Алина Багазова ВИОЛЕТТА. БЕЛЫЙ ЕДИНОРОГ
ПРОЛОГ
Девушка шла по просыпающейся улице. Она очень спешила.
Помахивая ярко-розовой сумочкой и раскачиваясь на тонких высоких каблуках (розовых, в тон сумочке, сапожек), гулко цокающих по мостовой, она вертела головой туда-сюда, словно пытаясь сообразить, как бы ей, вопреки всему, поскорее доковылять до метро и умудриться не опоздать на собеседование.
Начать поиски работы для неё уже было мужественным поступком, а вот встать пораньше, дабы ещё и успеть — на этот подвиг силы воли уже не хватило. И теперь она жутко спешила и уже дважды чуть не подвернула ногу на коварных выбоинах, прячущихся в отползающих тенях ночи. Да ещё и туман. Ну, какой дурак назначает собеседование в субботу и в такой ранний час? Неужели на работу придётся так же рано приезжать?
Вообще утро было каким-то неприятным, тяжёлым. Вроде вчера она не поехала как обычно по пятницам в ночной клуб с подругами. И даже легла спать пораньше, так с чего бы?.. А всё равно в пространстве ясно витало что-то давящее, унылое и безрадостное.
Девушка, споткнувшись в очередной раз, с досадой сдула с лица белокурую прядь, вскинула руку с часами. Нервы не выдерживали. Минутная стрелка неумолимо бежала к той отметке, за которой — опоздание. А метро было всё ещё ужасно недосягаемо…
Хотя… Если срезать вон через тот двор — не нужно будет огибать почти целый квартал, она напрямую выйдёт к заветной буковке М. Сообразив это, девушка радостно впорхнула под арку.
Питерский проходной тесный маленький дворик, и в самые безоблачные дни неохотно пропускающий редкие солнечные лучи и прохожих в свои владения, в этот утренний час казался особенно безлюдным, мрачным и недобрым. Удушливым, словно рука на шее, неумолимо сжимающаяся.
Девушка поёжилась, скомкала сумочку поближе к груди, опасливо огляделась и ускорила и без того быстрый шаг.
Шаги её гулко отдавались, мистически трансформировавшиеся в оглушительные в акустике каменного колодца, сердце билось едва ли не громче, отдаваясь в висках.
Быстро запыхавшись от ускорившегося темпа движения, на секунду приостановилась на полпути, перевести дух.
В тот момент, когда она уже собралась продолжать путь, её сердечко вдруг бешено заколотилось, накатил беспричинный панический страх. Ноги словно приросли к земле. Девушка замешкалась, съёжилась и…чётко ощутила на себе чей-то взгляд.
Повинуясь непреодолимому желанию, она подняла голову вверх.
Пустые глазницы спящих окон равнодушно взирали на неё. Но не все они были пусты.
Сквозь стекло на третьем этаже на неё неотрывно смотрели чьи-то глаза. Два взгляда встретились. И слились намертво. Блондинка не в силах оторваться, замерла, потом покачнулась, ноги подломились, и она села прямо на сырую грязную землю. Девушка, глядящая на неё через окно, вцепилась пальцами в рамы и, приоткрыв рот, словно глотала воздух. Одетая в ночную сорочку, она дрожала, будто от холода, прижимаясь к стеклу всё сильнее и сильнее. И не сводила глаз с незнакомки.
А блондинка побледнела и почувствовала, что ей вдруг не хватает воздуха. Она начала задыхаться. И в то же время она ощутила невероятную угрозу, исходящую сверху, оттуда, где странная девочка держала её взглядом, лишая сил.
Силы стремительно покидали, голова кружилась, резкая боль в груди пронзила и прошла через всё тело. Дурнота подкатила к горлу, и блондинку вырвало прямо на ноги. В голове мелькнула мысль: «я же ничего не съела с утра!». В глазах темнело, всё расплывалось, но девушку в окне она видела чётко. И видела, как той становится лучше, как она перестаёт хватать воздух ртом и осторожно отодвигается от окна, а потом на её губах появляется слабая улыбка.
Блондинка почувствовала смертельную усталость, ей захотелось лечь на землю и закрыть глаза. Через миг потеряла ощущение времени и пространства. Последние остатки инстинкта самосохранение и, неведомо откуда взявшееся, осознание побудили её крикнуть: «Помогите!». Но из горла вылетел лишь хриплый стон.
В этот момент девушка на третьем этаже закрыла глаза и сладко потянулась.
И в следующую секунду девушка, сидящая на асфальте, оторвалась взглядом от окна, голова её бессильно повисла, глаза закрылись, и она неловко повалилась на землю лицом вниз.
А девушка за стеклом легко улыбнулась, отвернулась равнодушно и исчезла в глубине комнаты.
