Обещаю поговорить с польской стороной. Толпа вроде успокаивается, работы продолжаются. Теперь я уже каждый день на стройке и бригадиры докладывают мне, что восьмерочка размондяев, продолжает мутить народ. Однажды утром, меня поднимают поляки с постели и орут, что на стройке забастовка, краны стоят, бетон стынет, техника неподвижна, а русские бунтуют. Полуодетый я бегу на стройку и вижу натуральную забастовку. Прямо революция. На постаменте одна из гнид, размахивает лопатой и призывает зацементировать меня в фундамент. При моем появлении, остальные из восьми начинают визжать и наступать на меня. Вся стройка, поляки, румыны, югославы, с любопытством наблюдают это. Кое-как уломал всю толпу перейти в общагу на переговоры.
Расселись. Опять эти гниды стали орать и призывать растерзать меня и вытрясти из меня деньги. Народ начал роптать и подниматься со стульев. Я стоял ошарашенный, не зная, что предпринять. Человек тридцать стали медленно наступать на меня. Тут уж меня и пот прошиб.
Неожиданно из задних рядов вырвались два зека — Гена и Валера, и обогнав толпу, забежали впереди меня, закрыв от толпы. Настала мертвая тишина.
Их слова, процеженные сквозь зубы, со страшной угрозой в голосе, с которой могут наверное говорить только в тюрьмах: — «А ну шваль! На место!»
Около них тут же по бокам, скопилась горсточка, как я уже потом понял их личных «шестерок». Толпа как-то сразу сдулась, как мыльный пузырь. Восьмерка горлопанов, тихо как шакалы прижавшие хвосты, засуетились по местам. Толпа осела в кресла. «А ну сявки, поднимитесь!» Гена рявкнул на восьмерку зачинщиков конфликта.
Те нехотя поднимаются. К ним вопрос от Зеков: — «Может вы сявки лес в Воркуте валили? Или сплавом занимались?» Ко мне: «Босс, ты сделал ошибку. Поменяй бригадиров, и все будет О-Кей.» К толпе:-«Сейчас быстро вся шобла встала, и бегом на цемент, кто задержится — лично замуруем! Кто еще слово вякнет про босса, неважно о чем, лично будут иметь дело с ними! Бегом марш! Сволота!»
Что тут произошло! Вся толпа, кинулась к дверям, сломя голову, толкая и обгоняя друг друга. Я стоял не понимая, что произошло. Когда все исчезли, зеки повернулись ко мне с улыбочками, и сказали, что это их отработка для меня. А то, что они раньше не выступали — смотрели из какого теста я сделан, и выдержу ли напор… Экспериментировали однако!
Немного погодя, мы вместе появились на стройке, я предупредил поляков о замене бригадиров. Гена и Валера стали моими заместителями по стройке, и заверили меня, что появляться в прорабской каждый день не надо. Босс должен решать свои боссовские дела. Я могу на них положиться. Контракт будет продолжен. Все будет «тип-топ». А если вдруг кто-то неожиданно «исчезнет» из команды, волноваться не стоит — значит человек решил дезертировать — «навеки».
Впоследствии я видел как устроили работы мои новые бригадиры. Они сидят возле прорабской, возле них крутятся их «шестерки», которые бегают и раздают указания работягам. Вечером в пятницу, выстраивается чинная очередь к моим зекам за зарплатой… Мне действительно там было нечего делать. Раз в неделю появлялся, согласовывал планы работ на неделю с поляками и занимался своими делами.
Лепота!!! Бунтовщики отрабатывают на самых тяжелых работах. Все благодаря этим зекам. Поляки не нарадуются, хотя и не понимают, в чем дело. Контрактные работы резко скакнули вперед. Взял под штукатурку еще два дома и пару фундаментов. Все класс. Поляки растрогались и даже премировали меня дополнительно. До конца работ остается пара недель.
Вечерком захожу в отдельную комнату бригадиров, и начинаю с ними обсуждать вопросы окончания контрактных работ. Те сожалеют, что придется расставаться. Спрашиваю — хотят ли они остаться в Польше работать далее. Конечно босс!
