— Маркиз правду говорит! — воскликнул, засмеявшись, Милон, — для чего же и Каноник на свете?
— Тс! — остановил его Этьенн де Монфор, — никогда не надо так громко называть имена, мой друг!
Он ушел из галереи и отправился в ту часть Лувра, где была половина Мазарини.
Каноник, так все еще называли графа Фернезе прежние товарищи, принадлежал к числу первых приближенных Мазарини и был его правой рукой и советником.
Как нам известно, он вышел из мушкетеров и не только надел платье Ордена, но даже сделался его генералом.
Это было, однако же, тайной, кроме того, граф Фернезе занимал еще светскую должность непосредственно при новом министре Франции.
Каноник знал все распоряжения Мазарини и в то же время стоял выше него, потому что охранял его и во многом руководил им.
Увидев вошедшего маркиза, он вежливо подошел к нему и попросил пройти в одну из соседних комнат, где они остались вдвоем.
Каноник дружески протянул прежнему товарищу руку, но выражение его лица при .этом не изменилось.
— Очень рад, — сказал он вполголоса, — что скажешь?
— Пришел попросить у тебя сведения об одном довольно таинственном деле, — сказал маркиз.
— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь узнал об этом деле?
— Нет, мой друг, я хочу только узнать о месте, где находится лицо, которое меня интересует.
— Говори, ты же знаешь, я всегда рад помочь тебе.
— Я знаю, что у тебя до сих пор сохранились к нам дружеские чувства, — сказал маркиз, — поэтому я и обращаюсь к тебе. Мне поручили узнать о дальнейшей судьбе одного мальчика, которого прежний кардинал отослал в какой-то отдаленный замок. Где этот замок — мы не знаем.
— Загадочное поручение, — сказал, улыбнувшись, Каноник.
— Почти что. Нам необходимо как можно скорее разыскать этот замок, поэтому я решил обратиться к тебе за помощью. Возможно, дашь нам какие-нибудь сведения.
Каноник внимательно посмотрел на маркиза своими беспокойными серыми глазами.
— Ты говоришь о мальчике и о замке, — сказал он, — не можешь ли ты рассказать еще о каких-нибудь подробностях, чтобы мне было понятнее, о чем идет речь?
— Только то, что кардинал отправил мальчика с рыцарем Раймондом.
Лицо Каноника оживилось.
— Кто вам поручил узнать о мальчике, ничего не расспрашивая о нем? — спросил он.
— Королева.
— Я тебе по секрету отвечу на твой вопрос, — продолжал Каноник, — рыцарь Раймонд уехал с мальчиком, которого вам поручено навестить, в один старый замок, недалеко от Пиньероля.
— Так называется пограничный город? — спросил маркиз.
— Да, он на самой границе с Италией.
— И ты точно знаешь, что мальчик там?
— Могу тебя уверить, что вы его непременно найдете там. Но посоветую вам быть очень осторожными при посещении и стараться, чтобы вас не видели. Насколько я знаю, туда никому не позволено заезжать, хотя замок и без того стоит в лесу, в стороне от всех дорог.
— Благодарю тебя за хорошее сообщение, теперь, я думаю, нас ждет удача, — и твоему совету мы, конечно, последуем.
— Счастливого пути, друг мой, — ответил Каноник, — кланяйся виконту и Милону.
Он читал письма, которые Ришелье несколько раз писал пиньерольскому поверенному и из них знал, как называется замок, в котором скрывали мальчика.
Маркиз вернулся к товарищам и сообщил все подробности. Мушкетеры решили ехать в тот же вечер.
Встретившись в условленный час на заставе, они сели там на заранее приготовленных для них лошадей и помчались по дороге, которая вела в Мельон, Невер и Лион.
Путь был далекий, они ехали, почти не останавливаясь, итолько на десятый день приехали в Бриансон. Переночевав и Бриансоне, мушкетеры осторожно стали собирать сведения о Пиньероле и его окрестностях.
До городка оставался еще день езды.
Никто, по-видимому, не имел понятия о замке, стоявшем недалеко от Пиньероля.
Уже на другой день они поспешили к месту своего назначения. Подъезжая вечером к Пиньеролю, они спросили у встретившегося крестьянина, не знает ли он тут старого охотничьего замка? Тот ответил, что в окрестностях есть только один замок, который стоит в глубине леса, и указал при этом на черную полоску на горизонте.
Мушкетеры поблагодарили и поехали в указанном им направлении к лесу, чтобы успеть к замку до наступления ночи.
Маркиз напомнил друзьям о предостережении Каноника, и они решили не входить в замок, а сначала хорошенько узнать местность, чтобы решить, каким образом собирать сведения — открыто или тайно.