Утро наползало на город. Через десять минут из подъезда вышел первый человек, спешащий на работу, а ещё через пять минут во дворик въехала вызванная им «Скорая помощь». Девушку, сначала принятую было за пьяную, потом за наркоманку, в конце концов, погрузили в машину и увезли.
Ей повезло. Сердечный приступ, вызвавший инфаркт, её молодой организм выдержал, хоть и с огромным трудом. Ещё минуту — и врачи, возможно, не успели бы спасти ей жизнь. Ей повезло в том, что этот вызов «Скорой» был одним из первых, за ними последовал целый шквал звонков…
Не всем в городе повезло в эту ночь и утро так, как ей. Резкий скачок шокирующе странных смертей сотен людей, от сердечных приступов и совершенных (словно по сговору) в эту ночь суицидов и убийств по всей области, списали на магнитную бурю необычной силы, зафиксированную в эти часы. Однако не всё было так просто…
ГЛАВА 1
— Вилка!
Я вздрогнула и уронила книжку на пол.
— Вилка ты где?! — а вот эти интонации ненавижу всем нутром.
— Дура, — буркнула я, слезая с подоконника и, пересаживаясь на кровать.
Вот уж чего мне сейчас меньше всего хотелось, так это видеть её. Ту, что гордо в глазах окружающих именуется моей мамой. А по сути… Лучше уж совсем никакой мамы, чем такая.
— Да где ты, идиотка! — рявкнула мамочка, прежде чем заглянула в мою комнату.
Я уже не вздрагивала при её появлении, как, ещё год назад, как пять лет назад, десять… С тех пор, как отец умер, она словно с цепи сорвалась. Стала пить.
Сначала понемногу, но каждый день. А потом реже — но помногу, длительными запоями. Между нами и раньше-то взаимопонимания никакого не было, ну а сейчас, мне кажется, она меня просто ненавидит. Впрочем, это взаимно.
Меня зовут Виолетта, мне 19 лет. Можно просто Вилка. Обычная девчонка, ничем не примечательная, каких множество в толпе… Закончила школу и сразу пошла работать. Очень нужны были деньги, потому что мамина зарплата уходила большей частью на водку, а мне пришлось взять на себя заботы и о других насущных вещах.
Сменила много мест, последнее и настоящее — официантки, впрочем, в неплохом ресторане. Устроил туда меня мой парень Антон. Антоша из очень богатой семьи, таких, как он, называют «золотой молодёжью». Сам он не работает, числится студентом престижного ВУЗа, но на самом деле раз в квартал его родители отвозят туда безумное количество бабок и сынуле можно там вообще не появляться. Диплом ему обещан без проблем. Антон предлагал и мне не работать, но так неприятно зависеть не столько от него, сколько от его родителей, которые, к тому же, не любят меня. Не любят — мягко сказано. Не выносят! Впрочем, понимаю их… Мы ведь из совершенно разных социальных слоёв. Принц и нищая.
Люблю ли я его? Не знаю, можно ли это любовью назвать? Он мне дорог. Он заботится обо мне. Устроил вот на работу к своему другу, владельцу ресторана «Дивная долина». Зарплата неплохая, график работы — через день. Но даже и при таком графике я безумно устаю… Потому что почти каждую ночь Антон забирает меня из дома и мы катаемся по городу. По ночным клубам, дискотекам, барам или просто зависаем на квартирах его друзей. Антон даже научил меня водить и купил мне права, потому что часто приходится садиться за руль именно мне, когда он… Ах да, я же не сказала. Антон употребляет наркотики. Сначала курил травку, а сейчас подсел на героин. Мои уговоры ни к чему не привели и, в конце концов, я их прекратила. Его дело. Главное — в таком состоянии он меня никогда не обижал и не давал в обиду своим друзьям.
Он дарит мне мужское внимание. То самое, что я искала после смерти папы. Папа всегда виделся самым лучшим, для меня — идеалом мужчины. Он очень страдал в браке с мамой, она уже тогда немного выпивала. А сейчас я страдаю… Мы с папой были очень похожи внутренне, это нас негласно сплачивало, поддерживали друг друга. И потом я всей душой стремилась найти ему замену, мне очень не хватало мужской поддержки. В Антоне я нашла, в первую очередь, защиту и покровительство, а так же — своеобразную заботу, которой мне так не хватало дома. Он был нежным со мной, в такие минуты я находилась просто на седьмом небе от счастья.
Но вот любила ли я его…
Когда он находился «под кайфом», слегка менялся. Становился весёлым до неприличия, развязным и безбашенным. Иногда меня это забавляло, иногда — смешило. Иногда, к счастью, очень редко, причиняло боль.
