Но сейчас Марк злится, потому что дед не отвечает на вопрос.
— Деда, ну деда же! Что девочка делает?
— Работает.
— Работает?
Пятилетний Марк изумлен. Он смотрит на девочку и ничего не понимает. А девочка совсем-совсем не смотрит на Марка. Она старше на четыре года. У нее рыжие косички с бантиками. И веснушки на щеках и переносице. А еще у девочки две высоченные лестницы. Она держит их руками. Если девочка отпустит лестницы, они упадут.
Девочка ловко карабкается по лестницам. Марк не знал, что так бывает. Теперь он знает, но не верит.
Тут какой-то подвох.
— Ты обманщик, деда! Разве это работа?
Работает папа. Он встает рано-рано, умывается, завтракает и уходит на свою станцию. Надолго, до позднего вечера. Работает мама. К ней в кабинет приходят тети с большими животиками. У теть в животиках сидят мальчики и девочки. Мама следит, чтобы никто не выпрыгнул раньше срока. Мама строгая, у нее не попрыгаешь. Работает воспитательница в детском саду. У нее много-много работы, потому что Марк балуется, и не только Марк. Работает водитель аэротакси, повар в столовой; генерал Ойкумена спасает Галактику — это вообще самая главная работа…
А девочка лазит по лестницам. Залезет, спрыгнет, улыбнется. Вверх, прыжок, улыбка. Ну еще поклон. Тоже мне работа!
— Деда, ты шутишь?
— Нет, парень.
— А как называется эта работа?
— Эквилибр на свободно стоящих лестницах.
— Квилибр? Бррр!
Девочка прилетела вчера, с родителями. А Марк — позапозавчера. Он вел себя хорошо и заслужил неделю у деда. Ферму дед купил недавно и еще не обжился здесь. «Конец карьеры» — так зовет дед ферму. «Старость» — зовет он ее. «Чулан клоуна», «Тихий уголок», «Богадельня» — у фермы сто названий, большей частью непонятных Марку. А еще тут есть река, а в реке — бегемоты, и дед водит Марка смотреть на них.
Девочка тоже любит бегемотов, решает Марк. Она закончит квилибр, и я отведу ее к реке. Бегемот разинет пасть, девочка испугается, а я — ни капельки. Он вспоминает, что одного его — даже вместе с девочкой — никто к реке не отпустит, и огорчается до слез.
— Марина сломала руку. — Ладонь деда ложится Марку на плечо. — Двойной перелом: в локте и запястье. Руку срастили, но она еще болит. Видишь? Когда Марина хватается правой рукой за перекладину, ей больно.
— Не вижу, — отвечает честный Марк.
— А ты приглядись.
Марк приглядывается. Трет глаза.
— Все ты врешь, деда. И ничего ей не больно. Вот, она улыбается…
— Ага. — Карлик Пак, бывший акробат, вспрыгивает на перила веранды. — Сто раз ага, лопни мои уши! У тебя острый глаз, малыш. Маринка улыбается!
Дед беззвучно смеется, сжав пальцы на Марковом плече.
— Ей больно, — вслух думает Марк. — Она улыбается.
— Вперед! — ободряет Пак. — Шевели мозгами!
— Когда мне больно, я плачу. Или злюсь.
— Ну! Еще шажок…
— Она улыбается. Потому что больно. Нет, не поэтому.
