От приятных мыслей Аулиса отвлек голос командира самолета. Загулявший Пеле с широко расставленными раскосыми глазами умудрялся одновременно смотреть на коробки, полки и на Аулиса.
— Ты хорошо понял? Смотри мне, а то сожру тебя заживо.
М-да, своеобразный юмор у командира самолета. Этакая местная фишка для увеселения туристов. Аулис улыбнулся в ответ, кивнул, мол, и без слов понятно, что заживо сожрешь, ибо свежатина однозначно вкуснее. Желая поддержать тон, показать себя послушным, всем довольным и немного фамильярным, Аулис сказал:
— Не возражаю, ешьте на здоровье, вот только бы пива бутылочку…
Но командир не дослушал и молча скрылся за шторкой, попутно вытряхивая на пол из опустевшей бутылки виски последние капли. Глухо захлопнулась дверь в пилотскую кабину. Корпус самолета мелко задрожал, качнулся на чувствительных рессорах, и откуда-то сверху свалился большой тюк, обмотанный крест-накрест липкой лентой. Поехали! Аулис сел удобнее, вытянул ноги, поискал под собой пряжку привязного ремня. Полтора часа полета — какая ерунда! Если здесь ничего не предложат, он выпьет пива в аэропорту Норт-Фруди. Где-то Аулис слышал, что в этом городе живут самые наглые обезьяны на земле. Местные воришки специально обучают их потрошить сумки и чемоданы туристов. Кроме кошельков, мартышки обязательно уносят с собой нижнее белье. Деньги отдают своим хозяевам, а трусы напяливают на себя и щеголяют в них. Особое предпочтение отдают красным и розовым расцветкам… Аулис думал про этих забавных обезьян, и настроение его повышалось с необыкновенной скоростью. Как приятно сидеть сейчас в кресле самолета, смотреть в мутный иллюминатор, зная, что все неувязки остались в плоском, как снарядный ящик, терминале, а впереди будут только хорошие события.
Глава 2 Колечко с двумя брюликами
Аулису показалось, что разбег был очень длинным, что разреженный от жары воздух был не в состоянии поднять перегруженный самолет. Салон скрипел, дрожал, с полок, словно тяжелые авиационные бомбы, падали коробки. Несколько раз из-за шторки выглядывала молодая Стюардесса с личиком хлебного («бородинского») оттенка и сплющенными, как у сонной рыси, глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если воспринимать ее не как живое существо, а эбонитовую статуэтку или манекен в витрине магазина одежды.
— У вас есть пиво? — спрашивал у нее Аулис.
Он немного боялся, что самолет не взлетит, а так и будет мчаться по земле, растопырив свои дурацкие бесполезные крылья, срезая ими, словно кинжалами, деревья, дома, высоковольтные линии и небольшие горы, пока в конце концов не домчится до Норт-Фруди. Но к этому времени Аулис уже наверняка испустит дух, так как внутренности его будут взбиты, будто коктейль в шейкере. И полицейские умрут, и белый человек в наручниках — одна участь для абсолютных антагонистов. Но самолет все-таки взлетел, убрал шасси и, крепко отравляя черным выхлопом воздух, принялся забираться повыше в небо… Интересно все-таки узнать, что этот белобрысый типчик натворил в стране чернолицых людей? Аулис убрал с колен сумку, которая свалилась на него сверху, поднялся с кресла и заглянул за шторку.
— В котором часу мы прибудем в Норт-Фруди?
Стюардесса, высоко подняв подбородок, любовалась своим отражением в зеркале. Послюнявив пальчик, пригладила тонкие, как нити, брови. Потом принялась бережно массировать кожу под глазами. Появление пассажира ее ничуть не смутило.
— Помочь? — спросил Аулис.
Она снова не ответила, опустила лицо, разглядывая себя уже с другого ракурса. Ее цепкий взгляд обнаружил какой-то невидимый дефект, и девушка осторожно поскребла щеку длинным перламутровым ноготком. От нее тянуло антрацитовой твердостью и невозмутимостью. В глазах Аулиса она являла собой центральную, непостижимую, неосязаемую деталь картины Малевича «Черный квадрат».
Судя по тому, что два вопроса остались без ответа, Аулис пришел к выводу, что спрашивать о белокуром мужчине в наручниках бессмысленно. «А говорят, что все негритянки общительные и убойно-страстные», — разочарованно подумал Аулис, откровенно разглядывая Стюардессу с головы до ног. Он бы вернулся в салон, если бы не жажда. Ладно, она не должна отвечать на его вопросы. Но она обязана предлагать пассажирам напитки!
— Я хочу пить, — поведал о своем вожделении Аулис. — У меня сушняк. Обезвоживание.
