А вот для патрулирования с баллистическими ракетами нужны более дешёвые аппараты, совсем другого класса. И их нужно будет много. Сотни две-три как минимум.
— Согласен, — кивнул Хрущёв. — И какие будут предложения?
— Ну, — улыбнулся Бартини, — создание аэрокосмического носителя — моя давняя мечта. Вот что у меня вышло, — он протянул Хрущёву выполненный карандашом на ватмане эскиз.
Позже Никита Сергеевич признался сыну, что в тот момент у него перехватило дыхание.
Машина Бартини напоминала приплюснутый сверху треугольник, от которого вниз отходил наклонный пилон. Крошечная кабина экипажа прилепилась на самом носу вытянутого треугольного крыла. Крыло заканчивалось поворотными консолями большого удлинения. Под неподвижной частью крыла в строенных мотогондолах находились шесть реактивных двигателей.
Фюзеляжа в обычном понимании у самолёта в общем-то и не было. Вместо него нижний наклонный пилон переходил в полукруглую конструкцию в виде арки. Под ней Бартини предполагал разместить ракету. Над аркой и по бокам ракеты находились объёмистые конформные баки, ниже которых Бартини разместил мощное короткое многоколёсное шасси, убираемое в обтекатели в нижней части краёв арки.
А позади крыла и чуть выше были изображены два огромных длинных цилиндра, с торчащими из передних концов острыми конусами. Они крепились спереди к пилонам, выходящим из задней кромки крыла, а в середине опирались сходящимися вместе пилонами на нижнюю арку.
— Красавец... — пробормотал Хрущёв. — Расскажите поподробнее, Роберт Людвигович.
Бартини, явно довольный впечатлением, произведённым на Первого секретаря ЦК, с удовольствием пояснил:
— Ракета со спутником разместится внизу, между стоек шасси. Там её удобно будет обслуживать. Основная часть топлива для самолёта находится в крыле и центральном пилоне. Сами понимаете, машина выйдет прожорливая. Взлетаем на шести подкрыльевых реактивных двигателях. Для посадки хватит и двух — машина уже будет лёгкой. Крыло будет изменяемой стреловидности — на взлёте и посадке почти прямое, а во время разгона стреловидность составит около 70 градусов.
Разгоняемся до 900-950 километров в час, и включаем жидкостные ракетные двигатели. Они вот здесь, в задней части нижних топливных баков по бокам ракеты. Их задача — разогнать машину до сверхзвуковой скорости. Топливо — тот же керосин плюс запас жидкого кислорода в нижних баках.
Как только перейдём на сверхзвук — запускаются основные двигатели, — Бартини ткнул карандашом в два гигантских цилиндра. — Это — прямоточные двигатели конструкции Михаила Бондарюка. Их сейчас использует Лавочкин на своей стратегической крылатой ракете. Жидкостные ракетные двигатели и баки из-под кислорода в этот момент можно будет сбросить на парашютах. Позже их подберут для повторного использования.
На прямоточных двигателях самолёт разгоняется до трех скоростей звука и выходит по дуге на высоту около 30 километров. Там он осуществляет запуск ракеты, которая выводит на орбиту спутник. По предварительной оценке, масса спутника может достигать около тысячи килограммов, возможно — больше. Это будет зависеть от ракеты.
После запуска самолёт выключает прямоточные двигатели и четыре из шести реактивных двигателей, после чего на двух двигателях возвращается на базу.
— Роберт Людвигович... Это фантастика... — пробормотал потрясённый Хрущёв. — Неужели мы сможем такое реализовать?
— Прямо сейчас — не сможем, — уверенно сказал Бартини. — Лет через пять — сможем. Все материалы и технологии у нас уже есть. Их надо лишь собрать воедино.
— Ну, с запуском спутников разобрались, — сказал Никита Сергеевич. — Идея мне нравится. А по основной, военной тематике предложения есть?
— Конечно, — ответил Бартини. — Вот теперь позвольте познакомить вас со специалистами, которые разбираются в сути моего предложения даже больше меня.
Хрущёв кивнул. Бартини встал, открыл дверь в приёмную и позвал:
— Проходите, товарищи, — и тут же представил вошедших. — Никита Сергеевич, Александр Давидович, знакомьтесь. Авиаконструктор Борис Арнольдович Гарф и пилот Владимир Адольфович Устинович.
Гарф и Устинович неуверенно мялись на пороге.
— Присаживайтесь, товарищи, не стесняйтесь, — пригласил Хрущёв. — Признаться, раньше я о вас не слышал. Рад познакомиться.
Вошедшие уселись рядом с Бартини.
