Потом мы пили чай из папиного самовара с мамиными плюшками, отгоняли от стола наших хвостатых попрошаек и слушали тетю Зину – как она заступалась за деда Строганова.
– Он чудит от одиночества, – говорила она. И мы все подумали одинаково. Но вслух не сказали.
А когда мы с Алешкой забрались на свои чердачные антресоли, то услышали среди звяканья убираемой посуды мамин голос.
– И о чем это ты, мой дорогой, – мурлыкнула она, – шептался с Зиночкой?
– О школьном детстве, – ответил папа. И сказал громко в наш адрес: – Мы едем в Москву развлекаться, а вы поступаете в распоряжение Зинаиды Михайловны.
– Вас понял, – буркнул Алешка.
«Докладываю в порядке информации. Объект № 1 с 10 часов до 13.30 часов находился в музее, где перемещался из зала в зал, трогал экспонаты руками (Алешка потом смеялся: «Хорошо, что не носом») и никаких контактов с посторонними лицами не имел. Интереса к нему тоже не проявляли. От 13.30 до 15.00 находился в доме Дамы с горшками, где к нему присоединился объект № 2. Последний в 10.00 моск. вр. направился в прилегающий лесопарк, сопровождаемый агрессивно настроенной собакой, что исключило возможность визуального контакта. Объект № 1, выйдя из дома Дамы с горшками на заборе, обратно вернулся в музей. Наблюдение продолжаем».
Я всегда, по молодости лет, был уверен, что младшие учатся у старших. Старшие больше знают, умнее, опыта побольше. А вот сегодня пришлось поменять это мнение. Порой и старшим есть чему у младших поучиться. А кто у меня поблизости младший? Алешка, конечно. Я и сам не заметил, как вдруг перенял его нахальные методы для пользы дела. Вот что у меня получилось…
Удивительно, но все Лешкины фантазии и выдумки, даже самые неожиданные и нелепые, как правило, сбываются. Поставил он меня часовым в музее. Потому что, видите ли, сюда обязательно либо зайдет сам жуликоватый художник Славский, либо пришлет кого-нибудь на разведку. Почему так Алешка решил, я не знаю. Но, как мне велели, послушно шатался и болтался по залам; потрогал все, что можно было потрогать, даже заглянул в старинную чернильницу, которая стояла в распахнутом бюро, и в которой торчало настоящее гусиное перо, и рядом с которой лежал настоящий перочинный ножичек для очистки птичьих перьев. В запаснике я примерил тяжелый гусарский кивер и помахал тяжелой гусарской саблей. Я выучил наизусть все, что говорила посетителям экскурсовод тетя Липа, ровесница московских Олимпийских игр, и вполне мог заменить ее, если она вдруг зачем-то упадет в обморок… И что? Да ничего!
А вот и не так, очень даже чего! Не зря папа один раз непонятно сказал, что количество так или иначе переходит в качество.
– Переведи, – попросил Алешка.
– Легко, – сказал папа. – Если ты раз сто напишешь слово «радикулит», то в конце концов будешь писать его правильно.
– В старости, – добавила мама.
– Больно надо! – фыркнул Алешка. – Я в старости вообще писать не буду. В старости уроков не задают. Это ваще все ерунда. По-вашему выходит, если я все лето буду таскать из леса бледнолицые поганки, то они у мамы в маринованных банках станут белыми и рыжиками? Внятно спросил?
– Это было бы вообще неплохо, – помечтала мама, а папа сказал:
– Примитивно рассуждаешь! Если ты перетаскаешь из леса все поганки – это количество, то там останутся одни благородные грибы – это качество.
– Так бы и сказал. Если я за всю четверть нахватаю двушек, то во второй четверти…
– Будешь оставаться без обеда, – прервала его мама.
– Это не наш метод, – буркнул Алешка. – В нашей семье не применяется.
Похоже, родители его тогда не убедили. А вот я сейчас убедился. И, когда убедился, вспомнил этот разговор. Потому что мое количественное хождение по музею воплотилось в качественный образ. Но это случилось после обеда у тети Зины.
