— Конечно, — ответила женщина. Порывшись в шаткой кипе документов на своем столе, она выудила оттуда нечто и принесла свой улов стойку. — Вот твое расписание, а вот карта школы.
Мы посмотрели расписание, и женщина показала, в каких зданиях будут проходить мои уроки. Цветным маркером она отметила наиболее удобный путь к каждому и дала мне подписной лист. Я должна была предъявить его всем преподавателям по очереди и вернуть ей в конце дня. Она улыбнулась и, совсем как Чарли, пожелала мне удачи в Форксе. Я насколько смогла убедительно ответила на ее улыбку.
Когда я вернулась к своему пикапу, ученики уже начали съезжаться на занятия. Влившись в поток, я объехала вокруг школы. Было отрадно видеть, что большинство машин на стоянке — «старички» вроде моего пикапа; народ тут обходился без понтов.
Дома, в Финиксе, я жила в одном из немногих небогатых районов, включенных в школьный округ Парадайз Вэлли. Для нас было обычным делом встретить на школьной стоянке роскошный «Мерседес» или «Порше». Здесь же самой красивой машиной был блестящий «Вольво» , и он здорово выделялся на общем фоне. Но все равно я заглушила двигатель, как только заняла место на парковке, чтобы жуткий грохот не привлекал ко мне всеобщего внимания.
Сидя в кабине, я тщательно изучила карту. Может быть, мне удастся все запомнить, и тогда не придется целый день ходить по кампусу, уткнувшись в нее носом. Засунув все вещи в сумку, я закинула ремень на плечо и втянула в себя побольше воздуха. Я справлюсь, неуверенно сказала я самой себе. Никто меня здесь не укусит. Наконец, я выдохнула и вышла из машины.
Спрятав поглубже лицо в капюшон, я пошла к тротуару, на котором толпились школьники. К счастью, моя простая черная куртка была такой же, как у всех.
Как только я обошла столовую, сразу увидела третий корпус. Большая черная «тройка», намалеванная внутри белого квадрата, красовалась на правом углу здания. По мере приближения к двери мое дыхание становилось все чаще, так что вскоре мне уже грозил обморок от гипервентиляции легких. Я постаралась успокоиться и вслед за двумя спинами в бесполых плащах скользнула внутрь.
Классная комната оказалась маленькой. Шедшие передо мной остановились в дверях, возле длинного ряда крючков на стене, чтобы повесить плащи. Я последовала их примеру. Это оказались две девочки, одна блондинка с фарфорово-белой кожей, другая русоволосая и тоже бледноватая на вид. Что ж, по крайней мере, я не буду здесь выделяться отсутствием загара.
Я протянула «бегунок» учителю — это был высокий лысеющий мужчина, табличка на его столе гласила «Мистер Мейсон». Прочитав мое имя, он без стеснения стал меня разглядывать. Обескураживающее начало — я, разумеется, тут же покраснела, как помидор. Но зато он просто отправил меня на свободное место на последней парте и не заставил представляться классу.
Моим новым одноклассникам было трудно глазеть на меня, сидя спиной, но каким-то образом они все равно умудрялись это делать. Я не поднимала глаз от списка литературы, который выдал учитель. Он был незамысловатым: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все, что я уже читала. Это успокаивало, но одновременно навевало скуку. Интересно, мама согласится прислать папку с моими старыми сочинениями или решит, что это жульничество? Пока учитель бубнил свое, я мысленно подыскивала аргументы для спора с ней.
Когда прозвенел — скорее, гнусаво прожужжал, — звонок, через проход к моему столу наклонился долговязый парень с проблемной кожей и лаково-черными блестящими волосами.
— Ты ведь Изабелла Свон, верно? — похож на благовоспитанного «ботаника», всегда готового кому-нибудь чем-нибудь помочь.
— Белла, — поправила я его. Все и каждый в радиусе трех парт тут же развернулись и стали смотреть на нас.
— Где у тебя следующий урок? — спросил он.
Я полезла в сумку.
— Обществознание у Джефферсона, в шестом корпусе.
От любопытных глаз некуда было деться.
— Я иду в четвертый, могу показать тебе дорогу… — Да-а, чрезмерно благовоспитаный. — Я Эрик, — добавил он.
Я нерешительно улыбнулась.
— Спасибо.
Мы взяли куртки и вышли на улицу — там снова шел дождь. Я могла бы поклясться, что несколько человек позади нас нарочно держались поближе, чтобы подслушивать. Надеюсь, это не было признаком надвигающейся паранойи.
— Здесь совсем не похоже на Финикс, правда? — спросил Эрик.