Стюардесса наконец переключила на Аулиса внимание и кивнула на металлический стеллаж, в круглых ячейках которого сидели пластиковые бутылки. Аулис выбрал фанту, свинтил крышку. Оранжевый лимонад зашипел, запенился и ядовитой струей брызнул во все стороны. Девушка взвизгнула, и ее словно брандспойтом смыло за перегородку. Аулис подумал, что Стюардесса испугалась за свою белую блузку, но, оказывается, ее больше волновало, не попала ли фанта на обнаженные до локтей руки. Некоторое время она с испугом рассматривала их. Кажется, она нашла капельку размером с клопа и тотчас сунула руки в маленькую, как детский горшок, мойку, оборудованную рядом с бортовой кухней. Можно было подумать, что ей на кожу попал иприт, коим травили друг друга участники Первой мировой войны.
— Что ж так неосторожно? — ворчала она и, подобно тому, как это делают хирурги, намыливала руки до локтей. — В газете писали, что от этой гадости прыщи могут пойти.
— А ты верь газетам больше! — ответил Аулис и на всякий случай внимательно почитал этикетку на бутылке, понюхал горлышко, сделал глоток и прислушался к вкусовой гамме. Фанта как фанта, а не иприт.
Стюардесса терла и скребла руки, пена летела во все стороны.
— Меня всегда волнует полет на самолете, — не по теме высказался Аулис. Раз не извинился, то пришлось брякнуть что-то в свое оправдание.
— А для меня это уже просто жизнь, — уже без обиды ответила Стюардесса. — Я давно привыкла к шуму мотора, к болтанке, воздушным ямам, аварийным посадкам, сваливанию, штопору… Это нормально. Так должно быть.
— А у меня всякий раз при взлете пульс учащается, — признался Аулис, пропустив мимо ушей упоминание про штопор. — Здесь такая поднебесная атмосфера! Привязные ремни. Прохладительные напитки. Красивые стюардессы… А правду говорят, что все стюардессы — жены пилотов?
Девушка приподняла личико и показала Аулису свои миндальные глазки. Нет, это не глазки, а две чернильные капли — блестящие, дрожащие, упаси бог сорвутся, потом вовек не отмоешься.
— Если правда, то это что-то меняет? — произнесла она, тщательно вытирая руки одноразовым бумажным полотенцем.
— Не поверю, что ты замужем за этой… — он хотел сказать «за этой наглой гориллой», но вовремя поправился: — За этим грубым летчиком.
— Мой муж — второй пилот, — с достоинством уточнила Стюардесса, кивнув на дверь в кабину, и снова принялась изучать свое отражение в зеркале. — Только он, и никто другой. Мое сердце навечно принадлежит ему.
— Правда? — сыграл ничем не мотивированную радость Аулис, пытаясь зрительно определить размер ее груди. — И что, он тоже африканец?
— Англоафриканец ассирийского происхождения, — поправила Стюардесса, чуть оттягивая кончик носа. Она прикидывала, стоит ли ей делать пластическую операцию. — А его отец родом из Непала, хотя имеет персидское гражданство. Его воспитывала галилейская община, но отец все равно считает себя коренным тивериадрийцем. А мама у него цыганка, ее родственники по всему миру разбросаны. Опио уже пятнадцать лет водит самолеты. Он зарабатывает полторы тысячи долларов в неделю плюс проценты с вклада в швейцарском банке. У него собственная вилла в Эльдоре. Я там еще не была, но Опио обещает на следующий год поселить меня туда. Но я не хочу на виллу, — изображая пресыщенность звезды, вздохнула Стюардесса. — Мне надо карьеру делать. Если бы Опио не настаивал, чтобы я летала с ним, то меня давно взяли бы в Голливуд. Каждую среду меня приглашают на фотопробы. Пока мне за это не платят, но обещают в будущем огромные деньги. Я позирую целой сотне фотографов в обнаженном виде по два часа…
— И эти снимки печатают на обложках популярных глянцевых журналов, — добавил Аулис.
Стюардесса оставила свой нос в покое и настороженно покосилась на Аулиса.
— Пока еще не печатают, но обещают в будущем… А откуда ты знаешь?
Аулис не стал объяснять, что каждая его новая подружка при первом знакомстве рассказывала нечто похожее — и про фотопробы, и про глянцевые журналы, и про предложения сниматься в кино. А потом, после бокала сладкого коктейля в баре, соглашалась на любовь в ближайших парковых кустах. Он подошел к девушке со спины и указательным пальцем приподнял кончик ее черного, как у ротвейлера, носа.
— Тебе лучше вот так, — посоветовал он.
— Но тогда слишком заметны ноздри!
— Зато мордашка становится озорной.
Она оттолкнула его от себя и пошевелила носом, придавая ему прежнюю форму.
