Но есть ещё трое.
Пауза.
Адам рискует высунуться и вскрикивает от неожиданности: в шаге от него лысый. Уже вскидывает винтовку землекопа. Но справа таких винтовок три.
Выстрел.
К изумлению Сантеро, адиген успевает первым, сносит одного из троих.
«Он бамбальеро!» – запоздалая мысль.
Бамбальеро, но не волшебник.
Пальцы солдат давят на спусковые крючки, и всё, что остаётся лысому, – демонстрация знаменитого на весь Герметикон «маятника». Адиген уклоняется от первых пуль, но поскальзывается и оказывается на земле. Винтовка падает рядом.
«Всё?»
Выстрелы.
За мгновение до них Сантеро вновь ныряет в яму и только там понимает, что выстрелов слишком много и пришли они не справа. Сантеро понимает, что на поляне появились новые действующие лица, и вновь выглядывает из ямы.
«Святая Марта, помоги…»
– Адам! – Расстрельная команда перебита, а из леса выбегают кирасиры в полном своём благлитовом облачении. Вперёди – высоченный здоровяк, лицо которого скрыто под маской. – Адам!
Голос глуховат, но достаточно звучный.
– Аксель! – От нереальности происходящего голова идёт кругом. – Аксель?
– А кто же ещё? – Крачин помогает другу выбраться и трясёт за плечи. – Укромные уголки ценят не только палачи, но и беглецы.
Аксель здесь! Не убит, не ранен, жив и пришёл на помощь! Друг!
– Как? – лепечет Сантеро.
Он в полной прострации.
– Случайно, – не скрывает эрсиец.
– Случайно, но вовремя, – ворчит поднимающийся с земли адиген.
«Он всегда такой спокойный, чтоб его трижды в левый борт?»
Самого Адама продолжает потряхивать, он ещё не отошёл от горячки последних минут и с изумлением смотрит на хладнокровного, как сытый крокодил, лысого.
«Его ведь едва не убили!»
– Вы ранены, – Аксель кивнул на рукав.
– Ерунда, – хмуро ответил лысый, стягивая цапу. – Пусть принесут бинт и мазь Кольского.
– У меня с собой. – Крачин расстегнул один из подсумков, достал баночку с густой жёлтой пастой, излюбленным средством всех вояк Герметикона, открыл и протянул адигену. Сантеро же изумлённо крякнул: не ожидал, что эрсиец отнесётся к незнакомцу с таким почтением.
«Кто же этот лысый?»
А его следующая фраза и вовсе повергла Адама в оторопь.
– Почему так долго думал? Не хотел рисковать?
Адиген, возможно, и не выговаривал Крачину, но был весьма близок к этому. Вопросы, во всяком случае, он задавал недовольным тоном.
– Вы нас видели? – Аксель поднял брови.
– Слышал, – уточнил лысый и скривился, неосторожно надавив на рану. – Твои люди топтались по лесу, как взбесившиеся лоси. И слишком долго думали, нападать или нет.
– Мы, знаете ли, отступаем, – сообщил Крачин. – Бежим.
– Без драки не прорвётесь.
– Согласен.
– Мы так и не познакомились, – напомнил Сантеро. Ему надоело молча стоять рядом, и Адам рискнул предложить лысому вернуться к забытой теме: – Может, теперь вы назоветесь?
– А что изменилось? – равнодушно спросил адиген.
– Расстрел отменился.
– Я не собирался расстреливаться, – хмыкнул лысый и отвернулся.
Ярко выраженное пренебрежение окатило Сантеро ушатом холодной воды, заставило стиснуть кулаки. Заставило подумать о том, что всё слышанное им об адигенах оказалось правдой! Что все они – заносчивые, высокомерные ублюдки, презирающие всех, кто им не ровня. Лысый стал противен.
«Его нужно поставить на место!»
Однако Крачин, к безмерному удивлению Адама, не стал реагировать на высокородное хамство. Вздохнул неодобрительно, взял бинт: перевязать себя лысый не смог бы, и произнёс вполне нейтральное:
– Кажется, я знаю, кто вы.
