— Была машина. По разовому пропуску. На подстанцию какое-то оборудование привезли.
— «Жигули»? — воскликнула я радостно.
— Да, «девятка».
— Ребята, я на мгновение!
Пропорхнув между стеной и крылом застопоренного турникета, я засеменила по натертым до блеска мраморным плитам к тяжелой, с массивной бронзовой ручкой, двери.
— Э, а пропуск! — крикнули сзади так, что не обернуться означало спровоцировать их на безобразную погоню.
— Да ну вернусь же сейчас!
Я тряхнула халат на груди, мол, даже одежда не подходит для побега, и услышала, как мой знакомый урезонил коллегу:
— Ладно, хватит! Она из секретариата, я ее знаю.
— Пришла Любовь Андреевна. Я ей все передала про Степанова, — отчиталась я перед ним, вцепившись в дверную ручку, и что есть сил дернула ее на себя.
Подстанция, вот она, сбоку от корпуса, за деревьями. Небольшое двухэтажное здание из силикатного кирпича с плоской крышей, почти соприкасающееся торцом с оградой. А вот и машина. Чуть поодаль, на узкой дорожке, разворачивается кормой к подстанции темно-красный экипаж и, самое главное, торопится от «девятки» к белокаменному дому с открытой нараспашку дверью мужчина в брезентовой спецовке, накинутой поверх хорошего темно-коричневого пиджака.
Моля бога о том, чтобы эти люди были увлечены своими заботами настолько, чтобы не обращать внимания на невысокую фигурку в светло-зеленом халате и дурацкой шапочке, я прошла вдоль всего фасада по просторному крыльцу и сбежала по ступеням вниз. До двери подстанции, в которой скрылся мужчина, было рукой подать. Машина развернулась и теперь осторожно перебиралась через высокий бордюр на пешеходную дорожку, намереваясь сдать задом сюда же. И это когда в двух шагах, вот она, удобная дорога, по которой к подстанции без хлопот грузовик подъедет.
Обернувшись в последний раз на «девятку», я зафиксировала в памяти ее номер.
Войдя в дверь, я остановилась, осмотрелась и прислушалась. Короткий тамбур. За ним, прямо — пыльная лестница на второй этаж, и направо, мимо нее — еще одна дверь, в операционный зал. Виден ряд шкафов, выкрашенных в голубой цвет, с горящими на них зелеными лампочками — силовые ячейки. Огоньки горят не на всех. Суббота.
Оттуда, из операционного зала, доносилось шуршание и стуки, насторожившие меня. Следует приготовиться к неожиданностям, если это то, что я предполагаю. Вспомнилась четырехзарядная смертоносная машинка, которую не дал мне Базан. Если что случится со мною сейчас нехорошего, он пожалеет о своей осторожности.
Опустив драгоценную сумку на ступеньку лестницы, я медленно двинулась к двери в зал. Там металлически грохнуло и кто-то негромко выругался.
Мы с ним увидели друг друга одновременно, и у меня ненадолго перехватило дыхание. Он тоже замер в секундном замешательстве, разжал руки, и безжизненное тело в светло-зеленом халате, волочившееся прямыми, будто деревянными, ногами по линолеуму, упало, стукнувшись головой.
— А-а! — вскрикнула я на вдохе, прикрыв ладонью рот, и уперлась спиной в косяк, будто равновесие для меня сейчас — вещь почти немыслимая.
Он вытаращился, вглядываясь в меня, и глаза его приобрели выражение, какое бывает у кота перед броском на зазевавшегося воробья.
— Томочка! — чирикнула я и повторила: — А-а!
— Иди сюда скорей! — опомнился он. — Видишь, с ней неладно что-то. Давай поможем.
— Нет, нет!
Вцепившись в косяк пальцами, я на подгибающихся ногах кое-как двинулась в сторону выхода и, конечно же, дала без труда ему себя настичь.
— Куда!
Он схватил меня за руку и швырнул по проходу в глубь зала, прямо на мертвое тело. Притворяться расслабленной было больше нельзя. Игра моя оказалась полезной. Убийца, ничего не опасаясь, в два шага очутился возле, но продемонстрировать намерения я ему не позволила — встретила ударом пятки в живот. Дыхание его прервалось, и двигаться он теперь мог только за счет силы воли. Она у него имелась. Убийца махнул пятерней. Я уклоняться не стала, только подставила руку, чтобы не заполучить отметину на лице, и «легла» рядом с Тамарой. Он ударил меня ногой, метя в живот. Его башмак я встретила коленом и стиснула зубы от боли — бил он всерьез.
— Ах ты, мразь! — Убийца, дернув за плечо, перевернул на спину мое обмякшее тело и дал рассмотреть себя краешком глаза. Украдкой, с близкого расстояния, я хорошо разглядела и запомнила косой шрам, уродовавший его левую бровь.
