Несмотря на явную авантюру, никто не подумал возразить, даже вольнодумец Молчун. После личного обращения погибшей княжны, слух о котором в маленьком отряде распространился мгновенно, отношение солдат ко мне изменилось в лучшую сторону, а авторитет в глазах мастеров и кадета вырос невероятно. Стрелки воспрянули духом, и толпа стала отрядом, последний боец которого являл живую иллюстрацию к поговорке: «Русинский солдат не спрашивает, сколько врагов, он спрашивает, где они».
Словно в наказание за неверие меня разобрал нехороший мандраж. Но не потому, что мой навык работы с гамионами оставлял желать лучшего и на помощь подселенца я не рассчитывал. Стало пронзительно страшно, так страшно, как никогда до этого. Нехорошие мысли сменяли одна другую. Что, если вдруг по моей вине распадется камень, заключающий душу княжны Белояровой? Или, наоборот, слишком слабый удар оставит в живых много врагов, не говоря уже про шаманов или кто у сквернавцев работает злыми колдунами? А второй попытки у меня не будет. Сильнее собственной смерти и судьбы́ людей, что мне доверились, волновало меня то обстоятельство, что в случае неудачной атаки гамион с душой княжны окажется в грязных лапах сквернавцев. Ответственность такого уровня я никогда на себя не брал и ни за что на свете не взял бы, но жизнь распорядилась по-своему. Вдох — выдох. Бойцы не должны почувствовать страх командира. Вдох — выдох, я обязан справиться с нервишками. Вдох — выдох. Это всего лишь первый, самый трудный, но самый важный шаг.
Притаившиеся в овраге русины поспешно переоделись в чистое белье, у кого оно не пошло на перевязки или досталось при недавнем разделе хабара. Иные проверяли, как закреплены пульницы, легко ли вынимаются из ножен осадные ножи и засапожники. Предбоевая суета миновала лишь Яра с Туром. Древичи сидели на дне оврага в одинаковых позах с похожим выражением лиц, положив древки своих боевых кос на левое плечо. Приказ княжны для них, быть может, более свят, чем для прочих, а благодать Асеня умножила их и без того титанические силы.
Я тоже не терял времени зря. Чтобы не остаться перед лицом врага безоружным, я запихал заряженный револьвер в голенище правого сапога. Выяснилась причина, по которой погибший маг активно сватал мне свою обувь. Пока рассовывал по карманам штанов запас пуль, мастер-стрелок посмотрел на мобильный тайник с разных сторон.
— А ведь незаметно, — удивленно прошептал Буян. Действительно, и сам с трудом поверил увиденному: едва затянул шнуровку, как кожа голенища «сгладила» габариты «ствола». Мышцей полностью ощущал свое оружие, а вот глаза меня обманывали. Выживу, можно будет бутлегером поработать — пришла в голову дурацкая мысль.
В награду за хорошую весть мастер получил пояс с кобурой и наказ доставить мне в пылу битвы остальной боекомплект и запасной гамион. Буян не остался в долгу и протянул мне свой боевой нож, от вида которого внезапно закололо рану под лопаткой. Последовал молчаливый диалог. Отчего-то в тот момент мы понимали друг друга без слов, читая по лицам: «Бери, вашбродь, сгодится». — «А ты как же?» — «А у меня еще есть. Два». Машинально сунул подарок в левое голенище для симметрии. По глазам было видно, русин не ждал от меня иной благодарности, кроме руководства отрядом. Я давал этим людям шанс выполнить свой долг, а нож дарил мне дополнительный шанс уцелеть.
Затем господин лжеофицер, собравшийся разыграть роль сдающегося в плен, навел последний штрих к образу: замаскировал повязкой магический браслет со Слезой и для пущей достоверности повесил руку на перевязь. Авось у сквернавцев не окажется сильного и сообразительного колдуна…
Сердце спряталось в одной из пяток. В висках колотили адские барабаны, в горле, само собой, пересохло, спина, несмотря на парад мурашек, покрылась липким потом, а пальцы намертво — лебедкой не отодрать — вцепились в корневище дерева.
Вот уже Молчун на пригорке с кустами занял освободившееся место вражеского часового и даже умудрился нацепить его пончо. Следовательно, кадет залег неподалеку, чтобы поддержать мой безумный замысел огнем из «мастерворка». Больше нельзя тянуть, пора идти «сдаваться в плен».
«Да не дрейфь, Богдан, два раза не умирать», — успокоил я себя, а вслух прошептал подчиненным:
— Победа или смерть! — и шагнул навстречу судьбе.
Солдатский отклик на грани слышимости догнал меня уже в спину.