В Хоэкунс Аксель достиг лишь титула бамбини, но этого было достаточно, чтобы сделать правильный вывод из увиденного: восемь трупов и знаменитый «маятник» внятно говорили о том, что кирасиры спасли от расстрела бамбадао. И Аксель знал которого.
– Три года назад я видел вас в Химмельсгартне.
– Я приезжал на юбилей Гантерперкерийской школы, – кивнул адиген. – Назовись.
– Аксель Крачин, обер-шармейстер Чернарского гвардейского кирасирского полка, – представился эрсиец, заканчивая с повязкой.
– Я тебе должен, Аксель Крачин, – ровным тоном сообщил адиген, опуская рукав рубашки. – Одна просьба ценой в жизнь, прибереги её на крайний случай.
Несмотря на простоту слов и будничный тон, фраза прозвучала настолько весомо, что даже Адам почувствовал тяжесть услышанной клятвы. Высокородный адиген пообещал Акселю рискнуть ради него жизнью. Вот так, запросто. Правда, в обмен на спасение собственного живота.
– Теперь я абсолютно уверен, что вы – это вы, – рассмеялся Крачин.
Он в отличие от Сантеро ожидал услышать нечто подобное.
«Надо будет расспросить его о лысом!» – пообещал себе Адам и задал давно заготовленный вопрос:
– Аксель, как ты здесь оказался?
– Проводил разведку. – И было неясно, отвечает ли эрсиец на вопрос или докладывает адигену обстановку. – Кстати, нам пора уходить.
– Что у тебя есть? – Лысый не двинулся с места.
– Четырнадцать бронетягов и около тысячи человек личного состава. Движемся на восток.
– Аэроплана, случайно, нет?
– Простите?
– Мне нужен аэроплан, Аксель Крачин, – повторил адиген. И уточнил: – С этими вашими наступлениями и отступлениями я потерял уйму времени.
«Так он трус!» Сантеро едва не рассмеялся. Вот она, изнанка адигенского снобизма: заурядная трусость и желание спасти свою шкуру.
Эрсиец, судя по всему, понял лысого так же.
– Вы хотите улететь? – растерянно осведомился кирасир. – Это, разумеется, самый простой выход, но в небе полно приотских самолётов, вас могут сбить.
– Я направлялся в Линегарт по личному делу и намерен продолжить путешествие, – объяснил адиген.
«Нет, не трус», – с печалью подумал Сантеро.
– Аэроплан мне обещал твой командир – маршал Тиурмачин. Но сейчас, учитывая обстоятельства, он вряд ли сдержит слово.
– Придётся вам сначала вернуться на восток, – мстительно вставил Сантеро.
Лысый недоумённо покосился на подавшего голос алхимика, после чего вопросительно посмотрел на эрсийца. В глазах Акселя мелькнуло уважение, а затем – весёлые искры. Ему явно понравилось то, что он услышал, и то, как это было произнесено. Рисковое предложение в адигенском духе – пойти, ударить и плевать на всё – увлекло Крачина.
– Я слышал, землеройки устроили неподалёку временный аэродром.
– Отлично, – кивнул лысый. – Предлагаю посетить его.
* * *– Выясняйте, будьте вы прокляты! Выясняйте! Я хочу, чтобы её нашли! Я хочу знать, что с ней?! Где она!!
Дагомаро не удержался: схватил со стола пресс-папье и с силой швырнул в угол, пнул ногой стол, подскочил к окну и лишь в последний момент сообразил, что не следует срывать гардину в присутствии офицеров. Не поймут. Точнее, поймут, но мнение о консуле изменят.
Есть пределы, за которые нельзя заходить даже в горе.
– Найдите её, – глухо закончил Дагомаро, возвращаясь к столу. Его правая рука, которой он пытался погладить длинную бороду, тряслась. Не дрожала, не мелко подрагивала, а именно тряслась, и Винчер не делал попыток скрыть этот факт от подчинённых. Глаза воспалены, кожа бледна, и офицеры видят, как сильно постарел консул за последние часы. – Свободны.
