Федор поднял указательный палец, подчеркивая, значимость слов произнесенных Ваняшиным и сказал Греку, подмигнув при этом:
– Вот что значит, адвокат. Смотри, как излагает. И насчет, экспертизы он прав. Надо все сделать так, чтобы комар носа не подточил. Если мы стрельнем в этого гада из табельного оружия, нас потом будут в прокуратуру таскать…
Грек малость растерянно уставился на Федора.
– Чего ж тогда делать-то? Водкой, что ли его поить?
Насчет водки Федор отрицательно покачал головой. Потом сказал:
– А вот, если он сам застрелится из своего «глока». Тогда ни у кого и вопросов не возникнет. Нарвался на ментовскую засаду. Нервы сдали, и он, окруженный со всех сторон, пустил себе пулю в висок.
Задержанный попытался встать с земли, но Грек на этот раз пнул его ногой.
– Сиди, гад. Не помню, чтобы мы тебе разрешали встать.
– Но я не собираюсь себе пулю пускать. Вы чего тут беззаконие творите?
Федор вскочил с лавочки, схватил задержанного за шиворот, рывком усадил на то место, где только что сидел сам и, держа отобранный у того «глок» в руке, проговорил со злостью:
– Что, сволочь, вспомнил о законе? А когда ты капитану Греку собирался горло перерезать, ты про закон помнил? Скольких ты еще убил? Ну, отвечай? Когда ты их убивал, по закон помнил? В таких случаях ты обходил его. А когда тебе прищемили яйца, ты вспомнил и про закон и про адвоката. Вспомнил, что менты должны действовать по закону. А я, представь себе, тоже забыл про закон. И если ты будешь упираться и молчать, не скажешь, чего ты здесь шакалил, я сделаю вот что. Сейчас мои орлы подержат тебе руки, чтоб ты не дергал ими. А я вложу твой собственный «глок» в твою правую руку. Потом нажму твоим же пальцем на курок. И выйдет так, будто ты сам размозжил себе мозги. Ну как, устраивает тебя такое?
Лицо задержанного сделалось белее мела. Он уставился на Туманова широко открытыми глазами, в которых отчетливо отражался дикий ужас.
– Ты ненормальный, майор, – прошептал он.
Федор не стал убеждать его в обратном.
– Может быть и так. Когда имеешь дело с такой мразью навроде тебя, не долго и самому свихнуться. Поэтому ты сейчас хорошенько подумай. Или ты раскрываешь ротик и начинаешь отвечать на наши вопросы, или я вкладываю пистолет в твою руку и …
Видя, что задержанный колеблется, Федор решил ускорить процесс его дозревания. Сказал, обращаясь к Ваняшину с Греком:
– Держите ему руки.
Грек с Ваняшиным схватили задержанного за руки, стараясь пересилить нешуточное сопротивление. Федор силком вложил в его правую руку «глок» и втроем они стали подтягивать его руку к правому виску, одновременно прижимая сидящего к скамейке. Федор не давал ему разжать руку, из которой тот пытался выбросить пистолет. И когда его палец под неимоверным усилием майора все же лег на курок, он закрыл глаза, чувствуя холодное прикосновение дула пистолета к воспаленному виску. Теперь от смерти его отделяли секунды, которые убывали катастрофически быстро с тем, как его дрожащий палец под натиском пальца майора, давил на курок. И он мысленно стал отсчитывать про себя.
Один. Два. Три…
В конец, потеряв силы, он сдался, почувствовав, что больше сопротивляться уже не может, вскрикнул, вот-вот ожидая выстрел. И вздрогнул, когда раздался сухой металлический щелчок. В этой суматохе он не заметил, как майор Туманов вытащил обойму. Удар байка воспринял как случайную осечку и, не дожидаясь повтора, закричал истошно:
– Не надо. Не убивайте. Я все скажу вам.
Грек с Ваняшиным устало сели на скамейку по обе стороны от задержанного. Федор убрал «глок» в карман.
– Это меняет дело. Правда? – спросил он у своих помощников.
Грек с Ваняшиным не возражали. И Туманов сказал:
– Хорошо. Мы готовы тебя выслушать. Только один уговор. Ты не должен нам врать. Я ценю в людях откровенность.
Задержанный осмелился поднять глаза и посмотреть на Туманова.
– Между прочим, я левша, – сказал он. На что Федор Туманов хмыкнув, произнес:
– Хорошо. Мы учтем на следующее.
А лейтенант Ваняшин потянул носом, брезгливо поморщился, посмотрел по сторонам, потом уставился на Грека. И Грек понял, о чем он подумал.
– Чего ты на меня, Леха, зеньки пялишь? Это не я. Это он обгадился, – кивнул Грек на задержанного, и отодвинулся в сторону. – Он портки испачкал.