Когда они подъехали к лесу, уже совершенно стемнело, так что в двадцати шагах едва ли можно было разглядеть что-нибудь. К счастью, взошла луна, и немного осветила дорогу. Но постепенно она скрылась в тучах, и трое всадников опять остались в темноте.
Дороги они не знали, а лошади с трудом пробирались сквозь разросшиеся кустарники, ветви которых почти лежали на земле.
Наконец они сошли с лошадей, взяли их под уздцы истали пробираться наугад.
Вскоре маркиз тихо сообщил товарищам, что цель близка, и вышел из чащи деревьев на лесную поляну, на противоположном конце которой виднелся старинный мрачный замок.
Милон и виконт подошли к нему.
В замке и вокруг него царила мертвая тишина. Не слышно было лая собаки, не видно было ни одной живой души. Только в одном из окон виднелся свет.
Маркиз оставил свою лошадь товарищам, оставшимся на опушке леса, а сам, постоянно озираясь по сторонам, начал осторожно пробираться к порталу.
Слабый свет из окна освещал ему дорогу.
Маркиз беспрепятственно прошей переднюю и поднялся по лестнице наверх. Он старался идти все время в одном направлении, так как в замке было совершенно темно, и, наконец, дошел до огромной двери. Пробивавшийся сквозь дверь свет означал, что там, за высокой дверью находился, вероятно, кто-то из обитателей таинственного замка.
Он постучался.
Прошло несколько секунд, прежде чем он услышал звук шагов, и дверь отворилась.
Маркиз увидел перед собой сгорбленную старушку, испуганно отступившую в глубь комнаты.
— Не бойтесь, — сказал он, — я не разбойник и не враг этого дома. Я, кажется, узнаю вас, хотя мы и не виделись уже много лет.
— И я, кажется, узнала вас, благородный господин, — войдите и не сердитесь на меня за то, что я вас испугалась. Я не привыкла видеть гостей в этом уединенном замке, который все обходят стороной. Я живу здесь уже очень давно. Скажите мне, пожалуйста, как ваше имя?
— Я маркиз Эжен де Монфор, а вы жена рыцаря Раймонда.
— Маркиз… да, да! Ах, как это я могла забыть! — воскликнула старая Мариэтта, радостно всплеснув руками, да вы маркиз! Теперь я, наконец, узнала вас, хоть вы и очень изменились с тех пор. Как я рада!
— Мы с вами старые друзья, мадам Мариэтта, — сказал маркиз, пожимая руку старушке.
Она пододвинула ему старинный стул с высокой спинкой.
— Да, мы друзья, и всегда были ими. Какая это для меня неожиданная встреча! Я уже не надеялась когда-нибудь увидеть кого-нибудь из прежних знакомых! А вы вот и приехали. Вы должны мне много, много рассказать.
— С удовольствием, с удовольствием, мадам Мариэтта, а где же рыцарь Раймонд? — спросил маркиз.
Старушка помолчала с минуту, невыразимая грусть появилась на ее лице.
— Лежит в сырой земле… вон там, на опушке леса, — ответила она заплакав.
— Тяжелая это для вас потеря, мадам Мариэтта! И вы, все-таки, остались здесь ради мальчика!
— Разве вы знаете о нем, господин маркиз? — с удивлением спросила Мариэтта.
— Знаю только, что вы взяли его к себе на воспитание, и больше не хочу ничего знать.
— Здесь произошли тяжелые перемены после смерти мужа, — ответила со вздохом старушка. — Лучше и мне было бы уйти за ним. Только ради мальчика я еще продолжаю здесь жить.
— Вы разве совсем одни в замке?
— К нам прислали сюда управляющего — злого, жестокого человека. Но я не смею ничего больше вам сказать, а то он услышит мои жалобы, и тогда еще хуже будет. Его сейчас нет дома, но он каждую минуту может вернуться. Его прислал сюда кардинал.
— Какой кардинал, мадам Мариэтта?
— Ну, да какой же больше, как не Ришелье?!
— Но он уже умер, теперь вместо него Мазарини.
— Умер? — спросила Мариэтта, — я уверена, что господин Гри мучает мальчика по его приказанию.
— Господин Гри.
— Знакомое имя… да, да! Припоминаю… это один из телохранителей кардинала, злой, грубый малый!
— Вы его знаете, тогда пусть лучше он ничего не знает о вашем приезде.
— Я слышал по дороге сюда, что к замку никому не разрешено приближаться?
— Мы здесь живем, как на уединенном острове, господин маркиз. Ах, как подумаю о прошлом… Теперь совсем не то. Еще часто вспоминаю также и о вас, и о прекрасной Магдалене Гриффон.
