Прибыв в Цхинвали, он заявил: «Мы свернем шею таким слабым противникам, как осетины, которых нам нетрудно будет обуздать. Это необразованные, дикие люди, которыми умелые люди могут легко управлять». Приехав в Кахетию, он объявит, что этот регион всегда был демографически самым чистым, что в нем грузинский элемент всегда преобладал и властвовал. И сейчас им нужно спасать Кахетию, где поднимает голову татарство (он имел в виду азербайджанцев), а также лекство (говоря об аварцах) и армянство, которые вот-вот поглотят Кахетию. Дальше он снова оскорбляет осетин, заявив, что в Грузии есть осетины, но нет Осетии, и что осетинский народ – это мусор, который необходимо вымести через Рокский тоннель.
Грузинская интеллигенция в большинстве своем не забудет его вынужденного отступления, не захочет принимать и поддерживать его риторику непримиримой вражды ко всем, кто не будет согласен с его мнением и его позицией. С первого дня начинается противостояние. При этом Гамсахурдиа не скрывает своего презрительного отношения к этим деятелям интеллигенции, которых он именует лишь «агентами влияния Москвы» и «шпионами северного соседа». Легче всего списывать собственные ошибки на злонамеренные происки соседей; труднее создавать государство, выстраивать нормальные деловые отношения, поднимать экономику. Звиад Гамсахурдиа был прекрасным лидером оппозиции – умным, талантливым, эрудированным, энергичным. Но тянуть государственную лямку в обычном, рутинном ежедневном темпе он не хотел и не мог. На волне развала большого государства его еще выберут президентом страны в 1991 году, но уже к концу года почти вся грузинская интеллигенция выступит против него.
Этот невероятный парадокс достаточно легко объяснить. Ему не прощали его ожесточенной непримиримости, возникшей после его публичного покаяния. Ему не прощали националистические выпады, которые поссорили грузин со всеми соседями. Ему не прощали хаотичный стиль работы, когда непродуманные назначения следовали одно за другим, а экономика продолжала разваливаться. Ему многое можно было поставить в вину. Его непримиримость постепенно дойдет до такой степени оголтелости, что по приказу Гамсахурдиа начнут уничтожать и сжигать книги его оппонентов. Запылают костры, на которых будут гореть фолианты авторов, не разделяющих и не принимающих позицию президента. Переводчик Бодлера и знаток западноевропейской литературы и культуры окажется почти равным бесноватому фюреру, появившемуся в Германии в период между двумя войнами.
Гамсахурдиа пытается быть достаточно прагматичным, все еще не теряет попытки договориться со своими оппонентами внутри республики. Во время августовских событий он займет выжидательную позицию, пытаясь не допустить вовлечения Грузии в «московские разборки». Но он не может не видеть, что против него объединяется все большее и большее число людей. Нужно было обладать определенными талантами, чтобы за такой небольшой срок вызвать такое неприятие большинства грузинского народа и грузинской интеллигенции. Уже к концу года начинается вооруженное противостояние, а шестого января девяносто второго года Военный совет Грузии примет решение об отстранении от власти президента республики.
Верные ему воинские части попытаются удержать хотя бы здание парламента, но силы будут слишком неравны. Ради справедливости стоит отметить, что вооруженные группы оппозиции получат оружие и боеприпасы из неназванных источников, которые многие не без основания буду считать бывшими советскими воинскими контингентами на территории Грузии.
Гамсахурдиа покинет свой бункер и направится в Азербайджан. На дороге, ведущей в Гянджу, он получил неприятное известие о том, что официальный Баку не готов его принять. Это известие заставит его изменить свои планы. Он вернется в Сухуми, где проведет одну ночь, и отправится к своим сторонникам в Зугдиди. Там он объявит мобилизацию своих людей и призовет их идти на Тбилиси, фактически развязывая гражданскую войну, затем уедет в Армению, чтобы оставить там семью.
У грузинского народа хватит выдержки и понимания, к чему может привести такое братоубийственное столкновение. Ведь в уличных боях, происходивших в Тбилиси, гибли грузины с обеих сторон, в том числе и мирные граждане. Гамсахурдиа во второй раз покинет Грузию, перебравшись в почти независимую Чечню, которая не признает власть Москвы. К этому времени в Тбилиси вернется вечный враг Звиада – бывший министр МВД и бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе. Это даст повод для обвинений со стороны самого Гамсахурдиа, который считает, что его свергали по заказу Москвы и самого Шеварднадзе.