Марк размышляет. Впервые в жизни. Это мучительно — размышлять, искать решение. Ему вспоминается драка с врединой Помпеем. Помпей обижал девочку — не эту, с лестницами, а другую, из детского садика. Марк дал Помпею по шее, а Помпей — вот ведь дурак! — дал по шее Марку. Они катались по полу, пыхтя и стараясь оказаться сверху, а потом была равнина, укрытая снегом, костер, где калилось железо, а они все дрались, пятеро против пятерых, в доспехах, с оружием в руках, не в силах выяснить, чья победа, кто кого заклеймит, но равнина быстро исчезла в снежной круговерти, и пришла воспитательница Цецилия. Она разбранила драчунов, даже дала по попе, что делала редко. Клеймить друг друга нельзя, сказала воспитательница. Драться на клеймах нельзя. И сейчас нельзя, когда ваши клейма еще слабенькие, и потом нельзя, когда они станут сильными, а вы, забияки, — взрослыми. Помпилианцы не клеймят помпилианцев. Марку показалось, что воспитательница Цецилия чего-то недоговаривает, но он побоялся спросить. Нельзя, кивнул он. И вытер злые слезы. А вредина Помпей стоял и ухмылялся. Он и позже ухмылялся, когда родителей вызвали в детский садик. А девочка, которую обижал Помпей, сказала, что Марк — балбес. Что Помпей ее вовсе не обижал. И вообще ей Помпей нравится больше Марка. Она будет дружить с Помпеем, а с Марком не будет…
— Почему она улыбается, деда?
Дедовы пальцы сжимаются сильнее. Не пальцы — клещи. Марку больно. Я не буду плакать, думает он. Я не стану злиться. Я улыбнусь. Почему? Потому что дед, и Пак, и девочка, и мама девочки — вон она, у конюшни. Вредина Помпей тоже ухмылялся, хотя у него был разбит нос. Слушал выговор воспитательницы Цецилии и ухмылялся…
— Она улыбается, потому что на нее смотрят!
— Ура! — завопил Пак.
И сделал стойку на руках.
У карлика было чудесное настроение. Вчера, в пивном клубе, какой-то долговязый красавчик — явно приезжий — обозвал Пака лягушкой. И прибавил, что честная девушка удавится, а не ляжет под такую образину. Рядом с долговязым стояла честная девушка — из местных — и хихикала. На днях они с Паком весело провели время. Пак тоже захихикал, ухватил дылду за мотню и с презрением фыркнул. Дылда ударил с левой, потом с правой. Это была его ошибка. Пак здорово повеселился. Мало кто знает, сколько радости можно получить от неуклюжего дылды, двух кружек пива, полных до краев, одной метлы из ореховых прутьев и фартука честной девушки, одолженного на пять минут.
Пак знал.
Вернувшись на ферму, он рассказал о потехе деду Марка, а позже — самому Марку, из приличия опустив ряд деталей. Для этого карлик разбудил Марка глухой ночью, что строжайше воспрещалось. Они сидели на балконе третьего этажа — Марк на табурете, Пак, по обыкновению, на перилах — и зажимали себе рот ладонями, чтобы хохотом не разбудить весь дом.
Все равно разбудили, чего там.
* * *— Улыбайся! — часто с тех пор повторял дед.
Это звучало как приказ.
— Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит.
И дед закуривал трубочку.
— А друзей? — рискнул однажды спросить Марк. — Друзей, дедушка?
— Друзей? — Дед размышлял в облаке дыма. — Друзей радует.
— Тогда почему ты не говоришь мне об этом?
— О чем?
— О друзьях. О том, что моя улыбка их радует. Все о врагах и врагах…
Дед хлопал внука по плечу:
— О друзьях, парень, ты должен все узнать сам. Тут я тебе не подмога.
Глава третья Дуэль, или В вопросах чести нет компромиссов
I— Спасибо, добрый барин!
— Бармен, — поправил Родни.
— Трижды спасибо, добрый бармен! Ты не забыл сюда плюнуть?
— Плюнуть?!
У Родни от изумления отвалилась челюсть. Набычившись, он уставился на болтливое недоразумение, сморщенное, как сушеная фига. Перед Родни на стойке внаглую разлегся карлик-вудун. Формально карлик восседал на высоченном табурете, чья ножка была вывинчена до упора. При этом большая часть карлика оккупировала стойку, а длиннющая, похожая на обезьянью лапу, рука свесилась на другую сторону, в опасной близости от Родни, а главное — от батареи разномастных бутылок.
За шаловливой лапкой требовался глаз да глаз.