Офицеры – начальник разведуправления Генерального штаба, его заместитель и адъютант – молча кивнули и покинули кабинет. Винчер же тигром прошёлся вдоль стола, вновь пнул его и резко опустился в кресло.
– Ты теряешь лицо, – заметил из своего угла маршал Тиурмачин. Не из того, в который полетело пресс-папье, из соседнего, где стоял небольшой диван.
– Я потерял гораздо больше, Гектор, – мрачно ответил консул. – Плевать на лицо.
– Ещё не потерял.
– Да, я помню: надежда. Конечно. Я верю. – И Винчер заорал: – А я хочу знать!! Я хочу её видеть!! Я хочу, чтобы она оказалась дома!!
Вопль, крик, почти визг, почти хрип и почти слёзы на глазах. Пальцы судорожно впились в подлокотники кресла, глаза навыкате… Больные глаза. Злые, яростные и больные. У правителя не может быть таких глаз, не должно быть. Правитель с такими глазами приносит беду.
– Я отправлюсь в действующую армию, – неожиданно произнёс Дагомаро. – Прямо сейчас.
– Глупость, – оценил маршал.
– Глупость?! Речь идёт о моей дочери!
– И моей племяннице! – рявкнул Тиурмачин.
– Внучатой!
– Не важно!
– Кира – моя дочь!
– Она росла на моих глазах! И не тычь мне в нос своим отцовством: я тоже её люблю!
Несколько секунд мужчины буравили друг друга злыми взглядами, после чего Дагомаро сдался:
– Извини.
– Глупость, – оценил маршал.
– Глупость?! Речь идёт о моей дочери!
– И моей племяннице! – рявкнул Тиурмачин.
– Внучатой!
– Не важно!
– Кира – моя дочь!
– Она росла на моих глазах! И не тычь мне в нос своим отцовством: я тоже её люблю!
Несколько секунд мужчины буравили друг друга злыми взглядами, после чего Дагомаро сдался:
– Извини.
Он почти не помнит, что было десять минут назад. Тьма. Вата в ушах и в голове. Беспросветный туман, изредка освещаемый вспышками злых молний.
Кира пропала.
Беда.
– Ты – консул и обязан заниматься делами государства, – жёстко произнёс маршал. – Через час приедут сенаторы, будут спрашивать, куда мы дели армию?
Армия куда-то делась? Плевать на армию! Кого интересует армия, когда Кира пропала! Кому нужна армия? Зачем суетиться, если будущего нет?
– Пусть спрашивают у Даркадо, он командующий, – угрюмо бросил консул.
– Неправильный ответ.
– Я ничего не понимаю в военных делах! Я…
– Ты за всё отвечаешь! – Тиурмачин вскочил, резко подался вперёд, но замер примерно в центре комнаты. – Забыл? Так я напомню, тряпка: ты отвечаешь! Тебе поверили. В тебя поверили. Так что не смей раскисать, поганец!
Дагомаро широко раскрыл рот, ловя воздух, сжал кулаки, словно собираясь наброситься на старого маршала, но сумел сдержаться. Выпустил бессмысленную агрессию шумным выдохом, отвернулся и кивнул:
– Да, я отвечаю. – Выдержал короткую паузу и ещё тише добавил: – Спасибо, что напомнил.
Консул постепенно возвращался, отодвигал паникующего отца в сторону и уверенно брался за выпущенные было вожжи. Боль из глаз не исчезла, но затаилась, перестала командовать, и старый маршал понял, что Дагомаро способен выслушать последние новости:
– С сенаторами будешь говорить сам: Даркадо отправился в действующую армию. – Угрюмый вздох. – Пытается организовать оборону и оценить масштаб потерь.
– Пытается организовать? – переспросил консул. – Мы…
«Мы бежим? Мы разгромлены? Мы уходим с Приоты?»
