– Что ты молчишь? – тронула его за руку Астра. – Полагаешь, на месте убийства егеря мы больше узнаем о Неверове?
– Ничего подобного! – поспешно выпалил Карелин.
– А если он тоже мертв?
– Но труп нашли только один.
– Плохо искали.
– Целая бригада криминалистов не нашла, а мы с тобой найдем, да? – запаниковал Матвей. Назревало именно то, чего он опасался. – Не дури, прошу тебя! Пока мы будем сидеть в лесу, теряя драгоценное время, Неверов может погибнуть. Ты должна тратить деньги клиента с максимальной пользой! – привел он веский аргумент. – Раз увидела в зеркале мертвого водителя, значит, тяни за эту ниточку. Профессор Лианозов жил в Москве, там и ключик к разгадке его тайны. Встретимся с его братом, побеседуем…
Он говорил и говорил, стараясь быть убедительным.
Астра выслушала его, а потом вдруг высказала мысль, которую он усиленно гнал от себя:
– Какое отношение профессор Лианозов, умерший десять лет назад в тех местах, имеет к исчезновению Неверова?
– Имеет, я чувствую! Надо срочно возвращаться в Москву.
– Да, пожалуй…
Они поменялись ролями. Карелин убеждал свою спутницу доверять зеркалу, а она колебалась.
– Ты же сама предлагала ехать домой! Надо прислушиваться к первому импульсу!
Астра молчала в раздумьях.
– Давай осмотрим джип, – предложила она. – Может, там какая-нибудь зацепка окажется?
Матвей согласился бы на что угодно, лишь бы не тащиться за тридевять земель в охотничье хозяйство. Он отправился уговаривать Шемякина.
Тот не возражал:
– Хорошо. Это же ваш друг. Я к его машине не прикасался, клянусь! Не привык чужим пользоваться.
Он принес ключи.
– Вот, держите. Мне уйти?
– Напротив. Останьтесь, ваша наблюдательность охотника пригодится.
Внутри джипа царила идеальная чистота, словно Неверов специально позаботился о том, чтобы не оставить никаких следов. Документы он, по-видимому, забрал с собой. В бардачке лежала карта Новгородской области, что естественно, и разные дорожные мелочи. На заднем сиденье стояла сумка с вещами, ничего индивидуального, обычный набор командированного: смена белья, чистый пуловер, легкий спортивный костюм, зонт, бритвенные принадлежности, зубная щетка, парфюмерия. В боковом кармане Матвей отыскал книжицу небольшого формата в твердом переплете. «Алтуфьево» – значилось на обложке.
– Дай-ка сюда, – попросила Астра. – И карту тоже.
– Вы хотите это забрать? – забеспокоился бывший майор.
– Нет, только просмотреть.
На карте не было никаких пометок, в книжке – никаких признаков, что ее читали.
Шемякин вздохнул с облегчением. Москвич мог вернуться и устроить скандал из-за пропавших вещей.
– А вы… действительно друзья господина Неверова? – почему-то спросил он.
Астра задала ему встречный вопрос:
– Откуда вы узнали про Лианозова?
– Охотники рассказали. Они потом показывали брату профессора место, где стояла машина. Говорят, он прослезился, цветочки положил возле того дерева. У нас долго про Лианозова говорили – случай редкий, чтобы ученый из столицы здесь умер при странных обстоятельствах.
– Егерь, которого убили, был среди тех охотников?
Шемякин оторопело уставился на Астру, помолчал, хлопнул себя по лбу:
– Ох, дурья башка! Кажись, был… Точно был! Столько лет прошло, подробности-то из головы вылетели. Когда вы спросили, я вспомнил. Он первым на машину наткнулся, другие после подошли.
До него запоздало дошел смысл сказанного:
– Так вы что, думаете, Лычкина из-за того случая убили? Не-е-ет… Ванька тогда еще мальцом был.