— Скверно жить без дырки в заднице, — философски заметил карлик, поправляя темные очки. — Еще хуже иметь дырку в голове. О добрый бармен, неужели ты забыл, как делается «Чики-Чака»?
С проворством лисы карлик сунул нос в бокал, где бурлила зловещая серо-багровая смесь, и шумно вдохнул, раздувая ноздри. Родни готов был поклясться, что часть коктейля проходимец всосал носом.
— Мне жаль тебя, добрый бармен! В твоей голове живут осы бже-дже! Их личинки выжрали твои мозги… Да будет тебе известно, что в «Чики-Чаку» идет вытяжка из коры дерева лимбали, черный ром «Барон Суббота», щепоть сушеного лотоса, настойка на печени гиены мбола-мбола, не знавшей самца…
— Ром и лотос там есть! — возмутился Родни.
Карлик отмахнулся от его жалких оправданий:
— …бренди из бузины и сок манго. И еще туда надо плюнуть! Смачный плевок — вот залог вкуса «Чики-Чаки»!
— Ну, — сдался Родни, — если вы так настаиваете…
— Настаивать надо печень гиены! На водке. А раз печени нет, плевать уже бесполезно. — В пронзительном голосе карлика звучала вселенская скорбь. — Пей это сам, добрый бармен. А мне дай рома. Черного рома, чтобы залить тоску Папы Лусэро. Никто в Ойкумене не умеет готовить «Чики-Чаку»! Даже ты, друг мой… Что ты суешь мне стакан! Бутылку давай!
Ухватив за горлышко литровую бутыль «Барона Субботы», карлик слизнем — казалось, он утратил все кости — сполз с табурета. Марк готов был биться об заклад, что вудун растечется по полу. Судя по всему, карлик успел набраться под завязку. Но, против ожидания, знаток экзотических коктейлей встал на ноги и потопал к своему столику «противоторпедным зигзагом». Налетая на чужие столы и стулья, карлик ругался:
Ухватив за горлышко литровую бутыль «Барона Субботы», карлик слизнем — казалось, он утратил все кости — сполз с табурета. Марк готов был биться об заклад, что вудун растечется по полу. Судя по всему, карлик успел набраться под завязку. Но, против ожидания, знаток экзотических коктейлей встал на ноги и потопал к своему столику «противоторпедным зигзагом». Налетая на чужие столы и стулья, карлик ругался:
— Чего расселся на дороге? А ну, убирайся!
«Да он слепой! — дошло до Марка. — Вот Родни и терпит его выходки. Рука на калеку не поднимается. А он, скотина, пользуется…»
В жизни Марка Кая Тумидуса уже был карлик — душа скандалов, фитиль потасовок, весельчак и хулиган. Но если акробат Пак, друг деда, был гориллой, способной пересчитать зубы толпе забияк, возомнивших о себе, то слепец, тощий и вертлявый, напоминал наглую макаку.
«Прибьют ведь дурака…»
Добравшись до места назначения, карлик выдернул зубами корковую пробку и нахлюпал себе рома. Минутой позже к дебоширу присоединилась пара девиц в боевой раскраске. Птица и змея — ядовито-розовый плащ первой, сшитый из синтетических перьев, чудесно гармонировал с шелестящей «чешуей» подруги. Птица щебетала без умолку; змея была глухонемой, объясняясь на языке жестов. Как для Марка, змея вполне могла скрасить увольнение будущему офицеру. Но тот факт, что она польстилась на пьяницу-калеку, ронял девицу в глазах курсанта ниже плинтуса.
Что такое «плинтус», Марк не знал. Так говорил дед, когда имел в виду: дальше падать некуда.
Пригубив пиво, он окинул взглядом бар в поисках любви. Снять шлюху проблемы не составляло. Курсанты так и делали, гоня прочь сомнения: плати, солдатик, и не парься. Когда приходил денежный перевод от матери или деда, Марк проводил ночь с двумя куколками, за разумную плату готовыми вознести клиента в рай. Сейчас же ему хотелось большего. Трех куколок? Нет. Душа искала взаимной симпатии, а не секса за деньги. Деньги — ерунда, речь о другом…
Он и сам не знал, что на него нашло.