Последнюю неделю гонял по Варшаве, ища работу для моих бригадиров. Нашел недостроенный костел и договорился с ксендзом о работе на достройке моих работников-бригадиров и их квартировании с питанием при костеле. Привез их. Познакомил с ксендзом, определились с началом работ и зарплатой. Все честь по чести.
Вечером, в нарушение «инструкций» я приволок в бригадирскую ящик пива, и мы «посидели», делясь своими воспоминаниями — кто о чем. Те благодарили меня за доверие и за работу. В Украине им никто не давал работу, видя их татуировки. Тут же, они заработали честно, это их бабло и уж распорядятся им как надо. Я отдал им кучу паспортов, договорившись о раздаче в день окончания контракта. Выдал им премию из личного кармана и мы расстались. Уехал в Украину. По факсам с поляками все было достойно завершено и мне обещали новые контрактные работы. Более я своих бригадиров не видел. Как там они разобрались с толпой и бунтовщиками, это уже было не интересно. В основном люди были довольны, хотя им приходилось вкалывать, так, как они никогда не работали в Украине. Но, деньги как известно на дереве не растут.
Глава 21. Что такое арабы и с чем их едят
Немного расскажу с чем может столкнуться каждый человек при работе за границей. Там так много арабов, нигеров и китаез, что порой кажется, что мир состоит только из цветных.
Поступил я на учебу в Волгоградский политехнический институт. Там была практика — селить русских вперемешку с арабами или неграми, для того, чтобы те совершенствовали свой русский. Попал я в общаге в комнату с двумя Марокканцами.
Ни поесть нормально, ни телевизор посмотреть, ни друзей пригласить, и вообще я должен выходить из комнаты, когда они молятся. Наладил телевизор, купил наушники, чтобы им не мешал звук, все равно нельзя, мелькание экрана их якобы отвлекает от молитвы. Суки! Ну не жизнь а мука. Выдержал только месяц этих издевательств. Пришел к комендантше, упал в ножки и попросил переселить меня в другую комнату.
Та долго сопротивлялась, но потом уступила и перевела меня в комнату на четвертый этаж, где был один русский и жил араб из Емена. Этот масульманин, был полностью противоположностью Марокканцам — отпадный грязнуля и расп… дяй, каких свет не видел. В комнате кавардак, вечно тусня из таких же как он гавнюков, которые пьют, курят, водят каких то вокзальных шлюх. Стал я об этом ему говорить. Ноль внимания. Я стал понастойчивей, уже не стесняясь в выражениях, говоря о том, что я думаю про его свинство. Тот стал орать, что он здесь хозяин, я нищий, а он богатый, как он будет делать так и будет. Мой русский сосед по комнате старался убежать из комнаты, когда затевалась перепалка. На хрена ты тогда сюда в бедную совдепию учиться приехал? Ехал бы в Америку. Раз богатый. Ан нет. Его папа видите ли очень экономный, и его богатство якобы сложилось из-за этого скупердяйства его папы.
Надоел он своими пьянками и русскими бля. ми по горло. Стал я ему высказываться по этому поводу, не стесняясь в выражениях. Тут случился инцидент.
Сижу вечерком, читаю конспект, сессия на носу, когда эта тварь вламывается в комнату, ноги перед моим носом на стол и начинает курить. «Убери мослы» — говорю. Реакция — ноль. Убери свою задницу из комнаты, ублюдок! Тот неожиданно вскакивает и хрясь мне с правой прямо в глаз! И тут же выскочил из комнаты. Я от неожиданности, опешил на секунду, а когда выскочил за ним в коридор, его след простыл. Система общаги коридорная, по обе стороны коридора по 30 комнат, в конце коридора кухня и туалеты. Нет никого. Испарился. 11 часов вечера. В моей душе кипит злость и ярость. Как это я смог допустить, чтобы какая — то цветная сволочь, смогла мне по харе съездить? Ну обидно и досадно. Ничего. Немного остываю и составляю план действий.
Возвращается мой русский сосед. Я предупреждаю его, что, чтобы не произошло утром, он должен крепко спать. Тот интересуется, что случилось? Но я, зная его трусоватость, просто сказал ему, чтобы он не рыпался ни в каком случае и «спал» по — любому. Согласился. Я поставил будильник на шесть и завалился в кровать. Сквозь сон, заметил, что часа в три ночи, вернулся наш араб. В шесть прозвенел будильник. Посмотрев в зеркало, я увидел у себя под глазом фингал. Снова вскипела ярость. Этот хмырек мирно спал.