— Так вот, — продолжил Бартини. — Поразмыслив над поставленной задачей, я понял, что нам нужен аппарат с очень большой продолжительностью полёта, большой грузоподъёмностью, как можно более экономичный. Скорость и высота полёта большого значения не имеют, а вот обитаемость и комфорт выходят в число первых мест по важности.
И я подумал, что такой аппарат давно известен, но исторически недооценен. А поскольку после войны появилось много новых материалов и технологий, задача даже упрощается. Никита Сергеевич, прошу вас не делать поспешных выводов. Сначала выслушайте все наши аргументы.
Я предлагаю использовать для стратегического патрулирования с ракетами дирижабли.
Хрущёв ждал, что Бартини выдаст необычное предложение. В "тех документах" он читал, как Роберт Людвигович предложил построить авианосец на подводных крыльях, ходящий со скоростью 600 километров в час. Но дирижабль с межконтинентальной баллистической ракетой — это было нечто. Никита Сергеевич несколько секунд молча переваривал предложение Бартини, а затем расхохотался.
Бартини спокойно ждал, пока Первый секретарь ЦК успокоится. У него самого в глазах играли весёлые искорки.
— О-ох... Насмешили, Роберт Людвигович! — Хрущёв перестал колыхаться. — Да они же горят! Ломаются, падают... И вообще... Это же слон в посудной лавке! Неуклюжий, медленный... Его из берданки подбить можно!
— Примерно такой реакции я и ожидал, Никита Сергеевич, — заговорщицки улыбнулся Бартини. — Вы сейчас высказали обычный набор аргументов для человека, не очень хорошо разбирающегося в возможностях, достоинствах и недостатках дирижабля. Потому я и привёл товарищей, которые занимаются воздухоплаванием с начала 30-х. Борис Арнольдович, ваша очередь, — Бартини сделал знак Гарфу.
— Видите ли, Никита Сергеевич, — вступил в беседу Гарф. — Дирижабли горели потому, что их наполняли взрывоопасным водородом. До войны гелий в больших количествах производили только в США. Сейчас его производят и у нас, отделяют от природного газа, в котором гелий содержится в виде примеси. Природный газ при этом не расходуется. Также можно получать гелий из монацитового песка, как это делают в США. У нас залежи этого минерала имеются по берегам Азовского моря, в Донбассе и на Среднем Урале.
Гелий отделяется от монацитового песка простым нагревом. А сам монацит является источником радиоактивных материалов, например, тория.
— Так-так, — заинтересовался Хрущёв. — То есть, отделив от него гелий, можно ещё и радиоактивное топливо получать?
— Скорее всего — да, — кивнул Гарф. — В радиоактивных материалах я не специалист. Для меня, как для конструктора дирижаблей, важнее, что смесь из 85% гелия и 15 % водорода не горит, но при этом имеет подъёмную силу 93% от подъемной силы чистого водорода. Если считать грубо и упрощённо, 1 кубометр водородно-гелиевой смеси поднимает 1 килограмм веса. На самом деле даже немного больше.
— Борис Арнольдович сконструировал несколько дирижаблей, в том числе дирижабль "Победа", который после войны занимался поиском немецких морских мин в Севастополе, — добавил Бартини. — А Владимир Адольфович на этом дирижабле летал.
— К сожалению, дирижабль "Победа" был наполнен водородом, — признал Гарф. — Гелия у нас тогда не было. Будь он гелиевый, он и сейчас летал бы... Самое главное не это. У самолёта две трети его мощности уходят на поддержание его самого в воздухе. А дирижабль плавает в воздухе даром.
— В войну мы парашютистов для ВДВ готовили, — добавил Устинович. — Прыгали они с привязного аэростата. Зимой 41-го начали тренировки. Комиссия тогда подсчитала, что для прыжка 54 парашютистов в течение 2х часов израсходовали 40 литров бензина и 3 кубометра водорода. Для сравнения — если использовать тогдашний обычный ТБ-3, с которого прыгали тогда парашютисты, понадобилось бы 580 литров бензина.
— Однако! — заинтересовался Хрущёв.
СССР в те годы не был избалован нефтяным изобилием, и пример, приведённый Устиновичем, Никите Сергеевичу понравился.
— Мы с Робертом Людвиговичем прикидывали, — продолжал Гарф. — Если использовать в конструкции дирижабля стеклопластик, получится очень лёгкий и практически невидимый для радиолокаторов аппарат. Причём его удобнее делать по полужёсткой схеме, когда жёсткий каркас имеется только в нижней части дирижабля. А оболочка сохраняет форму за счет внутреннего избыточного давления. Такой дирижабль легче противостоит непогоде и более удобен при хранении. Можно откачать гелий, и поместить нижнюю часть дирижабля в обычный авиационный ангар.