Через два столика, в уютной нише, выполненной в виде пасти пещерного льва, сидела молодая вудуни. Девушка разглядывала на просвет бокал, где пенилось игристое золото. В бокале вспыхивали искорки — драгоценная пыль в луче солнца. Блики играли на бархате шоколадной кожи. Казалось, лицо девушки излучает мягкий свет. Поймав восхищенный взгляд Марка, вудуни улыбнулась уголком рта: «Нравлюсь?» — «Еще как!» — едва не выпалил Марк на весь бар. Щекам сделалось горячо. Марк покраснел — он с детства легко краснел — и выругал себя за дурацкое смущение. Эй, парень! Опомнись! Сейчас она подойдет и мурлыкнет тебе, балбесу, на ухо: «Сто экю за ночь, красавчик!»
Вудуни осталась на месте. Она лишь тронула губами край бокала, словно поцеловала, и отвернулась. Нет, не шлюха, уверился Марк. Та бы уже спешила к клиенту — рвать созревший плод. Чего ты ждешь, бестолочь? Сделай комплимент, завяжи разговор. На абордаж! Он уже начал вставать, подыскивая нужные слова, как вдруг…
— Спаситель! Я нашел тебя!
В баре сделалось шумно и тесно. Тишиной и недостатком посетителей заведение Родни не страдало и раньше, но все познается в сравнении. В двери — оп-ди-ду-да! — вломился пестрый балаган во главе с элит-визажистом Игги Добсом.
— Слава Высшему Разуму!
«Лучше бы тебя сожрали!» — успел подумать Марк. Миг — и Добс пал перед ним на колени:
— Ты — герой! Мой герой!
Слюна летела с ярко-красных губ Игги, слюна восторга.
— Я преклоняюсь! Все слышите?
Слышали все, отсюда до Бычьей туманности.
— Он спас меня! Всех нас! Презрев опасность! Армия — наша защита! Армия и флот Помпилии — лучшие друзья Игги Добса! От кого еще ждать помощи в трудную минуту?
Не осталось и тени сомнения: в крови Игги бурлит гремучая смесь. На них с Марком смотрел весь бар. Наглый карлик хохотал басом, хорошенькая вудуни смеялась звонко, как колокольчик. Очень хотелось от души врезать стилисту по морде, как прозрачно рекомендовал дисциплинар-легат, но Марк сдержался. В джунглях было за что. А сейчас Игги его до небес превозносит. Вон, лезет ботинок поцеловать. А Марк его — по морде. Форменное свинство получится…
— На колени, дети мои! Вознесем хвалу спасителю!
Девица-модификант, помахивая рыжим хвостом, с радостью откликнулась на призыв Добса — и одним прыжком оказалась на коленях у Марка. Обвила шею руками, прижалась грудью, зашептала на ухо сладкую чушь. Хвост ее проник между пуговицами мундира и уже лез под пряжку пояса. Щекотно, подумал Марк.
Он хихикнул, сам того не желая.
Балаган оккупировал Марков стол, притащив недостающие стулья. Бармен Родни достал из-под стойки биту для лапты, утыканную гвоздями. На языке Родни это означало: «Чего изволите?»
— Лучшее пойло для лучших людей!
Глотка у визажиста была что надо. Такой «Центурия, подъем!» по утрам командовать.
— Двойную «Мамочку» всем! Шевелись, бармен! — И без паузы, перегнувшись через стол, жарким шепотом: — Я сделаю тебя знаменитым! Кто, если не ты? Эксклюзив от Игги Добса. Генерал Ойкумена сдохнет от зависти! У нас будет генерал Тумидус. Генералиссимус! Мужество и выдержка. Суровое благородство. Одухотворенный «милитари-стайл» — гвоздь сезона! Я договорюсь с модельным агентством Зизи. Мы запустим линейку: «Моя война». Плюс концепт личного имиджа. Куча плюсов, дружище! И в основе всего — твое обаяние! От тебя нужна только подпись на контракте — и десять процентов прибыли твои!
