Дьявольщина, а с чего это брату приспичило заводить этот разговор? Ему б за беременную жену бояться и лекарей трясти, а он пристал со своей просьбой, словно на войну собирался.
Рыжий Дьявол хмыкнул, как всегда, когда чего-то не понимал. О невестке и племяннике он не забывал, хотя походы, войны, государственные дела съедали все силы и время. Если повезет, лет через двадцать Мики его расседлает, но если племянник удастся в мать, любящему дядюшке придется волочь на себе Миттельрайх и дальше. До предсказанных семидесяти семи, когда можно будет с чистой совестью отправляться ко всем чертям! Императору тогда будет пятьдесят – прелестный возраст. Седина в бороду, а бес в ребро.
Руди глянул на небо. Не просто так, а прикидывая, который час. Созвездия ответили, что не больше двух. Если поторопить Нагеля, к рассвету он будет в Хеллетале. Правда, без гостинца, Мики будет разочарован… Хотя почему без гостинца? Михаэлю пора садиться в седло, но коня воин выбирает сам. Нужно отвезти Милику с Мики в Витте за лошадкой, а заодно выгнать оставшихся после матери старых ведьм. И как только Милика их терпит?! Решено, он едет к невестке, тем более в ближайшие два месяца будет не до нее.
2Они стояли среди каких-то колючих кустов и ждали Риттера. Цигенгоф держал на руках императора, а императрица-мать пыталась оттереть загустевшую кровь. Она все-таки заставила Клауса перевернуть безрукого и сама закрыла ему глаза. Зачем?
– Клаус, – Милика сунула окровавленный платок за отворот рукава, – Клаус, милый, почему мне не страшно? Я должна умирать от ужаса, а я не боюсь. Я сошла с ума?
– Ты боишься, – утешил Цигенгоф, – только не чувствуешь. Страх – это как рана. Я видел, как солдаты дрались с пулей в брюхе, словно здоровые, а потом падали – и все… Мы сейчас тоже деремся, нам не до страха. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Ты обещал мне все рассказать…
– Позже, – Клаус натужно улыбнулся, – утром. А пока я могу сказать только одно… Я тебя люблю. Давно люблю.
– Клаус!
– Я знаю, что ты скажешь, так что можешь не говорить. Я молчал семь лет, молчал бы и дальше, но оторванные руки располагают к… к откровенности, но это пройдет, утром… – В кустах что-то хрустнуло. Клаус резко обернулся, схватился за шпагу и тут же отпустил. – Это Риттер. Ну, что там?
– Трупы, – начал лесничий и прервал самого себя: – Тише!
Они замерли, слушая ветер. Ничего… Нет, снова этот плач. Далеко, на самом пределе слуха, сразу и не разберешь. Риттер резко обернулся, губы плотно сжаты, брови сведены.
– Что? – Клаус прижал к себе Микки. – Что скажешь?
– Они вышли из Вольфзее, – голос Риттера был твердым, – и ищут. Будут ходить кругами, пока не возьмут след. Они идут от крыльца, а вы вышли через лесной ход. У вас есть время, но в обрез.
«У вас?» Значит, Риттер их бросит. А почему бы и нет, он и так ради них рискнул головой.
– Вас? – Клаус не хотел смириться с очевидным. – Что значит «вас»?
– Дальше пойдете одни, – отрезал лесничий и поднял руку. – Видите, пять звезд, три вместе и две левее?
– Звездный Сокол? – переспросил Клаус.
– Да, Сокол. Идите на тройную звезду, через час увидите холм с церковью, она всегда открыта. Зажгите свечи и ничего не бойтесь. В церковь им не войти, а с рассветом они уйдут.
– Но…
– И запомните, – перебил Риттер, – кого бы вы ни увидели, не зовите его по имени. Если хотите спастись – молчите. Ваше слово – это смерть.
– Хорошо, – пробормотал Цигенгоф, – я не стану говорить.
– Тогда идите, и да поможет вам святой Михаил.
– А вы? – Милика задала вопрос, уже зная ответ.