Утром она зашла к нам, вся из себя строгая и решительная.
– Еще не умывались?
– Уже умылись, – сказал Алешка. – Досрочно. Еще вчера.
– Так! Мне родители вас поручили – извольте стоять смирно и слушать внимательно. Без моего ведома – ни шага в сторону. – Она показала нам ключ. – На ночь буду вас запирать на все замки. Если что натворили – сразу честно сказать, вместе исправим. Запомните: чистосердечное признание…
– До добра не доводит, – буркнул Алешка.
Тетя Зина удивилась, но вида не показала.
– В половине второго – ко мне в хату на обед. Вопросы есть? Вопросов нет.
В половине второго она встретила нас у калитки.
– Буду вас кормить.
– Чем? – напористо спросил Алешка – нелюбитель одуванчиковых салатов.
– Сегодня у меня суп с фрикадельками.
– Здорово! – обрадовался Алешка. – Я прекрасно обожаю суп с фрикабельками! И рассольник с почками. И гороховый суп со свининой. И котлеты с макаронами!.. – Тут я его притормозил, потому что тетя Зина в ужасе взялась пальцами за щеки и спросила дрожащим голосом:
– Что, все подряд, сразу?
– Да нет, – я ее успокоил. – Не сразу, теть Зин, а за весь день.
– Бедная ваша мама. – Она вздохнула. – Мойте руки и – за стол!
Тетя Зина поставила перед нами тарелки и принялась воспитывать Алешку – как надо есть и как не надо есть.
– Алексей, воспитанный человек узнается в первую очередь по тому, как он ведет себя за столом. Он не хлюпает, не чавкает, не жадничает. Он аккуратен. Знаешь, как говорил Чехов?
– Кому говорил? Вам?
– Почему только мне? Всем. Он говорил… – Тетя Зина закатила глаза к потолку. – Он говорил, что хорошее воспитание не в том, чтобы не пролить соус на скатерть, а…
– Знаю! – воспитанно перебил ее Алешка. – А в том, чтобы это сделал кто-нибудь другой. – И он опять застучал ложкой в тарелке.
Тетя Зина сдержала смешок, но не удержалась от очередного замечания:
– И что ты там скрябаешь?
– Фрикабельки ищу, – признался Алешка.
– Не выйдет, – призналась тетя Зина. – Они разварились до неузнаваемости. Хотите добавки?
– Лучше вы нам поиграйте, – честно ответил Алешка. – Что-нибудь испанское или заграничное.
– Я сегодня не в голосе. – Тетя Зина вздохнула и покачала головой.
– А петь не обязательно, – уточнил Алешка. – Главное – по струнам побренчать.
Тетя Зина оживилась:
– А хочешь, я научу тебя на гитаре играть? Прекрасная идея! Я буду петь, ты будешь аккомпанировать! Мы будем давать концерты! – Тетя Зина сорвалась с места и сорвала со стены гитару. – Держи!
Но урок не получился. В окно кто-то постучал, и за окном мелькнули белая борода и загорелая лысина.
Тетя Зина бросила гитару на тахту, вышла и быстро вернулась с возмущенным смехом:
– Дед Строганов совсем спятил! Вы знаете, что он мне предложил?
– Руку и сердце? – спросил Алешка.
– Если бы! – Тетя Зина фыркнула, как лошадь на водопое. – Он предложил мне…
– Гроб, – ляпнул Алешка.
У тети Зины глаза превратились в блюдца.
– А ты откуда знаешь?
– У него распродажа. Со скидками. Купите, теть Зин. Может, когда-нибудь пригодится. Пусть постоит, на терраске.
– Воспитанный человек, – прошипела бедная тетя Зина, – не бывает таким бестактным! Все вашей маме скажу!
– Лучше папе, – вздохнул Алешка. – У него рука тверже. – И без всякого перехода: – А компот будет?