— Но я исполнил свое обещание! — проговорил маркиз с чувством.
— Великий Боже! Что же такое случилось? У вас ужасно мрачное лицо!
— Великий Боже! Что же такое случилось? У вас ужасно мрачное лицо!
— В жизни каждого человека существует нечто, чего он касается неохотно, что он уже похоронил, но от чего сам он не освободится до последнего вздоха.
— Так, значит, красавица Магдалена умерла!
— Все равно что умерла. Не расспрашивайте меня. Тяжело ведь ворошить старые раны.
— Понимаю вас, маркиз. И вам, оказывается, пришлось пережить много горя. Не буду одолевать вас расспросами, а лучше пожелаю вам душевного покоя. Что бы там ни случилось с вами, вы всегда заслуживали того, чтобы провидение спасло и избавило вас от всяких горестей, потому что я до сих пор не встречала дворянина добрее и благороднее вас. Я так рада, что опять вижу вас. Да и покойные ваши родители, их сиятельства маркиз и маркиза, всегда были ко мне так милостивы, когда я у них служила. Ведь я и ко двору-то попала благодаря покойному маркизу, — а я не такой человек, чтобы забыть добро, которое мне сделали.
— Так послушайте же, зачем я пришел. Внизу меня ожидают двое товарищей, — виконт д'Альби и барон Сент-Аманд, — вы ведь их знаете.
— Да, я раньше часто встречалась с ними.
— Нам поручено узнать, как поживает мальчик и повидать его.
— А если управляющий узнает?
— Вы же сказали, что его нет дома.
— Да. Но он поехал верхом влес и каждую минуту может возвратиться, — проговорила старушка.
— Ну, вот мы и воспользуемся этим. Я сейчас позову своих друзей, а вы отведете нас к мальчику. Где он?
— В погребе.
— Как, разве его держат взаперти?
— Управляющий поступает с ним просто бесчеловечно! Он запер бедного мальчика в сырой подвал. Никакие мои просьбы не могли подействовать на Жюля Гри. Это сам демон. До его приезда все было хорошо, но теперь…
— Ну, так ведите же нас в подвал. Я завсе отвечаю! — проговорил маркиз каким-то особенным тоном.
— Это не так легко сделать, как вы думаете. Вы не знаете этого человека. Он держит ключ от подвала у себя в квартире.
— Не бойтесь ничего. Мы добудем и ключ. Мы обязаны сами увидеть мальчика.
— Да уж я знаю, что вы сумеете сделать так, чтобы облегчить жизнь бедному ребенку, — сказала Мариэтта, — я сама его так полюбила, и мне очень тяжело и горько смотреть на все его мучения.
— Так чего же нам еще ждать, — пойдемте скорее!
Мариэтта взяла свечу и вышла из комнаты. Маркиз пошел за ней. Бедная женщина была, видимо, и испугана, и озабочена. Ее мучила мысль, что будет, есливозвратится управляющий и застанет ее с мушкетерами внизу, у мальчика? Тогда он сразу догадается, что она взяла ключ из его квартиры. Мушкетеры уедут, а она останется одна, беззащитная и обреченная жертва жестокого управляющего. Но мысль о возможности облегчить участь мальчика заставляла ее пренебрегать всеми этими соображениями.
Вместе с маркизом она пошла в комнату Гри, затем спустилась вниз.
Маркиз позвал своих товарищей. Молодые люди приветливо поздоровались с Мариэттой, пока та открывала дверь на темную лестницу, спускающуюся в подвал.
— Ведь это просто злодейство! — вскричал виконт, — посадить ребенка в эту темную сырую яму и держать его там на хлебе и воде. И давно он там?
— Да уже несколько месяцев. Сначала один молодой человек, который, кажется, знал и любил мальчика, носил ему чего-нибудь получше, да управитель и это запретил.
— А откуда же он сам-то брал хорошее кушанье и как ухитрялся передавать их мальчику? — спросил маркиз.
— Тут был прежде кастелян, Баптист Раналь, — отличный, добрейший старичок. Он поселился далеко в лесу, чтобы не иметь дела с Гри. Так вот, тот молодой человек у него-то и брал разные мясные кушанья, подавал их мальчику в отдушину в подвале. Только Гри один раз увидел его, страшно разозлился, обещал застрелить его, а ребенка перевел в такое место в подвале, что там его уже никак не достанешь.
Мушкетеры стали расспрашивать Мариэтту о молодом человеке и сразу же узнали по ее описанию своего воспитанника Нарцисса, который все еще странствовал, разыскивая укротителя зверей, Джеймса Каттэрета, чтобы узнать от него что-нибудь о своей матери.
