Днепров Анатолий Трагедия на улице Парадиз
Анатолий Днепров
Трагедия на улице Парадиз
I
- Жаль, со времен Раффера никто не занимается палеопатологией, - услышал я сзади себя сказанные по-французски слова.
Я повернулся и увидел малопривлекательного субъекта - не то гида, не то полунищего,- здесь, в Гизе, возле пирамид и тех и других было немало. Но фраза была непонятной, и я спросил:
- А что такое палеопатология и кто такой Раффер?
-Палеопатология, это наука о заболеваниях древних, а Раффер - создатель этой науки. Но она берет начало значительно раньше, с того времени, когда ею предложил заниматься профессор анатомии в Каире Аллан Смит.
Я засмеялся:
- Каких только наук люди не придумали...
- Да. Палеопатология должна была бы объяснить многое.
- Что именно? - спросил я.
- Например, почему до сих пор врачам не удается справиться с раковыми заболеваниями.
Этого, признаться, я меньше всего ожидал. "Интересный прием, - подумал я, рассматривая незнакомца. - Во всяком случае это не банально".
Он был высокого роста, с тонкими чертами лица, с блестевшими черными волосами. Они лежали монолитной глыбой на узкой, вытянутой вверх голове. Нос с горбинкой придавал его сплющенному с обеих сторон лицу сходство с какой-то птицей.
- Так почему же, по-вашему, никто не занимается палеопатологией? - опросил я.
- Сложная наука. Обнаружить на мумиях признаки заболевания, знаете, не так-то легко. Это может сделать только очень крупный специалист. Он должен быть одновременно и хорошим анатомом, и онкологом, и биологом, и палеонтологом. Вообще, такими делами может заниматься только очень эрудированный человек.
- И все же я не вижу связи между проблемой рака и этой вашей странной наукой.
Француз улыбнулся (я решил, что он француз, потому что он хорошо говорил по-французски, и мои попытки перейти на арабский язык ни к чему не привели).
-Это длинная история. Если у вас есть время, я бы мог ее вам рассказать за... десять пиастров.
- Все правильно, - подумал я. - Дело в пиастрах. И тем не менее это забавно.
Я посмотрел на часы. Было восемь по местному времени. Скоро должны были наступить короткие египетские сумерки и затем черная, как сажа, ночь. Впрочем, до отеля "Мен-Хауз" было не более сотни метров, и поэтому я решился:
- Хорошо, вот вам десять пиастров. Расскажите.
- Пройдемте вон туда, к западной стороне пирамиды. Там будет светло еще около часа. Я думаю, нам этого хватит.
Пока мы шли, он вдруг спросил:
- Вы когда-нибудь были в Париже?
- Нет, не был, - ответил я.
Француз глубоко вздохнул:
- Сейчас там хозяйничают фашисты. Это они убили профессора Дешлена и Ирэн...
Я задумался. Шла война, и вся Европа стонала от немецкой оккупации. Сотни тысяч людей бежали с насиженных мест на чужбину, спасаясь от хищной свастики. Может быть, действительно, и этот человек покинул свой далекий город и, чтобы не умереть с голоду, бродил здесь, вокруг раскаленных древних камней и рассказывал за деньги свои причудливые истории. Может быть, эти истории сплошной вымысел, а может быть...
- Сядем здесь, - сказал незнакомец.
- Хорошо, - согласился я и приготовился слушать.
II
-Лучше всего, пожалуй, начать этот рассказ с того памятного дня в194...году, когда в одной из парижских газет появилось такое сообщение, - я хорошо его запомнил: "Сегодня ночью в музее Восточной культуры Гиме совершено страшное кощунство. Неизвестный проник в зал, где хранятся египетские мумии и, вскрыв саркофаг второго царя пятой династии Сахура, унес часть мумицированных останков фараона".
Незнакомец на минуту умолк и затем, нагнувшись ко мне совсем близко, шепотом произнес:
- Я могу вам сообщить, что ко всей этой истории я имею самое непосредственное отношение. Саркофаг фараона из Абусира вскрыл я...
- Зачем? - удивился я.
- Мне нужен был позвонок фараона.
Я чуть не расхохотался. "Сейчас последует какая-нибудь стандартная детективная повесть", - решил я. Но, как бы угадав мои мысли, незнакомец быстро заговорил:
-Ради бога, не думайте, что я вас хочу заинтриговать глупым рассказом о краже и поисках вора. Если вы согласитесь дослушать все до конца, вы поймете, что это было необходимо...
- Я готов вас слушать до конца, но при чем тут проблема рака и все остальное?