– А вот и не будет!
– Спасибо за обед. Все было очень вкусно. Особенно фрикабельки в компоте.
– Ты где шлялся? – маминым голосом спросил я Алешку, когда мы вышли на улицу.
– Западню проверял. – Он небрежно пожал плечами. – Чтоб созрела. Мне, Дим, эта история давно надоела. Все тут ясно и понятно. Скоро такое начнется! – Он приостановился. – Но ничего – оно быстро кончится. Западня готова, приманка есть. Зайдем в магазин? Поесть чего-нибудь купим.
А в магазине, похоже, уже что-то началось. Продавщица тетя Лида и покупательница, суматошная тетка Полинка, – локти на прилавке, голова к голове – что-то бурно обсуждали.
– Как есть рехнулся! – на всю улицу шептала Полинка. – Он и в молодости недотепа был, все палочки ножичком строгал, а тут уж вовсе сбрендил.
– Да ты что? – со жгучим интересом ужасалась продавщица.
– Покликал от калитки. Выхожу – батюшки! Стоит с тележкой, а на тележке – гроб!
– Пустой? – ахнула тетя Лида.
– А я знаю? Не заглядывала. Говорит: купи на всякий случай. Могу в кредит, по-соседски. Ну, я его и намылила, по лысине.
– Поленом? – обрадовалась тетя Лида.
– Если бы! Под рукой не оказалось, веником.
– Ишь чего удумал! Гроба раздавать!
– А я бы взял, – вставил и свое слово Алешка. – Лодку бы из него сделал. Или подарил кому-нибудь. На день рождения.
– Тьфу! – Обе азартно плюнули. – А еще городской! Ты лучше скажи, раз такой умный: он что, дурак?
– Он за границу собрался, – сказал Алешка. – На ПМЖ. Продукцию реализует. Чтоб на билет до Европы хватило.
– Вот пущай их туда и везет.
– Там своих хватает, – сказал я.
– Не скажи, – возразил Алешка. – Там таких не водится.
– Не скажи, – возразил Алешка. – Там таких не водится.
– Идите отсюда, – сказала продавщица тетя Лида. – И без вас неуютно. Всю ночь буду гробами торговать.
На улице Алешка захихикал. Он один так умел – хитренько и… простодушно.
– Ты чего? – спросил я с подозрением – не надо мной ли хихикает?
– Эх, Дим, если бы они кое-что знали, они бы за этими гробами в очереди бы дрались.
И все! Повернулся и пошел. Бросив через плечо:
– Иди в музей, на вахту. А то поздно будет. И количество не перейдет в качество.
Вот в этот день в музее и сработала формула «количество – качество». А заодно и «яйца курицу не учат». Еще как учат-то! Словом, мое количественное хождение по старинным залам воплотилось наконец в качественный облик. Довольно весомый такой.
Сначала на улице послышался ржавый скрип тормозов, а за ним – глухой стук. Я выглянул в окно: на газон влезла облезлая малолитражка, опрокинув информационный щит музея, который очень красиво оформил студент Истомин и заключил в резную рамочку дед Строганов. Из машины выкатился плотный колобок и вкатился в музей. Парень такой – весь круглый, как крепко сжатый кулак, и веселый, как легкомысленный воробей на помойке. Покатился по залам со всякими дурацкими хиханьками:
– А это картина? Что, в натуре, десять лет рисовал? Во тормоз! Сфоткал бы эту лужу – все красившее, чем мазня кисточкой. Карета, блин! Не, ну в натуре, не «мерс»! – Покатился дальше и наткнулся на бедную тетю Липу. – Слышь, тетка, у вас тут, в богадельне вашей, один дед левачил – для картинок рамочки строгал, живой еще? Покажь мне его.
Тетя Липа уже немного покачивалась перед обмороком, побледнев и затуманив очки непрошеной слезой. А этот Колобок, сияя круглой масленой рожей, смотрел на нее снизу вверх и нахально чирикал:
– Чего задумалась, клюшка? Влюбилась, что ли? А ты ничего. Только я очкастых не люблю – зануды, много о себе понимают.
