— Маркиз де Монфор очень богат, барон де Сент-Аманд также вступает во владение своими родовыми имениями, так как отец его умер, — ответил Этьенн.
— Хорошо, пока пусть все остается по-прежнему, а когда вернетесь, напомните мне об этом.
— Это щекотливая вещь, ваше величество, — заметил, улыбаясь, д'Альби.
— Ну, я сам буду помнить. Вы нравитесь мне, полковник, постарайтесь хорошенько исполнить мое поручение.
Этьенн поклонился. Людовик благосклонно кивнул ему головой.
— Это может придать делу совсем другой оборот, — раздумывал наш приятель, уходя, — а для нас может иметь большое значение. Сейчас сообщу маркизу о его назначении, но прежде всего нужно получить полномочия и деньги. Путь далекий да и денег немало придется истратить.
Виконт зашел к казначею, взял несколько сотен блестящих золотых монет, расписался в получении и отправился в канцелярию, где получил бумаги, уже приготовленные по приказу короля.
Все было уже готово к отъезду. Через несколько часов можно было выезжать.
Виконт отправился в замок маркиза.
Ему не сразу отворили. Наконец, за воротами послышались шаги, но вместо кастелянши перед ним появился старший садовник, пропустивший его с добродушной улыбкой.
— Вы сегодня отворяете? — с удивлением спросил Этьенн.
— Да, господин виконт, сегодня мне все приходится делать здесь, во дворе, — ответил старик.
— Отчего это? — спросил Этьенн, идя с ним к порталу.
— Госпоже кастелянше некогда, — ответил старик. Видно было что он чего-то не договаривает.
— А, но маркиз дома?
— Хозяин дома, как же! Я доложу о вас, господин виконт.
— Не надо, дядюшка, я пройду и без доклада.
— Да, только… — замялся садовник.
— Господи, да что такое случилось? — спросил, наконец, Этьенн.
— Не знаю… но… уж лучше я сообщу.
— Да не беспокойтесь, успокаивал его виконт, — вам отвечать за это не придется, впустите меня, маркиз не будет на вас сердиться.
— Но госпожа кастелянша строго приказала…
— Никого не пускать? — договорил за него Этьенн, — ну для меня сделают исключение.
— Конечно, конечно, господин виконт, пожалуй, что и так, — ответил старик с невероятно смущенной улыбкой, которая была очень комична.
Этьенн поднялся на лестницу.
Что такое происходит в замке? Неужели в жизни трех мушкетеров опять случилось что-нибудь особенное?
У Милона умер отец, и он уже несколько месяцев жил в своем унаследованном поместье. Д'Альби произвели в полковники и он собирался сообщить своим двум старинным приятелям, что они также произведены. Что же случилось с маркизом?
Этьенн непременно должен был разузнать об этом новом событии. Поднявшись в верхний коридор, он встретил старую Ренарду — бледную и встревоженную.
Она как будто удивилась приходу виконта.
Этьенн непринужденно и ласково, по обыкновению, поклонился ей.
— Что с вами, госпожа кастелянша? — спросил он, зная, что Ренарду ничем нельзя было лучше подкупить, как этим почетным званием.
— Ах, Боже мой! Господин виконт… только и проговорила она, всплеснув руками.
— Да что случилось? — спросил Этьенн.
— Вы, конечно, хотите видеть маркиза?
— Да. Мне сказали, что он дома.
— Дома, дома…
— Маркиз не болен?
— Сам-то он здоров… — ответила Ренарда.
— А! Понимаю, значит маркиза захворала?
— В последнее время госпожа маркиза очень переменилась, вдруг стала молчаливой, все плакала… Потом у нее открылась горячка. Она все время бредит, говорит о маленьком Нарциссе, о Ночлежном острове, о пожаре… Просто жалко смотреть, как она мучается.
— Жаль бедного маркиза.
— Да, это правда, господин виконт! Но войдите, пожалуйста, и минуточку подождите, я позову маркиза, а сама пока посижу с больной.
Этьенн вошел.
Вслед за тем появился и маркиз.
За последнее время он сильно изменился. Горе прошлого, заботы о Магдалене заставили поседеть его раньше срока.
Но у него была все та же горделивая осанка, спокойные манеры и добрый ласковый взгляд, хотя более зоркий наблюдатель сейчас же подметил бы в нем тайное страдание.
Он улыбнулся виконту тихой, приветливой улыбкой и протянул ему руку.
— Как я рад тебе, — сказал он, — мы так давно не виделись.
— Я только сейчас узнал, почему тебя не было видно, бедный друг, — ответил Этьенн. У тебя новое горе!