Потом будет долгое ожидание в Чечне. И осознание краха своих замыслов, бесперспективности планов возвращения на родину. Перенести подобный удар самолюбивый и гордый политик уже не сможет. Именно поэтому он сам примет решение и в последний день девяносто третьего года покончит жизнь самоубийством.
Он искренне желал свободы и счастья своему народу, но его методы не понравились людям. Он был убежден, что его поддержит интеллигенция, но вместо этого получил почти единогласное осуждение. Он провозгласил независимость Грузии и торжественно вывел коммунистов из парламента, а после него в республике на долгие годы воцарился бывший партийный лидер Шеварднадзе.
Как много было в истории подобных политиков с трагической судьбой, которые искренне хотели принести пользу своему народу, верили в лучшие идеалы свободы, равенства и братства... И которые, сталкиваясь с практической деятельностью, оказывались не готовы к ежедневной кропотливой работе во имя достижения собственных целей. Звиад Гамсахурдиа – трагическая фигура грузинской политической истории. Оступившийся один раз в молодые годы, он всю свою жизнь пытался доказать, что это была лишь досадная ошибка молодости. Но люди не хотели забывать прошлое, а он сам не мог простить себе подобного предательства. История вообще дама капризная, которая может вытворять любые кульбиты.
Официальный Баку не захотел дать приюта политическому изгою Звиаду Гамсахурдиа, и его кортеж был вынужден вернуться в Грузию. По некоторым данным, не захотело принимать у себя изгнанника из соседней республики и армянское руководство. Баку и Ереван можно было понять. Они не хотели портить отношения с победившей в Тбилиси властью, с которой пришлось бы сотрудничать. Никто не верил в способность Гамсахурдиа вернуться к власти. Именно поэтому прагматики в Баку посчитали, что им незачем предоставлять политическое убежище лишенному власти президенту.
Но парадокс состоит в том, что уже через несколько месяцев все эти чиновники тоже лишатся своих мест, уйдя в политическое небытие. Как много их было – уверенных, успешных, всё знающих и понимающих, талантливых и достойных... Попадая на должности, они искренне считали, что действительно являются самыми достойными, самыми знающими и самыми талантливыми среди окружающих их людей. Как много чиновников, которые искренне верят в свою незаменимость и исключительность! И какими жалкими и растерянными они выглядят, лишаясь своих постов... Словно в один день их лишают звания умных и успешных людей, объявляя дураками. Ведь человек, лишившийся должности, а значит, своих льгот, благ и денег, выглядит дураком.
Никто не хочет честно признаваться, что только удачное сочетание обстоятельств или близость к первому лицу позволяют чиновнику оставаться достаточно долго на должности, обирая собственных граждан и бессовестно обманывая своих покровителей. Но признать подобное – значит согласиться с тем, что ты получаешь свои преференции отнюдь не за личные заслуги, а всего лишь за вовремя сказанное слово, нужную улыбку, придвинутый стул, пойманный взгляд правителя и его угаданное желание. Признаться самому себе, что ты стоишь ровно столько, сколько стоит твоя должность, и ни одной копейкой больше, – означает расписаться в собственном ничтожестве. Для любого чиновника это болезненное и невозможное признание. Ведь жизнь представима только на «хлебной должности». И она нереальна после ухода с такого насиженного места. При этом каждый чиновник абсолютно убежден в том, что это место досталось ему по труду, талантам и затраченной энергии. И он даже вправе рассчитывать на еще большее повышение, учитывая тот потенциал, которым располагает.
Так легко обманывать самого себя и так сложно говорить себе правду... Осознание собственного ничтожества – возможный путь, который проделывает большинство людей от рождения до смерти. Почти все советники и докладчики, которые будут советовать Президенту Азербайджана не принимать у себя Звиада Гамсахурдиа и его команду, слетят со своих мест, чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах не вернуться не только на свои должности, но и вообще на государственную работу. Словно это была месть грузинского экс-президента, который проклял тех, кто не захотел или не смог протянуть ему руку помощи в самый сложный момент его жизни...
В Чечне Гамсахурдиа проведет почти два года и покончит с этой затянувшейся драмой тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто третьего года.
Ремарка
По данным Российского информационного агентства, Звиад Гамсахурдиа и группа его сторонников пересекли границу с Азербайджаном и направились в сторону Баку. Однако недалеко от Гянджи их кортеж был остановлен. По последней информации, Гамсахурдиа и его сторонники не получили разрешения на проживание в республике и были вынуждены вернуться обратно в Грузию.
