, археолог – профессия редкая и загадочная. Его все должны знать.
– Найдем и отдадим, – поддакнул Жека. Он был готов пообещать что угодно, лишь бы Галя не отняла черную тетрадь.
Я спросил, как зовут археолога, но проводница не помнила. С бородой, сказала, хотя нестарый. Погрозила нам пальцем, напомнила: «Собирайтесь!» – и ушла.
Еще час назад я собрал Жекин чемодан и свой рюкзак. Но с тех пор больному понадобилась куртка, потому что его знобило, мамина фотокарточка, потому что он соскучился, и еще полчемодана всякой всячины, потому что ему хотелось получить по шее. Вещи валялись по всему купе. Я как попало запихнул их в чемодан и, толкая перед собой Жеку, выскочил в тамбур.
Поезд замедлял ход. За окном рваными полосами стлался туман. Большая оранжевая луна висела низко, почти касаясь островерхих елок. Тайга начиналась шагах в двухстах от железной дороги.
Больной оттеснил меня от окна и прилип носом к стеклу.
– В такие лунные ночи покойники встают из могил, – озабоченно заметил он.
– Жека, тебе не надоело? – вздохнул я. – Ты же сам себя пугаешь больше, чем других.
– Просто я знаю, как тонка ниточка, на которой висит человеческая жизнь, – мрачным голосом поведал больной.
Подошла Галя с флажками в руках. За окном проплыл длинный дом с одиноким светящимся окошком, и поезд встал.
– А где же город? – спохватился я.
Галя махнула рукой:
– Там.
Но и там, то есть за окном с другой стороны тамбура, темнела такая же размытая туманом стена тайги.
– До него еще автобусом ехать. Как сойдете, так сразу дуйте на остановку, – сказала Галя, открывая дверь.
Пахнуло сыростью и запахом древесной гнили. Только мерцающий свет в окне говорил, что на станции есть люди. Порог вагона обрывался в темноту. А где перрон?!
Высунувшись за дверь, я увидел далеко внизу асфальтовую полосу на земле. Прыгать с тяжелым рюкзаком было страшновато, сползать – стыдно перед Галей. Пока я раздумывал, щуплая на вид проводница вдруг отодвинула меня легко, как надувного. Нагнулась, повозилась и с ржавым скрипом подняла целый кусок пола. Под откинутым настилом темнели ступеньки.
– После десятого прыжка мозг десантника утрамбовывается до объема бараньего, – назидательно сказала Галя, она любила щегольнуть военными хохмами, подхваченными от пассажиров.
Я сошел и помог спуститься Жеке.
– Счастье какое! Хоть отдохну без вас, Петкеры-Шметкеры! – вздохнула Галя.
– Мы еще обратно поедем, – бодро пообещал Жека. – Не успеете соскучиться!
– Я лучше уволюсь, – ответила проводница.
В тамбур выскочили две тетки с большими сумками. Я их видел и раньше, только не знал, что они едут в Ордынск. Суетясь и толкаясь, тетки сошли на перрон и умчались. С топотом и гиканьем пробежала навьюченная компания из другого вагона, человек шесть. Позади семенил старичок с мешком на тележке, монотонно зудя:
– Ребятки, ребятушки, скажите, чтоб подождал.
Посадка в автобус больше смахивала на бегство.
– Вот так всегда здесь: и несутся, и несутся, – зевая, заметила Галя и спохватилась: – А вы чего думаете, Ломоносовы?! Бегите, другого автобуса не будет!
– За нами тетя приедет на машине, – сказал я. – А почему автобуса не будет?
– Ну, будет через сутки, когда обратный поезд остановится. Тебе от этого легче? – ответила проводница, поднимая флажки.
Поезд сейчас же тронулся. Простучали колеса, промелькнули огни, и тогда мы увидели автобус. Он стоял за переездом, светясь в темноте окнами, как стенка с аквариумами в зоомагазине. Тетки из нашего вагона уже рассаживались. Пассажиров было немного, человек десять. Позади автобуса белел капот легковушки, и я совсем успокоился: машина есть, остается найти тетю Свету. Может, она сидит за рулем и ждет, что мы сами подойдем – это в ее характере.
Мимо пронеслась девчонка в цветастом сарафане. Увидела нас и вернулась:
– Вы что стоите? Автобус!
– А мы трамвая ждем! – прикололся Жека.
– Дурак!
С тех пор, как брат получил справку, он стал крепко обижаться на «дурака». Запыхтел, сжал кулаки:
– Что ты сказала?!
– Пойдемте уже! – Девчонка схватила наш чемодан, но Жека заступил ей дорогу:
– Нет, повтори, что ты сказала!