– Николаич, ты как хочешь, но я его такого в машину не посажу, – заупрямился лейтенант и, схватив задержанного под руки вместе с Греком поволок его к бассейну. – Пусть сперва, отмоется хорошенько.
С этими словами, они с Греком сбросили его в воду.
Глава 11
Начальник отдела, полковник Васильков был доволен результатами операции проведенной Тумановым и его группой. По внутреннему телефону он позвонил Федору в кабинет и попросил зайти. А когда майор вошел, Васильков попыхивая сигаретой, улыбнулся и сказал:
– Вижу, Федор Николаич, постарались вы. Молодцы.
Федор тоже улыбнулся. Уж слишком развеселил его полковник. Казалось бы, ничего необычного не произошло. Обыкновенное задержание, каких на счету Туманова и его группы было предостаточно. И что с того, что им попался сам Стержень. Но Васильков на этот счет не разделял мнение майора.
– Он – матерый убийца. Два раза отбывал за убийства. И это только то, что смогли доказать против него. Ну сам подумай, разве киллер, да еще с таким стажем, как он, может ограничиться двумя убийствами?
Федор пожал плечами.
– Не знаю, товарищ полковник. Я не думал об этом. У меня он проходит по делу не как киллер, а как человек, убивший двоих своих парней. Эти два эпизода мы сможем доказать. Есть заключение экспертизы. Те двое убиты из его автоматического пистолета «глок». Вчера этот самый пистолет мы отобрали у Стриженова при задержании.
Васильков снял очки, потер переносицу. Задумчиво посмотрел на папку, в ней лежал весь собранный материал по уголовному делу, которое вел Федор Туманов и его группа. И полковник сказал:
– Ну что, майор, поздравляю.
Туманов недоверчиво взглянул на Василькова. Шутит что ли полковник?
– Да вроде, как бы и не с чем, товарищ полковник.
Васильков поднял на Федора усталые глаза, заметив на это:
– Не надо скромничать, майор. А поздравляю я вас с завершением дела.
Федор заерзал на стуле. Знал, что, как и всякий другой начальник, привыкший выражаться лаконично, и предельно ясно, полковник не любил, когда ему задавали лишние вопросы. А то, что Федор собирался сказать, обязательно Василькову не понравится. И все-таки, Туманов решил сказать.
– Я не понял, товарищ полковник… – проговорил он.
Васильков скрыл раздражение, не выдав его даже голосом.
– А что ж тут для тебя не понятного, майор? – спросил он.
Федор почувствовал, что вступает в противоречия со своим непосредственным начальником, что в свою очередь, могло чревато отразиться на его дальнейшей карьере. Но по-другому майор поступить не мог.
– Я считаю, что дело еще не закончено, – осмелился сказать Туманов.
Васильков нахмурился.
– То есть, как, это не закончено. По-моему, все предельно ясно. Есть человек, который убил Розовского… – начал он и тут же замолчал.
– Вы имеете в виду, Ищенко? – нагло спросил Туманов.
Васильков строго на него взглянул, кивком удовлетворив вопрос Туманова. Потом, посчитал, что этого мало, проговорил:
– Правильно понимаешь, майор.
Федор вздохнул, понимая к чему, клонит начальник.
– Он не убивал Розовского, – сказал Туманов, отстаивая свою точку зрения, которая вразрез расходилась с точкой зрения Василькова. И тот, ткнув как шпагой своим длинным указательным пальцем в папку с материалом, сказал запальчиво:
– Судя по тем уликам, которые фигурируют в деле, помощника депутата государственной думы Розовского, убил именно он.
– Но там дальше фигурирует фамилия еще одного человека, который, между прочим, по приказу влиятельного вора в законе Гвоздя, отправил на тот свет самого Ищенко. А Стержень? Для чего ему понадобилось убивать своих двоих парней? – говоря все это, Федор не задавал вопросы Василькову, а скорее размышлял вслух. И сам полковник присоединился к его размышлениям.
– Да все очень просто. Стержень в бегах. Живет по чужим документам. Испугался, что ребятишки выложат про него… – сказал полковник, но Федор упрямо замотал головой.
– По-моему, товарищ полковник, не за себя он испугался, а за того, на кого он работает. Уж слишком влиятельный тот человек. Вы читали протокол допроса Стержня? – спросил Федор у полковника, взглядом указав на папку.
– Да читал, – с неохотой отозвался Васильков. А Федор продолжил:
– Он называет фамилию человека. Бывший министр, а ныне известный депутат государственной думы. Это фигура. И не простая на шахматной доске.
Васильков вытянул вперед свою длинную руку, едва не коснувшись ею Туманова.