– Ваше величество, – Риттер церемонно наклонил голову, – я – офицер Миттельрайха. Под Гольдфельтом я принял из рук принца Рудольфа Огненный Крест. Мои жена и теща об этом забыли, а я – нет.
Риттер повернулся к Цигенгофу:
– Мне нужны ваш плащ и сапоги.
Клаус кивнул и запрыгал на одной ноге, стаскивая сапог. Он тоже все понял. Чтоб дойти до церкви, нужно время, и капитан Риттер его им даст, остальное зависит от них.
Что можно сказать человеку, который идет умирать, чтобы ты жил? Милика пыталась найти слова, но их не было, а лесничий уже натянул чужие сапоги.
– Ваше величество, прошу простить мою дерзость, но вы должны меня обнять. Это…
– Я понимаю, – вдовствующая императрица, давясь слезами, прижалась к куртке лесничего, – запах… Я не забуду. И Руди… И Мики, когда вырастет. Храни тебя Бог.
– Храни вас Бог, – улыбнулся кавалер Огненного Креста, отстраняя Милику. Та послушно сделала шаг назад и опустила голову.
– До свидания, Риттер, – пробормотал Цигенгоф, но уйти им не дали. Мики не дал.
– С тобой ничего не будет? – В голосе сына слышались слезы. – Скажи, ведь не будет?
– Не будет, ваше величество, – заверил лесничий.
– Я… – Мики нахмурился и вдруг выпалил: – Капитан Риттер, я провожу… то есть привожу тебя к генералам!
– Благодарю, ваше величество, – новоиспеченный генерал поклонился, – могу я попросить вас об одной милости? Простите мою жену. У нее не было выбора… Как и у меня.
– Мама все сделает, – пробормотал Мики, – и Руди тоже. Правда?
– Клянусь Пресвятой Девой, – пробормотала Милика, вновь обвивая руками шею Риттера. Она сама не поняла, как это вышло, – просто увидела над собой темные глаза. В последний раз увидела.
– Живите, – тихо сказал офицер, – долго живите, очень долго…
Милика не успела ответить, а он уже шагнул назад и исчез в настороженных зарослях. Ни треска, ни шороха, словно Отто Риттер превратился в одну из пляшущих на ветру теней.
3Нагель побывал в слишком многих передрягах, чтобы выдать себя ржанием. Он просто остановился и повернул голову к хозяину. Руди похлопал коня по блестящей шее и прислушался. К шуму ветра примешивался дальний плач. Волки? Осенью? Странно, но не страшно. Волки, если это волки, воют за озером, ветер дует от них, всадника им не учуять. Да и не станут сытые звери нападать на человека, а пищи им сейчас хватает.
Нагель тихо фыркнул, и Рудольф Ротбарт глянул в большие лиловые глаза:
– Волков учуял? Не нравится? Ты прав, нечего им тут делать. И нам нечего, поехали.
Жеребец прижал уши, выказывая недовольство. Руди покачал головой, легко коснувшись шпорами конских боков. Конь вздохнул и послушно зашагал по выбеленной луной дороге. Не прошло и получаса, как ветер донес запах дыма, следом показался костер. Костер ночью посреди Небельринга? Это становилось любопытным. Странные волки, и еще более странный огонь. Руди перевел Нагеля на рысь и вынул пистолет.
Дорога плавно обогнула невысокий холм, за поворотом замаячило нечто темное. Карета! Сломанная карета у обочины, и, кажется, знакомая! Конечно, знакомая, но откуда, черт побери?! Руди медленно поехал вперед, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Что именно произошло, он еще не знал, но чувство беды, которое, по уверениям Людвига, родилось раньше его братца, орало во весь голос.
Нагель с готовностью остановился и замер, вбирая ноздрями недобрый, наполненный воем ветер. Руди соскочил наземь и, не выпуская поводьев, распахнул свободной рукой дверцу. Внутри было пусто – ни людей, ни хотя бы вещей. Принц-регент оглянулся в поисках ямы или камня, но не нашел ничего подозрительного.