За стеной по-дурному взревел автомобильный сигнал. «Девятка» подобралась багажником вплотную к двери. Пора грузить тело. Да, но теперь их уже два!
— Урожай, мать твою! — пробурчал убийца, выпрямляясь и перешагивая через меня.
Я повернула голову. Да, это была Тамара Ромина. Ее лицо я видела на фотографии, которую вчера в машине показал мне Гром. Сейчас оно было изменившимся, но, несомненно, ее. Смерть не красит.
Звякнул металл, зазвучали, приближаясь, шаги, и я прикрыла глаза. Не собираюсь играть в боевик. Мне дороги мои ребра, поэтому выберу момент и попробую уложить его, как учили, одним ударом. А что делать с тем, что в машине, решу позже. Ах, Базан, мне бы сейчас тот, четырехзарядный!
Убийца поднял меня за плечи, попытался усадить. Не получилось. Не тело у меня сейчас, а макаронное изделие. Машина взревела снова. Этому звук сигнала не понравился тоже, он подхватил меня под мышки и вздернул рывком кверху.
Внутренне я напряглась: «Сейчас? Нет, позже. Чтобы — наверняка!»
Еще один сигнал. На сей раз короткий. Как они торопятся!
Таща меня по проходу, как мягкий куль, убийца матерился без перерыва, зло и виртуозно, будто стихи читал ненавистнические, и, наконец, остановился возле одного из отключенных пока силовых шкафов с приоткрытой дверью. Распахнув ее ударом ноги, он шагнул внутрь и грубо опустил меня на высоковольтные шины.
Машина сигналила без перерыва. Убийца, осатанев от этого звука, метнулся прочь, не захлопнув двери. Впрочем, этому помешала бы моя нога.
Не теряя времени, я «ожила» и, охнув от боли в ушибленном колене, быстренько вернулась к телу Тамары. Нагнулась над ним, преодолевая боль — ребра болели тоже, но, вспомнив нечто более важное на данный момент, поспешила к выходу.
Моя сумка так и валялась там, где я ее оставила. Подхватив ее, я побежала наверх, совсем забыв о боли, подгоняемая вдохновением импровизации, обещающей, при везении, неожиданный и удачный следующий ход.
Со второго этажа в операционный зал можно было заглянуть в окно без стекол. Его я видела снизу, когда лежала рядом с телом Тамары.
Торопливость, почти паника от мысли, что не успею сделать задуманное, что этот изверг вернется и раньше времени поймет, что я ускользнула из его лап, придали мне сил, подкладка сумки затрещала под моими пальцами, когда я доставала видеокамеру. Пристроив «Сони» на подоконник и нажав на пуск, я вернулась в зал, радуясь и удивляясь долгому отсутствию моего врага.
Очень скоро тело Тамары заняло мое место на высоковольтных шинах, а я улеглась на ее место, сорвав с головы и забросив куда-то вбок шапочку, и постаралась принять похожую позу с неудобно вывернутыми руками. Достичь полного сходства не удалось — помешал этот, с рассеченной бровью. Он появился неожиданно. Не останавливаясь, почти бегом, застучал каблуками по линолеуму, перешагнул через меня и, с грохотом захлопнув на ходу дверцу ячейки, направился по боковому проходу к пульту управления и скрылся из виду. Не теряя ни секунды, я вскочила и выскользнула из зала. А когда была уже на полпути к окну с «Сони» на подоконнике, в зале затрещала и загудела высоковольтная дуга, сжигая тело Тамары Роминой.
Пришла моя очередь энергично выругаться, потому что представилось, с каким недоумением переглянулись сейчас охранники, если только в их караулке есть индикация электроснабжения помещений. Кто знает, куда подается энергия через шины, ставшие вдруг погребальным костром.
Трещать продолжало, и было отчетливо видно, как над полом в щитовой ползут клубы темного дыма. Я с удивлением успела подумать о том, что давно должна бы сработать защита и отключить ячейку, как вновь взвыла сигналом машина, внизу грохнуло, и наступила оглушительная, если можно так выразиться, тишина. В проходе появился убийца, весь какой-то смятый, сникший. Уставший. Не переменился он в лице даже от отсутствия тела на полу, только громко охнул, не разжимая губ. Присел, дотронулся рукой до пола и в растерянности закрутил головой. Я спряталась за стенку от его взгляда и только теперь обнаружила, что поджилки у меня трясутся.
«Багира!» — простонала я про себя, прижавшись лопатками и затылком к стене. И помогло — как отхлынуло.