Первые сообщения из Межозёрья отличались убийственной краткостью. Из штаба вице-адмирала Мальдо: «Фадикур атакован», из штаба Осорской дивизии: «Мы атакованы». Ничего не понимающие адъютанты тридцать минут обсуждали, стоит ли будить Даркадо, и только следующие радиограммы заставили их решиться на этот отчаянный шаг. Из штаба Эдльманской дивизии: «Атакованы! Потери…», «Авиационное соединение «Бранисор» уничтожено внезапной атакой с озера». Сводки с юга: «Хома форсирована в десяти местах!», «Фронт взломан!», «Приотские колонны движутся к Банигарту».
Разгром?
– Не волнуйся, Винчер, до Унигарта землеройки не дойдут. Даже до полуострова не дотянут. – Тиурмачин угадал, о чём думает консул. Возвращаться на диван эрсиец не стал, уселся напротив Дагомаро и жёстко закончил: – Но дальше будет хуже.
Старый маршал понимал, что ушерцы пропустили сокрушительный удар, и не собирался щадить друга. Впрочем, этого и не требовалось – щадить.
– Будь честен, – попросил консул и вновь погладил бороду. На этот раз его рука не тряслась.
– Мы проиграли, – твёрдо ответил Тиурмачин. – Мы с тобой проиграли, Винчер. И если ты хочешь удержать Кардонию, придётся идти на поклон к адигенам.
– Уверен?
– У нас было всё, кроме времени, а сейчас нет ничего. Мы побеждали, подавляя землероек бронетягами и паровингами, сейчас они сгорели.
– Неизвестно, – перебил эрсийца консул.
– Боюсь, уже известно, – вздохнул маршал. – Скоро зима, и только чудо поможет нам дотянуть до весны. Но я думаю, чуда не случится, и нас вышибут из Унигарта к концу года.
– Мы можем всё исправить.
– Послушаем, что скажет Даркадо, – развёл руками Тиурмачин. – Посмотрим, сколько частей выйдет из окружения. – Он поднялся и направился к двери. – Необходимо оценить потери.
– Ты со мной? – резко спросил Дагомаро.
– Да, – не оборачиваясь, ответил старик. – Я с тобой.
И вышел из кабинета.
А Дагомаро взял со стола фотографию Киры, поцеловал её и прижал к груди. В его глазах стояли слёзы.
* * *– В наш «гараж» десантники высадились до того, как вражеские аэропланы налетели на лагерь. То ли не рассчитали, то ли специально так задумали. – Крачин помолчал. – Впрочем, землеройки не прогадали: когда мы очухались, они уже жарили по нам из наших собственных «Клоро» и «Бёллеров».
Кирасиры дислоцировались в лиге от алхимиков, именно к ним пытался прорваться Адам, когда повстречал «Джабрасы», и теперь внимательно слушал, что же в это время происходило у Крачина.
– Мы тревогу подняли, когда в «гараже» стрельба началась. Подскочили, а тут аэропланы. Но у меня парни ко всему приучены: стволы и «мешки» под мышку и в белье к ближайшему лесу. Лучше голышом драпать, чем погибать одетыми.
«Мешками» кирасиры называли объемистые рюкзаки, в которых хранили боевое снаряжение. В батальоне Акселя действовало железное правило: упакованные «мешки» по ночам стояли возле коек, и теперь Адам узнал зачем.
– Без потерь, конечно, не обошлось: аэропланы нас гнали, пока не началась чаща. Шестнадцать парней я потерял, но остальных увёл.
Ещё одна обязанность настоящего офицера: находить выход из отчаянных ситуаций.
– В чаще мы оделись и стали прикидывать, куда идти.
– Я надеялся, ты нас поддержишь, – признался Сантеро.
– Чем?
– Батальон кирасиров – это серьёзно. Даже без техники.
Он и сейчас был силой и составлял ядро ушерской колонны, оседлавшей лесную дорогу на восток.
