В пятнадцать сорок дежурный позвонил снова и доложил, что Озеров задержан на Московском вокзале.
Георгия Степановича арестовали в тот момент, когда он доставал из багажного автомата небольшой, жёлтой кожи чемодан. В чемодане лежали несколько чистых рубашек, пижама, галстук, электробритва «филиппс» и множество мелочей, без которых не отправляется в дорогу человек, привыкший к комфорту. Кроме того, там был фирменный институтский конверт с девятьюстами двадцатью долларами двадцатидолларовыми купюрами и тонкий портфельчик с пожелтевшими от времени бумагами и несколькими инкунабулами. Среди бумаг — подлинных бумаг! — подписанный императором Петром Алексеевичем мирный договор со шведами, письма канцлера Горчакова поэту Тютчеву.
— А где же письма Жозефины? — поинтересовался Корнилов, когда Озерова привели к нему в кабинет.
Георгий Степанович не ответил. Он рассеянно смотрел в окно, на зеленые и коричневые ребристые крыши домов, где давно уже отслужившие свою службу печные трубы напоминали бессрочных часовых, расставленных каким-то сумасшедшим разводящим.
— Они у вас? Дома? — с тревогой спросил подполковник.
— Нет. Не у нас. Не дома, — совсем тихо, почти шёпотом ответил Озеров и неожиданно закричал, стуча кулаком по костлявому колену: — Проклятая шпана! Шпана! Шпана! Он взял их у меня, чтобы переснять, а через неделю принёс эти доллары!
— А почему письма Жозефины оказались у вас? И Петровский договор? И письма Горчакова? Почему?
Озеров посмотрел на подполковника с тоской:
— Вам знаком запах старых книг, запах архива? А древние рукописи? Вы держали их в руках? Листали? — Корнилову показалось, что Георгий Степанович вот-вот разрыдается. — Нет, нет, это может понять только такой книжный червь, как я…
— А Николай Михайлович Рожкин понимал? — спросил Корнилов.
Озеров вздрогнул.
— Вы думаете… я? Колю?
— Он обнаружил пропажу писем Жозефины?
Георгий Степанович кивнул.
— И вы сказали об этом Барабанщикову?
Снова молчаливый кивок.
— И после этого не считаете себя убийцей?
— Коля дал мне три дня, чтобы я вернул письма в папку. Но я хотел иметь хотя бы копии. Хотя бы копии… Чтобы лежали всегда под рукой, рядом, в моём шкафу. А эта шпана…
— Я вам не верю, Георгий Степанович, — тихо сказал Корнилов. — Хотите прикинуться библиоманом? А доллары? Вам не архивная пыль была нужна, нет. Вы хотели превратить её в золотую. Неужели всех ваших знаний не хватило на то, чтобы понять, на что вы подняли руку?
Машина остановилась у светофора. Корнилов рассеянно смотрел в окно. На улице было многолюдно. У зелёного, наспех сколоченного лотка стояла очередь. Продавали арбузы. «А я в этом году ещё не попробовал, — подумал Игорь Васильевич. — Собраться бы как-нибудь в Астрахань, пожить на бахче, поесть арбузов вдоволь…»
Уже загорелся зелёный, и машины медленно тронулись, когда подполковник наткнулся взглядом на большую красную вывеску: «Строительный трест 700». «Новорусский здесь заправляет делами. Может быть, зайти самому? Не ждать, когда Бугаев опять пикироваться с ним начнёт?» Подумав так, Корнилов попросил водителя:
— Саша, развернись. Заедем в стройтрест.
В просторном коридоре, отделанном дубовыми панелями, было пустынно. Около двери с табличкой: «Управляющий. Приём по личным вопросам в четверг с 15 до 18», висело большое объявление: «6 сентября профсоюзное собрание. Материальные и моральные стимулы нашего труда. Докладчик — управляющий трестом товарищ Новорусский М. И.». Корнилов прошёлся по коридору. Из-за дверей красного уголка доносился шум. Подполковник приоткрыл дверь. На небольшой трибуне стоял немолодой, загорелый мужчина в тёмно-сером костюме.