Магдалена очень больна, — сказал маркиз.
— Есть, однако же, надежда на выздоровление?
— Доктор говорит, что эта болезнь окончательно решит ее участь. Она сильно страдает, и я сомневаюсь в выздоровлении.
— Положись на волю Божью, друг мой, я знаю, ты все сделаешь для того, чтобы спасти Магдалену. А я пришел проститься с тобой ненадолго.
— Ты уезжаешь из Парижа?
— По приказу короля. Меня командируют на юг по одному делу. Кроме того, я принес тебе приятное известие.
— Скажи, пожалуйста, что-либо приятное для меня теперь большая редкость.
— Король производит тебя, Милона и меня в полковники, так как титул мушкетеров королевы теперь уже не имеет значения.
На лице маркиза сверкнула радость.
— Это будет последним отличием в моей жизни, — сказал он, — но оно меня все-таки радует.
— Ты хочешь подать в отставку?
— Еще ничего не решил.
— Ну, да все будет зависеть от исхода болезни. Будем надеяться на хорошее. Когда я вернусь, все будет решено. Первый раз я уезжаю по делам без тебя и Милона.
— Он еще не вернулся. А слышал ты о предсмертном признании и духовном завещании герцога д'Эпернона?
— Нет, а что?
— Ты ведь помнишь молодую помощницу смотрителя серебряных кладовых, на которой Милон хотел жениться?
— Жозефина, хорошенькая и милая девушка.
— Теперь она, кроме того, наследница имений и богатства герцога д'Эпернона.
— Как, Жозефина? Не может быть?
— Она незаконная дочь герцога. Его перед смертью стали мучить угрызения совести.
— И он сделал ее своей наследницей, признал своей дочерью? — спросил Этьенн.
— Да, с соблюдением всех формальностей, в присутствии нотариуса, и король, говорят, утвердил его желание, — ответил маркиз.
— Но как же ты узнал об этом.
— Ренарда сказала, а ей передал фруктовщик Калебассе. Они плакали от счастья, радовались за девушку и так горячо обнимались, что я уже подумал, не будет ли и тут свадьбы.
— Милон знает?
— Не думаю, как ему там узнать об этом?
— Господи, вот сюрприз-то ему!
— Да, он хотел жениться на бедной помощнице смотрителя, Жозефине, а теперь найдет Жозефину в герцогской короне.
— Ну как, она освоилась со своим новым положением?
— Переход от бедности к богатству и счастью нетруден, милый друг, — ответил маркиз, — вот когда случается наоборот — это намного тяжелее.
— Ты прав. Да, но я спешу, мне необходимо сегодня же вечером отправиться в путь. Дай бог, чтобы выздоровела твоя бедная больная.
Этьенн пожал приятелю руку и ушел.
Ночью Этьенн уже был в дороге.
Обгоним его и посмотрим, отчего вспыхнуло восстание, которое король поручил виконту усмирить.
Сен-Марс из усердия к своим обязанностям, а отчасти по вине самого Луи, должен был прибегнуть к мере, которая, хоть и прекращала всякие сношения между ним и остальным миром, но не могла все-таки настолько отделить его от людей, чтобы кто-нибудь не видел его изредка.
Для этого Сен-Марсу нужно было бы самому сделаться тюремщиком и жить с ним в каком-нибудь еще более уединенном месте.
Он сделал Луи маску из листового железа, поднимавшуюся, как забрало. Молодой человек никогда не должен был снимать ее, даже ночью, говорилось в инструкции.
Но понимая бесчеловечность подобного распоряжения, Сен-Марс позволял ему на ночь поднимать забрало.
Он запер Луи в самую отдаленную комнату губернаторского дома и сначала сам приносил пищу, а потом поручил делать это одному глухому лакею.
Но, несмотря на все меры, принятые Сен-Марсом для удаления своего арестанта от остальных людей, слухи о нем все-таки дошли до жителей острова.
Каким образом это случилось — Сен-Марс решительно не мог понять, но только один раз он вдруг услышал, что народ ропщет, говорит о Железной маске и громко требует освобождения невиновного.
Сначала губернатор не придавал этому значения, но вскоре беспокойство в народе усилилось и стало угрожающим.
Стали съезжаться рыбаки, лодочники, крестьяне и рабочие с материка, большие толпы народа собирались перед губернаторским домом и грозно требовали освобождения заключенного мученика.
Сен-Марс напрасно пытался успокоить народ обещаниями — он и сам не знал, без инструкции свыше, как и что он мог обещать.