За время отсутствия Акселя отряд подрос: теперь он включал восемнадцать машин и не менее полутора тысяч человек. Тоже сила, если вдуматься, но большая часть солдат полуодета и безоружна. А разномастные бронетяги: «Бёллеры», «Ядраты» и «Доннеры», несущие на бортах опознавательные знаки едва ли не всех частей межозёрской группировки, шли с минимальным боекомплектом. На фоне этой разрухи полностью экипированные кирасиры казались пришельцами из доброго сна.
– Ты – мой друг, Адам, – медленно произнёс Аксель, глядя Сантеро в глаза. – Но я – командир, я несу ответственность перед своими людьми и всегда уклоняюсь от боя, который мне навязывают.
– Всегда?
– «Уклоняйся от боя, который навязывают. Навязывай бой так, чтобы от него нельзя было уклониться», – процитировал шагающий справа от Крачина дер Даген Тур. И небрежно пояснил: – Это одна из заповедей Хоэкунса. Спасла много жизней, между прочим.
К некоторому удивлению Адама, раненый адиген не потребовал для себя привилегий, не ехал на бронетяге, а спокойно шагал в колонне вместе с обычными солдатами. Прихрамывал, правда, но на вопрос «Что с ногой?» отмахнулся: «Ничего страшного». Говорил на удивление мало – перед расстрелом Помпилио был куда словоохотливее – и терпеливо ждал, когда Крачин даст команду покинуть колонну. Которую, как выяснил Сантеро, возглавлял не Аксель, а фельдполковник Шеро, командир Девятнадцатого отряда алхимической поддержки.
Продолжать спор с Крачиным Адам не захотел, понял правоту эрсийца и потому воспользовался репликой адигена:
– Как забавно.
– Что тебя рассмешило?
– Ваше замечание.
О том, что лысый – сам дер Даген Тур, знаменитый путешественник и брат лингийского дара Антонио Кахлеса, Сантеро шепнул Аксель. Попросил не распространять информацию дальше – это Адаму далось легко – и не особенно докучать знатному гостю, знаменитому не только своими путешествиями, но и скверным нравом. Сантеро держался, сколько мог, но не смог пройти мимо странного замечания.
– Какое именно?
– О том, что заповедь Хоэкунса спасает жизни.
– Хоэкунс в принципе спасает жизни, – миролюбиво ответил Помпилио. – Высокое искусство учит сдерживать гнев и усмирять гордыню.
– Вы сейчас о ком говорите?
– Нам пора, – перебил Адама Аксель. – Аэродром в двух лигах к северу.
– Майор Тильда Чок, Генеральный штаб, – веско произнесла Орнелла, предъявляя предписание начальнику караула. – Вас должны были известить.
– Да, конечно. – Толстый капитан, судя по всему, в караул его списали за избыточный вес, внимательно изучил бумагу, затем – личные документы Орнеллы и Эбби, после чего кивнул на хмурую Киру: – Её бумаги?
Был он дураком по жизни или сегодня не выспался, Григ уточнять не стала, язвить тоже, ответила спокойно:
– Мы конвоируем этого офицера в Линегарт. Документов у неё нет.
И даже смотреть на жирного идиота не стала.
К главной палатке аэродрома Григ и Эбби подъехали на трофейном «Клоро», его ушерские опознавательные знаки были наспех закрашены белой краской, а на корме горделиво торчал флагшток с приотским флагом. Бронетяг скалой навис над брезентовым домиком, но выглядел совсем не угрожающе. Кому может угрожать свой, братский бронетяг, полный весёлых своих? Все ребята улыбаются, слышны шутки, подначки, и только рыжая девка в грязном ушерском мундире мрачна, как зимний Банир. И смотрит на приотцев с такой ненавистью, что даже привычной к выражению чувств Орнелле иногда становится неприятно. Не страшно, а именно неприятно. Орнелла знает, что людей, которые так на тебя смотрят, нужно убивать, но не может этого сделать, и только поэтому ей неприятно.