— Абсолютно.
— Там ведь не так сыро?
— Да, там дождь идет три-четыре раза в год.
— Ничего себе! И как же это? — поразился он.
— Солнечно, — ответила я.
— А ты не очень-то загорелая.
— У меня мама — наполовину альбинос.
Он долго с опаской изучал мое лицо, и я вздохнула. Наверное, от здешнего влажного сумрака плесневеет чувство юмора.
Через пару месяцев и я забуду о том, как пользуются сарказмом.
Мы обогнули столовую и направились в сторону спортзала. Эрик проводил меня до самых дверей, хотя цифра «шесть» на углу здания была видна издалека.
— Ну, удачи, — произнес он, и, когда я протянула руку к двери, с надеждой добавил: — Может быть, у нас еще какие-нибудь уроки совпадут.
Я туманно улыбнулась и зашла внутрь. Остаток утра прошел так же, как начался. Учитель тригонометрии мистер Варнер, которого я все равно возненавидела бы только за то, что он вел ненавистный мне предмет, единственный из всех преподавателей поставил меня перед классом и попросил представиться. Я что-то мямлила, краснела и запуталась в собственных ногах, возвращаясь на место.
После двух уроков кое-кого из ребят я уже узнавала в лицо — это были храбрецы, которые сами подходили знакомиться. Они неизменно спрашивали, как мне нравится Форкс. Я старалась быть вежливой, поэтому по большей части приходилось лгать. Зато мне ни разу не понадобилась карта.
Одна из девочек сидела рядом со мной и на тригонометрии, и на испанском. Мы вместе пошли в столовую на обед. Она была совсем крошечной — на полголовы ниже меня, а во мне всего метр шестьдесят. Неукрощенная копна ее темных вьющихся волос, впрочем, скрадывала разницу в росте. Мне никак не удавалось вспомнить ее имя. Пока она болтала об учителях и уроках, я просто улыбалась и кивала, не следя за темой разговора.
Мы уселись в конце длинного стола, занятого ее многочисленными друзьями. Девочка представила их всех, но имена тут же вылетели у меня из головы. Кажется, на них произвела впечатление ее отвага — она решилась заговорить со мной первой! Парень с английского, Эрик, помахал мне с противоположного конца зала.
Именно здесь, в школьной столовой, пытаясь поддержать беседу с семью почти незнакомыми, сгорающими от любопытства людьми, я впервые увидела их.
Они сидели в самом углу, так далеко от меня, насколько это вообще было возможно в длинном зале. Их было пятеро. Они не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стоял поднос с нетронутой едой. Они не таращились на меня, как остальные, так что можно было беспрепятственно их рассматривать, не опасаясь встретить заинтересованный взгляд в ответ. Но не это привлекло к ним мое внимание.
Казалось бы, они ничем не походили друг на друга. Первый из трех парней, с темной курчавой головой, напоминал чемпиона-тяжеловеса — настоящая гора мышц. Второй, яркий блондин, был выше и стройнее, хотя тоже мускулист. Третий был тонким и легким, не таким крупным, как первые двое, с отливающими медью растрепанными волосами. Рядом с товарищами он выглядел подростком, тогда как те могли бы сойти за студентов или даже за здешних молодых преподавателей.
Девушки были полной противоположностью друг другу. Одна из них — высокая и статная — была великолепно сложена. Такие фигуры обычно украшают собой обложки изданий вроде «Спортс Иллюстрейтед — спецвыпуск Купальники». Любая из нас получит щелчок по женскому самолюбию, оказавшись с обладательницей подобного богатства в одной комнате. Ее золотистые, мягко вьющиеся волосы спускались ниже лопаток. Вторая, маленького роста, худая до невозможности и с мелкими чертами лица, походила на эльфа. Ее черные, цвета воронова крыла волосы были коротко острижены и торчали в разные стороны.
Но в чем-то главном они были схожи. Все были бледны, как мел, бледнее любого в этом зале, бледнее меня — почти альбиноса. Несмотря на разный цвет волос, у всех были очень темные глаза, а под глазами — мрачно-багровые, как синяки, тени. Словно они не спали ночь или получили перелом носа. Однако их носы были совершенно ровными и прямыми — безупречными, как и все черты их лиц.
Но не потому я не могла отвести от них глаз.
Я смотрела на них, потому что их лица, такие разные и в то же время такие похожие, притягивали взгляд опустошающей, нечеловеческой красотой. Такой не встретить нигде, кроме отретушированных страниц модных журналов. Или картин старых мастеров с изображениями ангелов. Было трудно решить, кто красивее всех — великолепная блондинка или медноволосый юноша.
