– Поехали?
Не дожидаясь ответа, он ушёл. А я не выдержала, развернулась, глядя на его спину.
– А если он меня не ждёт?
– Я бы ждал…
И Даня ушёл, словно и не было этого разговора, а в том месте, где я только что ощущала тепло его тела, сквозил холод, возвращающий в реальность.
Собралась минут за пятнадцать, по крайней мере, мне так показалось. И сердце колотилось как сумасшедшее, и пальцы, то и дело, сжимались в кулаки, которые я усердно прятала от Данилы за спину. Мы шли к машине, потом ехали, потом помню просторный холл отеля и услужливый кивок администратора. Мне сообщили в каком номере остановился господин Колесников и без лишних вопросов проводили до лифта. Данила оставался внизу. И только когда я уже вышла на нужном этаже, захотелось сбежать. Да, исполнилась моя мечта, как казалось ещё час назад, несбыточная, а теперь я стою в нескольких шагах от его номера и не решаюсь постучать. На часах половина двенадцатого ночи, коридор пустой и меня не может отвлечь ни один посторонний звук, поэтому я иду, тихо переступая по ковровой дорожке, отсчитывая взглядом двери и зависаю перед нужной. Робкий стук, почти не слышный, в душе надеюсь, что Игорь крепко спит или в ванной комнате, что он не откроет, потому что я не знаю, что ему сказать, как посмотреть. Осознаю, что мне стыдно перед ним. Только проблема не в его измене, проблема во мне, в том, как я к этому отнеслась. И сама понимаю, что есть доля чего-то нездорового в моём поведении, только вот объяснить или сделать что-то иначе не получается, словно стоит запрет, блок.
Я резко дёрнулась, когда дверь открылась и, судя по выражению лица Игоря, стало понятно, что выгляжу я ничуть не лучше, чем себя ощущаю.
– Оксана?.. Что-то случилось? Что… – Беглый взгляд, по моему телу и внимание вернулось к глазам. – Проходи…
Я сделала несколько шагов в номер и остановилась, сжимая в руках сумочку. Глянула на неё, удивляясь выбору, кажется, что-то невпопад по цвету, но сейчас никаких ассоциаций в голову не идёт.
– Оксана, всё в порядке? Как ты? Что-то с ребёнком? Да ты садись…
Подталкивая в сторону небольшого дивана, Игорь брёл позади и я видела его волнение, слышала, как дрожит его голос, а больше всего в его глазах было удивления.
– Малыш, не молчи, скажи что-нибудь. Что случилось?
– Ничего…
Не узнавая своего голоса, прохрипела я и испугалась сама.
– Воды? Может, открыть окно? Жарко? Раздевайся. – Продолжал нервно тараторить он.
Быстро сориентировавшись, сам принялся расстёгивать пальто, и на меня хлынул запах алкоголя. Он пьёт? Но пьяным не выглядит. И не спит в такое время. Работает? На столе стоит ноутбук. Да, наверно работал.
– Оксана, всё в порядке? Не пугай меня, ответь что-нибудь. – Стоял он передо мной практически на коленях.
– Всё хорошо?.. – Я попыталась уверенно кивнуть, но по-моему получилось вопросительно. – Да, всё хорошо. Просто… просто я хотела тебя… увидеть?..
И снова вопросительная интонация. Сама себя не узнаю. Волнуюсь как школьница, честное слово, и разглядываю Игоря, жадно, ненасытно, пытаясь впитать каждую чёрточку на его лице, каждую морщинку.
– Ты… ты один?
Опомнилась и оглянулась, тут же почувствовала себя ужасно глупо и закрыла лицо ладонями, пытаясь спрятать краску стыда.
– Один. Я вчера приехал, не стал тебе сообщать, чтобы не волновать. Ты как узнала, что я здесь?
Он тоже волновался, это понятно по его вопросу. Какая разница, откуда я знаю?! Но ответила.
– Данила сказал.
– Как ты себя чувствуешь?