Однажды, например, в ночном клубе на моих глазах он снял девушку и повёл её в комнату для свиданий. Мне предложил присоединиться. Я была в шоке, наотрез отказалась. Он холодно махнул рукой, и они ушли. Я сидела в углу с его другом Гошей и тупо, впервые, пила мартини, от которого не пьянела, а только становилось гадостно на душе. Гоша искренне не понимал моих эмоций и предлагал ответить тем же. А я боролась со слезами и обидой, душившей меня.
Потом стали повторяться ситуации, из которых я поняла, что Антон меня, на самом деле, не любит. Я для него не близкая сердцу девушка, а лишь своеобразный партнёр по развлечениям, с которым спишь за неимением других под рукой. Кукла, которую он наряжает и делает с ней всё, что заблагорассудится.
Я ведь и правда делала для него всё. Выполняла любое желание, стремилась сделать ему приятно каждую минуту, порадовать. Иногда мне казалось, что у нас всё серьёзно, но в следующий момент он снова тянулся за героином и всё, меня угнетающее, начиналось по новой. Однажды я вслух возмутилась и едва его не потеряла. Антон сказал, что если он меня не устраивает таким, то я могу катиться ко всем чертям. И я проглотила это, проглотила все свои обиды, его выходки. И я смирилась со своей ролью в его жизни. Я, по правде говоря, всё ещё надеюсь на лучшее.
А может мне просто невыносимо находиться дома и я готова бежать хоть куда, хоть к кому, лишь бы не видеть ЕЁ, не слышать?…
— Тварь такая, ты чего молчишь?!!
Мама смотрела на меня взглядом разъярённой кобры, всего пару секунд, а потом, не дождавшись моей реакции, от души хлопнула дверью и ушла на кухню, «снимать стресс». Зазвенела бутылка о стакан, раздалось такое привычное противное бульканье, что меня передёрнуло от отвращения. Сердце забилось надрывно, кровь запульсировала болью в голове. Я попыталась сосредоточиться на том, что читала, но мысли путались, уходили, а потом всё расплылось. Отшвырнув книжку, смахнула слёзы и стала собираться. Когда она выпьет, становится невыносимой, начинает цепляться, придираться, пытается спровоцировать драку. Пару раз мне пришлось её ударить, оттолкнуть, чтоб освободить проход на улицу, подальше от безумной пьяницы…
Когда уже достала из шкафа куртку и шагнула к двери, она внезапно вновь распахнулась. На пороге высилась, покачиваясь, моя мать (и как ей удаётся так быстро приходить в невменяемое состояние?).
— Куда собралась, шалава? — ехидно спросила она, — что, бл… мать в дом, а ты по мужикам?
«Уж лучше б ты по мужикам шлялась…» — вздохнула я и огрызнулась вслух:
— Уйди! — внутри у меня что-то медленно, но неотвратимо, закипало.
— А не уйду! — мать нарочито упёрлась руками в дверные косяки, — вся в папочку, такая же свинья неблагодарная, мать и в грош не ставит.
У меня на глаза набежали слёзы, но я сдерживалась.
— Мама, отстань от меня! Может, хватит? Чего тебе от меня надо?
— Уважения! — мать ткнула пальцем себе в грудь, — я — твоя мать! И ты обязана меня слушать. По струнке ходить! И я буду решать — идти тебе куда-то или нет.
Молоко ещё не обсохло на губах, а туда же: спорить…ик…по мужикам бегать! Шалава малолетняя!
— Как вкалывать, чтоб ты с голоду не подохла, так у меня молоко уже обсохло, так? — заорала я, — а как нажрёшься, так права качаешь. Хотела знать? Нет, я тебя не уважаю! Не за что мне тебя уважать!
— Ах ты, сука! — взвизгнула мать, бросаясь на меня.
Но я отскочила в сторону и она, потеряв равновесие, упала на мою кровать.
— Это твой долг, тварь! — орала мать, лёжа, — дочерний…ик…По гроб жизни!
Внезапно у меня все эмоции исчезли. Я стала совершенно спокойной и, не двигаясь с места, холодно, чётко ответила:
— Знаешь что? Чтоб требовать дочернего долга, надо сначала свято исполнить материнский. Всю жизнь, сколько себя помню, тебе было на меня… наплевать! Обо мне заботился только папа. А сколько ты у нас с ним крови попила… Это и было исполнением твоего материнского долга? Тогда я с лихвой тебе его вернула. Когда ты засыпала на земле у подъезда, а я посреди ночи выбегала и, холодея от мысли, что ты, возможно, умерла, трогала тебя… а потом затаскивала домой. Не раз и не два. Бегала по улицам, разыскивая, чтоб с тобой не случилось ничего. А потом, ночами напролёт, не могла уснуть, вздрагивая от каждого шороха. Прислушиваясь, не скрипнет ли дверь. Не отправляешься ли ты тайком снова за водкой. Выливая у тебя на глазах найденные бутылки, слушая проклятья в свой адрес и, стиснув зубы, понимать, что это не ты их мне кричишь, а водка кричит в тебе…А потом, когда уже нервы не выдерживают, выть и мечтать о том, чтоб умереть, чтоб больше тебя не видеть, чтобы не проснуться однажды и весь этот кошмар закончился навсегда. Но опять идти утром на работу, улыбаться, делать вид, что всё хорошо. И не думать о том, что вечером придётся возвращаться домой. И видеть тебя… вот такую…
— Если ты такая тварь неблагодарная, то и убирайся, — снова икнула мать, уже совершенно безучастным, пустым, пьяным голосом.