– Вот, это меня и настораживает, майор. Запомни, министров бывших не бывает. Есть бывшие майоры. Полковники. Но не министры. Так или иначе, но они все при делах, и та власть, которая была у них в руках, они не утратили. Ты хочешь сражаться с системой? Изволь. Я знал многих, таких как ты одержимых, которые пытались подобраться к высокопоставленным людям. Поверь, Федор, все они плохо кончали. Мир не рухнет, оттого что исчезнут пара, тройка ментов. Пусть и хороших.
Васильков вытянул вперед свою длинную руку, едва не коснувшись ею Туманова.
– Вот, это меня и настораживает, майор. Запомни, министров бывших не бывает. Есть бывшие майоры. Полковники. Но не министры. Так или иначе, но они все при делах, и та власть, которая была у них в руках, они не утратили. Ты хочешь сражаться с системой? Изволь. Я знал многих, таких как ты одержимых, которые пытались подобраться к высокопоставленным людям. Поверь, Федор, все они плохо кончали. Мир не рухнет, оттого что исчезнут пара, тройка ментов. Пусть и хороших.
Туманов молчал. И видя, что он уже не проявляет той первоначальной горячки, Васильков продолжил более спокойным тоном:
– И что с того, что на одного миллионера стало меньше? Пусть хоть все они перебьют друг друга. А с бывшими министрами не стоит связываться, чтобы хребет не сломать. Поэтому, есть возможность списать смерть Розовского на Ищенко, списывай. Оттого, что ты посадишь Стриженова, всем только лучше станет. Поэтому сажай его. И этого дурака, прапора – туда же, до кучи.
Федор встал из-за стола, одернул полы пиджака.
– Извините, товарищ полковник, но я так не могу, – сказал он Василькову. И тот взглянул на майора, как на сумасшедшего, не понимая его упрямства.
– Почему ты не можешь? – стараясь сдержаться, спросил полковник.
– Потому, что так дело будет не доведено до конца, – спокойным тоном ответил майор, заметив, как к лицу полковника прихлынула кровь.
Когда за майором Тумановым закрылась дверь, полковник Васильков все еще продолжал сидеть в той же позе, размышляя обо всем, что ему тут говорил молодой майор. Впервые с ним было такое. Обычно, даже, казалось бы самый незначительный, намек начальника, подчиненные воспринимали, как приказ к исполнению. А тут едва ли не прямую просьбу о закрытие уголовного дела, Туманов отказывается выполнить. Хорошо же полковник после этого будет выглядеть в глазах подчиненных.
И Васильков тешил себя мыслью, что разговор у них проходил с глазу на глаз без посторонних. А на полковничье самолюбие можно и наплевать. Ведь тот же Туманов старается, из кожи лезет, не для удовлетворения собственных амбиций, а для дела. Васильков понимал его, потому что когда-то сам был таким же горячим. Хотел, чтобы все было по закону. Но потом понял, что есть те, для кого этот закон писан, и есть категория людей, кто под статьи закона не подпадает. Они живут по другому, ими же придуманному закону.
Знал бы Туманов, какое давление оказывается на полковника в связи со смертью Розовского. В средствах массовой информации уже вовсю муссируется тема убийства известного миллионера его же собственным водителем. И даже один довольно авторитетный телеведущий на эту тему готовит материал для передачи. В целях престижа доблестной милиции он обратился к Василькову за комментариями, но из-за упрямства Туманова полковник от всяких комментариев воздержался. Хотя даже сам начальник управления заинтересован в этом, и не далее как полчаса назад вызывал к себе Василькова.
Теперь не прошло и десяти минут, как генерал позвонил Василькову и поинтересовался, как прошла его беседа с подчиненным. Много на себя полковник брать не стал, но и в отношении майора не поступил подло, не оговорил его, не очернил. Постарался все преподать генералу так, что дело еще не закончено и находится в завершающей стадии расследования.
Наверное, об этом можно было и не информировать начальника управления. Ведь вызвав к себе Василькова, генерал велел ему принести уголовное дело, которое вела группа Туманова. Такое внимание со стороны руководителя управления, удивляло и настораживало Василькова. Удивляло тем, что казалось бы, не к лицу генералу самому копаться в каком-то уголовном деле. Для этого у него имеется куча заместителей. А настораживало тем, что генерал мог повести себя непредсказуемо. Стал бы он просто так интересоваться. Не иначе, как и на него, кто-то слегка надавил. А может и не слегка. Васильков не знал. Но рекомендация поступила от начальника управления самая неожиданная.
– Вот что, полковник, – сказал генерал, после того, как внимательно выслушал Василькова. – С сегодняшнего дня приставь к Туманову человечка. Пусть ходит за ним по пятам. А то, как бы наш майор, да не сотворил что-то не то. Тебе все ясно? – скрипучим голосом спросил генерал.
Подавив вздох, Васильков ответил:
– Так точно, товарищ генерал. Приставлю.