Сообщение РИА «Новости»
Ремарка
Бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии и бывший министр иностранных дел Советского Союза Эдуард Шеварднадзе прибыл сегодня в Тбилиси. Во время правления в стране Гамсахурдиа он не имел возможности жить в родной республике. Многие жители Грузии связывают с возвращением Шеварднадзе надежды на перемены.
Сообщение Азеринформ
Ремарка
Гамсахурдиа не может принимать участия в последующей политической жизни, поскольку он является государственным преступником, а также психически нездоровым человеком. По этой же причине он не может предстать даже перед судом. Есть медицинские заключения, датированные 1950, 1956, 1970-м годами. Пять из шести врачей, давших заключение о психически ненормальном состоянии Гамсахурдиа, живы и готовы подтвердить свой диагноз.
Тенгиз Сигуа, премьер-министр Грузии
Глава 9
Гостиница оказалась невысоким двухэтажным строением, находившимся недалеко от здания райотдела. Очевидно, раньше здесь было общежитие какого-то комбината, а теперь это место гордо назвали гостиницей, подумал Эльдар. Вывеска гостиницы была заляпана грязью, и они так и не смогли ничего прочитать. При входе была довольно большая комната, метров на пятьдесят, где сидела пожилая женщина в длинном цветастом платье и смотрела телевизор. Увидев вошедших, она обернулась.
– Валентина Андреевна, принимай гостей из Москвы, – громко сказал офицер милиции, обращаясь к женщине, которая сидела боком к дверям.
Та тяжело поднялась – очевидно, у нее были больные ноги. Женщине было под семьдесят, и она с трудом передвигалась.
– Документы у них есть? – спросила она.
– Есть, конечно. Они из милиции, – пояснил капитан.
– Хоть от черта лысого, – ответила женщина, – мне все равно. Пусть дают паспорта, командировочные удостоверения и свои документы. И еще они должны заплатить по двадцать пять рублей за номер.
– По сколько? – не поверил Эльдар. – Почему такая цена?
– Это разве дорого? – обиделась женщина. – По нынешнему курсу совсем не дорого. У нас сейчас цены знаете как выросли? Это раньше наши номера стоили рубль восемьдесят и два семьдесят, а сейчас все подорожало. А вы говорите, что дорого...
– Нет-нет, – быстро сказал Эльдар, – вы меня не совсем поняли. Я как раз считаю цену нормальной и достаточно приемлемой. Просто удивился, что вы тоже подняли цены на свои комнаты. – Он достал из кармана пятьдесят рублей и свои документы.
– Вы вправду из милиции? – спросила женщина, говоря по-русски с характерным местным акцентом. Было понятно, что она прожила здесь достаточно долго.
– Вот наши документы, – показал документы Эльдар.
– Тогда по двадцать рублей, – сказала женщина, – для сотрудников правоохранительных органов есть скидка.
– Спасибо, – улыбнулся Сафаров. – Скажите, капитан, а где ваше отделение Госбанка?
– В центре города, – ответил чеченец, – только туда без разрешения нельзя. Сначала нужно получить разрешение.
– Хорошо. Мы оставим вещи здесь и вернемся в райотдел, – решил Эльдар.
Капитан кивнул и вышел.
Комнаты оказались чистыми и достаточно просторными. На кроватях было свежее белье. Стояли шкафы, стулья, стол. В одном из номеров даже был неработающий холодильник. При курсе приблизительно чуть больше ста рублей за доллар получалось, что их комнаты стоили всего четверть доллара. Впрочем, в Москве цены были сопоставимыми. Даже после их скачка номер в гостинице «Москва» стоил девяносто рублей, или чуть меньше доллара.
Эльдар осмотрелся. Все терпимо, но нигде нет телефонов. Он прошел к дежурной.
– Где ваш городской телефон?
– У нас нет телефонов, – сообщила дежурная, – только коммутатор. Через него можно связаться с городом. Если, конечно, повезет – телефон часто бывает занят.
– А как вы звоните, если нужно?
– Аптека рядом, с другой стороны здания. У них там телефон есть. И милиция тоже недалеко. Зачем нам телефон?
– Это здание всегда было гостиницей?
– Это был гостевой дом комбината. А потом комбинат закрылся, и нас переоборудовали в гостиницу. А вам не понравилось?
– Понравилось... Что у вас на втором этаже, тоже номера?
