Когда в суде спросят, почему я не вмешался, мне будет нечего сказать. Слушал, анализировал, вспоминал. Был свидетелем. Придется объяснить им, что писатели, когда не сидят за письменным столом, ничем другим не занимаются.
А что, если на цыпочках прокрасться к «ягуару» и вызвать полицию? Не зря через каждые десять миль у обочины торчит плакат: «В случае аварии набрать на мобильном *99». Впрочем, пока полицейский доберется сюда из Брейдентона или Ибор-сити, маленькое кровавое родео завершится.
Икота, судорожные попытки сдержать рвоту. Дверная створка дрогнула. Женщина не хуже Дикстры понимала, что на уме у Ли. Если ее вырвет еще раз, Ли сорвется с катушек. А что ему грозит? Убийство второй степени, непредумышленное. Через пятнадцать месяцев выйдет и начнет приставать к ее младшей сестренке.
Дуй к машине, Джон, жми на газ и вали отсюда. Постарайся представить, что ничего этого не было. Просто не включай пару дней телевизор и не читай газет. Давай, проваливай. Ты писатель, а не герой. В тебе и росту-то всего метр семьдесят пять на семьдесят три кило весу, и, кстати, не забудь про больное плечо. Если влезешь, будет только хуже. И не забудь упомянуть Эллен в своих молитвах, господь присмотрит за ней.
Дикстра уже обернулся, чтобы уйти, когда его осенило.
Пусть Пес всего лишь вымысел, но Рик Хардин — настоящий.
Эллен Уитлоу из Нокомиса рухнула на унитаз, раскинув ноги и задрав юбку — сучка, она и есть сучка. Ли хотелось схватить ее за уши и размозжить тупую башку о кафель. С него хватит. Он даст ей урок, который она нескоро забудет.
Нельзя сказать, что мысли Ли текли связно — мозг заволокло алым туманом, а из-под тумана, над туманом, сквозь туман просачивался монотонный голос, как у Стивена Тайлера из «Аэросмита»: «Все равно ребенок не мой, не мой, не мой, ты мне его не пришьешь, чертова сука…»
Он успел сделать три шага, но внезапно где-то совсем близко загудела автомобильная сирена, сбивая с ритма, мешая сконцентрироваться, заставляя оглянуться: бип, бип, бип, бип!
Сигнализация, подумал Ли. Его взгляд скользнул обратно: от двери — к женщине в кабинке. От дверной ручки — к сучке. Кулаки нерешительно сжимались и разжимались. Ли наставил на Эллен длинный грязный ноготь.
— Двинешься с места — прибью, — пригрозил он, направляясь к двери.
В сортире было светло, как на парковке, но вот в проходе между туалетами темно, хоть глаз выколи. На миг Ли ослеп, и тут же что-то врезалось в спину. Он споткнулся, шагнул вперед, запнулся — как оказалось, о чью-то заботливо подставленную ногу — и растянулся на бетоне.
Без сомнений и сожалений грубый сапог пнул его в ляжку, затем — в обтянутый синими джинсами зад. Ли барахтался на полу, пытаясь подняться.
— Не ерзай, Ли, — раздался голос прямо над ним. — У меня в руке монтировка. Лежи, где лежишь, иначе я раскрою тебе череп.
Ли затих, вытянув руки перед собой.
— Выходите, Эллен, — произнес незнакомец, сбивший его с ног. — Шутки кончились. Выходите сейчас же.
Пауза, дрожащий и хриплый сучкин голос:
— Вы ударили его? Не смейте его бить!
— Ничего ему не сделается, но если не выйдете, мало вашему дружку не покажется.
Пауза.
— И виноваты во всем будете вы, Эллен.
Сигнализация продолжала монотонно гудеть в ночи: бип, бип, бип, бип.
Ли попытался повернуть голову. Черт, как больно! Чем ему врезал этот отморозок? Кажется, он что-то болтал про монтировку. Мысли путались.
Сапог снова прошелся по заднице. Ли взвизгнул и уткнулся лицом в пол.
— Быстрей, леди, не то я проломлю ему башку! Вы не оставляете мне выбора!
Ее дрожащий голос стал ближе, и теперь в нем звенел гнев:
— Зачем вы его бьете? Не смейте!
— Я вызвал полицию с мобильного, — продолжил незнакомец. — Они на сто сороковой миле, значит, у нас минут десять, а может, и того меньше. Мистер Ли-Ли, у кого ключи от машины?
Ли пришлось напрячь мозги.
— У нее, — ответил он наконец. — Она сказала, я слишком набрался, чтобы сесть на руль.
— Ясно. Эллен, выходите, садитесь в «круизер» и гоните до самого Лейк-сити. И если у вас есть хоть крупица мозгов, вы и там не остановитесь.