Не желая больше сигналить, видно, потеряв всякое терпение, тот, что оставался в машине, запустил двигатель. Мне было слышно, как убийца не спеша, размеренными, как звуки метронома, шагами прошел к выходу. Хлопнула дверца, и машина тронулась с места.
Спустившись вниз, я задохнулась от запаха горелой плоти. Запротестовал, судорожно сжавшись, желудок. Тошнота комом подступила к горлу. Выскочив на воздух, я юркнула за угол и перевела дух. И так мне хорошо вздохнулось! Темно-красная «девятка» урчала где-то неподалеку, но была уже невидима за углом корпуса.
— Спешите, сволочи? — проговорила я и рассмеялась. — А что произошло и что теперь будет, поняли?
Едва ли они поняли, особенно то, что будет. Я тоже не понимала этого до конца. Пусть думает Суров. Начальству виднее.
Свежий ветер ерошил волосы. Я придержала их и только теперь заметила, что меня колотит мелкая неприятная дрожь. От холода, наверное. Натянуть бы комбинезончик!
Укромный дворик я пересекла как дама, лениво прогуливающаяся по пляжу, залитому жаркими солнечными лучами, под не менее жаркими взглядами прокалившихся на горячем песке бездельников. Три этажа высоких окон, окружающих меня с трех сторон, и за каждым могут быть глаза, наблюдающие, как дама закрывает за собой дверцу входа в вентиляционную шахту. Воображение разыгралось настолько, что зачесалась спина, будто на нее уставились сквозь прорезь прицела.
Охрана не выключила аварийное освещение подвала, только закрыла решетку на входе, и это экономило мое время. Где-то здесь, на стене, я видела телефон. Зрительно помнила — стандартный серый аппарат с черными цифровыми кнопками. Где он?
Информационный центр имел свою АТС. Маломощную, но достаточную для удовлетворения собственных потребностей в междугородных телефонных переговорах. А заодно великолепно регистрирующую звонки по городу. Это было мне важно. Важно было, чтобы Степанов узнал о только что состоявшемся аутодафе с подведомственного аппарата.
Телефон нашелся рядом с осветительным щитом, в небольшой нише, как специально замаскированный. Вспомнила — когда разбиралась со схемой освещения коридора, подсвечивала себе фонариком, я и увидела его. Позже, включив свет, и не взглянула больше. А оказался он в глубокой тени. Поэтому и пришлось искать его по закоулкам. Неквалифицированно. Да не робот же я, в самом деле, запрограммированный на разведывательно-диверсионную деятельность. Человек, только что перенесший психическую встряску. Шок, можно сказать.
Успокаиваясь таким образом, я пристроила голосовой модулятор к микрофону, набрала номер, выболтанный мне охранником, и, пока шли гудки, поговорила сама с собой, забавляясь слышимым в трубке мужским голосом, с некоторым запозданием повторяющим диктуемые мною слова.
— Павел Иванович? — спросила беззаботно, почти радостно, после того как он мне ответил, и с удовольствием выслушала произнесенное то же самое мужчиной, но с точь-в-точь моей интонацией.
— Кто это? Представьтесь, пожалуйста, — попросил, даже потребовал Степанов.
— Павел Иванович, только что в электроподстанции вычислительного центра током высокого напряжения было сожжено тело Тамары Викторовны Роминой.
— Кто это? — повторил он, и я поняла, что, пока не отвечу, большего от него не дождаться. Продолжать разговор не имело смысла и задерживаться здесь — тоже.
«Вот пока и все, — вздохнула я с облегчением, пролезая на улицу через ту же самую дыру в ограде. — Теперь поспать бы часа полтора».
Оказавшись на тротуаре, я поспешила прочь и, чтобы окончательно успокоиться, тешила себя несбыточными мечтами об отдыхе — в деталях представляла, что бы сделала, очутившись дома. Отвлечься удалось, но ненадолго. Незаметно для себя я скоро вернулась мыслями к реальности, и в голове сами собой закрутились варианты возможных последствий моих действий и захватили меня своей многоплановостью. А уже в трамвае, в который я села, чтобы проехать несколько остановок и выйти у двора, где дожидалась меня «Нива», на ум пришла общая оценка всего приключившегося только что.
«Как мрачно, боже!» — воскликнула я про себя и не смогла удержаться от короткого, нервного смешка.
Парень в вязаной шапочке и новой дерматиновой куртке, стоявшей колом, покосился на меня и расплылся в улыбке. Я отвернулась.
Глава 2
Темно-красная «девятка» остановилась перед натянутым поперек открытых ворот тросом. Раздался резкий, режущий ухо сигнал, заставивший охранников в караулке поднять головы, оторваться от шахматной партии.