— Мы, Полина Владимировна, вернёмся к вашему заявлению. Но твёрдо обещать, что до конца года вы получите квартиру, я не могу.
В зале зашумели.
— Я не хочу выглядеть болтуном, — чуть повысил голос мужчина. — Лучше мы назначим срок подальше, а квартиру дадим пораньше, чем наоборот.
Его слова встретили с одобрением.
— Есть ещё вопросы к Михаилу Игнатьевичу? — спросил председательствующий, молодой, широколицый парень.
— Нету! — выкрикнул кто‑то из зала.
— Собрание считаю закрытым, — быстро сказал председатель. Его слова потонули в шуме отодвигаемых стульев, в гуле голосов.
— Михаил Игнатьевич! — остановил Корнилов управляющего на подступах к его кабинету. — Подполковник Корнилов из Гувэдэ. Можно вас отвлечь минут на пятнадцать?
Новорусский сердито вскинул голову, пристально взглянул на подполковника. Какую-то долю секунды он медлил, словно оценивая, стоит ли принимать Корнилова. Наконец, решившись, показал на дверь.
— Прошу. — И, обернувшись к секретарю, сказал: — Ко мне никого не пускать.
В кабинете они молча сели друг против друга за большим, накрытым зеленой скатертью столом. Новорусский закурил.
— Михаил Игнатьевич, несколько лет подряд вы снимали дачу в деревне Орлино.
— Да. Снимал.
— Нам стало известно, что вы бывали в старой Орлинской церкви. Интересовались иконами?
— Вы бы мне сразу сказали, в чём дело? — устало попросил Новорусский. — А то будем ходить вокруг да около…
— Я не в прятки пришёл к вам играть, — рассердился Корнилов. — Отвечайте на вопрос.
Новорусский как-то обречённо вздохнул и с силой раздавил сигарету в пепельнице.
— Да. Ходил в церковь. Интересовался иконами. Просил сторожа показать мне их. Потом приводил жену…
— Рассказывали Барабанщикову про иконы?
— Рассказывал. Рассказывал! Чёрт бы побрал этого Барабанщикова! Чего он еще натворил? Меня уже неделю донимают вопросами об этом человеке.
— Барабанщиков полез в церковь за иконами. Упал и разбился насмерть, — сказал Корнилов.
— Кто же мог подумать, что он вор! — Михаил Игнатьевич достал новую сигарету.
— Не только вор, Михаил Игнатьевич, но и убийца. В прошлом дважды судимый. Не так давно застрелил учёного. И знаете почему?
Новорусский молчал, исподлобья глядя на Корнилова.
— Потому что другой учёный… — подполковник брезгливо поморщился. — Нет, нет, что я говорю?! Какой учёный? Просто клиент Барабанщикова, оказавшийся родственником ему по духу, стал сбывать через него иностранцам ценнейшие для нашей истории документы и рукописи из архива. А когда честный человек поймал его за руку и потребовал всё вернуть, этот клиент рассказал о грозящей опасности своему фуражиру… Убийце.
Новорусский подавленно молчал.
Корнилов поднялся. Посмотрел на управляющего с сожалением.
— До свидания, Михаил Игнатьевич.
— До свидания, — тихо, не поднимая головы, отозвался Новорусский. Он щёлкнул изящной зажигалкой. Прикурил. Корнилов заметил, что рука его дрожала.