Из окна кухни выглянула Марья, позвала обедать. Кот спрыгнул со скамейки и резво потрусил к дому.
– Хозяйка к столу просит, – сказал Егор Петрович. – Идемте, уха стынет.
Ели, вяло перебрасываясь фразами. На сладкое Марья подала клюквенное желе со взбитыми сливками. Шемякин украдкой поглядывал на гостей.
– Что с джипом делать? – спросил он.
– Пусть у вас постоит, – сказал Матвей и положил на стол перед хозяином деньги. – Неудобства мы компенсируем.
– А если…
Он хотел сказать: «если ваш друг не вернется», но осекся.
– Машина принадлежит не Владу, – объяснила Астра. – Он водит по доверенности. В крайнем случае джип заберет хозяин. Не волнуйтесь.
Послеобеденный сон превратился для Матвея в сущее мучение. Надо было отдохнуть перед дорогой, а в голове роились тревожные мысли.
Астра то ходила взад-вперед, то стояла у окна. Через прозрачную занавеску в комнату проникало солнце, придавая стенам янтарный оттенок. Деревянный дом хорошо сохранял тепло.
– Как ты догадалась про егеря? – не выдержал Матвей. – Ну, что он нашел профессора?
– Сама не знаю. Зеркало.
Москва
Леда ждала вестей от Ельцовой. Она больше не звонила ни на мобильный Неверова, ни в питерский офис, ни матери жениха. Зачем волновать пожилую женщину? Доверившись Астре, Леда не столько успокоилась, сколько усмирила лихорадочные мысли и настроила себя на ожидание. Скоро что-нибудь да прояснится.
Личная драма молодой госпожи Куприяновой заключалась в глубинном конфликте с отцом. Павел Анисимович умер, но это ничего не изменило в жизни Леды. Он все еще продолжал вмешиваться в ее отношения с мужчинами, противясь браку с человеком, который пришелся ему не по нраву.
– Бог с тобой, – укоряла ее мать. – Как папа может влиять на твое замужество? Ведь его нет!
Она смахивала набежавшие слезы, а Леда покрывалась жарким румянцем.
– Отец невзлюбил Влада, уволил его из компании. Разве он позволил бы мне выйти замуж за этого человека? Он и с того света мешает моему счастью!
– Как тебе не стыдно… – вздыхала Римма Николаевна. – Твои обвинения абсурдны. Если вы с Владом обо всем договорились, за чем же дело стало? Устраивайте свадьбу.
Ах, мама, мама! Она сознательно оберегала свое блаженное неведение от разрушительного вторжения правды. Она придумала неплохой способ сохранять душевное равновесие, закрываясь в мнимом благополучии, как моллюск в раковине.
Римма Николаевна пила валерьянку перед сном. Отсчитав тридцать капель, она предложила лекарство дочери. Та отказалась.
Сейчас она закроется в спальне, достанет початую бутылку коньяка и выпьет. Тогда, быть может, удастся заснуть.
Лежа с открытыми глазами в роскошной постели с балдахином, Леда ломала голову, как ей вести себя с управляющими. Без Влада они в два счета обведут ее вокруг пальца. Она же ни черта не смыслит в финансовых документах, договорах, делопроизводстве такой махины, как «Куприянов и партнеры».
Леда поняла это, когда пыталась разобрать содержимое отцовского сейфа. Какие-то папки, удручающее количество бумаг. При одном взгляде на них Леду одолевала зевота. Отчаявшись, она позвала Неверова. Тот несколько суток не выходил из папиного кабинета, рассортировал документы и посвятил женщин в состояние дел.
– Компания процветает, – заявил он. – Павел Анисимович заложил основу для дальнейшего прироста капитала. Перед «Куприяновым и партнерами» открываются блестящие перспективы…
Он говорил, а Леда размышляла о превратностях судьбы. Отец и близко не подпустил бы Неверова к святая святых созданного им бизнеса – долгосрочным проектам, планам на будущее, наметкам и наброскам грядущих успехов. А теперь никто, кроме Влада, не в состоянии разобраться в этих папках и документах.