Между тем восстание принимало все более и более угрожающий характер. Сен-Марс послал офицера в Париж, а сам, запасшись провиантом, заперся с сотней швейцарцев в губернском доме, велев поднять подъемный мост через ров, окружавший все здание, и спокойно стал ждать, что произойдет дальше.
Он решил защищаться до последней минуты и свято исполнить возложенное на него поручение.
Пока он ждал возвращения офицера из Парижа, волнения среди островитян еще больше усилились. Почти каждый день были откровенные демонстрации.
Сен-Марс велел караулу разогнать мятежников, требовавших освобождения Железной маски.
Это еще сильнее раздражало население. Все обвиняли Сен-Марса в том, что он заставляет бедного таинственного арестанта томиться в отдаленной комнате губернаторского дома, а между тем Сен-Марс только исполнял данное ему приказание.
В Луи произошла большая перемена с того дня, как он увидел в гостинице портреты королевской фамилии.
Он требовал, чтобы ему вернули его права, говорил, что его убивает несправедливое удаление от трона, и так горячился, что Сен-Марс пригрозил даже заковать его.
Услышав, что народ поднялся с целью его освобождения, Луи громко выражал свою радость и нашел возможность, пробравшись в соседнюю комнату, подойти к окну и показаться толпе.
Это послужило сигналом — мятеж вспыхнул!
С яростными криками сбежались со всех сторон мужчины и женщины, махая палками, заступами и оружием.
Рабочие собрались, чтобы через широкий ров, в нескольких местах, соорудить переправу.
Сен-Марс расставил караулы и пригрозил мятежникам, что в них будут стрелять, если они не разойдутся.
Толпа отвечала на это диким ревом, указывая на окно, у которого стоял узник, махала оружием и требовала отпустить его.
Конечно, губернатор не мог справиться с мятежниками, число которых в десять раз превосходило численность его солдат.
Сен-Марс объявил, что он уже отправил в Париж посланника, что сам не может отпустить арестанта, просил народ повременить несколько дней, пока придет ответ из Парижа.
В ответ на спокойные, разумные слова губернатора, толпа забросала его камнями и стала строить переправы через ров.
Терпение губернатора лопнуло.
Он приказал солдатам дать залп — первый раз, впрочем, просто в воздух, — а затем объявил присмиревшим на минуту мятежникам, что участь арестанта будет предрешена, если они осмелятся идти приступом на губернаторский дом, что его сразу убьют при первой же попытке народа силой освободить его.
Раздались снова яростные выкрики. Раздраженная толпа, не обращая внимания на угрозы, со всех сторон стала окружать губернаторский дом.
Сен-Марсу пришлось подумать о серьезной обороне. Он расставил швейцарцев у окон и велел убивать каждого, кто только приблизится ко входу, а сам поспешил к Луи.
Понятно, что у него пропала всякая жалость к несчастному заключенному, которого он, как военный, обязан был стеречь. Он велел солдатам взять его силой, отвести в его комнату и заковать.
Затем Сен-Марс вернулся к окнам, у которых расставил солдат.
Толпа с трех сторон перешла ров и несколько сот человек были уже почти у самого дома, грозно размахивая оружием и заступами.
Но все, остановились в ожидании, никто не решался напасть на замок, видя вооруженных солдат.
Но положение губернатора было все же очень критическим — ведь он не знал, сколько еще времени ему придется выдерживать оборонительное положение.
Уже и между солдатами все громче и громче раздавались недовольные восклицания. Можно было ожидать, что через несколько дней и они перейдут на сторону народа.
Пока их удерживало опасение, что скоро подойдет подкрепление, но если силы мятежников еще возрастут, солдаты, без всякого сомнения, перейдут на их сторону.
Сен-Марс твердо решил погибнуть, исполняя свои обязанности, но не сдаться.
Он знал, к каким ужасным последствиям для него самого, для короля и для Франции приведет освобождение заключенного.
Он говорил себе, что свобода только увеличит несчастье молодого человека, которому досталась, бесспорно, очень горькая участь, что он не узнает счастья, добившись своих прав, и погубит этим целую страну. Убеждение это, вместе с сознанием своего долга, придавало ему мужество и силы одному, без помощи и защиты, бороться со всеми опасностями.
Толпа же пока ограничилась тем, что окружила губернаторский дом. Мятежники рассчитывали на то, что швейцарцы скоро устанут и не смогут защищаться.
Вокруг расположились толпы мужчин и женщин, с тем чтобы никого не впускать в дом и не выпускать оттуда, по ночам они разводили костры, пели песни и громко выражали презрение к губернатору, который без всякого на то права задерживал арестанта.