И тут меня отпустило, а может, накрыло. Накрыло усталостью и жалостью к самой себе, к нему и к нашей жизни. Хотелось прижать его к себе, но не так, как сегодня утром, а как маленького мальчика прижимает к себе мать. И мне не стыдно, что я чувствую подобное у своему мужу и дело здесь уже не в возрасте. Просто я хочу, чтобы у него всё было хорошо, а эти огромные, серые, несчастные глаза, просто кричат, как ему плохо и мне больно видеть Игоря в таком состоянии. Опомнилась только когда уже сидела на диване, Игорь рядом со мной, придерживает за руку, легко сжимая ладонь, цепким взглядом внимательно меня осматривая на предмет повреждений и изменений. «Не нужно, мой дорогой, сейчас мне очень хорошо». Подумала и вдруг поняла, что мне действительно хорошо, меня не бросает в жар при виде него, как было до сих пор, нет рвотных позывов и нет страха, и хочется улыбнуться, да, именно улыбнуться и я чувствую как губы растягиваются, а ладонь тянется к его лицу, и колючая щетина касается руки.
– Прости меня.
Трётся о мою ладонь, как верный пёс о ладонь хозяина, и закрыл глаза, наслаждаясь этим чувством, этим пьянящим удовольствием. А я, не в силах отвести взгляд, с упоением наблюдаю это зрелище. Провела свободной рукой по торчащим в разные стороны волосам, понимая, как я по всему этому скучала, особенно по его разгильдяйству во внешнем виде. Не люблю Игоря большого начальника, люблю Игоря-мальчишку, вздорного, бесшабашного, такого… моего. Твёрдые губы коснулись ладони, запястья, он открыл глаза и теперь уже получая моё молчаливое согласие, продолжил, лаская руку, поднимаясь выше. Мгновение и губы на шее, ищут отклика, моего глубокого взволнованного вздоха, и я не заставляю ждать, готова отдаться во власть чувств и влечений, запрокидываю голову, позволяя взять надо мной верх. Пальцами перебираю короткие волосы, желая ласкать затылок, поглаживать плечи, притягивая ближе. Мне жарко, но я дрожу, мне страшно, но я не хочу открывать глаза и наслаждаюсь, пытаясь получить удовольствие от каждой секунды, от каждого мгновения. Мягкий, нерешительный, опасливый поцелуй в губы и его затаившееся дыхание, немой вопрос и такой же, мой беззвучный ответ. Несмелые движения губ и влажного языка, плавно переходящие во властные, деспотичные, подавляющие волю. И Игорь такой, каким я его люблю, каким хочу. Смелый, решительный, он главный, он лидер. Одежда мешает и мы торопимся от неё избавиться, жаркие, опаляющие поцелуи на моей груди, на ключицах, на изгибе шеи и откровенный стон, мой и его, сцепленный воедино, переходящий в один общий, мощный вой. Сильные пальцы сжимают бёдра сквозь ткань платья, поглаживают, приучают, предлагают податься вперёд и расслабиться. Не желая теряться или останавливаться, избегая своей же паники и отступления, тянусь к ремню на брюках, пока меня не останавливает сбившийся шёпот.
– Оксана, детка, у меня нет презерватива.
И Игорь так же замирает, пытаясь отдышаться, а я не понимаю, не могу сообразить, чего он от меня хочет, пока не встречаю потерянный взгляд.
– Что?
– У меня нет презерватива. – Теперь скорбно, горестно повторяет он и я понимаю, что это конец. Тот самый, которого я боялась, поэтому и молчала, поэтому и не хотела, чтобы он говорил.
– Что ты имеешь в виду?
Всё ещё пытаясь вернуться на несколько мгновений назад, пытаюсь как-то исправить ситуацию, но чувствую, как в глубине меня зарождается протест и я готова оттолкнуть этого мужчину и снова скрыться, сбежать.
– Я, я читал… – Отодвигается Игорь и вроде как доходчиво, как для маленького, капризного ребёнка пытается объяснить он, но я уже ничего не слышу, не хочу слушать и знать. – Читал, что беременным, тем более на поздних сроках, лучше заниматься сексом в презервативе, Оксана, а у меня его нет.