Лицо отца стояло перед Ледой – негодующе-мрачное, с угрожающе сдвинутыми бровями. «Как ты посмела ослушаться? – звучало в ее ушах. – Воспротивиться моей воле? Ты еще пожалеешь!»
Химера смерти раскрыла Леде свою непостижимую суть – умерший человек продолжал жить. Покинув физический мир, он не собирался уходить из мира дочери, жены, возможно, многих других людей, все так же или, как ни парадоксально, еще сильнее продолжая подавлять их, навязывать свои взгляды, принуждать к повиновению. Он все так же причинял Леде боль, сурово осуждая ее. Уход отца из жизни оказался иллюзией. Она не могла освободиться от него, все так же страдая от нанесенных обид, ведя с ним бесконечные изнурительные диалоги, доказывая свою правоту. Мертвый Павел Анисимович находился вне досягаемости, тогда как Леда по-прежнему оставалась уязвимой для его гнева, презрения и злой иронии. Он не одобрял ни ее мыслей, ни поступков. И она пуще прежнего боялась отца.
Леда потянулась к стоявшей на тумбочке бутылке, плеснула коньяка в стакан и поспешно проглотила.
– Это последняя порция на сегодня, – пробормотала она. – Хватит глушить себя алкоголем.
И снова возник перед ней Павел Анисимович, почти воочию, в темном углу спальни, куда не попадал рассеянный свет торшера. Он погрозил ей пальцем и жестко произнес: «Ты поплатишься. Поплатишься!»
Леда в ужасе закрыла глаза. А может быть, она уже спала, и грозный образ привиделся ей в беспокойном горячечном забытьи…
Глава 16
Санкт-Петербург – Москва
Утром дождь перестал, небо прояснилось. С листьев капало, на асфальте стояли лужи. Солнце вышло из-за туч и припекало вовсю.
– Днем будет духота, – сказал Матвей, заканчивая завтрак.
Он не выспался. Растворимый кофе, который Астра приготовила на скорую руку, имел отвратительный вкус. Овсянка горчила. Бутерброды оказались сухими.
– Ты почти ничего не ел?
– Я еще сплю.
После утомительной дороги из Старой Руссы в Санкт-Петербург и короткого отдыха Матвею предстояло снова сесть за руль. Ему уже дважды звонили из конструкторского бюро по поводу спорного контракта. А Астре звонил отец, советовался насчет мебельного гарнитура.
– Мне что-нибудь посветлее, – говорила она. – Бук или… В общем, выбирай сам.
– Как там Северная столица? Жаль, еще не наступил сезон белых ночей.
Он был уверен, что дочь с будущим зятем наслаждаются красотами города на Неве. Петербург сказочно прекрасен в сумерках, когда свет фонарей окутывает дворцы и проспекты сиреневой дымкой. Под арками мостов тихо плещется вода. В садах и парках белеют античные мраморы.
– Мы уже возвращаемся, – разочаровала его Астра. – Сегодня вечером будем дома.
– Так быстро?
– Здесь сыро и дождливо, – притворно пожаловалась она. – Я подхватила насморк.
Это была правда. Весь обратный путь Астра чихала и сморкалась, нос покраснел, глаза болели. Она промочила ноги, бегая по питерским магазинам в поисках книжечки «Алтуфьево», которую они случайно обнаружили в джипе Неверова. Скорее всего, книжка не имеет никакого отношения к делу, но…
Астра не догадалась посмотреть год издания, и продавцы разводили руками. Наконец она выбрала другую книгу, где среди прочего целый раздел был посвящен усадьбе Алтуфьево.
Матвей молча вел машину. Астра устроилась на заднем сиденье и читала. Пробежав глазами первую страницу, она ахнула:
– О боже! Какая же я тупица!