— Кто? — возмутился один, в тельняшке под полурасстегнутой камуфлированной курткой, привставая с места, чтобы глянуть в большое окно, выходящее на территорию. — И в субботу покоя нет! Вовка, глянь, я не вижу толком, вплотную стоят.
Вовка, в такой же куртке, но напяленной внатяг на толстый, домашней вязки свитер, зевнул, потянулся, раскинув руки, и нехотя поднялся тоже, шагнул к двери.
— Это те, Стас, о которых мы с тобой говорили. Ну, у которых пропуск в журнал не вписан, — сообщил добродушно, выставив ногу в открытую дверь. — Скандалить будешь?
— Надо бы, — Стас почесал в затылке, с сожалением поглядывая на шахматы. — Давай, начинай ты, а я поддержу, если лаяться станут. Только сюда их тащить не вздумай.
— Была охота! — проворчал Вовка и пошел ругаться.
— А-а, черт! — Скопцов убрал руки с руля и опустил окно, высунулся навстречу приближающемуся охраннику. — Чего, командир?
Ивлев, жалея о том, что не сел на заднее сиденье, отвернулся, пряча от Вовки лицо, и встретился взглядом со Стасом, таращившимся на него из окна караулки.
— Ничего! — отрезал Вовка, слегка задетый фамильярностью Скопцова. — Вам кто пропуск выписывал? — и, выслушав ответ, возмутился: — А почему пропуск в нашем журнале не зарегистрировали? Почему порядок нарушаете?
Скопцов оправдывался, с ходу выдумывая причины, а Ивлев, верно оценив ленивую тоску в глазах Стаса, скривился в жалостной гримасе, постучал пальцем по часам и умоляюще развел руками.
Вовке никак не удавалось войти в служебный раж, не слыша грубостей или раздраженного тона, но он уперся, требуя от нарушителей вразумительного ответа, и теперь уже сам не знал, каким образом пойти на попятный. Выручил Стас, которому надоело трехминутное одиночество. Махнув рукой, он шагнул от окна в сторону, и сразу после этого трос упал, открыв машине дорогу. «Девятка» сунулась в ворота, заставив попятиться черную «Волгу», оказавшуюся в этот момент на въезде.
Все время, потребовавшееся для того, чтобы добраться сюда от дома, Степанов старался править машиной с крайней осторожностью, несмотря на относительную, субботнюю свободу улиц от транспортной толчеи. Павел Иванович за последние два дня — с тех пор, как начался этот кошмар — до того перенервничал, что прошлой ночью не смог заснуть без снотворного. И сейчас, после того дикого телефонного звонка, несмотря на принятое перед выходом из дома успокоительное, пальцы, стоило ослабить их хватку на руле, начинали плясать, как у спившегося подонка. Так что осторожная езда была совсем не лишней. Это оправдалось на въезде в ворота информационного центра, когда навстречу выскочили «Жигули», от которых пришлось уворачиваться.
Пропустив «девятку», Павел Иванович не спешил отпускать педаль сцепления, пытаясь унять внутреннюю дрожь, усилившуюся от этого пустякового происшествия. Глянув на себя в зеркало, на сжатые, побелевшие губы, на мешки под глазами, принявшие сегодня синюшный оттенок и оттого заметные более, чем когда-либо ранее, он впервые всерьез подумал о смерти как о близком и вполне реальном событии. А что? Долго ли? Инфаркт какой-нибудь, и — привет! Всколыхнувшаяся от таких мыслей злость на сволочей, посмевших не просто шантажировать его и брата, но и уже частично привести в исполнение свои угрозы, вернула ему мужество. Проезжая мимо дежурки охранников, Степанов притормозил и распорядился, приспустив стекло, с трудом удерживаясь, чтобы не плюнуть под ноги клоуна в форменке, натянутой на свитер:
— Список всех машин, въезжавших на территорию сегодняшним утром — ко мне. И как можно быстрее.
— Понял! — заверил охранник, подобострастно склоняясь, и крикнул уже вслед удаляющейся машине: — Сделаем!
Войдя в проходную, Павел Иванович по давно заведенному обычаю выслушал рапорт от вышедшего навстречу охранного старшины, беспокойно поводившего плечами под тяжелым взглядом начальства, и приказал, цедя сквозь зубы слова:
— Срочно составьте список всех мужчин, включая ваших сотрудников, находившихся на территории центра в девять часов, и ко мне на стол. Да, и про машины не забудьте, перепишите тоже.
Уже поднимаясь по лестнице, Степанов обернулся к остолбеневшему от такого распоряжения охраннику и добавил:
— Найдите связиста и доставьте его сюда, — он нашел в себе силы улыбнуться, чтобы смягчить впечатление от своей строгости. — Доставьте как по аварийному расписанию. Срочно!
— Сделаем! — воскликнул охранник, приободренный улыбкой начальства.