— Как это я его брошу, — разъярилась Эллен, — когда у вас в руке эта штука!
— Так и бросите. А станете упрямиться, ему же хуже.
— Отморозок!
Мужчина рассмеялся, и его смех напугал Ли больше, чем голос.
— Считаю до тридцати. Если к этому времени вы не уедете отсюда, я снесу ему башку по самые плечи. Неплохой выйдет мяч для гольфа.
— Вы не станете…
— Сделай, как он сказал, Элли, прошу тебя, детка.
— Вы слышали? Ваш славный плюшевый медвежонок хочет, чтобы вы убирались к чертовой матери. Если завтра он решит прикончить вас вместе с ребенком — на здоровье, меня тут не будет. А сейчас лучше не нарывайся, дура! Уноси жопу, пока цела!
Эллен не пришлось просить дважды — этот язык женщина понимала с полуслова. В поле зрения Ли возникли ее сандалии на босу ногу. Незнакомец принялся считать вслух:
— Раз, два, три, четыре…
— А ну шевелись! — гаркнул Ли и ощутил, как грубый сапог пнул его в зад, не сильно, но болезненно. Сигнализация продолжала оглашать окрестности.
— Ты слышала? Шевелись!
Сандалии перешли на бег, рядом с женщиной неслась ее тень. Незнакомец дошел до двадцати, когда завелся моторчик «круизера». На тридцати Ли увидел, как блеснули габариты. Он приготовился к удару, но бандит, напавший на него, медлил.
Когда автомобиль выехал на шоссе и звук мотора стих вдали, его мучитель несколько удивленно поинтересовался:
— Ну и что мне с тобой делать?
— Не бейте меня, мистер, — сказал Ли, — пожалуйста, не бейте.
Когда автомобиль скрылся из виду, Хардин перекинул монтировку в другую руку. Ладони вспотели, и он едва не выронил ее. Только этого не хватало! Стоит железке звякнуть о бетон, как Ли окажется на ногах. И пусть он совсем не такой крепыш, каким его воображал Дикстра, он все-таки опасен. Это он доказал.
Как же, опасен, для беременных баб он опасен.
И что с того? Если он позволит Ли-Ли вскочить, придется драться. Хардин чувствовал, что Дикстра пытается вернуться, рвется обсудить этот вопрос и еще парочку сопутствующих. Хардин задвинул Дикстру подальше. Не время и не место для нравоучений.
— Что мне с тобой делать? — В голосе незнакомца звучала настоящая растерянность.
— Не бейте меня, — сказал человек на земле. Он носил очки — такого от него не ждали ни Хардин, ни Дикстра.
— Не бейте меня, мистер.
— Дошло! — воскликнул Хардин («Придумал!» — выразился бы Джон Дикстра). — Сними очки и положи рядом с собой.
— Зачем…
— Заткнись и делай, как велено.
Ли в выцветших «ливайсах» и ковбойской рубашке (сейчас рубашка выбилась из джинсов и топорщилась на заднице) правой рукой начал снимать очки в проволочной оправе.
— Левой.
— Но почему?
— Я сказал, левой!
Ли снял хрупкие очки в изящной оправе и положил перед собой на бетон. Хардин тут же наступил на них каблуком. Раздался треск и хруст стекла.
— Что вы делаете? — взвизгнул Ли.
— А ты как думаешь? Ствол есть?
— Нет! Господи, откуда!
Хардин поверил сразу. Если у Ли и было оружие, он хранил его в багажнике укатившего «круизера», да и то вряд ли. Стоя за дверью женского туалета, Дикстра воображал здоровяка-работягу, а этот тип больше походил на бухгалтера, три раза в неделю посещающего тренажерный зал.
— Сейчас я вернусь в машину, выключу сигнализацию и уеду, — сказал Хардин.
— Да-да, разумеется, вам давно пора…
Хардин предупреждающе пнул его, посильнее, чем раньше.
— Это тебе давно пора заткнуться. Лучше скажи, чем ты тут занимался?
— Хотел преподать чертовой суке хоро…
Хардин изо всей силы заехал Ли в бедро, в последнюю секунду — но только в последнюю — смягчив удар. Ли жалобно заверещал. Хардин испытал мгновенный стыд от того, как спокойно и грубо ему врезал. Еще ужаснее было то, что ему хотелось повторить и уже не смягчать удара. Пронзительный визг Ли ласкал слух, и ничто не мешало Хардину снова заставить жертву завопить от боли.
Ну и чем он отличался от Ли-Грозы-Сортиров сейчас, когда Ли-Мордой-в-Пол лежал перед ним и четкая тень от двери перерезала его спину по диагонали? Да ничем. Ну и пусть, гораздо больше его занимало другое. Что, если со всей силы заехать Ли в левое ухо, но так, чтоб не насмерть? Хрясь! Приятный, должно быть, звук. А если он ненароком откинется, невелика потеря. Кому он нужен? Этой дуре Эллен? Да пошла она.