В Хеллетале разгильдяев не держали, карета и упряжь всегда были в полном порядке. Допустить, что ось сломалась по недосмотру, Руди еще мог, но то, что за каретой никто не приглядывает, было по меньшей мере странным. Рудольф, уговаривая себя раньше времени не бить в колокола, вскочил в седло и направился к костру, оказавшемуся ближе, чем думалось сначала. Огонь почти погас, и возле него никто не сидел. Спят? Ушли? И куда, черт побери, дели лошадей?!
Нагель вновь остановился, давая понять: впереди что-то не так. Порыв ветра бросил в лицо запах дыма и все тот же ровный, тоскливый вой. Руди вполголоса выругался и тронул поводья, но на сей раз Нагель уперся. Это не было пустым упрямством – морда жеребца покрылась пеной, и он дрожал мелкой дрожью.
Будь на дороге другая карета, Рудольф пожалел бы коня и пошел пешком, но речь шла о Милике и Мики. Нагель, поняв, что спорить бесполезно, уныло потрусил вперед, и они оказались на бойне.
Лошади и люди лежали вперемешку. Развороченные животы, оторванные головы, вырванные глотки и кровь, кровь, кровь… Потеки, ручьи, лужи липкой застывающей крови! Рудольф Ротбарт воевал с пятнадцати лет и повидал горы трупов, но такого безумия ему не попадалось. Даже когда зажигательное ядро угодило в бочонок с порохом и взрыв разнес на куски десяток солдат и капрала, было лучше.
В горле застрял отвратительный пульсирующий шар, но Руди заставил себя осмотреть мертвецов. Он знал почти всех, как людей, так и коней. Гвардейцы императрицы, его дорогие «черти», те, кого он приставил к Милике и за кого ручался, как за самого себя. Каждый из погибших мог в одиночку справиться с четверкой обычных солдат. «Черти» не боялись ни Бога, ни Сатаны, а верили лишь Рыжему Дьяволу, за которым шли в огонь и в воду. И пришли. На этот луг. Рудольф сжал руками виски, пытаясь понять хоть что-то, но в голове стучало одно: «Старый Вольфганг был прав. Старый Вольфганг знал, что делал. Старый Вольфганг был прав». Проклятый Небельринг!
Будь на дороге другая карета, Рудольф пожалел бы коня и пошел пешком, но речь шла о Милике и Мики. Нагель, поняв, что спорить бесполезно, уныло потрусил вперед, и они оказались на бойне.
Лошади и люди лежали вперемешку. Развороченные животы, оторванные головы, вырванные глотки и кровь, кровь, кровь… Потеки, ручьи, лужи липкой застывающей крови! Рудольф Ротбарт воевал с пятнадцати лет и повидал горы трупов, но такого безумия ему не попадалось. Даже когда зажигательное ядро угодило в бочонок с порохом и взрыв разнес на куски десяток солдат и капрала, было лучше.
В горле застрял отвратительный пульсирующий шар, но Руди заставил себя осмотреть мертвецов. Он знал почти всех, как людей, так и коней. Гвардейцы императрицы, его дорогие «черти», те, кого он приставил к Милике и за кого ручался, как за самого себя. Каждый из погибших мог в одиночку справиться с четверкой обычных солдат. «Черти» не боялись ни Бога, ни Сатаны, а верили лишь Рыжему Дьяволу, за которым шли в огонь и в воду. И пришли. На этот луг. Рудольф сжал руками виски, пытаясь понять хоть что-то, но в голове стучало одно: «Старый Вольфганг был прав. Старый Вольфганг знал, что делал. Старый Вольфганг был прав». Проклятый Небельринг!
Руди наклонился над высоким крючконосым человеком, чье горло было вырвано, а в остекленевших глазах плясала луна. Капитан Дорманн. Ветеран шестнадцати сражений, после третьей раны отправлен в Хеллеталь. Дорманн поклялся ни на шаг не отходить от Милики. Если он здесь, значит… Рудольф вновь обошел убитых: ни Милики, ни Мики, никого из придворных гадюк. Выходит, Дорманн нарушил слово и с двумя десятками солдат увязался за пустой каретой?
