- Справочку и купить можно,- пробормотал я.- На что они рассчитывают?
- Вы новенький,- тут же последовал отклик. Мне в спину пристроился некто в гавайке и шортах - выписывал что-то из таблиц.- Вы еще полны надежд, это очень трогательно. Законную силу имеет только справка, подтвержденная в одном из местных лечебных учреждений. Никакую другую банк не примет.
- И что это меняет? Купим у местных.
- Когда врачи избегают врать даже по долгу службы, даже из чувства сострадания к пациенту, неужели вы думаете, есть шанс, что они сделают это за мзду?
- Надеюсь, у вас с надеждами тоже все в порядке,- сказал я ему.
Возле окошка с надписью "Кассир" разгорался маленький скандал. Клиент требовал, чтобы ему выдали положенную сумму непременно мелкими купюрами. "Имею право," - тупо повторял он. Очевидно, это был турист НЕ первого дня.
- Глупец,- меланхолично произнес борцовского вида крепыш, оторвавшись от созерцания своей чековой книжки.- Думает, чем больше бумажек под подушку положит, тем красивее сны увидит.
- А на самом деле...- подбодрил я его.
- На самом деле, сэр, все наоборот. Хочешь хапнуть больше - значит, алчный, значит, ничего у тебя не получится.- Глаза собеседника гневно сверкнули, выдав истинные его чувства.Алчность, сэр, ничем не исправишь. Хотите знать первое имя дьявола? Алчность, сэр.
Ага, подумал я, в их рай, оказывается, не только лжецам путь заказан. Но при чем здесь красивые сны? И, в особенности, при чем здесь деньги под подушкой?
Я прилежно прочитал выданную мне бумажку. Закон о денежном обращении, как выяснилось, сводился к одному-единственному требованию: местные деньги в наличной форме нельзя было вывозить из страны. Причем за нарушение наступала не административная ответственность, а уголовная, высылкой дело не ограничивалось. Это ограничение казалось еще более нелепым, чем трудности с обменом валюты. Я, конечно, подписался в графе "ознакомлен", не стал капризничать. После чего вернулся к окошку. Там уже стоял посетитель, брезгливо обмахиваясь точно такой же подписанной грамотой. Он проворчал, легко распознав во мне товарища по несчастью:
- Они тут сумасшедшие.
- Я обратил внимание,- нейтрально сказал я.
- Ввели свои деньги,- воодушевился он.- Какого черта? Вот раньше, до заварушки,- плати, чем хочешь. Вы бывали здесь раньше? Хоть драхмами плати, хоть крузадо. Райское было местечко. Но теперь мне выбирать не приходится, полиартрит совсем замучил, засыпаю, вы не поверите, только с грезогенератором в люстре. А здесь, говорят, просто чудеса творятся. Ни одного чуда, правда, я пока не видел, если не считать того, что доллары наши им почему-то не нравятся...
- Рубли тоже,- вставил я.
Он изменился в лице.
- Вы русский?
- Если в роддоме не наврали.
Он отвернулся.
- Кругом русские, куда ни плюнь,- сказал он как бы сам себе, но так, чтобы все услышали.- Что ж они всюду лезут? Уже превратили свой Верховный Совет в Мировой, и все мало. Мир спасают, просто мания какая-то, от них бы кто спас. Такая была страна - опять же изгадили...- Он сунулся головой в окошко и спросил у операторши: - Вы не обидитесь, милая? Я пережду где-нибудь в уголке, пока помещение не очистится от свиней.
Некоторое время этот несчастный, переполненный злостью человек пребывал в сладком ожидании ответных чувств с моей стороны. Когда он удалился, со скрипом волоча свои плохо гнущиеся мощи, барышня по ту сторону стекла улыбнулась мне:
- Вашу гостевую карту, пожалуйста.
Девчушка, отошедшая от другого окошка, бегом торопилась к выходу, открыто целуя зажатую в пальцах купюру.
- У детей тихий час,- отчетливо произнес кто-то.
Очевидно, это было остроумно, потому что кругом засмеялись, дав бегунье дорогу.
- Совсем стыда не осталось,- сердито сказал пожилой охранник, прогуливающийся вдоль стоек.- Хрусташи, отбросы помойные. Скоро начнут прямо под дверями укладываться.
Формальности не отняли много времени. Я быстро получил свою порцию денежных знаков и сунул пачку в карман, не пересчитывая. В этот момент радиофон запищал у меня в ухе.
Звонил Бэла.
- Подожди,- сказал я ему.- Сейчас на улицу выйду...
Возле охранника я на секунду притормозил.
- У вас что, не получается? - спросил я со значением.Может, не так питаетесь?
Не люблю, когда детей обижают, есть у меня такое уязвимое место. Я пошел себе дальше - к солнцу, к пальмам, к открытому настежь городу,- а задетый мной старый дурак послал мне в спину с неожиданной тоской:
- Ну причем здесь питание-то?
Центральный вход вывел меня, по счастью, с противоположной от памятника стороны. Здесь было море - наконец-то я его увидел. Город спускался к морю широкими террасами, лежал под ногами, как макет, и казалось, достаточно было шагнуть, чтобы раздавить гигантской сандалией этот игрушечный мир... Оказавшись снаружи, вне зоны действия любопытных ушей, я сказал Бэле напрямик:
- У меня алиби, имей в виду. В момент нападения на камеры хранения я гулял с тобой по проспекту Ленина.
- Остришь,- неодобрительно сказал он.- Рад за тебя. Тут такой вопрос, Иван. Тебе знакомо имя Рэй?
- Кто это?
- Значит, опять я зря на тебя понадеялся... Странная история, бортинженер. Мне передали анкету. Ну, ту, которую при въезде в страну заполняют, помнишь? Она пришла не из таможенного управления, ее просто подбросили. Украли где-то бланк строгой отчетности... но это не важно. Там было написано имя: Рэй. В графе "профессия" значилось: шпион Совета Безопасности, а цель приезда указана следующая: перестать лгать. И приписка: "Надо же с чего-то начинать, не так ли, агент Жилин?" Про агента Жилина - это не мои слова, это было в анкете.
- В вашей уютной стране есть сумасшедшие,- сдержанно отозвался я.- Ты не замечал? Почему-то их особенно много среди поклонников литератора Жилина. Не знаю, что тебе ответить, Бэла.
Я не знал, что ответить, поскольку имя Рэй и вправду было мне знакомо. Если, конечно, речь шла о том человеке, о котором я подумал. Начальник полиции помолчал.
- Раскрываю тебе служебную тайну, Иван,- устало предупредил он.- Из упавшего в бухту вертолета мы вытащили кое-какие документы, но даже не успели их восстановить. Дело опечатано и увезено представителями Управления внутренних расследований Службы безопасности при Совете Безопасности. Зеленые галстуки все изъяли, подчистую. Так что шалость с анкетой не кажется мне смешной и, тем более, случайной.
Бэла был очень зол. Не мог просто взять и утереться.
- Знаешь, что означает буква "L" на борту? - сменил он тему.
Их татуировочка.
- "Light Forces",- сказал я.
- Я думал, это легенды.
- Может, провокация? - спросил я с сомнением.- Кто-то камни по кустам кидает, чтоб все в сторону побежали.
- Камни по кустам...- сказал он.- Красиво звучит. Сразу видно, что ты писатель.
- Ваши камеры хранения тоже буква "L" ограбила? - поинтересовался я у него.
- Да,- ответил он.- А сами бойцы были одеты в форму нашей полиции. Знаешь, Иван, даже оторопь берет от такой наглости. Теперь у них было время на подготовку, не то, что утром. Правда, они ведь не знали, в каком номере и в какой гостинице агент Жилин имел несчастье познакомиться с неким существом по кличке Странник, поэтому ячейки были вскрыты все до единой...
Он сказал все это со скрытым смыслом, который вовсе не собирался скрывать, и у меня пропала охота изображать из себя постаревшего весельчака, готового язвить по любому поводу. И я начал всерьез подумывать, не закатить ли мне в качестве ответа показательную истерику, но решил повременить, пока не исчерпаю собственные вопросы, например такой: известен ли местной полиции некий сеньор по фамилии Ангуло?
- Мигель? - удивился Бэла.- Полковник Ангуло - это крупный чин в Бюро антиволнового контроля. Есть в стране такая спецслужба, осталась со времен борьбы со слегом. А что?
- Ничего противозаконного. Он курит в оранжереях и путает многолетние гипсофилы с однолетними.
Начальник полиции сердито хрюкнул.
- Минуту, комиссар,- попросил я.- Не прерывай контакт. Что в ваших краях делает Мария? Тоже турист?
- Ты про бывшего шефа? - догадался он.- Мария разыскивает своего ребенка, так честно и указал в анкете. Мол, чадо удрало от папаши и скрылось где-то здесь.
- И вы ему поверили,- констатировал я.
- Как и тебе. А что? Кстати, раз уж ты заговорил,- добавил Бэла странным голосом.- Твой Мария написал в анкете, что его ребенка зовут Рэй. Рэй Ведовато. Тебе в самом деле нечего мне сообщить?
"Ведовато" в переводе - что-то вроде "вдовца", подумал я. Вдовец Мария, оказывается, имел отпрыска, которого Господь не наделил родовой дисциплинированностью и ответственностью. Печальная история. Отцы и дети. Шум и ярость, жизнь и судьба...
- Пошел к черту,- сказал я.
С некоторыми подробностями дела меня ознакомили позже, и совсем другие люди.
Ибо ничто не сгорает бесследно, если оно сделано из металла и мезовещества. Например, накопительная камера от "шаровой молнии". Или останки трейлера с раздвижной крышей и специальной станиной внутри, приспособленной как раз для транспортировки и наведения плазменных сгущателей. Все перечисленное было обнаружено на вилле, которую неустановленные лица арендовали у городского департамента собственности. Вилла стояла далеко на взморье и была покинута арендаторами, однако времени им не хватило, чтобы уничтожить все. Так что Z-локатор, установленный на крыше и культурно замаскированный под башенку обсерватории, уцелел.
Осталась и карта слежения, привязанная по времени точно к утреннему рейду штурмового "Альбатроса". И даже программа асимметричного наведения не была стерта. Участок вокруг виллы был оборудован системой рассеивателеи, защищавших локатор от обнаружения (в качестве ложного ориентира выдавались координаты диспетчерского пункта аэропорта). А в ангаре, среди всевозможного подводного снаряжения, обнаружился молекулярный резак с полностью разряженной батареей. Этакий консервный нож в кармане любого уважающего себя диверсанта, которым очень удобно, скажем, вскрывать рухнувшие на морское дно вертолеты...
Жаль, что ничего этого Бэла мне не рассказал. Я бы значительно раньше понял, с кем имею дело.
После разговора с начальником полиции я на минуту поднялся к себе в номер - специально для того, чтобы положить радиофон обратно на тумбочку. Таким образом, связь с миром была оборвана. Мне вдруг перестали нравиться блага цивилизации, дающие кому-то возможность в любой момент призвать меня к ответу. И я отправился, черт побери, гулять по городу, ибо я, черт побери, был свободным, одиноким, при деньгах.
Десантные операции среди шезлонгов и минеральных источников, думал я. Похищения людей, расстрелы вертолетов, нападения на вокзалы. "Шаровые молнии" и прочие изыски. Ясно, что власти были растеряны от такого нагромождения событий, посыпавшихся в один день - В день моего приезда. К хорошему привыкаешь быстро, а местные правоохранительные органы, как я понял, вот уже несколько лет сидели без дела. Угораздило же меня, думал я, испытывая острое чувство досады. Я был туристом, просто туристом, и вмешиваться в происходящее никак не входило в мои планы. "Ну и что с того, что в день моего приезда...- спорил я непонятно с кем.- Положительно не вижу связи..."
Некоторое время я размышлял о будущем. О ближайшем будущем. В том смысле, конечно, куда мне теперь направиться. Я люблю размышлять о будущем, обманывая себя тем, что в этом и состоит работа писателя. И я'понял, что должен немедленно идти к Строгову, поскольку если не сейчас, то когда? Славин, правда, предупреждал, что кто-то из наших сегодня к нему уже намылился, но, в конце концов, никакой очереди мы не устанавливали. Зачем, спрашивается, я сюда приехал? Я приехал проститься с Учителем, который умирает, который умирает вовсе не от старости или болезней, и никто не вправе откладывать нашу встречу, водя указующим пальцем по клеточкам невидимого плана-графика.
Принявши решение, я пошел к Строгову.
Если ты Учитель, у тебя обязательно должен быть Ученик, думал я, спускаясь по бесконечной лестнице к набережной. Иначе какой же ты Учитель? Именно наличие Ученика делает из незаурядного человека нечто большее. Если продолжить эту мысль, то неизбежно получишь следующую: эстафетная палочка передается из рук в руки только кому-то одному. Иначе говоря, свой Дух ты вряд ли сможешь поделить между всеми желающими. (И это слова межпланетника, скривился бы Славин. Позор коммунисту, атеисту Жилину!) Так к чему мои патетические размахивания руками? К тому, к тому! Хоть и не я придумал операцию под полусерьезным названием "Время учеников", призванную спасти нашего Дим Димыча (а кто ее, кстати, придумал?), я с готовностью принял эту безумную идею. Хоть я и прибыл в этот город, откликнувшись на зов своих друзей по писательскому цеху, в окончательный успех дела я все равно не верил. Хоть и не верил я в возможность вернуть Строгова к жизни, однако ж на что-то надеялся...
Вот и набережная, а лестница все текла и текла вниз по склону, увлекая меня к морю. Это была центральная пляжная лестница - мраморная, с башенками. Невозможно было представить, чтобы взять и сойти с нее в сторону.
Мы спасали Учителя, забыв, что спасти сначала нужно себя. Мы все поголовно назвались его учениками, не понимая, что ему нужен только один - Ученик. Нет, каждый из нас в глубине души это понимал, но опять же каждый втайне надеялся, мол, я - тот самый и есть. А кто-то был в этом уверен. Тогда как настоящий Ученик, вполне возможно, пропадал где-нибудь в Пырловке и был со Строговым не знаком, потому что ложный стыд мешал ему высунуть голову, и нам бы взять да разыскать этого парня, да привести его к Дим-Димычу за ручку, вместо того, чтобы дружно слетаться сюда со всех концов Ойкумены. А может, настоящий Ученик еще только учился читать по слогам? А может, Строгов вообще не хотел быть ничьим Учителем? И, кстати, насчет стыда, который на самом деле не бывает ложным. Интересно, кто-нибудь из нас испытает ли потом это чувство? Например, беллетрист Жилин?
Бриз, вдруг задувший с моря, очень вовремя проветрил мою голову. Сандалии увязли в песке, пришлось их снять. Я с изумлением обнаружил, что мраморная лестница давно закончилась, а передо мной - пространство без конца и без края. Дом Строгова остался где-то наверху и гораздо правее. "Строгий Дом". "Дом На Набережной"... Вокруг кипела жизнь. Веселые голые люди азартно играли в пляжный волейбол, другие голые люди зарывались в песок, ласточкой бросались в набегавшую волну, перекрикивались, общались, не обращая внимания на различия полов, и я понял, что попал на пляж натуристов. Это в исторической-то части города? Остроумно. Никто ни с кем не целовался, здесь были настоящие натуристы. Что ж, я люблю все настоящее, поэтому я закатал штаны, разделся до пояса, поддал ногой откатившийся ко мне мяч, а затем побрел кромкой прибоя, останавливаясь и с наслаждением наблюдая, как волны слизывают оставленные мною следы.
Неужели мне не хочется к Строгову, спросил я себя. Неужели я боюсь? Тогда какого рожна я сюда притащился? Повидаться с алкоголиком Славиным я мог и в Ленинграде, заглянув какнибудь вечерком в ресторан Дома писателей, а мрачного, болезненно серьезного Сорокина я мог легко отловить в Москве, в его роскошном рабочем кабинете.
Раскинув руки, я подставил грудь морскому бризу.
- Моя любовь? Она седа,- нежно пропел кто-то,- глуха, слепа и безобразна...
Я на всякий случай оглянулся. Одна из валявшихся на песочке девушек, сняв с головы солнцезащитный шлем, помахала мне рукой и вспорхнула с места.
- Ты сегодня точен,- сказала она нормальным голосом. Это была та самая безжалостная красавица, которую я видел утром возле киоска с кристаллофонами, это была та самая любительница музыки, которая с первого взгляда запала в мое подержанное сердце. Увы, она была в купальнике. Зато улыбалась персонально мне.
- Я просто вежлив,- возразил я.- Как король.
- Я тебя знаю,- сказала она,- ты король из моего сна. Я позвала, и ты пришел.
Я посмотрел почему-то на часы. Меня позвали, и я пришел, мысленно согласился я, вспомнив записку на рукоятке чемодана.
Шутки шутками, но было как раз четыре пополудни. Вернее, без пяти, но это дела не меняло. Мне назначили свидание на взморье, и вот я здесь. Я был сегодня точен. Случайно ли ноги принесли меня на центральную лестницу и заставили спуститься до самого дна? Кто руководил движением моих ног?
- Поможем друг другу проснуться,- пробормотал я.- Бог это счастье. Носильщики хреновы...
- Ты веришь в Бога? - тут же спросила девушка.
- Скорее нет, чем да. Впрочем, в какого?
- Он - один. Не понимаю, как писатели могут не верить в Бога, просто болезнь какая-то, особенно среди фантастов. Надеюсь, ты не фантаст?
- Как можно,- укоризненно сказал я.
Она долго смеялась, кокетливо грозя мне пальцем, и тогда я повернулся и побрел дальше, поддевая пену ногами. Я решил проверить ситуацию на прочность, и красавица не обманула моих надежд, легко и естественно присоединившись ко мне, а может, она подтвердила тем самым худшие мои подозрения,- просчитывать варианты мне пока не хотелось. Похоже, она в самом деле знала, кто я такой, оттого и веселилась. Ну, Жилин, держись, сказал я себе, молоденькие поклонницы тебя все-таки зацапали. Дождался на старости лет. Впрочем, молоденькие ли?
- Хорошая у тебя легенда,- заговорила она, отсмеявшись.Нет, я серьезно! К ребятам из Советского Союза здесь по-разному относятся, но писатель Жилин - это имя. Жаль, конечно, что ты не веришь в Бога, есть тут какое-то несоответствие, это сразу настораживает.
- Имя, а также фамилия,- ответил я.- Но я никогда не говорил, что не верю в Бога.
- Значит, веришь?
- Этого я тоже не говорил.
Девушка закатила глаза и глухо молвила:
- Он спросил страшным голосом: водку пьешь? Нет. В Бога веруешь? Нет. Истинно межпланетная душа!
Это была цитата. Из меня цитата, из кого же еще.
- Все очень мило,- сказал я ей, строго оглядев красавицу сверху донизу.- И ты очень мила. Вот только насчет "легенды" я не понял. Легенд я не пишу, не тот жанр.
Или не тот возраст, подумал я. Не тот азарт, не те зубы. Самое время было спросить у прелестницы, кто она такая, этак невзначай перевести стрелку разговора с моих анкетных данных на ее, самое время было разобраться в правилах игры, которую со мной затеяли, но...
- Легенду про слег создал ты.- Она чувственно провела пальцем по моему животу, дойдя до шрама и остановившись.- А сам-то знаешь, что такое слег? Наплел в своих мемуарах про волновую психотехнику, про воздействие на центры наслаждений в крысиных мозгах...- Она вдруг запрокинула голову и снова засмеялась.- При чем здесь, вообще, мозг? Странно, что ты ты! - в этом не разобрался.