— Вот сейчас муж выйдет, и ты увидишь, что значит быть озорным, — пообещала Стюардесса. — Руки помыл бы, прежде чем за мое лицо хвататься. Турист, что ли?
— Разве я похож на туриста? — фыркнул Аулис, скручивая крышку на бутылке спрайта. — Я президент международного суперэлитного альпклуба экстра-класса «Свободное падение». Не слышала о таком? Лечу подписывать контракт с норт-фрудийской фабрикой по переработке агавы. А на завтра у меня запланирована охота на тигров, затем дайвинг с акулами, прием у консула и выступление перед активом гренландских мормонов… А что, твой муж очень ревнивый?
— Очень, — с безусловной убежденностью ответила девушка и как бы невзначай подторкнула нос кулаком — ей не давали покоя слова Аулиса о том, что ей пойдет быть курносой. «Вполне может быть!» — наверное, подумала она и добавила: — Он меня обожает! Он дня без меня прожить не может. Он все время думает и заботится обо мне. А какой он щедрый! Чего он мне только не наобещал подарить в будущем!
Аулис присосался к горлышку и незаметно рассмотрел темно-коричневые коленки Стюардессы. Он еще никогда в жизни не общался с такой колоритной девушкой. Коленки были так себе. А вот прическа, состоящая из множества тонких косичек, его впечатлила. Он представил эти косички раскиданными по подушке, прикрытые рысьи глазки, частое шумное дыхание и нечаянно хмыкнул.
Стюардесса строго взглянула на него.
— Ты зря хрюкаешь, — холодным тоном произнесла она, выдавливая на тыльную сторону ладони увлажняющий крем с крокодиловым молочком. — Здесь, в самолете, о пилотах нельзя думать плохо… Это к добру не приведет. Сейчас от них зависит все — наша жизнь, судьба, здоровье, благополучие. У них титаническая работа. В них надо верить. Вот ты сейчас треплешь языком и водичку попиваешь, а они… они… на нервах… из последних сил… ради нас… ради самолета… не ведая сна и покоя…
— А с чего ты взяла, что я думаю о пилотах плохо? — возразил Аулис. — Просто я хотел пригласить тебя сегодня вечером в ресторан.
— Вечером? — как эхо повторила Стюардесса, и Аулису показалось, что она растерялась и покраснела, да вот только на черной коже румянец не проступил. — Я даже не знаю, что на это ответить… Я уж отвыкла от ресторанов… Да там, должно быть, еда невкусная… А вдруг откроется понос или рвота? Мало ли что подсунут…
— Мы пойдем в самый приличный ресторан, — заверил Аулис. — А потом у меня в номере шампанское попьем.
— Ну да, — неуверенно кивнула Стюардесса. — Это само собой. С шампанского, собственно, можно и начать… Вот только не знаю, как тебе это объяснить… Я прямо-таки вся в смятении. У меня мысль переклинило… Надо все подсчитать, взвесить…
— Ты не знаешь, что сказать мужу? — пришел на помощь Аулис.
— Да ничего ему и говорить не надо… Он мне, понимаешь ли, обещал колечко с бриллиантом…
— Фу, какая ерунда! — всплеснул руками Аулис, лихорадочно гадая, кто перед ним: дура, опилками набитая, или хитрая бестия. — Подумаешь, колечко пообещал. Я тебе тоже что-нибудь пообещаю. Например, еще более крутое колечко, с двумя брюликами!
— Правда? — обрадовалась Стюардесса. — Ну тогда… тогда зачем нам ждать вечера?
«Все-таки дура», — пришел к выводу Аулис, и у него от волнения учащенно забилось сердце. С такой концентрированной экзотикой он еще никогда не сталкивался. Пока он торопливо раздумывал, прилично ли будет воспользоваться столь безграничной доверчивостью Стюардессы и действительно ли она так привлекательна, как показалась ему сначала, Стюардесса толкнула его в закуток, огороженный шторой, где находилась бортовая кухня. Раздевалась она празднично, легко, быстро, с молодежным задором, и, хотя ее немножко донимали сомнения относительно обещания Аулиса, острое желание заполучить колечко с двумя брюликами было неподавляемым. Аулис же, старательно раскачивая самолет, чувствовал себя подонком, но остановиться не мог.
— Смотри, сколько у меня уже всего, — сказала она, одной рукой застегивая пуговицы на блузке, а второй снимая с полки изящный, крепкий, обшитый хрустящей слоновьей кожей блокнот. Раскрыла его на первой странице и с трепетным волнением поднесла к глазам Аулиса. Мысли Аулиса были растрепаны, его сознание еще не вернулось в голову окончательно, и он пялился на исписанную страницу, ничегошеньки не понимая. «Вилла в Эльдоре; $100 000 на серебряную свадьбу; трехэтажный особняк в Пхунхамьяхре на берегу Марданьяхмы; кольцо с бриллиантом; «Мустанг» спортивный (красный) — всё от Опио!!! $1000 от Ангарии Муутаси. $345 от Альфонса Осача. $45 543 от Миши Рабиновича. $655 от Атанаса Бомбиру. $43 от Саши Воробьева. $77 от Рашида Мысымбаева…»
— Что это? — как ни старался, не понял Аулис.