— Невидимый для локаторов? Как это? — удивился Хрущёв.
— Стеклопластик — радиопрозрачный материал, — пояснил Бартини. — А двигатели и приборы слишком маленькие, чтобы радиолокатор их заметил.
— Раньше основные затраты на эксплуатацию дирижаблей составляла постройка эллингов — это огромный ангар, где дирижабль хранится между полётами, — продолжал Гарф. — Были трудности с приземлением, нужна была огромная наземная команда в несколько сотен человек, чтобы удержать дирижабль при посадке. Сейчас это не нужно. Двигатели размещаются в поворотных гондолах, и дирижабль может маневрировать вверх-вниз, вперёд-назад — как угодно.
— Главное достоинство дирижабля — он может поднимать очень большой груз, и нести его на огромное расстояние, с малыми затратами топлива. Кстати, топливо для дирижабля — это не обязательно бензин. Немецкий "Граф Цеппелин" летал на светильном газе — это смесь газов, получаемая пиролизом каменного угля. Газовое топливо для дирижабля даже удобнее бензина — не нужно уравновешивать корабль по мере расходования топлива.
— Очень интересно! — заметил Хрущёв. — А на природном газе он работать может?
— Может и на природном газе, как и автомобиль, и на дизельном топливе, если установить дизели. — ответил Гарф. — Может маневрировать с грузом, опускать его точно на место, как подъёмный кран. Может висеть на одном месте хоть месяц. Может садиться на воду.
— Ого! — Хрущёв на лету прикидывал варианты возможного использования. — Так с его помощью можно снабжать подводные лодки в море?
— Можно, — подтвердил Устинович. — А можно и искать лодки, американцы в войну так и делали. И за авианосными соединениями можно следить. Дирижабль может висеть над океаном на высоте двадцати километров, осматривая огромную территорию. На большой высоте полезная нагрузка уменьшается, но для дозорной службы это не важно.
— Уж очень они тихоходные... — заметил Хрущёв.
— Да, скорость у него небольшая — всего около ста, ста двадцати километров в час. Но для боевого патрулирования над своей территорией большая скорость и не нужна. Важна продолжительность полёта и грузоподъемность.
— И что ещё важнее, — добавил Бартини, — чем больше объём дирижабля, тем он рентабельнее. Объём увеличивается быстрее, чем площадь поверхности.
— И какой размер дирижабля нужен, чтобы носить ракету массой в 40 тонн? — спросил Хрущёв.
— Ну, я бы не ограничивался массой в 40 тонн, — ответил Гарф. — Ведь ракете нужна ещё и пусковая установка. Общая масса будет тонн 60. Для сравнения, американский дирижабль ZRS-4 имел длину 240 метров, диаметр 40 метров и мог поднимать полезный груз 82 тонны. Ну, мы сделаем длину метров 200, отыграем диаметром, получим грузоподъемность 60-70 тонн.
— Двести метров?? — обомлел Хрущёв. — Это же линкор летающий! Сколько ж такая дура стоит?
— Жёсткий дирижабль таких размеров стоит примерно в восемь или десять раз дешевле лёгкого крейсера 1й мировой войны, — подсказал Бартини. — Полужёсткий дирижабль будет значительно дешевле жёсткого.
— Гм! — Хрущёв задумался. — Интересно...
— Кстати, — добавил Устинович. — Американцы до сих пор используют дирижабли радиолокационного дозора. На одном из них огромная антенна смонтирована прямо внутри оболочки. Дирижабль используется в составе системы предупреждения о ракетном нападении.
— Да? — оживился Хрущёв. — Ещё интереснее... Но где такое чудовище хранить? Газовый пузырь длиной двести метров... Его же ветром порвёт на хрен!
— Как показывает опыт эксплуатации — вовсе нет, — возразил Устинович. — Дирижабли достаточно хорошо противостоят непогоде. Особенно полужёсткие. А уж если очень сильный ветер — можно откачать газ и спрятать корабль в ангар.
— Кстати, у меня есть проект простого и дешёвого ангара, — подсказал Бартини, вытаскивая эскиз. — Основа конструкции — тканевая секция, натянутая между двумя надувными трубами. Надставляя нужное количество секций, получаем эллинг любой длины. Воздух нагнетается вентиляторами. Эллинг раскрывается сверху по продольной оси, за счёт чего дирижабль может взлетать прямо с места. Нужно лишь выключить вентиляторы, и сбросить давление воздуха в трубах.
— Ещё один важный момент, — добавил Гарф. — Дирижабли хорошо работают в холодную погоду. Чем холоднее воздух, тем он плотнее, тем больше грузоподъемность дирижабля.
— Стоп-стоп-стоп! — остановил его Хрущёв. — А трубы ваш дирижабль возить может?