- Месье, - не торопясь, продолжал мой рассказчик. - В одном вы можете быть уверены. Я не преступник. Преступники сейчас хозяевами расхаживают по парижским улицам и сидят в парижских кафе и ресторанах. Они расточают золото, заработанное на крови и смерти людей. А я, вот видите, здесь...
Помолчав минуту, он стал продолжать:
-Я буду говорить о людях Франции, которые в страшное время оккупации сделали, увы, трагическую и непродуманную попытку оказать услугу своей родине.
Первый, о ком я хочу рассказать, - Морис Дешлен. Поверьте, несмотря на все его заблуждения, Франция потеряла в его лице выдающегося ученого и пламенного патриота.
До войны он был профессором Сорбоннского университета. Он принадлежал к тому редкому типу ученых, которых интересует буквально все. Он не принимал разделение наук на различные дисциплины - математику, физику, биологию, социологию, медицину. На лекциях он неоднократно повторял, что мы живем в едином мире и что искусственное расчленение познания мира говорит не в пользу величия человеческого разума. Просто еще не родился гений, который бы синтезировал все воедино.
Когда началась война, Морис Дешлен ушел добровольцем на фронт. И знаете кем? Обыкновенным санитаром, хотя накануне в университете читал факультативный курс кристаллографии и почему-то интенсивно занимался изучением египтологии.
Прежде чем мы снова вернемся к профессору Дешлену, я должен вам представить себя. Мое имя может вас совершенно не интересовать. При данных обстоятельствах оно не имеет никакого значения. Замечу только, что я также имею некоторое отношение к науке. Выражаясь точнее, я недоучившийся химик-органик. В университете я познакомился с Дешленом. Меня поразила его огромная эрудиция. Я с наслаждением слушал его лекции. Хотя они были посвящены специальным вопросам кристаллографии, они охватывали огромный круг проблем. Кстати, именно в этих лекциях профессор Дешлен высказал идею, которая впоследствии была подхвачена другими учеными, в том числе известным физиком, одним из создателей квантовой механики, Эрвином Шредингером, который назвал живой организм апериодическим кристаллом. Дешлен говорил об этом еще в сороковом году...
Так вот, когда началась война, Дешлен ушел добровольцем в армию и бросил университет. Чтобы не умереть с голоду, я был вынужден устроиться на работу в одну из парижских аптек. Здесь я познакомился с сотрудницей этой аптеки Ирэн Бейе, которая впоследствии стала моей женой. Дешлена я потерял из виду.
В конце сорокового года, уже после того, как немцы заняли пол-Франции, я получил от одного своего старого друга письмо. В нем он, между прочим, писал: "Наш Дешлен во время кампании проделал колоссальную карьеру - от санитара до главного хирурга полевого госпиталя. Я не знаю, какому из своих многочисленных талантов он этим обязан. Но одно любопытно: немцы отдали приказ разыскать Дешлена. Говорят, он разработал какой-то невероятный способ лечения ранений..."
Прошло еще немногим более месяца. Однажды в аптеку, где я работал, прихрамывая, ввалился некий верзила с забинтованной физиономией и подал мне рецепт. Каково было мое изумление, когда вместо обычных латинских названий лекарственных препаратов я прочел строки, написанные знакомым почерком: "Завтра в семь вечера этот человек встретит вас у входа в церковь святой Мадлены и проводит ко мне. Вы мне нужны. М. Д.". Записка была от Дешлена!
На следующий вечер в назначенном месте я с нетерпением ждал перевязанного парня. Он появился внезапно и сделал мне едва заметный знак, чтобы я следовал за ним.
Путь был очень длинным. Мы все время двигались в северо-восточном направлении. Через час мы оказались в каком-то темном квартале, о существовании которого я и не подозревал. Когда мы шли по узенькой, окутанной темной мглой улице, мой провожатый приблизился ко мне и тихо произнес:
- Это улица Парадиз.
Мне это ровным счетом ничего не говорило. Мы вошли в какую-то подворотню, повернули направо. В глубине двора стоял дом с мезонином.
Профессор Дешлен встретил меня холодно, без всякого энтузиазма, так, как он обычно встречал студентов, пришедших к нему на экзамен. Кивком головы он пригласил меня сесть. Я как-то оробел и не решался начать разговор.
Он заговорил первым:
- Известно ли вам, молодой человек, что мы живем в мире кристаллов?
Я пожал плечами и про себя улыбнулся. Уж очень все походило на добрые старые времена в Сорбонне.
- Этот мир можно так назвать лишь с известной натяжкой, профессор. Да, действительно, кристаллических образований в природе очень много, - ответил я.
- Много! Они всюду! - произнес он сурово.