Как только события завертелись вокруг меня, стало понятно, что с термином «план» моя задумка «как одолеть сквернавцев, сохранить душу княжны и выжить» имела мало общего. Однако внукам на завалинке буду рассказывать о битве при Каменной Длани, бессовестно опуская тот факт, что Слеза Асеня сработала независимо от меня, а я шел навстречу с врагами как настоящий Наполеон Бонапарт: «Главное ввязаться в бой, а там видно будет». Но тот ходил в атаку с большими батальонами, а не с едва прикрытой спиной.
Размахивая свободной рукой, чтобы привлечь внимание врагов, пересек тракт. Белую тряпку на палке не стал изобретать принципиально. Ведь я шел не сдаваться в плен по-настоящему, а воевать. Маскарад необходим, чтобы подпустили поближе, а символ капитуляции в руке русинского офицера — не просто урон моей чести, но и удар по боевому духу отряда. Приказ княжны с того света, конечно, свят и должен быть исполнен, но поставьте себя на место рядового солдата! Когда твои собственные глаза видят полчища врагов, поневоле появятся мыслишки, что госпожа Белоярова не являлась командиром батальона и что ее приказ заведомо невыполним. Тут же придут в голову и прочие глупости, которые в качестве оправдания трусости подсказывает инстинкт самосохранения.
Беглый взгляд на изрезанные ножами трупы солдат, распятых на крестах вдоль тракта, породил во мне бурю эмоций, сквозь которую пробились серьезные сомнения, что идея сдаться в плен этим изуверам могла прийти в голову здравомыслящему русину. Выход нашелся неожиданно легко: бегущим ко мне со всех ног сквернавцам крикнул, что являюсь гражданином Империи и высокопоставленным военным советником. Крикнул, само собой, на чистом имперском.
Бегущая на меня волна захлестнула, закружила в помойном водовороте и, несмотря на мою привычку всегда крепко стоять на своих двоих, уронила, как кеглю. Под ногами сквернавцев инстинктивно сжался в комок, принял позу эмбриона, закрывая лицо и бока согнутыми руками. Но отделался я легко. Несколько слепых и слабых ударов под ребра, незначительных тычков дубинами и древками копий, да излишне ретивый кот не совсем уверенно цапнул за ляжку, словно передумал в последний момент загнать в мое мясо зубы на всю длину.
Естественно, я вопил во всю глотку! Более того, я матерился на родном, великом и могучем, забыв про классический имперский. Так громко и самозабвенно, что не расслышал повелительного окрика, заставившего распаленную толпу отступить от жертвы.
Проклиная свой план, я поднялся в плотном облаке из пыли, зловония раззявленных пастей и ненависти. Отряхнуться не дали — окружившие меня плотным кольцом враги, сдерживая рвущихся с поводков котов и извергов, не очень учтиво погнали древками копий к широкому провалу в руинах стены. Судя по замеченной во время недавней рекогносцировки колее на пересекающей ров насыпи, этот проем использовался как грузовые ворота. Его защищала пушечка, укрытая невысокой баррикадой из камней.
Демонстрация уродов, двух— и четвероногих животных двигалась медленно, обрастая, как снежный ком, новыми участниками, один краше другого. Хаотические движения внутри подогревали бурлящие страсти. Поскольку я примерно на голову возвышался над самыми рослыми бандитами, то прекрасно обозревал положение дел вокруг. Уже у самой стены понял, что моя персона оказалась в центре всей банды за исключением часовых, кашеваров и раненых. Обстановка накалялась. Во внутреннем кольце прибавилось колоритных персонажей, тянувших ко мне свои грязные руки с острыми предметами, обдававших вонью своих тел и ртов, оглушающих рычанием и воплями.
Местную элиту представляли четверо сквернавцев крупнее прочих, одетых в толстые пестрые халаты с ржавыми кирасами поверх и вооруженные двуствольными пистолетами и саблями. Головные уборы каждого соперничали в конкурсе пародий и безвкусицы, который, видимо, с большим размахом проходил в лагере у подножия крепости. «Украшенные» сверх всякой меры всевозможной металлической хренью от пробитых монет до пряжек солдатских ремней, эти шляпы, надо полагать, служили атрибутами власти. Четыре бородатых клоуна, размахивая вооруженными конечностями в наслоениях грязи и грубых украшений, затеяли между собой весьма экспрессивный спор. Скорее продолжили начатый, ненадолго прерванный моим появлением, судя по тому, как мало внимания уделялось моей персоне. Понимая их тарабарщину с пятого на десятое, я уловил, что ублюдки не только выясняли, кто из них главнее, но и делили мои сапоги.