– А, почему… почему нет?
И я заметила, как опустились его плечи, как он прислонился к спинке дивана, услышала, как выдохнул, сглотнул, и только после этого снова посмотрел на меня.
– Потому что у меня нет секса и он мне не нужен.
– Ты меня не хочешь? – Спросила заторможенно, но внутри зарождалась буря возмущения.
– Хочу, просто не хочу навредить…
– Не устраиваю, да? – Перебила я, стараясь сделать больно, укусить, надавить.
– Оксана, не заводись, – цедил сквозь зубы Игорь, но уже завёлся сам и дёрнул мою руку, прикладывая к своему паху, – ты же видишь, что хочу. Тебя одну. И думаю только о тебе. И снишься мне ты. Милая моя, хорошая, – прижал эту же руку к своему сердцу, не давая потянуть её назад, – пожалуйста, не отталкивай.
– Я пришла к тебе… я… я как полная дура тут разделась, признаюсь в чём-то а ты…
Нет, у меня не было слов, у меня даже выражений не было, остались только накипевшие эмоции, которые ничем кроме взгляда и выразить-то невозможно. И руки свои я тут же одёрнула, словно обожглась, и не позволила больше приблизиться, выставляя дрожащую ладонь вперёд, как условную преграду.
– Оксана, выслушай меня.
– Не хочу слушать. Тебя хотела, а слов нет.
– Так нельзя, малыш.
– И не называй меня так! – Как последняя истеричка сорвалась я из-за одного неверного слова и с дивана подскочила как ошпаренная, несколько шагов сделать успела, прежде чем Игорь подскочил следом.
– Оксана, успокойся, давай… давай просто поговорим. Мы ведь не чужие люди, мы поймём друг друга, нужно только попробовать, дать друг другу шанс.
– Шанс? – Скривилась я. – О чём ты говоришь?! Вся наша совместная жизнь – это сплошной шанс, причём для тебя. Сначала ты просил дать тебе шанс и встречаться со мной, я открылась, любила, а в итоге получила лишь недоверие и осуждение, потом ещё шанс и мы поженились, теперь третий. Сколько их ещё будет, сколько?!
– Шанс? – Скривилась я. – О чём ты говоришь?! Вся наша совместная жизнь – это сплошной шанс, причём для тебя. Сначала ты просил дать тебе шанс и встречаться со мной, я открылась, любила, а в итоге получила лишь недоверие и осуждение, потом ещё шанс и мы поженились, теперь третий. Сколько их ещё будет, сколько?!
Резко развернувшись, попыталась уйти, но сильные руки стальной хваткой сцепились на моей груди, не позволяя сдвинуться с места. А Игорь склонился, чтобы шептать в самое ухо, пытаясь донести простейшую истину, но я не могла его слушать, меня распирало раздражение, злость, ненависть и жалость к самой себе. Да, я казалась себе жалкой и слабой, не умеющей постоять за себя, отстоять своё мнение. Я не могла драться за своё счастье, я могла только позорно сбежать и до сих пор бегу, скрываюсь, ограждаюсь стеной и колючей проволокой.
– Послушай, просто послушай. Ничего сейчас не говори, я сам всё скажу. Скажу то, что должен. – Судорожным, надрывистым шёпотом Игорь опалял кожу. – Ты права. Права во всём: и в том, что ушла, и в том, что не подпускаешь. Я знаю, я не заслужил. Не заслужил тебя, твоей любви, твоего внимания. И у меня нет красивых и высоких слов, я не умею заготавливать речь и петь серенады, я говорю то, что чувствую. А чувствую я хреново, потому что никто без тебя, и без твоей улыбки. Я в овощ превращаюсь, бездушный, равнодушный ко всему. И всё, всё, что сейчас происходит, я заслужил, но ты ведь не только меня наказываешь, но и себя. А ты не заслужила, Оксана… Алиса по тебе очень скучает, давай попробуем жить дальше… вместе.
И железные тиски опали. Игорь отошёл назад, позволяя выбирать: либо уйти, либо остаться. А в меня точно бес вселился, и отпустили поводок, полилась вся грязь, которая только могла. И вот так, истекая желчью, я повернулась, чувствуя отвращение к себе самой.