Все они смотрели куда-то в пространство, не видя, казалось, ни друг друга, ни остальных учеников — вообще ничего в этом зале. Пока я их разглядывала, невысокая девушка встала и, взяв поднос, — неоткрытая кола, ненадкушенное яблоко — направилась прочь быстрой и грациозной походкой, словно шла по подиуму. Я провожала ее глазами, зачарованная этим легким шагом танцовщицы, пока она не опрокинула поднос в мусорный контейнер и не выскользнула в двери настолько быстро, что я едва успела заметить ее движение. Мои глаза поспешно метнулись назад — оставшиеся четверо даже не изменили позы.
— Кто они? — спросила я свою новую знакомую, чье имя позабыла. Она проследила мой взгляд (наверное, уже догадавшись по тону голоса, кого я имею в виду), и тут один из парней неожиданно посмотрел на нее — самый стройный и юный на вид, наверное, самый младший из всех. Это длилось какую-то долю секунды, а потом его темные глаза встретились с моими.
Он тут же отвел взгляд, опередив меня, хотя я в припадке смущения отвернулась сразу. Во время этого краткого, как вспышка, контакта его лицо не выразило ни капли интереса — словно его просто позвали по имени, и он невольно поднял голову, даже не думая отвечать. Моя соседка прыснула от смущения и вместе со мной уставилась в стол.
— Это Эдвард и Эмметт Каллены, а еще Хейлы — Розали и Джаспер. Та, что ушла — Элис Каллен. Они все живут с доктором Калленом и его женой. — Все это она сказала чуть слышным шепотом.
Я искоса глянула на красивого юношу. Теперь он смотрел вниз, на свой поднос, и длинными бледными пальцами крошил на кусочки бублик. Его безупречных очертаний губы быстро двигались, хотя он едва открывал рот. Остальные все так же сидели, уставившись в пространство, но я чувствовала, что он им что-то тихо говорит.
«Какие странные, редкие имена», — подумала я. Такие были в ходу у наших дедушек. Но, может быть, это здесь в моде — провинциальные причуды? Я, наконец, вспомнила, что мою соседку зовут Джессика — вот уж воистину обычное имя. Дома в Финиксе у меня в классе были две Джессики.
— Они… симпатичные, — выдавила я с подозрительным лицемерием.
— О да, — Джессика снова прыснула. — Но ходят они только друг с другом — Эмметт с Розали, а Джаспер с Элис. И живут тоже все вместе. — Ее голос, казалось, выплеснул все негодование и шок маленького городка по этому поводу, с неодобрением подумала я. Правда, будем справедливы: даже в Финиксе это дало бы повод для сплетен.
— Которые из них Каллены? Они что-то не похожи на родственников.
— А они и не родственники. Доктор Каллен совсем молодой, ему, самое большее, чуть за тридцать. Они — приемные дети. А вот блондины — Хейлы — действительно брат и сестра, двойняшки. Доктор взял их на воспитание.
— Староваты они для воспитанников.
— Ну, сейчас уже да, Розали и Джасперу исполнилось восемнадцать. Но с женой доктора Каллена они живут с восьми лет. Она — их тетя или что-то в этом роде.
— Вот здорово — они так заботятся о детях, хотя сами еще молодые и все такое…
— Пожалуй, — неохотно согласилась Джессика, и у меня создалось впечатление, что ей почему-то не нравятся доктор и его жена. Судя по взглядам, которые она бросала на их отпрысков, причиной могла быть ревность.
— Думаю, миссис Каллен просто не может иметь детей, — добавила Джессика с таким видом, словно это как-то могло обесценить доброту молодых супругов.
Во время разговора мои глаза снова и снова возвращались к столу, за которым сидело странное семейство. Они по-прежнему изучали стены и ничего не ели.
— А они всегда жили в Форксе? — спросила я. Я бы непременно заметила их в какой-нибудь из прошлых приездов.
— Нет, — ответила Джессика таким голосом, словно это должно быть очевидно любому, даже такому новичку, как я. — Два года назад приехали откуда-то с Аляски.
Я почувствовала прилив жалости и облегчения. Жалости, потому что, невзирая на привлекательную внешность, их здесь не приняли, и это было ясно как день. Облегчения, потому что я оказалась не только не единственной, но даже, судя по всему, не самой интригующей приезжей здесь.
Пока я их разглядывала, младший Каллен поднял глаза и встретил мой взгляд, причем на этот раз с явным любопытством. Я быстро отвернулась, и мне показалось, что он слово ждал от меня чего-то, но обманулся в своих ожиданиях.