Я продолжал экспрессивно выкрикивать, что являюсь гражданином великой страны, золотопогонным офицером генерального штаба и гарантирую им хороший выкуп от себя лично или же лютые кары от имени Императора. В ответ один из спорщиков мимоходом ткнул меня посохом в солнечное сплетение. Удар на время лишил дара речи, чего, видимо, сквернавец и добивался. В качестве побочного эффекта — я упал на вытоптанную траву. Да укушенной ляжкой об землю!
Расталкивая толпу пинками и руганью, ко мне приблизились два аккуратно одетых и хорошо вооруженных мужчины, разительно отличавшихся от остальных своим телосложением и чистой кожей. Пожалуй, их можно было бы назвать офицерами, вот только их доспехи не несли никаких знаков отличия. Лаконичный функциональный стиль в их одежде и молчаливый интерес резко контрастировали с пестротой лохмотьев и эмоциональным галдежом бандитских главарей.
Отряхиваясь, поднялся с земли и встретился глазами с первым визитером, чье лидерство по внешности и осанке читалось бесспорно. Сказать, что от него веяло безжалостностью, было бы в корне неверно. Разве можно психически здоровому мужчине испытывать жалость к каким-то там насекомым? На секунду почти поверил, что мое место где-то с тараканами и мокрицами, отчего глупо улыбнулся холодному взгляду, одновременно давая себе обещание непременно убить этого опасного персонажа первым. Его шлем намеренно и старательно был лишен намеков на крепление плюмажа, а отличить этот шлем от каски имперского штурмовика мог лишь опытный глаз при ближайшем рассмотрении. Былую принадлежность с головой выдавал узнаваемый дизайн.
Кираса, наплечники и набедренники, великолепно подогнанные, но без каких-либо изысков, слегка отливали медью в тон загорелому лицу с резкими чертами. Массивные наручи, единственные детали его брони, украшенные выпуклым рисунком, смотрелись чужеродно. Змейки изящно оплетали руку от локтя до запястья, а их головы с вмурованными в пасти небольшими красными гамионами напоминали многоствольные пулеметы в магическом исполнении. В который раз за сутки в новом мире поймал себя на мысли, что уметь видеть и понимать увиденное — две большие разницы.
Вооружение начальника составляли офицерская сабля с золоченой гардой в простецких ножнах с красными кистями и короткоствольный огнестрел в наглухо застегнутой кобуре. Тем не менее мужик производил впечатление очень и очень опасного в бою противника. Возможно, традиционное оружие являлось вспомогательным. На грудной пластине как приклеенная покоилась стальная цепь с обыкновенным, на вид полностью заряженным, гамионом, разве что весьма внушительных размеров. Еще один среднего размера камень блестел на пряжке пояса — оба содержали активированный физический щит. Не ради понтов — видно, что мужик понимал цену не только чужой, но и своей крови.
Второй смотрел на меня чуть презрительно и вскользь, больше уделяя внимания лидерам сквернавцев. Стоя вполоборота, прикрывал левый бок и спину своего напарника. Его ладони с обманчивой небрежностью покоились на рукоятях богато отделанных двуствольных пистолетов, выставляя на всеобщее обозрение гибрид защитных перчаток и кастетов, оснащенных неизменными магическими «стразами». Пистолеты находились в кобурах на бедрах. Еще два пистоля непонятной конструкции показывали свои ребристые вытертые до светлых пятен рукояти из-за спины. Узкие коробчатые пульницы занимали на поясном ремне все свободное место.
Его правый локоть защищал стальной наруч необычной конфигурации с тремя внушительной величины камнями на внешней стороне. Физический щит, причем какой-то мудреный, догадался я. Из холодного оружия я разглядел только нож в ножнах на правом плече — по всей видимости, метательный. Дорогостоящий и избыточный арсенал для линейного офицера, но в самый раз для ганфайтера-фанатика.
Моя способность определять гамионы работала вполсилы, подсказывая, что у него имеется крупный амулет под броней на груди и какие-то смертельные штуковины притаились за голенищами его шикарных сапог черной кожи. Носил он зеленые штаны с нашитыми наколенниками и серебряным орнаментом на лампасах, стилизованным под клубки земноводных. Довершала наряд налобная повязка из зеленой ткани в виде двух змей, держащих в пастях по гамиону с неизвестными мне функциями. Правильно они опасались сквернавцев. Тут и меньшее количество дорогих игрушек, чем на них понавешано, серьезный повод убить и ограбить. Неужели эти персонажи командовали княжескими стрелками? Тогда анархические эскапады Буяна и Молчуна вполне обоснованны.
— Вы говорите по-имперски, сэр? — обратился я ровным деловым тоном к лидеру в красных доспехах.