Так как нельзя было прямо объяснить народу, кто был несчастный, то между мятежниками распространилось убеждение, что Сен-Марс поступает самовольно, держа арестанта в заточении на острове.
На этот счет стали ходить самые нелепые слухи; губернатору приписывались ужаснейшие преступления.
Народ сам подзадоривал себя выступать в защиту заключенного, женщины неутомимо провоцировали на это мужчин.
Содержатель гостиницы морского городка, где останавливался Сен-Марс с Луи перед отъездом на остров, успел рассказать о замечательном сходстве заключенного с королем. Но на это не обратили внимания. Трактирщика даже не слушали тогда, когда он намекнул на возможность существования брата, которого хотели устранить.
Вероятнее всего народу казалось, что губернатор совершил или собирался совершить какое-нибудь преступление из алчности или из какого-нибудь другого побуждения, и поэтому держал в заключении Железную маску.
В таком состоянии были дела, когда полковник д'Альби неожиданно приехал из Парижа на остров Святой Маргариты.
Он так быстро ехал, что приехал раньше посланного к королю офицера, хотя тот выехал на двенадцать часов раньше него.
В одной из прибрежных деревень, из которой Этьенн собирался переправиться на остров, он услышал об опасности, грозившей Сен-Марсу, и об осаде губернаторского дома.
Несмотря на это, мушкетер не счел нужным брать с собой солдат. Он рассчитал, что это только усугубит опасность, а именно этого-то ему и хотелось избежать, так как восстание необходимо было подавить без шума и огласки. Когда лодочники стали его уговаривать не ехать на остров, он отвечал, что по поручению короля прибыл, чтобы усмирить или наказать виновных.
Лодочники, полагая, что в таком случае губернатору, разумеется, не избежать заслуженного наказания, перевезли полковника, внушавшего им большое уважение, на остров Святой Маргариты.
Приехав туда, Этьенн сразу же оценил обстановку на острове. Он встретился с несколькими бунтовщиками и попросил пропустить его к губернатору, показав им полномочия, данные королем, и его именем требовал повиновения. Сначала они не соглашались, но потом, когда Этьенн напомнил им о последствиях, которые может иметь их отказ, и обещал произвести строгое расследование по делу арестанта, они стали сговорчивее.
Полковник отправился к губернаторскому дому. Он пришел туда поздно вечером. Дом был осажден со всех сторон, грозная, шумная толпа по ночам зажигала факелы и веселилась.
Этьенн, в сопровождении местных представителей, подошел к ним.
— Друзья, — громко сказал он, — я приехал сюда по приказу короля, чтобы разобраться, в чем тут дело и навести порядок на вашем острове.
Ему ответили одобрением. Толпа стала тесниться вокруг полковника, внушавшего всем доверие.
— Долой губернатора! — крикнули несколько человек. — Железную маску должны освободить!
— Вы не должны допускать самоуправство, братцы, — продолжал Этьенн, — хотя бы право действительно было на вашей стороне. Выслушайте меня, а потом уже можете выражать свое мнение. Вы подняли бунт, разве вам не известно, что это строго наказывается? Вы в любом случае останетесь в накладе, если я отдам приказ осадить остров и стрелять по нему. Вы знаете, конечно, что если я только захочу, завтра же прибудут войска и сразу усмирят вас. Но вы видите, что я пришел один, я не хочу проливать кровь и надеюсь подействовать на вас словом, уговорить вернуться к вашим занятиям.
— Да, это правда… выслушаем его!
Он пришел один, значит не хочет употреблять против нас силу! — раздалось в толпе.
— Вот полномочия, данные мне королем, — сказал Этьенн, — я вам обещаю расследовать дело и решу, как поступить. Но сначала разойдитесь! Снимите осаду, которая все равно не приведет вас к цели. Король приказывает вам это!
— Нет, мы до тех пор не сдвинемся с места, пока не освободят арестанта! — ответила толпа, — мы хотим этого! Пусть сменят губернатора!
— Слушайте! Предоставьте королю решить дело! Не вынуждайте меня к мерам, которые заставят вас раскаяться. Король не знает еще, до чего у вас дошло, иначе он бы не так снисходительно поступил с вами. Если вы сейчас же разойдетесь, завтра приметесь за ваши обычные работы, в Париже ничего не узнают о вашем безрассудном поступке, вы избежите наказания. Если же вы не послушаетесь моего совета, я не отвечаю за последствия. Вам плохо придется, ваш остров будет осажден и обстрелян. Ступайте по домам, братцы! Даю вам слово, что я не оставлю вашего требования без внимания и проведу следствие.