– Ну, дурак. Дурак, дурак, дурак!.. – очередью выпалила девчонка. – Доволен?
Жека запыхтел громче и стал бить копытом. Девчонка показала язык. Откуда она взялась на мою голову?
– А иди-ка ты, девочка, на автобус, – сказал я, вставая между ними. – Оставь чемоданчик!
– Я из кружка! Я помочь хотела, а вы…
– Мы сами справимся. Иди. Вон, тебя зовут!
На нас глазел весь автобус, многие махали руками. Я так и не понял, с кем была девчонка. Встречала, наверное, кого-то – не в поезде же приехала одна и без поклажи.
Девчонка дернулась бежать к автобусу, обернулась:
– Он же уедет сейчас, идиоты!
Услышав «идиотов», притихший было Жека взорвался. Драться он совсем не умеет, зато напористый. Зажмурился и молотит воздух руками. Я поймал его за шиворот, Жека вырывался и вопил:
– Наших бьют!
– Он у тебя всегда такой психованный или только в полнолуние? – подлила масла в огонь девчонка.
Жека совсем рассвирепел. Он рыл асфальт ногами. Его воротник трещал у меня в кулаке.
Прогудел автобус. Водитель закрыл и снова открыл дверцу, предупреждая, что ждать не собирается.
– Не помогай нам, беги! – закричал я девчонке.
– Я же из кружка! Я – помочь… Да тьфу на вас! – Девчонка швырнула чемодан и рванула к остановке.
Мы с Жекой смотрели, как она, вскочив на подножку, кидается к водителю и что-то ему говорит. Тот еще раз погудел, я в ответ помахал рукой. Автобус тронулся с открытой дверцей, как будто спрашивая: «Не передумали?» Лучи фар скользнули по белой машине. Она была разбита в аварии так давно, что сдутые колеса успели уйти в землю.
Дверца лязгнула, свет в автобусе погас.
Глава IV. Поезд, которого не было
Мы бросились за автобусом, но было поздно. Еще недолго в тумане маячили два оранжевых огонька, а потом и они пропали. Дорога была безнадежно пуста.
– А чё она обзывалась? – несмело сказал Жека. Он чувствовал себя виноватым.
– А чё ты драться полез?.. Я вот думаю, из какого она кружка.
– Из такого, в котором обзываются. И чемоданы тырят! – непримиримо буркнул Жека.
– Позвоним, – решил я. – Наверное, у тети Светы шина спустила или еще что-нибудь.
– Например, авария. Со смертельным исходом.
Мне было муторно и без Жекиного карканья. Тетя Света – военный человек, забывать и опаздывать просто не умеет. Если бы не могла приехать сама, то прислала бы за нами знакомых. А раз не приехала и не прислала, то беда случилась с ней по дороге на станцию. Что с тетей Светой? И как нам теперь выбираться? Идти пешком?.. Но мы не знали, как далеко до Ордынска. Дорога, по которой уехал автобус, упиралась в стоявшую стеной тайгу и пропадала.
Я с умным видом посмотрел на часы. Было без двух минут двенадцать. Наше положение от этого ничуть не изменилось.
– Позвоним, – повторил я и стал искать в рюкзаке мобилку. Ее приходилось зарывать подальше, чтобы Жека не названивал маме каждый час.
* * *Вдали послышался стук колес. Он приближался с той стороны, куда ушел наш поезд. Мы еще видели на повороте светящиеся бусинки его окон. Скоро они растаяли в тумане.
Вдали послышался стук колес. Он приближался с той стороны, куда ушел наш поезд. Мы еще видели на повороте светящиеся бусинки его окон. Скоро они растаяли в тумане.
А колеса встречного стучали все громче. Закрыв глаза, я бы сказал, что до поезда километра два. Но тогда мы заметили бы огни, а их не было. Рельсы блестели в лунном свете. Две рельсы, только две. Задачка из учебника для сумасшедших: «По одноколейной дороге выехали навстречу друг другу два поезда. Как они разъехались, если известно, что столкновения не было?»
– Это наш поезд, – сказал Жека. – Галя высадила нас раньше времени, а потом спохватилась и дала задний ход.
На мгновение я ему поверил. Все же поезд, вернувшийся за потерянными пассажирами, – не такая чертовщина, как два поезда, проехавшие друг сквозь друга. Потом до меня дошло:
– Где-то здесь боковая ветка!
– Какая еще ветка? – не понял Жека.
– Еще одна железная дорога, до города.
– Само собой, – с облегчением сказал Жека, и я понял, что он здорово испуган.