— Ужасный колониальный акцент… И одет, как босяк, — игнорируя вопрос, но не спуская с меня глаз, проговорил «красный» своему бдительному напарнику.
— На дупарского пана совсем не похож, — поддержал беседу тот. — Наверное, он из так называемых окультуренных русинов.
В соответствии с его ожиданиями, при намеке на мое неимперское происхождение я скорчил оскорбленную мину, затем якобы быстро взял себя в руки и весьма достоверно изобразил сдержанные аплодисменты патриция уличному актеришке, подчеркивая неуместность насмешки.
Секунду-другую мы разглядывали друг друга. Под имперской каской и банданой происходила напряженная работа мысли. Кажется, не только сквернавские лидеры стали прислушиваться к нашему разговору, поскольку базар-вокзал во вражеских рядах, точнее, кругах сошел на нет.
— Позвольте, господа! — натуральным образом завелся я. — Я барон весьма уважаемой фамилии и офицер Армии Освобождения, а вот кто вы такие?
— Ты откуда такой взялся, чучело? — безразлично выплюнул вопрос мне в лицо меднолицый лидер.
— Я не помню этого Пиноккио среди прочих, кэп, — с легким беспокойством констатировал «зеленый» ганфайтер, теребя рукояти своих пистолетов.
— Я настаиваю, назовитесь!
— Даггер Бладлеттер, капитан, — после небольшой паузы представился «красный».
— Джевелин Гринснейк, первый офицер, — с издевательской улыбкой качнул лбом «зеленый». По совокупности признаков он, скорее всего, левша. Вон и левый бок босса подпер, чтобы оставить себе простор для работы. На правой — наруч со щитом, мощи которого двоих прикрыть хватит, и нож не просто для дополнительной защиты плеча висит. Чувствуется, что снаряжение и совместные действия этой боевой пары продуманы и отработаны.
— Господа офицеры, назову вам свое настоящее имя. — Не упустил возможности дать противнику понять, что раскусил их уловку с кличками. — Барон Богдан Романов. Офицер Армии Освобождения, командир отдельного отряда стрелков, батальон князя Белоярова.
Мои собеседники удивленно переглянулись. Еще бы! Изменники знали всех своих сослуживцев в лицо, и те, кто не перешел на их сторону, уже сутки кормили ворон.
Хотел было полезть в бутылку, потребовав уточнения, офицерами какой армии являются мои противники, но чуйка подсказала мне, что подобная глупость может плохо кончится. Озвучь я нелепое требование о срочной капитуляции, и смеяться они закончат уже над моим трупом. Как мне еще потянуть время? Когда же сработает Слеза?!
— И что с тобой прикажешь делать, уважаемый барон? — Вопрос «капитана» не предвещал ничего хорошего.
Один из сквернавцев в шутовских шляпах, видимо, понимающий имперский язык лучше других, при именовании моего титула занятно хрюкнул. Эта паскуда еще глумиться будет! — внутри не просто все закипело — заклокотало.
Сквозь раздражение осознал, кого мне напомнили эти двое. Работа парами, манера представляться вымышленными именами, превосходная экипировка вкупе с серьезной биографией, отраженной на лицах. Люди для грязной работы. Судя по уровню наглости, состоят либо состояли на службе у самого крупного и поэтому бесцеремонного государства на планете. Внешняя разведка Империи, если я ничего не путаю при работе с багажом знаний моего подселенца. Кстати, где он скрывается, когда мне так нужна его помощь?
Испугаться скорой и нелепой смерти я не успел. Ибо умирать начали они.
Когда уже совсем отчаялся, что Слеза когда-нибудь при моей жизни сработает и прихлопнет всех супостатов аки навозных мух, то ощутил полоской кожи под браслетом покалывание. Мегагамион вошел в контакт с моими энергетическими потоками, забирая часть силы для активации. Долгих десять секунд ничего не происходило, только неприятные ощущения в правой руке нарастали. Прозвучал эпитафией риторический вопрос офицера-изменника, «зеленый» поигрывал пистолетом. Потерявшие терпение сквернавцы продолжали шуметь, смердеть и толкаться как ни в чем не бывало.
С ближними врагами внезапно приключились жестокие и забавные метаморфозы: слова застряли в их глотках, вместо галдежа вырвались на свободу облачка концентрированной тьмы. И без того гнусные рожи перекосило, а тела выгнуло против воли. Глаза моих недавних собеседников мгновенно остекленели, на заносчивых лицах вздулись черные сетки сосудов, заметные под внезапно побледневшей и истончившейся кожей. Оснащенные и подготовленные против всевозможных угроз, они ничего не смогли сделать против силы священного Дерева.