Натянув на руки кожаные перчатки я растормошил эту сволочь. Тот с испугу затрясся как осиновый лист, запричитал, что якобы меня посадят в тюрьму, и что я хочу с ним делать? Это тщедушное существо, было нахально и нагло, когда напивалось. Но тут, видя, что я бросаю ему его тулупчик, приказываю одеваться и выходить из комнаты, он поистине «обосрался» — видимо русский решил его удушить, раз в перчатках… Кинулся будить русского соседа, тот мычал в ответ, натягивал одеяло на голову…
Вот и пришла «смертушка» до его мусульманской душенки…! В отчаянии он бросился из комнаты, оттолкнув меня. И откуда у людей, приговоренных, появляется сила? Адреналин в крови в момент опасности творит чудеса! Снова выскочив в коридор, я опять его не увидел. Ну думаю, сука, погоди. Прикрыл дверь и начал в щель наблюдать за коридором. Минут через десять, эта сявка тихонько вынырнула из комнаты напротив и стала красться по коридору. Тут я вырвался из своей комнаты — и, стометровку я бегаю хорошо — догнал его у кухни.
Поднял его прижав к стенке. В руке у него оказался кухонный нож, который он видимо забрал в комнате нигеров, напротив моей. Коленкой я вмазал ему по яйцам. Нож выпал из его рук, и эта тварь повисла скорчившись в моих руках. Я бросил… Передо мной лежало и корчилось на полу отвратительное существо, размазывая сопли и слезы, с гримасой боли на обезьяней роже. Неожиданно сзади раздался строгий голос: «Что здесь происходит? немедленно отойдите от иностранного студента!». Я в ответ: — «Послушай мужик, вали отсюда, а то и ты по хайлу сейчас получишь!» Что-о-о??? Я декан химфака, здесь на дежурстве. Бросается и закрывает своим телом эту арабскую гниду. «Кто-о-о вы такой?». Я стоял, молча соображая. В голове свербила мысль-«Ну вот Сэм и окончилась твоя учеба.» За драку с иностранцами, наши студенты мгновенно вылетали из института, и на многих вешали уголовные дела.
Ситуация. Это ничтожество поднялось с пола и стало орать, что я есть СЭМ, из группы автотракторного факультета, третий курс, и что я хотел его зарезать вот этим ножем, который лежит на полу. Все перевернул гаденыш! Декан завел его в свою комнату, меня за локоть затащил в мою — ну не бить же ему морду. Поднял русского соседа, расспросил его, кто и что я, тот естественно раскололся. Мне сказал, что вызовут меня с лекции. Удалился.
Действительно, с третьей «пары», меня прямо с лекции, вызвала секретарша уже моего декана. Перед лекциями, весь поток уже знал, что произошло, и кто виновник. Боевые ребята, из отдаленных районов Волгограда, кто не раз ходил квартал на квартал, стенка на стенку, проинструктировали меня, как вести себя на допросах: «Сэм, ты должен идти в полное отрицалово, чего бы, и как тебя не кололи! Все отрицай, и ни при каких обстоятельствах ничего не подписывай. Может выкарабкаешься, если выдержишь ментовский прессинг.».
Вхожу в деканат. За столом четверо. Представляются. Мой декан, декан иностранного факультета и двое из КГБ. Никаких ментов. Я ИДУ ПО ПОЛИТИКЕ!!!
Начинают меня прессинговать. Один из Гебешников, что-то усердно строчит по бумаге. Я выполняю установки умных мальчиков: первый не бил, вообще не бил, нож не мой, в коридоре, потому, что не хотел будить соседа по комнате и пытался этому арабу в коридоре объяснить, как он нехорошо поступил вечером, когда был пьян, и вообще бил меня араб, а не я его, свидетельством этому мой фингал под глазом, а у него следов побоев нет (как умно я поступил, когда врезал ему только по яйцам!).