– А если я скажу, что изменила тебе? – Чётко, чеканя каждое слово, угрожающе спросила я и внимательно следила за реакцией.
Но Игорь молчал, молчал и смотрел на меня, пытаясь что-то для себя понять.
– Я изменила тебе Игорь. Что ты скажешь теперь?
А ему нечего было сказать, он запрокинул голову назад, закрыл глаза и втянул воздух сквозь сжатые зубы, потом резко выдохнул и вернулся на диван, рухнув на него.
– Прости меня.
– За что?! – Взбесилась я ещё больше и стиснула зубы в бессилии.
– За то, что с нами всё это происходит. – Устало выдохнул он и посмотрел на меня так, что я хотела ему верить. Хотела, но не могла.
– И это всё, что ты скажешь? – Ненависть быстро разрасталась и теперь поглотила всё сознание, затягивая с собой и Игоря, со всеми его словами. – Ты слышал вообще, что я тебе сказала?
– Я слышал. – Как-то отрешённо, опустив голову бормотал он, сжимая зубы, сжимая кулаки.
– И тебе не в чем меня упрекнуть?
– Не в чем. Я сам во всём виноват.
И это меня добило. Даже руки опустились.
– Ты чудовище… Или чудовище я. – Взгляд опустила, а потом так резко вскинула, что закружилась голова. – Игорь, а ведь с ней ты спал без презерватива. Тот второй раз. Я видела.
– Что?
– С ней.
Осознавала, что пытаюсь утопить себя в той яме, из которой так отчаянно карабкалась всё это время. Нет, кому я вру?.. Я не карабкалась, я копалась, рыла руками, ногами, впиваясь в свою гордость когтями, унижая саму себя этими мыслями и воспоминаниями, и они меня победили. И тошнота. Неприятная, заставляющая дрожать и бледнеть подступала к горлу. И всё вернулось: и эта необъяснима неприязнь, и боязнь чужих прикосновений, и видеть Игоря я больше не могла и не хотела. Задыхалась от собственных чувств, отступая назад шаг за шагом, но уйти не могла. А он что-то такое заметил, медленно поднялся с дивана, поднимая руки в успокаивающем жесте, вглядываясь в глаза, а я не могла терпеть. Меня окружал его запах, и перед глазами всё плыло, сладковатый привкус во рту и обилие слюны, я пыталась подавить рвотные позывы, поэтому дыхание стало похоже на конвульсивные движения.
– Оксана…
Голос, словно в тумане, и Игорь совсем близко, я понимаю, что он меня держит, не позволяя толи упасть, толи сбежать, а меня мутит от его прикосновений, от его присутствия в моей жизни и я пытаюсь отбиваться. Без разбора машу руками, наверно кричу, но слышу какие-то жалкие всхлипы и хрипы, пытаюсь оттолкнуть. И все его слова, как один большой раздражитель, я не вижу его сейчас, я вижу его с ней. Это болезнь, это патология, и я не могу с ней справиться. Нечем дышать и сил не хватает, наступая на себя, отталкиваю Игоря и мчусь в ванную, там моё спасение, там можно как-то пережить бурю, перетерпеть. В зеркале вижу размытое изображение и слёзы, которые капают из красных раздражённых глаз. Опухшее бледное лицо и дрожащие губы, не смогла сдержаться и расплакалась. Громко, надрывно, завывая, уже без причины, только от понимания безвыходности.
Сидела и не знала, что в этот момент Игорь набирает номер Данилы, с просьбой помочь, увести меня. Не видела, как тот ворвался, не слышала что сказал Игорю, а услышала только громкий настойчивый стук в дверь.
– Оксана открывай. – Взволнованный, но всё ещё старающийся удерживать металл, голос Данилы.
Нет сил подняться, нет сил даже вздохнуть и боль внизу живота заставляет тихо подвывать.
– Оксана, открой, это я. Давай, детка, ты же знаешь, что я не уйду. Оксана!