– Приступ самокритики? – спросил он.
– Ты знаешь, как называется район, где расположена усадьба Алтуфьево? Лианозово!
– Ну и что?
– Фамилия профессора тоже Лианозов!
– Думаю, в Москве десятки, сотни Лианозовых.
– Последними владельцами Алтуфьева были Лианозовы, нефтепромышленники. До семнадцатого года, – вздохнула Астра. – Может быть, профессор Лианозов – какой-нибудь их дальний родственник?
– И что?
– Совпадений не бывает. Книжка про Алтуфьево неспроста заинтересовала Неверова. И пропал он в тех же местах, где и профессор.
– Профессор Лианозов не пропал, а умер, – напомнил Матвей.
– А теперь убили егеря, который первым наткнулся на его машину.
– Лычкина могли убить по другой причине.
– Но в зеркале я почему-то увидела автомобиль с открытой дверцей и мертвого водителя…
Этот аргумент обезоружил Матвея. Он больше не проронил ни слова.
К вечеру они, уставшие и недовольные результатами поездки, добрались до Москвы.
Астра стояла под душем, смывая дорожную пыль, и пыталась привести мысли в порядок. История с охотой на кабана, «Алтуфьево», умерший профессор Лианозов и убитый егерь никак не складывались в стройную и ясную картину.
– Ты скоро? – Карелин деликатно постучал в дверь ванной.
Астра вспомнила, как они вместе парились в бане Шемякиных, и улыбнулась. Натянув на мокрое тело банный халат, она прошествовала на кухню. Ее знобило, хотелось выпить горячего чая с лимоном и завалиться в постель.
Пока Матвей мылся, она уснула. Ночью у нее поднялась температура, она беспокойно ворочалась и стонала. К утру жар спал. Астра чувствовала себя разбитой, от слабости кружилась голова.
Она с трудом съела яйцо всмятку и запила молоком. Руки дрожали.
– Тебе лучше не вставать, – с сочувствием сказал Матвей.
– Мне нужно встретиться с Ледой.
– Это не горит.
У нее не было сил спорить. Глаза слипались…
Новгородская область. Деревня Камка
Появление в сарае «беса» не понравилось Михаилу.
– Хочешь, я отвезу тебя в город? – уговаривал он Таисию. – Сниму квартиру, будешь жить одна, пока я не закончу здесь свои дела. В Камке оставаться опасно. Слыхала, что творится? Егеря убили.
– Нет, – заупрямилась она. – Уедем вместе.
С тех пор как она решила принять предложение Михаила – что стало для него полной неожиданностью, – Ангел больше не появлялся. Он не простил измены. Пусть пока только на словах, но Филофея стала невестой другого. Она затосковала. Ей не хватало слов любви. Воображаемые эротические сцены потускнели, но это не обрадовало бывшую послушницу. Ей не хватало мучительной раздвоенности, борьбы со своими желаниями.
Иногда ей казалось, что старец Авксентий рядом, нашептывает на ухо: «Грех… грех похоти, Филофея, взрастила ты в своей душе… в грехе и погрязнешь, аки в болоте!» Или то был не Авксентий, а бес! Тот самый, что прятался у сестер в сарае.
Она просыпалась в холодном поту. Кто же теперь ее искушает?
– Я не Филофея, – твердила. – Я Таисия, Тая, меня так отец называл. А мама звала Таюшкой.
– У тебя есть родители? – как-то спросил ее Михаил.
– Я ушла от них… Навсегда.
– Почему? Они плохо к тебе относились?
– Нет, что ты! Они меня очень любили. Я не хотела, чтобы они страдали.
Она замкнулась, и Михаил не стал донимать ее расспросами.
Сестры Василиса и Улита сторонились молодой женщины, словно она превратилась в прокаженную.
Таисия стоически воспринимала их отчуждение. Она расценивала свое будущее замужество как очередной обет, данный Господу во избежание еще более тяжкого греха. Лучше она отдаст мужчине тело, чем демону – душу.