Мне подсовывают бумагу, где написано, что я затеял драку и бил этого выродка первым. Естественно, я подписывать эту «телегу» на себя отказался. Гебешники стали угрожать мне, что заберут меня в КПЗ и там расколют по другому. Но я хорошо помнил установки опытных ребят. Забирайте, все равно я не бил и ничего больше сказать не могу. В мыслях я уже давно попрощался с институтом.
Но меня не забрали. Гебешники ушли, пообещав вызвать в управление. Я вернулся в холл института. Раздался звонок с пары. Вокруг сбежалась толпа, все с одобрением хлопали меня по плечам — «Сэм так держать!». Арабчонок, куда то из комнаты исчез и его не было две недели. Меня этими двумя неделями измотали допросами и в КГБ и в институте. Я упирался до последнего, и подписал лишь то, где было написано, что зачинщиком был араб по его же пьянке и первым ударил он, я же его пальцем не тронул, а валялся на полу он от испуга, вместе с его ножичком. Майор с сожалением засунул эту бумаженцию в папку, странно на меня поглядел, и выписал пропуск. Я вернулся в институт и снова немедленно был вызван в деканат.
В кабинете сидело только двое — мой декан и декан иностранного факультета. Вытащив из бара бутылку коньяка, мне было сказано, что это первый случай, когда русского студента не выгнали из института, и что они меня «отмазали». После принятия на троих определенной дозы, «иностранный декан», доверительно посетовал мне, что он сам их ненавидит, хотя по должности должен с ними общаться и защищать их интересы. Подразумевались как цветные, так и черные. Расстались друзьями.
Зарядив своих чехов из группы не чешскую стройку, (чехи тянули газопровод) за чешским пивом, я провел в узком кругу, в том же составе, пирушку. Много позже, аж через 25 лет, я узнал, что моя группа писала коллективное письмо для моей защиты в КГБ, тогда, в то время, мои сокурсники мне постеснялись об этом сказать. В общаге, с подачи деканата, появилась чисто русская комната, где проживало только трое русских парней.
У меня возник негласный авторитет. Какой? Салабоны с первых курсов, стали ходить ко мне как к пахану, с просьбами разобраться с тем или иным нигером, если, считалось, что они «задевают честь и достоинство русских аборигенов». Происходило этот так. Вечер. Мы в моей комнате мирно втроем играем в преферанс, потягивая пивко. Робкий стук в дверь. На пороге первокурсник, просит его выслушать. Слушаем. Ему на голову арабы вылили суп, когда он кушал, а они в это время надумали молиться. Это произошло в его комнате, где живет он и двое арабов. Так-так… Знаю, сам был в этой шкуре. Сейчас паря разберемся, такса — 4 бутылки водки. Устраивает? Конечно! Окрыленный пацаненок сбегал за бутылками. Сиди здесь. Сыграй в дурочка с моими соседями по комнате… Я спускаюсь на третий этаж в комнату к кубинцам.
Дверь открывает черный как смоль Хосэ. А..Сэм.
Кричу:- «Вива Фидель, Хосе!». Тот меня обнимая затаскивает в комнату. Вытаскиваю из карманов пару бутылок. Начинаем пить за Кубу, за Хосе, за Фиделя..
Между прочим в разговоре вворачиваю словечко, что моего друга оскорбили арабы из 202 комнаты на втором этаже. Взбешеный Хосе, выскакивает из комнаты, крича мне, чтобы я шел в свою комнату. А он, Хосе, сейчас разберется с моими обидчиками. Я медленно поднимаюсь по лестнице. Крики на втором этаже останавливают меня. Я приспускаюсь. Вдруг внизу разлетается стекло, страшный рев и грохот чего-то. Спускаюсь ниже и вижу как в коридоре второго этажа носится человек двадцать черных и негров — кубинцы «мочаться» с арабами! Вот те на!
Заварил я кашку! Рев, стоны, о головы разбиваются стулья, бутылки, досталось и бедной комендантше, которая сдуру, решила успокоить разгоравшуюся драку… Кто-то мычит в углу, кто-то ползет по коридору, размазывая кровь по полу. На перилах висит тело. Полный хаос, женский визг, русский мат, испанские, арабские, китайские вопли. На улице завыли сирены ментовских машин. В общагу ворвалась свора ментов. Я поспешил убраться к себе в хату. Первокурсник со страхом прислушивался, что твориться внизу — все это батенька в твою честь. Цени! Долго трясет мне руку, и когда там поутихло, возвращается к себе.