— На твоем месте, дружище, я бы заткнулся, — сказал Хардин. — Это было бы самым разумным решением с твоей стороны.
Выговоришься, когда копы приедут.
— Почему вы не уходите? Оставьте меня в покое! Сломали очки, этого мало?
— Мало, — честно сознался Хардин. Потом подумал и спросил: — А знаешь что?
— Почему вы не уходите? Оставьте меня в покое! Сломали очки, этого мало?
— Мало, — честно сознался Хардин. Потом подумал и спросил: — А знаешь что?
Ли не рвался узнать.
— Я медленно пойду к машине, захочешь, догоняй. Выясним отношения лицом к лицу.
— Как же, догоняй! — заныл Ли. — Да я без очков ни хрена не вижу!
Хардин поправил свои на переносице. Ему совершенно расхотелось в туалет. Как странно.
— Посмотри на себя. Ты только посмотри на себя.
Должно быть, Ли почудилось в его голосе что-то нехорошее — в неверном свете луны Хардин заметил, как он задрожал. Но Ли благоразумно хранил молчание. Мужчина, стоявший над ним и не дравшийся ни разу в жизни — ни в старших классах, ни даже в младших — понимал, что все кончено. Если у Ли есть пушка, он может выстрелить ему в спину, но он не станет стрелять, потому что он… как же это называется?
Сломался.
Старина Ли сломался.
И тут Хардина осенило:
— Имей в виду, я записал номер твоей машины, запомнил ваши имена и буду следить за вами по газетам.
В ответ ни звука. Ли лежал на животе, раздавленные стеклышки очков блестели в лунном свете.
— Счастливо оставаться, говнюк, — сказал Хардин, спокойно вернулся на парковку и укатил восвояси. Шейн в «ягуаре».
Минут десять или пятнадцать все было нормально. Более чем достаточно, чтобы пошарить по радиоволнам и, плюнув, включить диск Люсинды Уильямс. Затем желудок, наполненный цыпленком с картошкой из «Золотой кружки», внезапно подкатил к горлу.
Он съехал на аварийную полосу, переключил передачу, попытался встать и понял, что не успеет. Тогда он просто повис на ремне безопасности и сблевал на тротуар. Его трясло. Зубы выбивали дробь.
Впереди сверкнули фары, автомобиль сбросил скорость. Первая мысль: неужели копы, неужели наконец копы? Ничего не скажешь, вовремя, могли бы не спешить. Внезапно пришла холодная уверенность: это старый знакомец «круизер»: Эллен за рулем, Ли сжимает в руках монтировку.
Но это оказался древний «додж», набитый подростками. Рыжий малолетка с угревой сыпью на туповатой физиономии высунулся в окошко и проорал: «Эй, на ботинки-то попа-а-ал?» Грянул дружный хохот, и автомобиль промчался мимо.
Дикстра прикрыл дверцу, запрокинул голову, опустил веки и дождался, пока дрожь ушла. Когда трясти перестало, желудок наконец опустился на место. Внезапно он понял, что снова хочет отлить. Хороший знак.
Еще недавно он рассуждал, с какой силой и звуком задвинет Ли в ухо. Теперь от одних воспоминаний к горлу подкатывал ком. Лучше направить мысли, его послушные (как правило) мысли к дежурному офицеру, прозябающему в ракетном бункере где-нибудь в Вороньей пустоши, Северная Дакота, или Медвежьем углу, Монтана, и тихо сходящему с ума. Безумцу, который видит террористов за каждым кустом, тщательно запирает свои косноязычные воззвания и проводит ночи перед монитором, шаря по темным углам интернета.
А тем временем Пес на пути в Калифорнию… у него там дельце… не захотел лететь самолетом, потому что в багажнике «плимута роуд-раннера» пара навороченных стволов… неожиданно автомобиль попадает в аварию…
Неплохо, совсем неплохо. Еще немного доработать, и будет совсем хорошо. Неужели когда-то он думал, что Псу не найдется места на этих бескрайних просторах? Какая недальновидность! Когда хорошенько прижмет, каждый способен показать, чего он стоит.
Дрожь ушла. Дикстра набрал скорость. В Лейк-сити нашлась круглосуточная заправка с туалетом, и он наконец-то опорожнил мочевой пузырь и наполнил бензобак, не забыв предварительно изучить все четыре колонки, высматривая «круизер». На пути домой он думал, как Рик Хардин, но в свой дом у канала вошел Джоном Дикстрой. Уходя, Дикстра всегда ставил дом на сигнализацию — с такими вещами не шутят. Перед тем как войти, он вырубил ее, затем снова включил на ночь.