— Какой контракт? На что?!
— На титул Героя Галактики! — Шустрый язык модификантки облизал Марку ухо.
Перед глазами курсанта Тумидуса промелькнула картина: миллионы богатых бездельников, и все на одно лицо. Обрюзгший Марк. Одышливый Марк. Чернокожий Марк. Морщинистый старикан Марк. Марк — юнец из высшего света. Модные костюмы — пародия на форму либурнариев, с фазанами в петлицах. Десять процентов прибыли — и вечный позор на весь военный флот Помпилии! Герой Галактики живо представил себе реакцию дисциплинар-легата Гракха. Мнение обер-декуриона Горация по поводу. Глумливый восторг Катилины. Гнев отца на презентации «Моей войны». Разве что дед, с его клоунским прошлым, оценил бы ситуацию по достоинству.
Застрелюсь, понял Марк. Клянусь честью, застрелюсь.
— Я не согласен! — закричал он.
— Почему, котик? — изумилась хвостатая оторва.
Ответить Марк не успел.
— О, цирк на гастролях! Клоун клоуна видит за два парсека. Верно, Тумидус? Да ты целое созвездие вокруг себя собрал! Браво!
Стоя в дверях бара, Катилина аплодировал. За спиной Маркова недруга надрывались от хохота сокурсники. В сияющих глазах Катилины читалось счастье. Он и предположить не мог, что ему так повезет.
II— Тумидус? Знавал я одного Тумидуса!
В созвездии обнаружился черный карлик. Когда слепой вудун успел затесаться в компанию, Марк не уследил. Впрочем, приятели Игги приняли карлика как родного.
— Знатную попойку мы учинили на его галере!
«Врет! — вскипел Марк. — Врет, сволочь! Чтобы дядя пригласил на свою галеру этого пьяницу? Сел с ним за стол?! Да он бы его в рабы взять побрезговал… Да, но я-то сижу с ним за одним столом?!» — с опозданием дошло до него.
К счастью, курсант Катилина пропустил мимо ушей слова карлика, дававшие такой простор для чувства юмора. Слепец Катилину не интересовал. Марк и тот утратил его расположение. Катилина узрел настоящую цель. Он включил форсаж, распушил хвост и решительно устремился на сближение.
Ради этого он даже нырнул в пасть льва.
Десять секунд, и в нише воркуют двое. Катилина машет бармену, заказывая выпивку, склоняется к вудуни, что-то шепчет ей на ухо… И прелестная шоколадка, вместо того чтобы отшить наглеца, звонко смеется, по-детски прикрывая рот ладошкой.
«Шлюха!» — зло подумал Марк.
У тебя нет никаких прав на эту девушку, напомнил рассудок.
Ну и что? — возразила ревность.
Окрыленный Катилина спешил закрепить успех. Он был в ударе! Воздух в нише искрил от мужских гормонов. Кажется, вудуни это льстило. Возле столика возникла пышная официантка с подносом — Родни всегда слал Толстуху Марго к парочкам, балансирующим на грани обоюдной симпатии. Марго наклонилась, открыв взгляду Катилины ложбинку между могучими грудями, поставила поднос — и взвизгнула, получив смачный шлепок по заднице. Прелести Марго сотрясли стол. Из бокалов плеснуло на брюки Катилины, выглаженные до бритвенно-острых стрелок, на рукав мундира. На молодую вудуни не попало ни капли.
Черный карлик оказался вездесущ.
Цепкая лапка ухватила ближайший бокал. Золотистый напиток с бульканьем исчез в глотке слепца. Рыгнув, карлик без лишних церемоний взял себе добавки:
— Запиши на мой счет, добрый бармен! И налей моим подружкам!
Подружки — змея и птица — кинулись целовать благодетеля.