Михаил никогда не думал, что найдет невесту в заброшенной деревеньке и суженую придется оспаривать чуть ли не у Бога. Он почти не имел шансов выиграть эту «дуэль», как вдруг послушница Филофея ответила на его предложение согласием.
Порой он забывал, что привело его сюда. Прежде всего – работа, обязательства, которые он взял на себя и должен был выполнить. Он увлекся собственной выдумкой, попал в им же расставленную ловушку. Хотел завести пикантную интрижку, а сам по уши влюбился в затюканную деревенскую девицу, до мозга костей пропитанную религиозными догмами, напичканную запретами, подавленную грехобоязнью, дикую и невежественную.
«Замухрышка из первобытного стойбища, – поначалу думал он. – Манеры оставляют желать лучшего, волосы потому под платком, что не мыты. Да и чем они вообще здесь моются, эти женщины? У них и мыла-то нормального нет. Баня покосилась совсем, топится по-черному. Оттуда выйдешь грязнее, чем зашел».
Он привез дамам мыло, кое-как подправил баньку. Ему милостиво разрешили попариться. Внутри было ветхо, но чисто. На темных стенах висели сухие веники. Пахло сажей, березовой корой и травами. Бочка для воды рассохлась и протекала.
– Ежели умеючи, то не вымажешься, – сурово произнесла Улита, опустив глаза и подавая ему деревянный ковш. – Гляди не угори.
Он готов был часами любоваться, как Филофея – тогда еще недоступная, строгая – доставала из колодца ведра с водой, полоскала в речке белье или возилась в огороде. Ее тонкая фигурка притягивала его, словно магнит.
Уезжая, он думал только о ней; возвращаясь, мечтал, как увидит ее. Здесь, в глуши, в руинах некогда цветущей жизни, его окружал иной мир, непривычный, грубый и наивный. Заблудший, невинный, нищий, непостижимый в своей притягательности. Здесь все подчинялось иному ритму, иному смыслу.
Чувства и мысли вырвались на свободу, понеслись, вышли из-под контроля.
Михаил вроде бы делал то, за чем приехал. Но в какой-то момент невидимая рука отобрала вожжи у возницы, и лошадей уже было не сдержать. Да и не хотелось.
Он обхаживал послушницу, как ни одну городскую барышню. Она стойко сопротивлялась его обаянию, а когда он начал отчаиваться, внезапно согласилась вступить с ним в брак.
В этом было нечто необыкновенно эротичное – взять в жены монахиню. Пусть не совсем монахиню – ведь Филофея так и не приняла постриг, да и послушание ее самовольное, без церковного благословения, – но все же чистую, целомудренную и кроткую девушку. Таисия не скрывала, что ей должно исполниться тридцать, однако уединенная и праведная жизнь сохранила ее молодость. На вид ей нельзя было дать больше двадцати пяти. Гладкое, нежное лицо с изящной линией бровей и карминными губами обещало, что тело тоже осталось свежим и упругим.
Таисия прятала себя под черным, низко надвинутым платком и просторной кофтой. Все вещи, которые носили она и сестры, были старые, поданные из милости приезжими богомольцами или брошенные туристами, рыбаками, охотниками и прочими искателями приключений, которые останавливались в Камке на ночлег.
Эта потрепанная, застиранная, чиненая-перечиненая одежонка скрывала всю молодую женщину, кроме лица и кистей рук. Михаил никогда не видел ни одной части ее тела. И новый статус жениха ничего не изменил. Однажды он поймал себя на том, что не может оторвать глаз от узкой полоски ее кожи между воротом футболки и затянутым вокруг шеи платком, и эта белая, не знающая загара полоска удивительно интимна и трогательна. Когда он не удержался и прикоснулся пальцами к ее руке, она вспыхнула, вздрогнула и отстранилась. Горячий румянец бросился ей в лицо.