Поезд приближался. Мы слышали тяжелое пыхтение локомотива. И вдруг он свистнул! Не прогудел, как тепловоз, не взвизгнул, как электричка, – свистнул. Паровоз, понял я, хотя видел паровозы только в кино.
Если судить по звукам, поезд был уже в километре от нас. Еще минута – и пролетит мимо. Вихрь бежал нам навстречу, пригибая кусты и взметая мусор с насыпи. НО ПОЕЗДА МЫ НЕ ВИДЕЛИ.
Жека пискляво икнул.
На рельсы упала глубокая тень, совсем не похожая на силуэт идущего без огней поезда. Я бы не взялся даже приблизительно нарисовать ее форму – какая форма у темноты?
Тень уже накрывала нас, когда Жека, не переставая икать, шагнул на край перрона. Я успел поймать его в охапку. Жека вырывался и тянул меня под колеса призрачного поезда. Что-то блестящее вылетело из его кулака и упало на просвечивающие сквозь тень рельсы.
Лица нам обдало горячим паром. Я слышал ход паровозных шатунов и видел, как пустые рельсы прогибаются под многотонной тяжестью. Тень опять свистнула, заставив нас отшатнуться, и помчались призрачные вагоны. В ноздри ударяли запахи то навоза и сена, то печной гари. Ржали кони, метались над перроном взвизги гармошки и обрывки песен. В памяти у меня надолго застрял обрывок «Яблочка», пропетый с варварским выговором: «… куды котисся?» Остальных песен я не знал.
Не знаю, что чувствовал Жека, а у меня мороз бежал по спине, бежал и застыл, как вмерзший в позвоночник ледяной дворницкий лом. Я не мог ни шевелиться, ни думать, а просто стоял, мертвой хваткой вцепившись в Жекины плечи. Вихрь от проносящегося поезда трепал наши волосы. Мы смотрели в упор и видели только пустые рельсы!
Прогромыхал последний вагон, и тогда я услышал Жекин крик:
– Гляди!
Я поднял голову. Тайга, которая полминуты назад ясно виднелась за железной дорогой, исчезла. Перед нами стояла молочная стена тумана. Слева, где еще стучали колеса призрачного поезда, по ней как по экрану ползли тени куцых двухосных вагонов. Тень дыма из паровозной трубы завивалась над ними.
Глава V. А люди где?
– Совсем очумел! – заорал я на Жеку. – Ты куда под колеса лез?!
– Ничего я не лез, а только монетку бросил. Хотел посмотреть, как ее расплющит.
– Посмотрел? – Я тряхнул его за плечи. Жека был вялый, как снулая рыба. – Посмотрел?!
– Это они очумели: без света ездят, – сказал он, уселся на чемодан и заплакал.
– У них авария. Неполадки с электричеством, – успокоил я то ли брата, то ли себя. Других объяснений у меня все равно не было.
Мы поглядели на дом. Окошко в нем погасло.
– И здесь авария? – хлюпая носом, доверчиво спросил Жека.
– Авария по всей железной дороге. И здесь, конечно, тоже. У обходчика же нет своей электростанции. – Я нащупал в рюкзаке фонарик и отдал Жеке. – Свети. Сейчас разыщем телефон…
Жека пощелкал кнопкой – не горит – и рыдающим голосом выдавил:
– Ал-леша! С фонариком тоже ав-вария!
Вот еще новости! Я же сам проверял фонарик совсем недавно, когда укладывал разбросанные Жекой вещи… Вынув батарейки, я поскоблил контакты монеткой, собрал фонарик, включил… Ни проблеска.
– Обойдемся. Луна вон как светит, – беспечно сказал я. Полез в рюкзак и почти сразу наткнулся на телефон. – Сейчас разыщем тетю Свету! У меня оба ее номера вбиты: и мобильный, и рабочий…
Телефон молчал, как булыжник. Я жал на кнопки, но экран оставался черным.
– Приема нет. Наверное, тайга мешает, – соврал я. – Пойду к обходчику, разузнаю, что случилось.
Жека отвернулся и с увлеченным видом стал смотреть на луну.
Я пошел один. Перрон был разбит, как будто его специально долбили ломами. Раньше я этого не заметил.
– Алеша! – окликнул меня брат и замямлил: – Алеш, это… Э-э-э… Помоги мне монетку найти!
Насколько я понял, Жека не мог решить, что страшнее – идти со мной или оставаться. Я отвернулся и через плечо показал ему фигу.
Шагов через пять брат догнал меня.
– Я хотел постеречь вещи, а потом думаю: никто их не возьмет, – сказал он, вцепляясь в мою руку.