Другой бы на месте Руди убедил себя в том, что невестка не покидала Хеллеталь, но Рыжий Дьявол всегда предполагал худшее и превращал его в лучшее. Обычно ему это удавалось, но с Небельрингом он еще не дрался. Принц-регент был готов взвыть, как давешние волки, но вместо этого вернулся в развороченный лагерь. На этот раз он не искал, а считал.
Двадцать четыре трупа: кучер, два лакея, двадцать солдат, один капитан. Двадцать четыре человека и тридцать две лошади – все со спутанными ногами. Четыре упряжные, двадцать восемь верховых, причем две достойны принцев крови.
Буланого жеребца-пятилетку Рудольф лично подарил растерявшемуся от такой чести Дорманну, второй был принцу незнаком. В любом случае шестеро гвардейцев и знатный всадник избежали общей участи. Если в карете были пассажиры, они сейчас с уцелевшими.
Рудольф вернулся к одинокому Нагелю, отвязал коня и замер с поводьями в руках. Куда делись исчезнувшие? Между Витте и Альтенкирхе нет ни деревни, ни хотя бы постоялого двора, только храм Пресвятой Девы на Мариинском холме и поместье Вольфзее. Он никого не встретил, значит, путники отправились в Альтенкирхе или к старой Берте, черт бы ее побрал! Если в карете была какая-нибудь из матушкиных ведьм, она потащила императрицу в Вольфзее, а Милика, как всегда, не смогла сказать «нет».
Вольфзее… Рудольф был там лишь однажды семилетним мальчуганом. В памяти всплыли увенчанные волками столбы, увитый плющом дом с двумя башнями, темные дубовые панели, старинные доспехи, шкуры волков и медведей… Неприятное место, чтобы не сказать жуткое, но стены там крепкие. Какая бы тварь ни разгуливала по здешним полям, в Вольфзее ей не вломиться, если только она не свила там гнездышко.
Рудольф Ротбарт с юности ходил в отчаянных храбрецах, что не мешало принцу-регенту, когда нужно, отступать. Здравый смысл подсказывал отправиться в Альтенкирхе, дождаться рассвета и вернуться с большим отрядом, но пока он будет ездить туда-сюда, может случиться всякое. Руди помянул своего рогатого тезку и повернул к озеру, лихорадочно вспоминая дорогу к старому дому.
Глава 6
1Три звезды висели над самой церковью, три дрожащие голубые звезды. В ночь свадьбы они стояли на дворцовом балконе, внизу серебрился Зильберштраль, пахло поздним жасмином, а Людвиг показывал ей созвездия. Меч, Жница, Бык, Миннезингер, Оборотень, Сокол… Боже, как же они были счастливы!
– Пришли, – с каким-то удивлением произнес Клаус.
– Пришли, – повторила Милика, стерев навернувшиеся слезы, – без Риттера.
– Погоди его хоронить, – прикрикнул Цигенгоф и осекся. – Прости, но ты и впрямь… Не плачь раньше времени – примета дурная. Парень не только лесничий, но и офицер, головы не потеряет. Поводит их до рассвета и уйдет.
– Куда уйдет? – вздохнула Милика. – И как?
– Да хотя бы по воде, – не сдавался Клаус. – Сразу видно, ты ничего в охоте не смыслишь. Волки – те же собаки, их главное – со следа сбить, а дальше – просто.
– Не лги, – перебила Милика, – не надо. Слышишь, они идут.
– Слышу, – пожал плечами Клаус, – ну и что? Риттер их обманул, вот они и воют. Пусть хоть увоются, мы-то у цели!
Императрица не ответила. Цигенгоф может говорить что угодно, но гибель Риттера на ее совести.
Волки плакали далеко, очень далеко. Было не понять, кого они гонят, все еще Риттера или уже их.
– Мама, – подал голос Мики, – а Отто скоро придет?
– Скоро, – соврал Клаус, – мы его внутри подождем. Входим, хватит мерзнуть и трястись – не зайцы.