Они, наконец, спустились в темный подвал, в котором страдал несчастный маленький Луи.
Ребенок был до того напуган, что никак не решался подойти к ним. Его свеженькое и веселое личико стало мертвенно-бледным и выражало столько горя и страданий, что не походило на детское.
Вид этого ребенка глубоко тронул мушкетеров. Они не имели права тотчас же наказать управляющего за его злодейство, но каждый в душе дал слово жестоко отомстить ему за все страдания ни в чем не повинного ребенка.
Вдруг наверху, во дворе, раздались тяжелые быстрые шаги. Старая Мариэтта страшно перепугалась. Луи задрожал от страха, быстро бросился в темный угол и притаился там, едва переводя дыхание.
— Управляющий приехал! — в ужасе вскричала старушка.
— Пойдемте с нами наверх! — сказал маркиз, — и не бойтесь ничего.
Подходя к главному входу, они увидели какую-то высокую шатающуюся фигуру с мертвенно бледным лицом и глазами, налитыми кровью.
— Боже мой, Раналь! Что с вами! — вскричала Мариэтта, подбегая к старику, который, видимо, едва держался на ногах.
— Управляющий… в меня … выстрелил… — ответил тот прерывисто.
— Вы ранены?
— Я умираю… он… убил… проклятый!
— Да что же у вас с ним произошло? За что?..
— За то, что я кормил ребенка.
— Проклятие и смерть негодяю! — вскричал Этьенн, не будучи больше в силах сдерживать возмущение. — Я рассчитаюсь с ним сейчас же, будь, что будет!
— Отомстите за меня и за ребенка, — уже угасающим голосом проговорил Баптист и упал на землю.
Милон подбежал и нагнулся над ним. Старый кастелян еще раз глубоко вздохнул и отдал Богу душу.
Мариэтта, не выпуская из рук свечи, опустилась на колени возле тела и тихо шептала молитвы. Между тем Этьенн вышел за ворота замка, чтобы там дождаться Жюля Гри.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I. МАЗАРИНИ
Король Людовик XIII только на полгода пережил своего министра Ришелье: он умер 13 мая 1643 года. Перед смертью, по настоянию Мазарини, Людовик учредил так называемый правительственный совет, который должен был управлять государством вместо его несовершеннолетнего сына.
Мазарини также примирил короля с его братом Гастоном Орлеанским, а несчастная Мария Медичи в то время доживала свои последние дни в Кельне, в крайней бедности.
Анна Австрийская, во-первых, была возмущена в душе действиями Мазарини, вследствие которых власть ускользала из ее рук, а во-вторых, Гастон Орлеанский был ей лично неприятен, ведь она надеялась быть полновластной регентшей.
Но Мазарини настоял на своем и уговорил короля сделать его государственным советником и членом нового правительственного учреждения, которому предназначалось управлять Францией под президентством герцога Орлеанского, до совершеннолетия Людовика XIV.
Анна Австрийская была очень недовольна кардиналом, и даже не хотела первое время принимать его.
Герцог Орлеанский немедленно воспользовался этим, чтобы приблизиться к королеве и уверить ее в своей преданности. Он сильно недолюбливал кардинала и втайне завидовал ему.
Вместе с ним к королеве, называвшейся с этих пор королевой-матерью, явился также и принц Конде, старавшийся склонить ее на сторону аристократии и принцев, которые были настроены против Мазарини из-за того, что все высшие должности в государстве он раздавал своим итальянцам. Его ничем не скрываемая алчность к деньгам повсюду наделала ему множество врагов.
Герцог Орлеанский и принц Конде, объединившись с королевой в своей борьбе против кардинала, предложили ей силой лишить Мазарини его высокого поста; они даже советовали ей объявить себя перед парламентом регентшей Франции и обещали свою постоянную помощь в этом деле.
Такое предприятие, казалось, имело все шансы на успех, поскольку парламент был на стороне всеми любимой, умной королевы, а не хитрого итальянца. Вот почему требование Анны Австрийской было немедленно исполнено, а Мазарини остался на своем месте только в качестве министра.
Можно представить, какое действие произвело это на кардинала, который долгое время был яростным противником могущества парламента.
По мере того, как усиливались значение и власть королевы, неприязнь народа к Мазарини все более возрастала; вскоре стали, нисколько не стесняясь, упрекать его в корыстолюбии и сочинять на него самые злые эпиграммы.
В таком положении были дела после смерти Людовика XIII, которые, по-видимому, никак не могли принять мирный характер. В воздухе было душно, и все чувствовали, что государству в скором времени грозили беспорядки и смуты.
Анна Австрийская достигла своей цели: она была регентшей и ей удалось унизить Мазарини самым чувствительным образом.