— А этот парень с рыжеватыми волосами — он кто? — спросила я. Я покосилась на него краем глаза. Он по-прежнему смотрел на меня, но не просто разглядывал, как все остальные — судя по лицу, он был чем-то слегка раздосадован. Я снова отвернулась.
— Эдвард. Он, конечно, шикарный, но не трать на него время. Он упорно ни с кем не встречается. Очевидно, девушки здесь недостаточно хороши для него. — Она фыркнула.
Ясно — зелен виноград, подумала я. Интересно, когда он успел ее отшить?
Я закусила губу, чтобы спрятать улыбку, и снова взглянула на парня. Он отвернулся, но, судя по тому, как круглилась его щека, он тоже улыбался.
Через пару минут все четверо поднялись и вышли из столовой. Они двигались очень изящно — даже накачанный здоровяк. Невозможно было наблюдать за этим без ощущения собственной ущербности. Тот, кого Джессика назвала Эдвардом, на меня больше не смотрел.
Я задержалась за столом с Джессикой и ее друзьями дольше, чем если бы была одна. Не хотелось в первый день опаздывать на занятия. У одной из моих новых знакомых — она деликатно напомнила мне, что ее зовут Анджела, — тоже была биология. Мы молча шли по коридору — она оказалась такой же застенчивой, как я.
В классе Анджела сразу направилась к своему месту за лабораторным столом, покрытым черным пластиком (в нашей школе были точно такие же). У нее уже был сосед. Вообще, в классе все места были заняты, кроме одного, возле центрального прохода. По необычному цвету волос я узнала Эдварда Каллена — это было место рядом с ним.
Я двинулась к учителю со своим подписным листом, тайком поглядывая на Каллена. Когда я проходила мимо него, он вдруг напрягся и словно застыл на своем месте, а затем вновь взглянул на меня, но в этот раз со страннейшим выражением на лице — откровенной, яростной враждебности, почти ненависти. Потрясенная, я быстро отвела глаза, покраснела и споткнулась о книгу, лежавшую в проходе. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за соседний стол. Девочка, сидевшая там, захихикала.
Я заметила, что его глаза были черными — черными, как уголь.
Мистер Беннер подписал мой листок и протянул мне учебник. Слава богу, на этот раз обошлось без глупостей вроде знакомства с классом. Наверняка мы с ним поладим. Конечно, у него не было иного выбора, кроме как отправить меня на единственное свободное место. Глядя в пол, я шла по проходу к столу Каллена, совершенно сбитая с толку внезапным злобным взглядом, которым он одарил меня.
Не поднимая глаз, я положила книги на парту и села. Боковым зрением я заметила, что его поза изменилась: он отодвинулся на самый дальний край стула и даже слегка наклонился в противоположную от меня сторону. И отвернулся, словно почуял дурной запах. Я незаметно понюхала свои волосы. Они пахли клубникой, как и мой любимый шампунь. Вроде бы, вполне невинный аромат. Я перекинула распущенные волосы через правое плечо, чтобы спрятаться за их темным занавесом, и постаралась сосредоточить внимание на учителе.
Увы, урок был посвящен строению клетки — эту тему я уже проходила. Тем не менее, я очень тщательно, не поднимая головы от тетради, писала конспект.
Не в силах сдерживаться, я время от времени поглядывала сквозь «защитный экран» на своего непонятного соседа. Он так и не расслабился и не поменял своей неудобной напряженной позы на краешке стула, которая позволяла ему держаться на максимальном расстоянии от меня. Его рука, лежавшая на левом колене, была стиснута в кулак так, что натянутые жилы виднелись сквозь бледную кожу. Кулак он так и продержал сжатым весь урок. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, и под светлой кожей предплечья проступали неожиданно мощные мышцы. Он даже отдаленно не был таким хрупким, каким казался рядом с массивным братом. Урок тянулся бесконечно. Может, потому, что просто подходил к концу длинный день, или потому, что я все ждала, когда же наконец он разожмет кулак? Но Каллен словно окаменел, казалось, он даже перестал дышать. Что с ним не так? Может, он всегда так ведет себя? Я стала сомневаться в том, что правильно истолковала причину желчности Джессики за обедом: возможно, в ее суждениях было меньше обиды, чем мне показалось.
Это просто не могло иметь отношения ко мне. Ведь мы с ним даже не были знакомы. Я тайком взглянула ему в лицо еще раз и тут же пожалела об этом. Он пристально смотрел на меня, черные глаза источали отвращение. Вздрогнув, как от удара, я вжалась в сиденье стула, и в голове очень кстати мелькнуло выражение «убить взглядом».