Милика покорно потянула на себя очередную дверь. Неужели это она несколько часов назад вышивала ирисы, не знала, что делать с Гизелой, боялась за Руди? Ночь отрезала прошлое черным ножом и продолжала кромсать ломоть за ломтем. Из Хеллеталя выехало больше тридцати человек, теперь их лишь трое…
– Милика, проснись!
– Я не сплю.
– Мама, а здесь красиво…
Да, красиво и спокойно. Лунный свет, пробиваясь сквозь витражи, терял свой холод, пахло осенними листьями и отчего-то ягодами. У алтаря теплилось несколько лампад, из золотистой темноты выступали бык, орел, крылатый лев, ангел. Она обещала Мики, что ангел отгонит волков, выходит, она сказала правду?
– Мам, ты чего?
Какой простой вопрос, только ответить нечего.
– Все хорошо, милый. Надо зажечь свечи.
– Я тоже буду зажигать!
– Конечно, будешь.
Нестрашная тьма стала прозрачной, взлетела вверх, к расписанному звездами куполу. Волхвы преклоняют колена пред Младенцем, святой Георг поражает Змея, Анна говорит с Елизаветой. Приглушенный блеск подсвечников, ветви можжевельника и бересклета, медно-рыжие иммортели для архангела Михаила, нежно-розовые – для Пречистой Девы. Тишина и чистота, лампадки полны масла, на мозаичном полу – ни соринки. Кто выстроил в лесной глуши церковь? Кто за ней следит?
– Мама, – Мики с горящей свечкой в руках застыл перед иконой, – смотри, Руди!
– Ты про кого? – подмигнул Клаус. – Про Георга или про Змея?
Император насупился, граф Цигенгоф покаянно вздохнул и зажег святому Георгу сразу три свечи. Рыжие отблески упали на кудри воина, усугубив и без того немалое сходство.
– Теперь видишь? – настаивал Микки. – Это Руди!
Не Руди, но кто-то из Ротбартов. Только им могло прийти в голову возвести в запретном месте церковь, и только у императора хватило бы денег на убранство, потому что это была не бронза, а золото. Червонное золото, отданное земными владыками небесной заступнице. Людвиг никогда не говорил о Мариинской церкви, о своей кормилице, о Вольфзее. Почему?
Милика взяла Клауса за локоть:
– А теперь ты расскажешь мне все. Ты меня слышишь, все!
2Ворота были все те же – массивные каменные столбы, украшенные опиравшимися на щиты волками. Окованные позеленевшей медью створки гостеприимно распахнуты, за ними – липовая аллея. Заходите, вас ждут, только кто?
Нагель безропотно подошел к столбам, но Руди показалось, что конь вот-вот заплачет. Принц-регент придержал жеребца, раздумывая, что делать дальше. Усилившийся ветер гнал редкие облака, раскачивал ветви, срывал и кружил уставшие ждать листья, пахло можжевельником и поздними грибами. На первый взгляд ничего опасного, на второй – тоже, но Рыжий Дьявол с детства не доверял незапертым дверям, а немалый опыт драк и погонь твердил, что лучше целый конь за углом, чем прирезанный – у крыльца. Конечно, были еще волки и тварь, прикончившая солдат, но вой почти стих, а ночной убийца мог преспокойно войти в распахнутые ворота, если уже не вошел. Как гость или как хозяин.
Открытая дверь – это еще не гостеприимство. Принц-регент отнюдь не был уверен, что старая Берта жаждет раскрыть свои объятия брату Людвига, он ни в чем не был уверен, вот и привязал Нагеля в лесу.
Перебраться на ту сторону неряшливой каменной кладки было делом нескольких минут. Рудольф на мгновенье замер на вершине стены и соскочил в мало чем отличавшийся от леса парк. Если кто его и заметил, то не подал виду. Руди выждал пару минут и медленно двинулся к дому. Собак не было слышно, не было их и двадцать шесть лет назад. Жить в лесу, не держать собак, не запирать на ночь ворота… Пусть про разбойников в Небельринге никогда не слыхали, но те же волки! Хозяева чувствуют себя уверенно, ничего не скажешь.