Через пару часов появляется, побитый и помятый Хосе, с восторгом, рассказывающий, как он с братками наказал арабскую сволочь (хотя сам чернее них на порядок). Мы успокаиваем его. Он приглашает с нашего позволения пару его друзей кубинцев и мы продолжаем пирушку, за здравие Кубы и всех ее обитателей.
Вскоре я был переведен в другое общежитие, куда селили четверокурсников, и где не было этого идиотского смешения в комнатах. Однако разборки продолжал, только таксу повысил. Работал Хосе.!!!
Кстати, когда между собой «месятся» арабы или нигеры, власти института и менты, их только растаскиваю, журят, и оставляют все как было.
Так, что Хосе работал на износ. Алкоголиком сделался или нет не знаю, но русскую водку любил бескорыстно, даже не так как Гаванский ром. Иногда ему помогали другие кубинцы с других институтов. Но воспоминание о моем безотказном черном друге, всегда теплой волной, окатывает мое сердце. Все таки пролетарское воспитание откладывает на человеке, неизгладимый след, не то, что капиталистическое волчарство…
Институт я благополучно закончил, получил диплом, и в статусе незаконного «институтского смотрящего» отбыл на Украину, уже успев неосмотрительно жениться.
Глава 22. Китайский синдром
Не могу не упомянут о китайцах, которых как гною в каждой стране и которые ведут себя так же нагло, как видимо у себя в Китае, не только отбивая у наших работу, но и считая украинцев и русских истинными для них врагами на рынке труда Запада. Находясь уже в Ирландии, одной из причин для моего старта в кинематографе, явился фильм, который показали по ирландскому телевидению. Снял этот фильм один из немецких режиссеров и посвящен он был экологической теме — сохранению животного мира на земле. Известно, что китайцы жрут кошек и собак. Но это видимо осталось у них в крови от их предков, чашки риса уже не хватает, как обещал великий Мао.
Ну жрите себе тихонько в Китае. Нет — делают на этом бизнес. Я не любитель кошек — виной тому обычная человеческая аллергия на шерсть животных.
Представьте себе картину: какая то фрау выбирает себе манто в немецком меховом магазине. К ней подходит корреспондент и спрашивает нравится ли ей этот «игристый» мех? Фрау очевидно кивает головой и отвечает, что видимо купит это манто. Корреспондент, спрашивает ее — известно ли ей, что это мех кошки? Фрау в испуге, смотрит на менеджера магазина, тот отводит глаза. Камера переносит нас в Китай, где возникает картина, как у нас говорят собачьих «заводчиков». Но у нас выращивают собак для продажи. Легально. Пусть. Но в Китае это делается с целью получения меха, т. е. убивают бедных собак, когда те только еще достигают подросткового возраста. Показали, как организован китайский собачий концлагерь, где нары в двух ярусах, на полках сидят и лежат псы, и тоскливо смотрят на съемочную группу их печальными черными глазами. Сразу вспомнились кадры немецкой военной хроники, где в такой же ситуации находились люди в Заксенхаузене и Бухенвальде. В блок заходит китайский эсессовец, набрасывает проволочную петлю на шею собаки и вытаскивет очередную жертву к какому то железному забору. Бедный пес, сенбернар, чувствуя приближающуюся смерть, скулит и упирается всеми четырмя. Камера бесстрастно смотрит на это убийство. Так могут снять только безжалостные, талантливые НЕМЕЦКИЕ режиссеры. Китаец, просовывает один конец шеста на другую сторону забора, упирается ногой в него и затягивает петлю. Голова бедной собаки прижата к прутьям забора. Она задыхается, из ее горла уже вырывается только предсмертный хрип. Китаец хладнокровно тянет шест с петлей на себя. Тело собаки прекращает содрагаться. Пес умер. Эсессовец китаёза тянет труп в разделочную, где очаровательные китайские девочки — садистки (которые по вечерам работают в массажных салонах), разделывают тушку собаки.