Похоже, она совсем не слышала, что я ей говорила.
— Ты ж за неделю квартиру пропьёшь, если я уйду… — обессилено выдохнула я и поплелась к двери.
Вслед, в спину, понеслись ругательства, требования и проклятья…
А меня била ледяная дрожь, и внутри вскипала чёрная ненависть.
Прямо от подъезда я, старательно скрывая слёзы, позвонила Антону с подаренного им мне, не так давно, мобильного телефона. Он искренне обрадовался моему звонку и сказал, что сейчас же приедет за мной. В это момент я подумала, что, может быть, я несправедлива к любимому. Может, всё-таки значу для него больше, чем считаю?
Я просидела, кутаясь в куртку — меня знобило — во дворе, на старой колченогой скамейке, не больше десяти минут (бросая напряжённые взгляды в сторону подъезда — не дай Бог, мать появится…), как через арку во двор, визжа тормозами, на дикой скорости влетел джип Антона. Я укоризненно покачала головой, криво улыбаясь.
— Вилка, ныряй! — крикнул Антон, высовываясь в окно, — едем к Гоше, все уже собрались.
— Тош, — проговорила, забираясь в машину, — ты бы так не летал… Опасно же!
— Ты смеёшься? — хохотнул Антон, — чего тут опасного? Все с дороги сваливают передо мной, кому охота с такой тачкой связываться? Чуют же, чем запахнет, если задену.
— А если человека собьёшь?
— Если пешеход «тормозит» — это не повод мне давить на тормоза! — заржал Антон, — пешеходы вообще двух видов бывают: быстрые или мёртвые! Закон природы. И я тут, детка, по-любому, не виноват буду.
Он развёл руками. Я вздохнула. Дай Бог добраться до квартиры Гоши без приключений. Похоже Антошка уже под героином. Робко предложила ему сесть за руль, но нарвалась на гнев «праведный» и замолчала. Была б я верующей — молилась бы всю дорогу, настолько дико он гнал…А так — вцепилась пальцами в колени и безучастно смотрела вперёд.
У Гоши веселье шло полным ходом!
Какие-то незнакомые мне полуголые девчонки под заводную музыку «отжигали» на столе. Комната растворилась в клубах сигаретного дыма.
— Вилок! Какие люди! — радостно распахнул хозяин хаты мне свои объятья, — проходите, располагайтесь, угощайтесь! Свежачок — высшей пробы.
Я, поняв о чём речь, поморщилась. Антон же сразу бросился к столу. Пробовал на вкус, шутливо отбиваясь от распалившихся девчонок, а потом прошёл на кухню. Про меня он словно забыл.
Я кинула куртку в коридоре и прошла в комнату. Народу было немного, но все уже под кайфом. Некоторые даже практически не держались на ногах. В кресле, напротив двери, парочка без смущения занималась сексом. Похоже, они существовали где-то в своей, отдельной вселенной. Я с ногами забралась на диван, села, подтянув колени к подбородку. Музыка оглушала, дым раздражал.
Передо мной присел на корточки Гоша.
— Вилка, ты чего, как не родная? Не хочешь «герыча» — хлебни пивка! — он протягивал мне бутылку.
Мне не хотелось, если честно. Внутри всё ещё метались мысли о конфликте с мамой, но я не стала отказываться. Проще выпить, чем объяснить, почему не хочу. Сделала глоток.
— Где Антоша?
— Сейчас, — улыбнулся Гоша, — «заправится» и придёт.
У меня закружилась голова. Судя по всему, он там не только «заправлялся», потому что одна из увязавшихся за ним девушек, до сих пор не вернулась обратно.
— Потанцевать не хочешь? — спросил Гоша, раздевая меня взглядом.
— Потом, — изо всех сил улыбнулась я, стараясь не показывать, как мне горько и отвратительно на душе.
— Смотри… Если что — зови!
И Гоша скрылся в коридоре, зацепив с собой по пути девчонку.
Теперь каждый в компании, за исключением одного, валяющегося без чувств парня, спутницу которого, надо полагать Антон сейчас на кухне…были заняты. Только я сидела одна, съёжившись на диване, варилась в собственной печали, обиде, горечи и бесконечном душевном одиночестве… А Антон всё не шёл и не шёл.