Я осмотрелся вокруг, пытаясь в темноте обнаружить хоть что-нибудь, что имело бы кристаллическую природу. Стол, стулья, книжный шкаф с книгами, кожаное кресло, стекла в окне. Ни одно из этих предметов не напоминало мне о кристаллах.
-Я не совсем понимаю, профессор, что вы имеете в виду. Но если под кристаллами вы подразумеваете то, что...
- Под кристаллами, молодой человек, я понимаю именно то, что под ними нужно понимать. Кристалл, это упорядоченная в пространстве материя.
Я задумался. Меня сбили с толку слова "упорядоченная материя", потому что это было не одно и то же, что материя с периодически повторяющейся структурой. А ведь именно так мы определяем кристаллы. Когда мы берем в руки кристалл каменной соли, то мы знаем, что в нем, в совершенно строгой периодической последовательности ионы натрия чередуются с ионами хлора. Если затравку кристалла поместить в насыщенный раствор соли, то он начнет расти во все стороны, однако к его структуре ничего нового не прибавится.
- Ваше определение слишком общно, чтобы из него можно было сделать какие-либо выводы, - попытался возразить я.
- Как по-вашему, это кристалл или нет? - вдруг спросил он и ударил кулаком по столу.
- Конечно, нет, - не задумываясь, ответил я.
- Не кристалл? - переспросил он и еще громче забарабанил по столу. - Ну, знаете, я думал, что вы более сообразительны.
- Если вы имеете в виду древесину, из которой сделан этот стол, то она, конечно, не является кристаллом, хотя... - Я задумался.
- Хотя что? - спросил Дешлен, приблизившись ко мне.
-Хотя она чем-то и напоминает кристалл, - пролепетал я, будучи не в состоянии сформулировать ту мысль, которая вдруг у меня возникла.
- Ага! - торжествующе воскликнул он. - Хорошо! Очень хорошо! Так вот теперь вы мне и скажите, чем же эта древесина напоминает вам кристалл? - И, не дожидаясь моего ответа, он ответил сам. - Тем, что она состоит из волокон, которые в свою очередь представляют собой отнюдь не случайные, а упорядоченные цепи молекул. - Это непериодический, или апериодический кристалл. А кто сказал, что кристаллы обязательно должны иметь периодическую структуру?!
- Это следует из самого определения... - бормотал я.
- К черту определения! Определения выдумываем мы, а природе на них наплевать. Если определение не выражает самую сущность вещей, его необходимо забыть, и чем скорее, тем лучше!
- Я не понимаю, профессор, в чем смысл всего этого разговора. Я подозреваю, что вы позвали меня сюда вовсе не для того, чтобы рассказать, что такое кристаллы. Вы мне писали, что я вам нужен. Я в вашем распоряжении.
- Чудесно. Вы нужны мне для того, чтобы помочь выращивать новые кристаллы...
Это заявление Дешлена меня поразило. Увлечение чистой наукой в разгар национального бедствия показалось мне странным. Поэтому я не без горечи воскликнул:
- Не думаете ли вы, что наша с вами совесть будет спокойна, если мы таким весьма оригинальным способом постараемся убежать от действительности?
- Нисколько. Даже наоборот. Очень скоро вы поймете, что то, что я собираюсь делать, имеет огромное значение для Франции.
Затем Дешлен кратко изложил свой план. Его квартира превращается в физико-химическую лабораторию. Я и Жокль (так звали доставившего меня к нему парня) станем его сотрудниками. Моя жена будет помогать нам в качестве лаборанта. На нее также возлагалась обязанность вести наше домашнее хозяйство. Предварительно мы должны будем приобрести массу реактивов, где только можно.
III
- Вам не надоел мой рассказ? - спросил меня француз. - Тогда я продолжу. Итак, через несколько дней я и моя жена переселились в мрачный дом на улице Парадиз. Наша квартира была этажом ниже квартиры Дешлена. После того как мы разложили наш немногочисленный скарб в двух комнатах, Жокль пригласил нас наверх, к профессору.
При дневном свете я заметил, что его квартира была довольно просторной, особенно средняя комната. Справа и слева от нее были комнаты поменьше, в правой находился кабинет профессора, в котором я уже побывал, а левая была заполнена еще не распакованной химической посудой и какими-то приборами.
Профессор встретил нас довольно приветливо. Его темные глаза метали задорные искорки из-под густых нависших бровей.
- Та-та-так! - говорил он. - Значит, все в сборе. Хорошо. Сейчас мы устроим генеральное совещание и разработаем план действий. Кстати, Ирэн, обратился он к моей жене, - богата ли наша аптека?