Полковник сразу понял, что это в первую очередь означало для самого упрямого майора Туманова. Если выражаться ментовскими терминами, это означало – работа под колпаком, когда любой твой даже незначительный шаг, не ускользает от зоркого ока начальства. А также не остается без внимания и любой промах в работе. И потом, когда таких промахов наберется достаточно, сотрудник, ставший неугодным, попросту попадает в разряд тех, от кого система предпочитает с легкостью избавляться в первую очередь.
Досадно было то, что Туманову Васильков об этом не мог даже намекнуть, чтобы самому не оказаться в столь же незавидном положении.
Все это выглядело немного подловато по отношению к подчиненному. Но и ослушаться генерала полковник не посмел. Поэтому, положив трубку на аппарат, сначала достал из шкафа бутылку коньяка, которую ему подарили подчиненные и стакан. Из конфетницы взял конфетку. Налил себе из бутылки целый стакан коричневой жидкости. Не любил употреблять коньяк такими дозами, но сейчас уж слишком скверно было на душе. Слишком нехорошо.
Он еще раз вспомнил про их разговор с Тумановым, когда он говорил майору про систему. Порочная она, как уличная шлюха, если из нормальных людей делает негодяев. И вместе с коньяком, проглотил и нахлынувшую обиду.
Убрав со стола бутылку и стакан, он снял трубку и, набрав внутренний трехзначный номер, сказал:
– Ковальчук, зайди ко мне сейчас.
Через пару минут в дверь кабинета полковника постучали.
Окончательно расправившись с шоколадной конфетой, которой он закусывал выпитый коньяк, Васильков сказал:
– Войдите.
В кабинет вошел лейтенант Ковальчук. В отдел он пришел работать всего пару месяцев назад и всячески хотел попасть под опеку полковника. Что ж, теперь у него был шанс отличиться. Хотя, если по большому счету, Васильков таких шестерок не уважал. Поначалу даже хотел отправить Ковальчука в какой-нибудь другой отдел, считая, что хорошего опера из того не получится. Но вот теперь и в нем возникла надобность.
– Садись, – сказал Васильков, кивнув на один из свободных стульев.
С благодатной улыбкой на устах, молодой лейтенант уселся напротив полковника, заглядывая тому в рот, в ожидании приказаний.
Седой полковник, скрывая неприязнь, проговорил:
– Вот что, Ковальчук. Ты ведь у нас недавно работаешь. Дела тебе еще не подписывают…
– Так точно, товарищ полковник. Работаю, так сказать на подхвате. Помогаю другим оперативникам, – ответил с улыбкой Ковальчук. А Васильков уставился в стол, соображая, правильно ли поступает. В его власти сейчас раз и навсегда искоренить в этом молодом лейтенанте задатки угодничества и подхалимства. И правильно ли он поступает, что заставляет шпионить за своим же товарищем? Может, не стоит делать из парня соглядатая?
Васильков медлил, тяготясь раздумьями. Не привык он из своих ребят, сволочей делать. Но с другой стороны и ослушаться приказа генерала он не может. Да и вряд ли кто другой из ихнего отдела возьмется шпионить за Федором Тумановым, кроме этого новичка.
Полковник поглядел на лейтенанта с жалостью и вздохнул.
– С сегодняшнего дня тебе, лейтенант, поручается ответственная работа…
Называя слежку за Тумановым ответственной работой, Васильков в душе смеялся. Подлее ничего нет и быть не может, чем подглядывать и подслушивать за своим товарищем по работе, а потом выкладывать все это на стол начальству в виде отдельной справки. Но разве скажешь вот так прямо об этом такому молодцу.
– Есть, – бодро отчеканил Ковальчук, окрыленный доверием начальника. Слово ответственная на него подействовало, и он вскочил со стула, готовый хоть сейчас выполнять эту работу. Но, не меняя тона, Васильков сказал:
– Сядь и дослушай до конца.
– Есть, – угодливо произнес Ковальчук, удобно размещаясь на стуле.
И полковник Васильков сказал:
– Я надеюсь, наш разговор останется между нами? – предупредил он.
Ковальчук тут же приложил обе руки к груди.
– Товарищ полковник, об этом даже можно было не предупреждать, – заверил он Василькова, предано заглядывая тому в глаза. И полковник удовлетворенный его ответом, кивнул. Сказал, сдержанно:
– Правильно понимаешь ситуацию. Так вот, Ковальчук. Возникла необходимость за одним из наших товарищей установить наблюдение. Ты как, сможешь? – спросил полковник, пристально вглядываясь в глаза лейтенанта. И не заметил смущения. Скорее в них пусть и не очень ярко, но выражалась готовность, выполнять это поручение полковника. И чтобы не разочаровать начальника, Ковальчук тут же пообещал: