– У тебя в офисе есть защищенные телефоны? – спросил О’Доннел.
– Конечно.
– Потрясающе. И кто же этот твой приятель?
– Обычный парень, – ответила Нигли. – Но он мне должен. Больше, чем ты можешь представить.
– И поэтому всегда помогает?
– Всегда.
Диксон съехала со 101-й автострады на Сансет и повернула на запад, к отелю. Движение было медленным. Им оставалось ехать всего три мили, но даже любитель бега трусцой преодолел бы это расстояние быстрее. У входа стоял «краун вик». Полицейская машина без опознавательных знаков. Но не Томаса Бранта. Она была новее, с целым стеклом.
В машине их ждал Кёртис Мани.
Он распахнул дверь и выбрался из автомобиля, как только Диксон припарковалась. Мани подошел к ним, невысокий, плотный, усталый. Остановился перед Ричером и немного помедлил. А потом спросил:
– У кого-то из ваших друзей была татуировка на спине?
Он говорил тихо.
С сочувствием.
– О господи, – пробормотал Ричер.
Глава 36
Мануэль Ороско четыре года проучился в колледже на деньги армии и предполагал, что будет служить боевым пехотным офицером. Его младшей сестрой овладела иррациональная паника: она почему-то вообразила, что он погибнет в бою и его лицо будет так изуродовано, что родные не сумеют опознать тело. И она никогда не узнает, что с ним произошло. Тогда Ороско рассказал ей о личных знаках, которые носят военные. Она возразила, что знак можно сорвать с шеи. Он сослался на отпечатки пальцев. Она ответила, что солдат может потерять конечности. Он рассказал, что личность погибшего можно установить по зубам. Она ответила, что челюсть может пострадать от взрыва. Позднее он понял, что страх сестры прятался на более глубинных уровнях, но тогда он решил, что положит этому конец, сделав себе татуировку в верхней части спины – ОРОСКО М., крупными черными буквами, а ниже личный номер такими же крупными цифрами. Он вернулся домой, снял рубашку и с радостным видом повернулся спиной к сестренке, но та принялась плакать еще горше.
В результате он не пошел в пехоту и оказался в 110-м подразделении военной полиции, где Ричер тут же дал ему прозвище Вещевой Мешок, поскольку его широкая оливковая спина напоминала солдатский вещевой мешок с именем и номером. Теперь, пятнадцать лет спустя, Ричер, стоявший на залитой солнцем парковке отеля «Шато Мармон», сказал:
– Вы нашли еще одно тело.
– Боюсь, что да, – ответил Мани.
– Где?
– В тех же местах. В овраге.
– Вертолет?
– Скорее всего.
– Ороско, – произнес Ричер.
– Именно такое имя написано на спине, – сказал Мани.
– Так зачем же спрашивать?
– Мы хотели быть уверены.
– Все бы тела были так хорошо подготовлены к опознанию.
– Кто его ближайший родственник?
– У него есть младшая сестра.
– В таком случае опознание лучше сделать кому-то из вас. Такие вещи младшей сестре видеть нельзя.
– Сколько он пролежал в овраге?
– Довольно долго.
Они сели в машину, и Диксон поехала вслед за Мани в окружной морг, находившийся к северу от Глендейла. Все молчали. Ричер сидел сзади с О’Доннелом, и оба были заняты тем, что вспоминали многочисленные эпизоды, связанные с Ороско. Парень был настоящим комиком, иногда сознательно, иногда нет. Мексиканец, родившийся в Техасе и выросший в Нью-Мексико, Ороско в течение многих лет выдавал себя за белого австралийца. Он всех называл «приятель». Превосходный офицер, он никогда не отдавал прямых приказов. Он дожидался, пока младший офицер или рядовой не поймет, что нужно делать, а потом говорил: «Если ты не возражаешь, приятель, пожалуйста». И это стало одной из любимых фраз отряда наряду с вездесущим «Никогда не связывайтесь…».
«Кофе?»
«Если ты не возражаешь, приятель, пожалуйста».
«Сигарету?»
«Если ты не возражаешь, приятель, пожалуйста».
«Хочешь, чтобы я пристрелил этого долбаного дурака?»
«Если ты не возражаешь, приятель, пожалуйста».
– Мы уже знали, – сказал О’Доннел. – Это не стало неожиданностью.
Никто ему не ответил.
Окружной морг находился в новом медицинском центре. По одну сторону широкой улицы располагалась больница, а напротив построили современную принимающую станцию для тех районов, в которых не было собственных моргов. Белый бетонный куб на сваях высотой в целый этаж. Санитарные автомобили проезжали под зданием прямо к скрытым грузовым лифтам. Все аккуратно, чисто, скромно. По-калифорнийски. Мани оставил машину на парковке для посетителей, Диксон припарковалась рядом. Все вышли из машин и немного постояли, оглядываясь по сторонам. Никто не спешил.
Подобные посещения никому не доставляют удовольствия.
Мани повел их к лифту для персонала, нажал на кнопку вызова, дверь лифта открылась, и наружу вырвался холодный, насыщенный химикатами воздух. В лифт вошли Мани, Ричер, О’Доннел, Диксон и Нигли.
Мани нажал кнопку четвертого этажа.
Здесь было холодно, как в морозильнике. Они оказались в небольшом холле с широким окном, закрытым жалюзи. Мани распахнул дверь, и они вошли в хранилище. На трех стенах размещались дверцы десятков холодильников. Холодный воздух был наполнен тяжелыми запахами, всюду блестела нержавеющая сталь. Мани открыл дверцу холодильника, и наружу выехали носилки на роликах. Послышался щелчок, и носилки остановились.
Внутри находился замороженный труп. Мужчина. Латиноамериканец. Запястья и щиколотки связаны прочным шнуром, глубоко впившимся в кожу. Руки связаны за спиной. Голова и плечи сильно повреждены. Лицо стало практически неузнаваемым.
– Он падал головой вниз, – тихо произнес Ричер. – Именно так его и должны были связать, если вы правы относительно вертолета.
– Не найдено никаких следов ни к телу, ни от тела, – сказал Мани.
С медицинской точки зрения трудно было что-то добавить. Началось разложение, но благодаря сухому воздуху и высокой температуре в пустыне процесс больше напоминал мумификацию. Тело сжалось, уменьшилось. Оно казалось пустым. Имелись незначительные повреждения, нанесенные животными. Очевидно, тело защитили стены оврага.
– Вы его узнаете? – спросил Мани.
– Вообще-то нет, – ответил Ричер.
– Проверьте татуировку.
Ричер не двинулся с места.
– Хотите, чтобы я вызвал санитара? – осведомился Мани.
Ричер покачал головой и просунул руку под ледяное плечо. Приподнял его. Тело сдвинулось как единое целое, словно бревно. Ричер перевернул его спиной вверх, и связанные руки зашевелились, точно отчаянная борьба за свободу продолжалась до самого конца.
«Так наверняка и было», – подумал Ричер.
Татуировка слегка сжалась вместе с усохшей кожей.
И немного выцвела.
Однако сомнений не оставалось. «ОРОСКО М.»
Под этой надписью виднелся девятизначный номер.
– Это он, – выдавил из себя Ричер. – Мануэль Ороско.
– Приношу свои соболезнования, – сказал Мани.
На некоторое время воцарилось молчание. Тишину нарушал лишь шум вентилятора.
– Вы продолжаете поиски в тех местах? – спросил Ричер.
– Ищем ли мы остальных? – уточнил Мани. – Пожалуй, нет. Ведь речь не идет об исчезнувшем ребенке.
– Франц находится здесь? В одном из этих проклятых ящиков?
– Вы хотите на него взглянуть? – спросил Мани.
– Нет, – ответил Ричер, потом перевел взгляд на Ороско. – Когда будет вскрытие?
– Скоро.
– Даст ли нам что-нибудь изучение шнура?
– Боюсь, его можно купить в любом месте.
– Можно ли установить время смерти?
По лицу Мани проскользнула удовлетворенная улыбка полицейского.
– Мы знаем, когда он упал на землю.
– И когда же это произошло?
– Три или четыре недели назад. Раньше Франца, по нашему мнению. Но наверняка мы никогда не узнаем.
– Мы узнаем, – сказал Ричер.
– Как? – удивился Мани.
– Я спрошу у того, кто это сделал. И он мне расскажет. Он будет об этом умолять.
– Никаких независимых действий, вы помните?
– Только в ваших мечтах.
Мани остался оформлять бумаги. А Ричер, Нигли, Диксон и О’Доннел спустились на лифте вниз, к теплу и солнечному свету. Они остановились на парковке. Все молчали. Каждый с трудом сдерживал ярость. Солдат знает, что такое смерть. Он сталкивается с ней постоянно. Он живет с ней рядом и принимает смерть. Некоторые даже ждут ее. Но в глубине души каждый хочет, чтобы она была честной. Я против нее, и пусть лучший из нас победит. Смерть должна быть благородной. Победа или поражение, но каждый мечтает умереть с достоинством.
Солдат, погибший со связанными за спиной руками, – худшее, что можно себе представить. Беспомощность, покорность и жестокость. Бессилие.
Потеря всех иллюзий.
– Пойдем, – сказала Диксон. – Не будем терять время.
Глава 37
В отеле Ричер некоторое время сидел, глядя на фотографию, которую отдал ему Мани. Кадр с камеры видеонаблюдения. Аптека. Четверо мужчин перед прилавком. Мануэль Ороско стоит слева и с нетерпением смотрит направо. Рядом спокойно стоит Кельвин Франц, сунув руки в карманы. Тони Суон глядит прямо перед собой. И Хорхе Санчес справа, оттягивает пальцем воротник. Четверо друзей. Двое из них мертвы. Вероятно, мертвы все четверо.
Солдат, погибший со связанными за спиной руками, – худшее, что можно себе представить. Беспомощность, покорность и жестокость. Бессилие.
Потеря всех иллюзий.
– Пойдем, – сказала Диксон. – Не будем терять время.
Глава 37
В отеле Ричер некоторое время сидел, глядя на фотографию, которую отдал ему Мани. Кадр с камеры видеонаблюдения. Аптека. Четверо мужчин перед прилавком. Мануэль Ороско стоит слева и с нетерпением смотрит направо. Рядом спокойно стоит Кельвин Франц, сунув руки в карманы. Тони Суон глядит прямо перед собой. И Хорхе Санчес справа, оттягивает пальцем воротник. Четверо друзей. Двое из них мертвы. Вероятно, мертвы все четверо.
– Жизнь – дерьмовая штука, – сказал О’Доннел. Ричер кивнул.
– Но мы с этим справимся.
– В самом деле? – спросила Нигли. – И на этот раз?
– Прежде всегда справлялись.
– Такого прежде не случалось.
– Мой брат умер.
– Я знаю. Но это хуже.
Ричер снова кивнул.
– Да, хуже.
– Я надеялась, что остальные трое живы.
– Мы все надеялись.
– Но это не так. Они мертвы.
– Похоже на то.
– Нужно работать, – сказала Диксон. – Больше нам ничего не остается.
Они поднялись в номер Диксон, но работа – понятие относительное. Они зашли в тупик. Не осталось ни одной ниточки. Их настроение не улучшилось, когда они перешли в номер Нигли и она получила ответ от своего приятеля в Пентагоне.
«Извини, но ничего не выходит. «Новая эра» засекречена». Всего восемь слов, холодных и равнодушных.
– Получается, он не так уж сильно тебе должен, – заметил О’Доннел.
– Ты ошибаешься, – возразила Нигли. – Очень сильно ошибаешься. Его ответ больше говорит о «Новой эре», чем о наших отношениях.
Нигли проверила другие сообщения в своем почтовом ящике. И замерла. Она получила еще одно сообщение от того же человека. Другой вариант имени, другой электронный адрес.
– Адрес одноразового использования, – сказала Нигли и открыла сообщение.
В нем говорилось: «Фрэнсис, рад тебя слышать. Нам нужно встретиться. Может, пообедаем или ты предпочитаешь сходить в кино? Я должен вернуть тебе диски Хендрикса. Спасибо, они мне ужасно понравились. Шестая песня второго альбома динамически безупречна. Дай мне знать, когда в следующий раз будешь в Вашингтоне. Пожалуйста, позвони как можно скорее».
– Ты собираешь диски? – поинтересовался Ричер.
– Нет, – ответила Нигли. – И не переношу Джимми Хендрикса.
– Ты ходила в кино или на свидания с этим парнем? – спросил О’Доннел.
– Никогда, – ответила Нигли.
– Значит, он путает тебя с другой женщиной.
– Сомневаюсь, – пробормотал Ричер.
– Это шифр, – сказала Нигли. – Он отвечает на мой вопрос. Иначе быть не может. Он дал мне официальный ответ со своего обычного электронного адреса, а потом послал кодовое сообщение с одноразового. Так он прикрывает свою задницу.
– Что за шифр? – спросила Диксон.
– Это как-то связано с шестой песней второго альбома Хендрикса.
– А каким был второй альбом Джимми Хендрикса?
– «Electric Ladyland»? – высказал предположение О’Доннел.
– Этот альбом вышел позднее, – возразила Диксон. – Первый назывался: «Are You Experienced».
– А на каком альбоме была обнаженная женщина на обложке?
– На «Electric Ladyland».
– Мне нравилась обложка.
– Ты отвратителен. Тебе ведь было всего восемь лет!
– Почти девять.
– Второй альбом – «Axis Bold As Love», – сказал Ричер.
– Как называлась шестая песня? – спросила Диксон.
– Понятия не имею.
– Когда возникают проблемы, нужно прошвырнуться по магазинам, – заявил О’Доннел.
Они пошли на восток по Сансет, наткнулись на «Тауэр рекордс», зашли и оказались в окружении прохладного воздуха, молодых людей и громкой музыки. Довольно быстро им удалось обнаружить секцию «Х», где продавали альбомы Джимми Хендрикса. Четыре старых названия, которые Ричер узнал, а также ряд посмертных изданий. Продавался и «Axis Bold As Love» – три экземпляра. Ричер взял один из них и открыл, чтобы просмотреть названия песен. Однако ярлык с ценой закрывал список.
Аналогичная картина наблюдалась на втором и третьем экземплярах.
– Сорви ярлык, – предложил О’Доннел.
– Украсть диск?
– Нет, сорви пластик.
– Я не могу так поступить. Диск нам не принадлежит.
– Ты лупишь полицейских по носу, но не можешь испортить упаковку в магазине?
– Это другое дело.
– И что же ты собираешься делать?
– Куплю диск. В машине есть проигрыватель дисков?
– Последние сто лет, – проворчала Диксон.
Ричер взял диск и встал в очередь за девушкой, на лице которой было больше металла, чем у человека, пострадавшего от взрыва гранаты. Оказавшись у кассы, Ричер вытащил тринадцать из оставшихся у него восьмисот долларов и впервые в жизни стал обладателем продукта цифровых технологий.
– А теперь сними обертку, – нетерпеливо сказал О’Доннел.
Это оказалось непростой задачей. Ричеру пришлось пустить в дело зубы. Наконец он извлек диск, провел пальцем по списку песен и прочитал:
– «Маленькое крыло».
О’Доннел пожал плечами. Нигли тоже ничего не понимала.
– Все без толку, – упавшим голосом произнесла Диксон.
– Я помню эту песню, – сказал Ричер.
– Только не надо ее петь! – взмолилась Нигли.
– И что все это значит? – спросил О’Доннел.
– «Новая эра» создала систему вооружения, которую назвали «Маленькое крыло», – ответил Ричер.
– Очевидно, так. Но это нам не поможет, если мы не сумеем узнать, что такое «Маленькое крыло».
– Судя по названию, как-то связано с аэронавтикой. Похоже на беспилотный летательный аппарат или что-то в том же роде.
– Вы о нем слышали? – спросила Диксон. – Хоть что-нибудь?
О’Доннел покачал головой.
– Только не я, – сказала Нигли.
– Значит, это действительно суперсекрет, – продолжала Диксон. – И никто не проболтался ни в Вашингтоне, ни на Уолл-стрит, ни среди знакомых Нигли.
Ричер стал открывать коробку и обнаружил, что она запечатана клейкой лентой с названием. Он попытался сорвать ее ногтями, но у него в руках остались только липкие обрывки.
– Вот почему этот бизнес пришел в упадок, – заметил Ричер. – Не так-то просто получить удовольствие от этой штуки.
– Что будем делать? – спросила Диксон.
– А что говорилось в электронном послании?
– Ты знаешь, что там говорилось.
– А ты?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну так что там говорилось?
– «Найди шестую песню во втором альбоме Хендрикса».
– И?
– И ничего.
– Нет, там говорилось: «Пожалуйста, позвони как можно скорее».
– Это смешно, – вмешалась Нигли. – Если он ничего не написал в письме, что он может сказать по телефону?
– Но там не написано «позвони мне». Когда речь идет о зашифрованном письме, каждое слово имеет смысл.
– И кому мне следует позвонить?
– Должен быть кто-то. Он знает, что тебе знаком человек, который может помочь.
– Но кто может помочь с такими вещами, если даже ему это не под силу?
– Кого из твоих знакомых он знает? Может быть, из Вашингтона, раз уж он использовал это слово, а каждое слово важно?
Нигли открыла рот, чтобы ответить: «Никого». Ричер видел, как это отрицание зарождается у нее в горле. Но в последний момент она что-то вспомнила.
– Есть одна женщина, – сказала она. – Ее зовут Диана Бонд. Мы с ним оба ее знаем. Она работает в штабе у одного типа из комитета по обороне.
– Ну вот видишь. И что это за тип?
Нигли назвала известную, но не слишком популярную фамилию.
– У тебя есть подруга, которая работает у этого идиота?
– Ну, не совсем подруга.
– Очень надеюсь.
– Всем нужна работа, Ричер. Кроме тебя.
– Так или иначе, но ее босс подписывает чеки, а потому должен быть в курсе. Он наверняка знает, что такое «Маленькое крыло». В таком случае она тоже должна быть в курсе.
– Если только это не секретная информация.
– Этот парень свое имя не сумеет написать без подсказки. Уж поверь мне, если он что-то знает, то знает и она.
– Но она мне не скажет.
– Скажет. Потому что ты должна играть с ней жестко. Ты ей позвонишь и скажешь, что тебе стало известно о «Маленьком крыле» и ты намерена сообщить в газеты, что утечка произошла из офиса ее босса, и если она хочет, чтобы ты хранила молчание, она должна рассказать тебе все, что ей известно.
– Грязный трюк.
– Это политика. Она наверняка знакома с подобными вещами, если работает на этого типа.
– Нам действительно нужно так поступать? Это необходимо?
– Чем больше мы знаем, тем больше шансов добиться успеха.
– Я не хочу втягивать ее в наше дело.
– А твоей приятель из Пентагона хочет, – заметил О’Доннел.
– Но это лишь догадка Ричера.
– Нет, нечто большее. Подумай о письме. Он сказал, что шестая песня динамически безупречна. Странная фраза. Он мог бы сказать, что шестая песня великолепна. Или восхитительна. Или поражает воображение. Однако он написал слова «динамически безупречна», слова, которые начинаются на «д» и «б». Инициалы Дианы Бонд.