— Да запросто, — ответил Устинович. — И возить, и сразу на место укладывать. Легко и непринуждённо. А куда возить-то надо?
— В Сибирь, — ответил Никита Сергеевич. — Я получил сведения, что там у нас имеются богатые залежи нефти и газа. Но районы труднодоступные, осваивать их будет непросто.
— Вот там дирижабли тоже пригодятся, — кивнул Гарф. — Можно целиком собранные дома на точку забрасывать. Ну, эти... сборные домики вахтовые.
— Так, — решился Хрущёв. — Давайте построим один дирижабль. Сначала — не самый большой. Я хочу посмотреть, что он может. Насчёт патрулирования с ракетами — это вы, товарищи, загнули. Меня-то, дурака старого, вы ещё сможете уболтать, но вот наших военных — вряд ли. Георгий Константинович вас на смех поднимет.
— Тут, Никита Сергеевич, нужна реальная демонстрация возможностей, — подсказал Бартини. — Давайте сначала построим один дирижабль. Небольшой. Убедимся, что всё получается. Потом построим другой. Большой. Подцепим к нему пусковую установку с ракетой — кораблю ведь нет разницы, что возить — хоть трубы, хоть ракету. А мы устроим демонстрацию для военных. И в народном хозяйстве оба корабля так или иначе пригодятся.
— Погодите, товарищи, а ведь до войны у нас эти ваши дирижабли где-то под Москвой строили, — вспомнил Хрущёв. — Нобиле ещё там работал, итальянец.
— Совершенно верно, Никита Сергеич. Строили мы их в Долгопрудном, 28 километров от Москвы, — ответил Гарф. — Кстати, последний корабль, "СССР В-12бис" мы в 1947 году построили. Там вся инфраструктура осталась в целости. С 1951 года на части нашей территории делают зенитные ракеты, но наши эллинги ещё сохранились.
— Обязательно приеду к вам, посмотреть, как только вы построите первый дирижабль, — улыбнулся Хрущёв.
— А мы можем прямо на нём за вами прилететь, Никита Сергеевич, — в свою очередь улыбнулся Устинович. — И подобрать вас прямо на Красной площади. Если ваша охрана позволит, конечно...
— Борис Арнольдович, будете Главным конструктором? — спросил Хрущёв.
— Главным, думаю, не стоит, — ответил Гарф. — Главный — это больше администратор, чем конструктор. Вот замом по технической части — с удовольствием.
— Договорились, — кивнул Хрущёв.
Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР "Об использовании аэростатов в интересах народного хозяйства" вышло 25 февраля 1954 года (АИ). Главным конструктором вновь созданного Долгопрудненского конструкторского бюро автоматики, оно же ОКБ-424 был назначен Михаил Иванович Гудков, тот самый, что участвовал вместе с Лавочкиным в создании истребителей ЛаГГ-1 и ЛаГГ-3. Замом по технической части стал Борис Гарф, шеф-пилотом вновь созданной фирмы — Владимир Устинович.
Были выделены средства на восстановление производства и постройку двух дирижаблей — одного объёмом 10000 м3 и второго, объёмом 100000 м3.
(В реальной истории выпуск аэростатов в Долгопрудном был возобновлён в 1956 году, в связи запусками американских разведывательных аэростатов над территорией СССР.)
19. Реформа экономики
В начале февраля 1954 года Хрущёв был плотно занят целинным проектом, но уделил время для разговора с Келдышем и Косыгиным — слишком важными были обсуждаемые вопросы, чтобы откладывать их надолго.
Собрались в кремлёвском кабинете Хрущёва. Вначале решили обсудить вопросы науки.
— Мстислав Всеволодович, — обратился к Келдышу Хрущёв. — Что скажете о полученной нами документации?
— Полагаю, она сэкономит нам не один год научных исследований и не один миллиард рублей, — ответил Келдыш. — Достаточно полная и достоверная документация, Никита Сергеич. Я уже сделал некоторые распоряжения, в основном, по экспериментальной проверке отдельных теоретических положений. Провести все намеченные эксперименты мы ещё не успели, но те, что уже провели, полностью подтвердили теоретические выкладки из "тех документов"
— Ну, в этом я и не сомневался, — сказал Хрущёв. — Мстислав Всеволодович, меня сейчас больше интересуют не эксперименты для подтверждения теорий, а реальные результаты.
— Прежде всего — электроника. Массовое производство микросхем. Не надо много и разных, надо — несколько основных видов, но — очень много, чтобы получалось в розницу недорого. Нужны, прежде всего, микропроцессоры и микросхемы памяти для ЭВМ, и ещё эти, для связи. Ну, для тех радиотелефонов.