- У нас есть все, кроме сульфамидных препаратов, - ответила жена.
-Они нам пока что не понадобятся. Есть ли у вас какие-нибудь аминокислоты или их производные? Есть ли цистеин, глобулин? Есть ли, наконец, обыкновенная желатина?
- Это найдется. Особенно желатина.
- Прекрасно. Тогда прошу всех в кабинет.
Когда мы расселись, он подозвал к себе Жокля и сказал:
- Ну-ка, закати рукав на правой руке.
Парень смущенно улыбнулся и поднял рукав выше локтя.
Я и Ирэн встали и подошли поближе.
- Посмотрите внимательно на нижнюю часть руки этого молодого человека, лукаво сказал профессор.
Вначале мы ничего особенного не увидели. Рука была как рука. Дешлен приказал Жоклю подойти поближе к окну, и только тогда я обнаружил нечто совершенно странное. Начиная от локтя, к плечу, на руке росли густые черные волосы. Но ниже локтя никаких волос не было. Собственно, они были, но очень светлые и очень тонкие, как на теле у маленьких детей. Цвет кожи ниже локтя был светлым, она казалась тоньше и нежнее по сравнению с огрубевшей желтоватой кожей выше.
- Внизу рука у вас моложе, чем наверху, - вдруг сказала моя жена.
- Совершенно верно, - произнес профессор. - Так оно и есть. Этой руке всего три месяца, а локтю, если я не ошибаюсь, уже двадцать девять лет.
Мы удивленно смотрели на Дешлена. Парень опустил рукав и сел.
К сожалению, я должен начать с некоторых, довольно элементарных истин, которые, кажется, известны всем, но над которыми, к сожалению, до сих пор никто серьезно не задумывался.
Вы, конечно, знаете, что такое эксплантация, или культура ткани. Вы берете кусочек живой кожи и помещаете ее в пробирку с питательной средой. Если продуктов питания и кислорода в этой среде достаточно и обеспечен хороший обмен веществ, то клетки живой ткани начинают размножаться вне организма.
Напомню вам и другие факты. Есть замечательное свойство некоторых живых организмов восстанавливать свои поврежденные органы - регенерация. Если, например, у человека удалить часть печени, то со временем она может полностью или частично восстановиться. Но это еще не самое удивительное. Известно, что если взять кусочек обыкновенного кольчатого червяка - я повторяю: кусочек размером только в одну трехсотую долю целого червяка и поместить этот кусочек в подходящую питательную среду - из него вырастет целый червяк, точь в точь такой, как и тот , от которого мы взяли для опыта "затравку". Есть и другие организмы, которые могут регенерировать полностью из небольшой части своего тела, например гидра.
Ирэн вдруг заявила:
- По-видимому, профессор, вы разработали способ регенерации ампутированных у людей конечностей путем помещения оставшейся части в соответствующую питательную ванну?
- Если хотите, да, - ответил Дешлен и улыбнулся.
- Значит, именно таким образом вы восстановили руку господина Жокля?
- Совершенно верно.
-Но ведь это революция в восстановительной хирургии или как еще можно назвать эту область медицины? Может быть, восстановительная биохимия?! воскликнул я.
- Нет, это еще не революция. Это - полреволюции, - произнес Дешлен. Революция будет дальше.
Мы переглянулись. Если регенерация ампутированных частей человеческого организма путем помещения остатков в питательную ванну не революция, то что же может быть большим?
- Разве вас не удивляет, - продолжал Дешлен, - что каждый из нас появился на свет и вырос в огромный организм всего лишь из одной клетки? Ведь когда-то, в период зарождения, все мы представляли собой всего лишь на всего одну единственную зародышевую клетку! Именно в этой, одной единственной клетке была сосредоточена программа, если хотите план или проект, построения всего нашего организма. Тот порядок, который мы наблюдаем в обычных кристаллах, это всего лишь геометрический порядок, в то время как порядки и последовательности молекул в новом организме - это порядок, определяющий смысл всей жизни.
- А теперь я перехожу к самому главному, нашему патриотическому долгу перед Францией, - сказал Дешлен и встал.
Именно этот внезапный переход от рассуждении о строении живого организма к судьбе нашей родины, произвел на нас самое сильное впечатление.
-Я не хочу описывать вам, какое горе и унижение претерпевает сейчас Франция... Об этом все вы хорошо знаете. Я и Жокль, может быть, знаем немножко больше, потому что были на фронте, или во всяком случае в местах, которые условно можно было бы назвать фронтом. Наша задача заключается в том, чтобы помочь тем, кто продолжает борьбу. Мы поможем им приобрести оружие. Им нужны деньги, много денег.