1980
АНОНИМНЫЙ ЗАКАЗЧИК Роман
1Ночь была душная, и Колокольников почти не спал. Нудно гудели комары. От них не спасали ни марля, набитая на окно веранды, ни приторный одеколон «Гвоздика», которым Леонид Иванович, просыпаясь каждые полчаса, мазал себе шею и лоб. Часа в два пошёл ленивый дождь. Мерно барабанили по железной крыше редкие капли, собирались в струйки и гулко стекали по желобу в пустую бочку. Колокольников почувствовал, что наконец-то засыпает, но скоро надо было вставать — он твёрдо решил выехать сегодня на залив, на рыбалку. Полежав ещё немного, он осторожно, чтобы не разбудить жену, оделся, взял приготовленный с вечера свёрток с едой и вышел на крыльцо. Поёжившись от охватившей его сырой прохлады, Леонид Иванович натянул на голову капюшон, взял из сарайчика вёсла и удочки и двинулся по лесной тропинке к заливу. С нарастающим гулом набирала от станции скорость первая электричка. «Или последняя?» — усмехнулся Колокольников, вспомнив, как однажды он приехал на дачу этой электричкой после встречи с друзьями и долго доказывал жене, что торопился именно на последнюю электричку, а она сердилась и говорила, что он совсем отбился от рук и позволяет себе приезжать первой утренней электричкой.
Снова стало тихо, и Колокольников услышал, что впереди кто-то идёт. «Николай Николаевич меня опередил, что ли? — подумал он. — Вот ведь, злодей, и не предупредил!» Николай Николаевич, его приятель по рыбалке, снимал на лето дачу рядом, метров на триста подальше, в глубине леса. Колокольников прибавил шагу, но человек впереди шёл быстрее. Было слышно, как грузно перепрыгивает он через кочки и сосновые корни. Шум идущей по шоссе машины заглушил шаги. «Ну вот, на шоссе-то я тебя и перехвачу», — улыбнулся Колокольников в предвкушении того, как выговорит Николаю Николаевичу за отсутствие рыбацкой солидарности. В это время раздался глухой удар, а потом резкий скрип тормозов. Ночной лес утробно ухнул, повторив эти звуки, и затих. В наступившей тишине Колокольников услышал, как резко хлопнула дверца машины, и понял, что случилось несчастье. Бросив вёсла и удочки, он побежал к шоссе, повторяя: «Ну что же он летит не глядя, ну что же он летит…» В том, что несчастье произошло с соседом, Колокольников не сомневался.
Он выскочил из кустов на шоссе слишком поздно. Белая машина, — Леонид Иванович машинально отметил, что машина белая, «Жигули», и что у неё погашены огни, — уходила за поворот. Тёмным пятном на мокром асфальте распластался человек. Колокольников бросился к нему и чуть не упал, наступив на блестящий металлический предмет. Нагибаясь к лежащему, он ещё подумал: «Вот ведь как стукнул, подлец, машина чуть не развалилась».
Это был не Маслеников. На асфальте лежал большой, грузный мужчина. Колокольникову показалось, что пострадавший — негр, но он тут же понял свою ошибку. Лицо было тёмно-багровым от удара. «Надо его перевернуть», — решил Колокольников и взялся за мокрый плащ, запоздало вспомнив, что в таких случаях до приезда «скорой» и милиции лучше всё оставить на своих местах. «А если он жив? Пусть умирает?» Он с трудом перевернул человека на спину, опустив, почувствовал неестественную мягкость, словно это был не человек, а набитый тряпьём манекен. Ни стона, ни звука. Ни единого толчка пульса. Леонид Иванович долго держал остывающую руку в надежде, что сможет уловить хоть слабое биение пульса, но человек был мёртв.
«Какая же сволочь!» — со злой тоской подумал Колокольников об удравшем водителе.
— Сволочь! Сволочь! — повторил он громко и оглянулся. Шоссе было пусто. Ни машин, ни людей. Метрах в двух от потерпевшего в траве валялся маленький чемоданчик. Видать, от удара он отлетел в сторону и раскрылся. В чемоданчике, каждый в своём гнезде, лежали аккуратно разложенные инструменты. «Наверное, какой-нибудь слесарь-водопроводчик», — решил Колокольников. Он встал с мокрого асфальта, закрыл чемоданчик…
Ближайший телефон был в санатории «Приморский», в километре от места аварии. Колокольников подумал о том, что хорошо бы оставить кого-нибудь здесь… Но до дому идти так же, как и до санатория, других дач поблизости не было. Пока он раздумывал, поглядывая в ту сторону, откуда пришёл, ему почудились шаги на тропинке.
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — крикнул он громко. Никто не отозвался, и Колокольников, ещё раз взглянув на мертвеца, побежал по шоссе к санаторию, на ходу роясь в карманах в поисках «двушки». «Двушки» не оказалось, и он тут же вспомнил, что и «скорую» и милицию можно вызвать без монетки.
Первым он набрал милицейский номер. «Милиция», — тут же отозвался приятный девичий голос.
— На пятьдесят пятом километре Приморского шоссе человека сбили, — сказал Колокольников.
— Соединяю, — деловито сказала девушка.
С минуту в трубке были длинные гудки, потом уже отозвался мужской голос:
— Дежурный отделения ГАИ…
Выслушав Колокольникова, дежурный спросил:
— Кто говорит? Назовитесь!
Колокольников назвал себя. Потом прибавил:
— Я живу на Лесной, сто двадцатая дача.
— «Скорую» вызывали?
— Нет ещё.
— Сами вызовем, — сказал мужчина. — Сейчас выезжает патрульная машина.
Колокольников повесил трубку, вышел на шоссе и медленно побрёл назад.
Машин на шоссе не было. Он подходил уже к повороту, за которым всё произошло, когда сзади послышался шум приближающегося автомобиля. Колокольников отступил к обочине, оглянулся и увидел милицейский «уазик». Он замахал руками, «уазик» затормозил, сидевший справа милиционер открыл дверцу.
— Это я вызывал милицию, — сказал Колокольников.
— Далеко? — спросил милиционер.
— Рядом. За поворотом.
Милиционер обернулся, сказал кому-то сидящему на заднем сиденье:
— Подвинься, Буряк. Возьмём гражданина.
Это «возьмём гражданина» не понравилось Колокольникову. Усаживаясь на продавленное сиденье, он подумал с обидой: «Вот и старайся, бегай по дождю, вызывай милицию, а они тебя „гражданином“». Но подумав так, он тут же застыдился: «Милиция-то тут при чём? Разве для милиции я бегал?»
И острой болью кольнула жалость к погибшему. Вот ведь как бывает, ночь, тишина, даже птицы спят, не летают, а человек выскочил из кустов не раньше и не позже, а именно в тот миг, когда по шоссе проносился единственный автомобиль. Ну, догони Колокольников мужчину, перекинься с ним парой слов, и автомобиль проскочил бы мимо. Или водитель вдруг решил бы закурить, полез за сигаретой, раскурил её и непроизвольно сбавил скорость, а человека на шоссе уже нет, успел перебежать…
— Вы водитель? — прервал его размышления милиционер. Теперь Колокольников уже разглядел три звёздочки на его погоне.
— Водитель? — не понял Колокольников.
— Ну да?! Виновник наезда — вы?
— Да что вы! Я на рыбалку шёл. И вдруг удар…
— Рыбалка — дело хорошее, — мечтательно произнёс мужчина в штатском, сидевший рядом с Колокольниковым на заднем сиденье. Тот, кого называли Буряком.
— Притормаживай, Федя, — сказал старший лейтенант шофёру и повернулся к Колокольникову: — Ну, так где это произошло?
— Вот! — протянул руку Леонид Иванович, показывая на шоссе. — Именно здесь. Вот он… — Последние слова его словно повисли в воздухе. Шоссе было пусто. Ни погибшего, ни чемоданчика…
— Что за чёрт! — выругался Колокольников. — Это же место! — он оглянулся назад, увидел знакомый поворот. — А может, не доехали? — Он сказал так на всякий случай. Он знал, что не мог ошибиться, что именно здесь произошло несчастье.
— Федя, подъехай ещё чуток, — приказал старший лейтенант.