Я шел и думал, что Жеке хорошо, у него есть, за кого держаться. Соображать за двоих должен я, потому что мне уже четырнадцать. Хотя сейчас я остро чувствовал, что мои «уже четырнадцать» на самом деле «всего-навсего четырнадцать». Я мечтал, чтобы обходчик оказался незлым, неглупым и не пьяным. И чтобы у него был телефон.
Почему мы решили, что в доме живет обходчик, кто первый это сказал, я уже не помнил. Железная дорога – значит, должен быть обходчик или начальник станции. Словом, взрослый служивый человек, обязанный позаботиться о пассажирах.
Чем ближе мы подходили к дому, тем заметнее становилось, что человек служит спустя рукава. Хоть бы рамы побелил. И название станции не мешало бы вывесить. И расписание поездов.
Из дома не доносилось ни звука. Хозяина ничуть не беспокоило, что свет погас.
– А где стекло? – спросил Жека.
Я сам уже видел, что оконная рама пустая. Ответить было нечего, я только крепче сжал Жекину руку.
Приоткрытая дверь тихо поскрипывала на ветру.
– Я дальше не пойду, там скелеты, – объявил Жека.
– Тогда стой здесь или беги вещи караулить. – Я оглянулся. Чемодан и рюкзак едва различались в тумане. Никто их, конечно, не возьмет. Но я ведь не мог сказать брату: «Ты трус».
– Нет, лучше я с тобой, – вздохнул Жека. От волнения он ковырял ногтями мой большой палец.
– Прекрати, – сказал я.
Дошли до крыльца со сломанной ступенькой. Я шире открыл дверь, и пронзительный скрип ударил по нервам. Жека присел от испуга и гирей повис у меня на руке. Его пришлось втаскивать в дом.
Наверное, здесь и вправду когда-то жил обходчик или сторож. На комнату начальника станции эта каморка не тянула. Свет луны из дверного проема косо падал на большую печку, выходящую задней стеной в другую часть дома. Два окна, некрашеная лавка и на ней остатки валенка, растасканного по норам какими-то грызунами. Вместо вешалки – ряд вбитых в стену деревянных колышков. Убожество, как в спектакле про крепостное крестьянство. Герасим и Муму. Доски с пола были кое-где оторваны, и Жека чуть не кувыркнулся в щель. Я удержал его и посмотрел на потолок. Глаза различали в темени облупленную побелку – и больше ничего. Ни лампочки, ни проводов. Спрашивается, что светилось в окне…
Вторая часть дома была раз в десять больше и уже напоминала станцию. Лавки по стенам, дощатая будка с надписью «Касса» и закрытым фанеркой окошком – зал ожидания. Жека постучался, фанерка упала и провалилась внутрь будки.
– А люди где? – спросил Жека, снова терзая ногтями мой палец. – Я же видел: окно горело!
Посмотрев на потолок, я и здесь не увидел ни проводов, ни лампочек.
– Окно не горело, нам показалось, – твердо сказал я. – Глянь, крыша-то дырявая. Мы через окно увидели дыру, а в дыре – луну, и подумали, что свет горит.
Брат молча принял объяснение. Но сам-то я знал, что задачка с луной, дырой и окном имеет единственное решение: когда все три точки выстроятся в ряд. Сейчас луна справа, дыра слева, окно внизу и посередине. Смотри хоть задом наперед, просунув голову между ног, но треугольник не станет прямой линией.
И еще об одном я смолчал, чтобы не пугать Жеку: в зале ожидания не было мусора. Ни фантика, ни окурка, ни прилипшей жвачки. Пыль была. Мы протоптали в ней две дорожки, одинокие, как следы астронавтов на Луне.
В этом зале ожидания никто не ожидал поезда. Сюда за все лето, а скорее, и за много лет не зашел грибник или охотник, чтобы укрыться от дождя и выкурить сигарету.
ОНИ ЗНАЮТ О ПРИЗРАЧНОМ ПОЕЗДЕ, понял я. ВСЕ. ВЕСЬ ГОРОД. И все молчат. Потому что призраков не бывает. Нормальный человек об этом и спорить не станет. А если находились упрямцы, утверждавшие, что сами видели, верней, не видели призрачный поезд, так они теперь доказывают свое в дурдоме. А остальные притворяются, будто ничего особенного нет. Нормальный водитель не откажется ехать в рейс из-за какого-то призрака, а подгонит автобус к станции точно по расписанию. Нормальные пассажиры пулей полетят кто с автобуса на поезд (на нормальный, разумеется), кто с поезда на автобус. Они рассядутся и уедут, пряча глаза друг от друга, когда вдали загудит невидимый паровоз.