— Это все, что обещали мне мои мужчины, — пояснила Стюардесса, целуя страничку. — Сейчас я запишу сюда и твое колечко с двумя бриллиантами.
И девушка с таким восторгом подпрыгнула, что треснулась темечком о низкий потолок.
Глава 3 Спрыгни вниз!
«Тяжелый случай», — думал Аулис, идя по проходу в хвост самолета. Его вяло, без особого аппетита грызла совесть. Поравнявшись с последним рядом, он краем глаза заметил, что белого арестанта между полицейскими нет. Отдернул шторку, за которой находилась дверь туалета, и только тогда услышал, как полицейские хором крикнули ему, будто служебной собаке:
— На место!
Но Аулис уже отгородился от них шторкой, аккуратно врезанная в перегородку дверь была рядом, а за ней, так волнующе близко, его ждал компактный толчок из нержавейки. Разве можно возвращаться, когда до желанной цели всего шаг? Аулис взялся за ручку, но дверь вдруг раскрылась, и он увидел перед собой блондина в наручниках. Аулис посторонился, пропуская его, но блондин вовсе не торопился переступить через порог. Кинув быстрый взгляд на задернутую штору, он тихо спросил:
— Рашн?
Аулис тоже глянул на шторку, почему-то пожал плечами и не очень уверенно ответил по-русски:
— Вообще-то я карел.
— Турист из России, значит, — по-своему понял блондин, глядя на Аулиса, как на родного и очень богатого брата, которого не видел много лет. — А меня вот как… — Он приподнял скованные руки. — По ложному доносу… Обидно, знаешь…
— Жаль, — пробормотал Аулис, желая как можно быстрее закончить разговор с этим экстрадированным земляком.
— Ты ухо держи востро… — предупредил блондин. Он хотел еще что-то добавить, но Аулис быстренько подвел черту:
— Ладно, — и зашел в туалет.
Он запер дверь и, глядя на то, во что превратилась выпитая им пепси-кола, подумал о блондине. Вот как мир тесен! У черта на куличках соотечественника встретить можно. Вляпался мужик. Говорит, по ложному доносу… Но верится с трудом. Скорее он воришка или контрабандист. А может, расист, апартеидчик и сегрегатор. И нечего с ним в разговоры вступать. А то моргнуть не успеешь, как завалит просьбами: спасай, зёма! — перегрызи наручники, замочи полицейских, потому что родина у нас одна, да и я белый и пушистый…
Он вышел в тамбур, отряхивая от воды вымытые руки, отдернул занавеску и направился по проходу на свое место. Полицейские молча сопели, а вот блондин буквально прожигал Аулиса взглядом. Этот взгляд Аулис нутром чувствовал, хотя смотрел себе под ноги. «Только не смотри на него! Только не взгляни!» — внушал он себе, но тут словно черт его дернул, и Аулис повернул голову. И взгляд — глаза в глаза! И Аулису сразу стало жалко блондина и стыдно за свою черствость. И полицейские это увидели и поняли. А блондин — подлый пакостник! — еще вскинул скованные руки вверх и громко крикнул:
— Спасибо тебе, земляк!
А потом еще и подмигнул. Аулис, человек по натуре общительный, рефлекторно ответил таким же подмигиванием, хотя готов был выдрать свой глаз, чтобы не допустить этого. Но его молодое приветливое лицо как бы жило самостоятельной жизнью и, словно продажная девка, готово было улыбаться всем подряд.
Не успел Аулис вернуться на свое место и прижаться лбом к холодному стеклу иллюминатора, как ему больно наступил на ногу полицейский.
— Ты с ним знаком? — спросил он.
Роста он был приличного и настолько широк в плечах, что можно было только удивляться, как он вообще попал внутрь самолета. На коротких волосах сверкали капельки пота. Безжалостное лицо полицейского напомнило Аулису кого-то из великих боксеров, который на ринге не боксировал, а попросту укладывал на пол своих соперников правым хуком или левым апперкотом. О приличном опыте кулачных боев свидетельствовал расплющенный и сдвинутый в сторону, как флюгер при сильном боковом ветре, нос да шрам под ухом.
— С кем знаком? — переспросил Аулис и подумал: «Ну вот! Накаркал на самого себя!»
— Не прикидывайся потрошеным бородавочником! — предупредил полицейский и схватил Аулиса за белесый чуб. — Ты ведь ему подмигнул!