– Нет, там разные склады. Туда приносят и оставляют разные товары. Платят за комнату двадцать пять рублей и держат ее как склад. Бизнесмены говорят, что им выгодно. И милиция рядом, – снова повторила она.
– Понятно. Госбанк от вас далеко?
– Далеко, в центре города.
– А здесь разве не центр?
– Не совсем. Нужно идти по улице, не сворачивая, до высокого здания. А оттуда можно пройти на площадь. Вот там и будет центр города.
К ним вышел Раджаб, успевший переодеться. Он надел темную рубашку и теперь был даже похож на одного из местных молодых людей. На нем была куртка и темные брюки. Эльдар был одет в плащ и темный костюм. Они вышли из здания гостиницы, возвращаясь в здание милиции.
Уже на пороге их встретил следователь Хамхоев. Он приятно улыбался.
– Вам нужно проехать в наш бывший Верховный Совет, где сейчас находится наше руководство. Они сами буду решать, разрешить вам или нет проверку платежей в Госбанке.
– Я вас не понял, – нахмурился Эльдар. В нем проснулся бывший партийный работник. – Как это – разрешить? Мы приехали сюда не на прогулку, а на проверку деятельности ваших банков, которые завалили фальшивыми авизо всю Москву. Или вы меня не поняли?
Улыбка сползла с лица Хамхоева.
– Я как раз вас понял, – сказал он, – но все равно вы должны туда проехать. Такой у нас здесь порядок.
– На чем проехать?
– На моей машине. Вы не беспокойтесь. Получим разрешение – и можете идти куда хотите.
– А если не получим? – поинтересовался Сафаров.
– Тогда нельзя, – ответил Хамхоев. – Это не ваш бардак, где можно делать все, что хочешь. У нас очень строгие правила.
– Можно подумать, что вы уже не живете в России, – в сердцах произнес Сафаров.
– Конечно, не живем, – даже удивился Хамхоев, – у нас теперь независимое государство. Если вы, русские, вышли из состава СССР, почему нам, чеченцам, нельзя выходить из состава России? Мы тоже вышли и теперь будем самостоятельным государством. Сейчас дежурный старший лейтенант пригонит мою машину. Она у нас во дворе.
– Поздравляю вас с независимостью, – не скрывая своей иронии, пробормотал Эльдар. – Только нужно подумать, как вам жить дальше.
– Сумеем как-нибудь, – отмахнулся следователь. – Наш народ в таких условиях выжил – в голодных степях Казахстана, куда нас всех выслали... Поедем, вот моя машина.
Это была серая «Ауди» в неплохом состоянии. «Наверное, наивно спрашивать у следователя, откуда у него деньги на такую иномарку», – подумал Эльдар. Они уселись, и Хамхоев тронул машину с места. Через двадцать минут они уже были у высокого здания, рядом с которым стояли автоматчики. Их документы тщательно проверили, после чего впустили внутрь. На втором этаже их снова проверили и предложили сдать оружие, если они взяли его с собой. Эльдар и Раджаб достали свои пистолеты. Их провели в комнату, так и не вернув паспорта и удостоверения. Теперь приходилось ждать. Хамхоев куда-то исчез, и они остались вдвоем. Первые полчаса терпеливо ждали, затем начали волноваться. Через полтора часа они уже злились.
– Нужно было сразу отправиться в местное отделение Госбанка и проверить там всю документацию, – нервничал Эльдар. – А теперь сидим здесь как дураки! Своими руками отдали паспорта, удостоверения, оружие... Знаешь, на кого мы похожи? На настоящих придурков.
Третий час был уже совсем сложным. Раджаб невесело усмехнулся.
– Наверное, решают, что с нами делать. А что? Вывезут куда-нибудь и пристрелят. Как вы считаете?
– Не говори глупости, – нахмурился Эльдар, хотя на душе было неспокойно.
Наконец появился Хамхоев и какой-то мужчина среднего роста с темной бородой, который внимательно посмотрел на обоих гостей.
– Вот эти шпионы из Москвы, – громко сказал он, – такие молодые и уже такие подлые. Придумывают сказки о наших переводах, а сами хотят все узнать и выведать.
– Не валяйте дурака, – строго прервал его Сафаров, – я подполковник милиции, а не шпион. И мы приехали сюда по важному делу. Не нужно устраивать балаган.
– Я тебя лично расстреляю, когда генерал разрешит, – пообещал бородач и вышел. Хамхоев виновато развел руками и поспешил следом за ним. Дверь захлопнулась, и на этот раз было слышно, как их заперли.