Они проехали метров триста. Лес тут был реже, совсем другой, справа сквозь сосны синел залив. Ужо светало.
— Да что я! — в сердцах сказал Колокольников. — Каждую кочку тут знаю — столько лет живу! Там же, конечно, там, где я сразу показал. От наших домов тропинка на шоссе выходит. Я на ней вёсла и удочки оставил.
Шофёр молча, теперь уже не дожидаясь команды начальства, развернулся. Никто не проронил ни слова.
Колокольников показал, где остановиться, первым вылез из «уазика». Накинув плащи, выбрались из него старший лейтенант и Буряк.
Леонид Иванович подошёл к тому месту, где узкая тропка выныривала из густых кустов на асфальт.
— Вот она, дорожка! Он шёл впереди — я его слышал. Потом удар, я побежал, а машина уже к повороту приближается.
— Какая машина? — спросил старший лейтенант.
— «Жигули». Белые «Жигули». Огни, подлец, погасил. Номер было не разглядеть…
— А модель?
Колокольников пожал плечами:
— Я в них не очень разбираюсь.
— Ну, а дальше что? — с ехидцей спросил Буряк. — Пока голову искали, ноги встали и пошли?
— Да что вы! Так не шутят! — растерянно сказал Колокольников. Он был совсем сбит с толку. Куда действительно мог подеваться этот человек?
— Ты, Буряк, полегче. Для шуток — время слишком раннее, — спокойно сказал старший лейтенант и уставился на Колокольникова.
— Вот здесь он лежал. Здесь, — показал Леонид Иванович. — Я побежал, опустился на колени. Лицо… — он безнадёжно махнул рукой. — Пульса не было. — Колокольников вспомнил про чемоданчик и рассказал милиционерам.
— Чемоданчик, чемоданчик, — проворчал старший лейтенант, — куда человек подевался?! Вас как зовут? — спросил он неожиданно.
— Леонид Иванович.
— Вы не обижайтесь, Леонид Иванович, а может быть, вам всё это… — он покрутил рукой, — показалось?
Колокольников хотел сказать в ответ какую-нибудь резкость, но вместо этого горько усмехнулся:
— Действительно, можно подумать невесть что.
— Вот именно, — значительно сказал старший лейтенант. — У нас, конечно, разные случаи бывают. Произойдёт наезд на человека, а он вскочит, отряхнётся — и бежать. Шок. А потом окажется — весь переломан. Месяцами в больнице лежит. Бывает и по-другому… — Он опять впился своими жёлтыми глазами в Колокольникова, словно хотел убедиться, можно ли ему доверять.
— Вы, может, думаете, что я пьян? — обиделся Леонид Иванович.
— Не думаем, но… — Милиционер пожал плечами.
— Всяко бывает, — вставил Буряк. — Иной раз такого наслушаешься! — и добавил: — Но вы на свой счёт не принимайте.
— Давайте ещё раз по порядку, — сказал старший лейтенант. — Откуда вы на шоссе вышли?
Колокольников сошёл с обочины в канаву, показал на просвет среди зарослей.
— Ну-ну! — подбодрил его милиционер. — А потерпевший? Он где лежал?
— Я выскочил… — Колокольников в два прыжка преодолел канаву и остановился. — Он лежал там… Где вы стоите. Я кинулся к нему. — Тут он вспомнил, что чуть не упал, наступив на какую-то железку, и наклонился, разглядывая асфальт. — Железка здесь валялась, наверное, из чемоданчика выпала…
— Где же ваша железка? — спросил Буряк.
— И железки нету, — пожал плечами Колокольников. — Да ведь какие-то следы должны остаться? Кровь?
Старший лейтенант вздохнул:
— В такой дождь? Ладно, — наконец решился он. — Сейчас кусты обшарим. — И, повернувшись к Буряку, кивнул на машину. — А ты с отделением свяжись, пускай они обзвонят больницы. Может, пока товарищ бегал до санатория, потерпевшего кто-то подобрал да в больницу отправил.