Крик Дани как спасательный круг утопающему, заставляет встрепенуться и опомниться. Дальше помню смутно, только его испуганный потемневший взгляд, его запах на мне, пальто, в которое Данила меня укутал и его уверенный шёпот о том, что всё будет хорошо. А так же тихое предупредительное:
– Не стоит.
Видимо, для Игоря. А потом я провалилась в темноту, наверно уснула, а проснулась уже в своей комнате. Данила рядом, сидит на краю кровати с телефоном в руках. Боли в животе периодически отпускают, губы пересохли и их не разлепить, да и сказать я ничего не могу, потому что голос пропал.
– Ну, и зачем ты всех нас напугала? – Тёплая, ласкова улыбка выбивает эмоции. Хоть что-то я ещё могу – плакать.
– Всё болит. – Хрипло выдавила я, смаргивая набежавшие слёзы. Глубокий вздох приносит ощутимую боль и стон заполняет комнату. Данила подскочил, пересел ближе, касаясь кончиков пальцев.
– Сейчас приедет Толя. – Проговорил он настолько быстро, задыхаясь, что я испугалась ещё больше. Попыталась нащупать его горячую руку.
Достигнув желаемого, кивнула. Было всё равно кто, как и зачем. Живот периодически тянуло, а в теле ломота, голова гудела и этот гул отдавал на уши.
Анатолий и, правда, приехал быстро, осмотрел так же. Даже не стал Даню выгонять, тот и сам отвернулся, подошёл к окну. Его плечи изредка вздрагивали, когда опытные движения акушера приносили особенный дискомфорт. После осмотра, он нервно сбросил перчатки, перевёл строгий взгляд на Данилу.
– Я говорил тебе не волновать?
– Да я…
– Устроили тут! – Рявкнул он и от этого крики я подтянула колени к себе, не смотря на видимый дискомфорт. После он чуть мягче глянул на меня. – Сегодня родим. – И улыбнулся.
Тихо переговорив с Данилой удалился в коридор. Я переоделась, вещи для меня и ребёнка Даня обещал подвезти позже, и, на карете скорой помощи, под вой сирены мы отправились в светлое, как мне казалось, будущее. Но то, что оно не такое уж светлое, стало понятно, когда схватки участились, а самочувствие ухудшилось. Да, я знала, что такое роды, третий раз всё-таки, но сегодня всё шло как-то неправильно. Давление зашкаливало, мониторинг, то и дело, сбивался, выдавая красные цифры, заботливые акушерки переглядывались между собой, подбадривая, по очереди выдавая рекомендации. Я дышала, я тужилась, когда было нужно, не пила воды, но всё равно ничего не получалось. Внутреннее беспокойство брало верх, заставляя молча следовать за ним, подчиняться. Анатолий. Толя знал своё дело и по его взгляду я поняла, что моё беспокойство обосновано, но он не стращал, а лишь всматривался в показатели КТГ, командным тоном отдавал распоряжения по поводу правильного ухода, мне ободряюще улыбался. На пятый час его улыбки закончились и, осторожно присев на край кушетки, он склонился к моему лицу.
– Оксана, ты ведь мне доверяешь?
Я кивнула, схватка как раз подошла, было не до разговоров.
– Хорошо. Тогда слушай внимательно. Раскрытие полное, пузырь мы прокололи, но ты совершенно отказываешься слушаться. Ребёночек твой готов выйти, а ты сопротивляешься, мучаешь его.
– Я всё делаю. – Жалобно проскулила, потому как его слова… они больнее родов. Заставляют винить себя.
– Нет! Не всё. Скажу тебе так: если не будешь правильно тужиться, поедем на «кесарево». Времени подумать не даю. И ещё, – глянул исподлобья, – если не послушаешь меня, попрошу Данилу поговорить с тобой.
– Не нужно. – Простонала я, пытаясь пережить очередную схватку.
Корчась от боли, попыталась подняться, но одной рукой врач толкнул меня обратно на кровать.
– Нет. Сейчас ты покажешь, что собираешься делать, и если меня всё устроит, пойдём в родзал.