У меня вышло из берегов жгучее желание снять со стены саблю – даже ладонь зачесалась. Но я, к счастью (или к сожалению), не успел. Тетя Липа, ровесница Олимпиады, взмахнула указкой и обрушила ее со всего размаха на круглую дурную голову. Послышался резкий хруст в мирной тишине музейных залов. Но это хрустнула не башка наглого хулигана, а переломилась об нее указка.
Колобок и глазом не моргнул:
– Ты че, тетка, ваще? Я, между прочим, за билет бабки выложил. Давай жалобную книгу! И компенсацию за физический ущерб.
Положение становилось угрожающим. Немногочисленные посетители, привлеченные скандалом, окружили Колобка и тетю Липу, подоспела и тетя Клава, нацелила на парня свою мокрую швабру.
– В чем дело, господа? – зашелестела, выйдя из своего кабинета, Анна Павловна. – Вы все-таки не на рынке.
– Во, бабуль, в точку сказала, – пожаловался Колобок, – пришел человек по делу, а его палкой по башке. А эта еще шваброй машет.
Мне показалось, что парень уже жалеет, что привлек к себе внимание. И еще он показался мне подозрительным. Такие тупые и наглые просто так в музеи не ходят. А если и ходят, то ночью, взломав дверь или выбив окно. И деда Строганова зачем-то ищет. Тут мне и пришла в голову умная мысль, я даже сам себе удивился. Этот Колобок пришел в музей на разведку, он из банды Славского. Он пришел пронюхать, какая здесь обстановка и что с дедом Строгановым. Если дед на свободе, значит, можно смело забирать из «заначки» картины и отправлять их за рубеж.
И я решил сделать проверку. Подошел поближе и шепнул парню:
– Держись, кореш. Я сейчас копов вызову. Они эту тетку закроют. Размахалась…
– Не, братан! – Он явно испугался. – Без копов! – Живо повернулся к Анне Павловне: – Мне ведь че надо? Надо деда найти, который рамочки строгает. И всего делов. Контора у нас такая – картинки в рамки впариваем.
Аннушка нахмурилась на тетю Липу и сказала ей:
– Извинитесь перед посетителем и помогите ему. – Повернулась, пошла в свой кабинет и добавила: – Указка, между прочим, тоже денег стоит.
– И моя башка небесплатная, – добавил потерпевший. – Мне первая помощь нужна.
– Дима, – сказала тетя Липа, поднимая с пола обломок указки, – помоги товарищу, проводи его к Федору Михайловичу.
Я не сразу врубился. Потому что в уголке Малого зала стоял на одинокой тумбочке бюстик великого русского писателя Достоевского. Федора Михайловича. И не сразу до меня дошло, что дед Строганов тоже Ф. М. Вот так вот мы и живем. Знаем этого Строганова уже несколько лет, а все – дед да дед, без всякого имени и даже без отчества. А они такие у него знаменитые.
Мы вышли из музея под ясное небо и яркое солнце.
– Меня Темой звать, – сказал Колобок. – А ты?
– Димон.
Да, денек сегодня выдался жаркий. И в прямом смысле тоже. Словно уходящее лето «давало последнюю гастроль». Солнце печет, ветерок почти не дышит. Даже тень от деревьев теплая.
– Далеко идти-то? – спрашивает Тёма. – Может, на моей тачке подъедем?
– Тут рядом. – Тачка его мне не больно понравилась. Старенький, давних лет, ободранный «Фольксваген». Малолитражка. Похожая на подслеповатую лягушку, припавшую к земле на слабеньких кривоватых лапках. Или на божью коровку. Жучок, в общем, такой. Тема и «Жучка», в общем. На этой «Жучке» далеко не уедешь.
– Ты местный?
– Не, к брательнику приехал, – зачем-то соврал я.
– Как его звать-то?
И вот тут я ляпнул. По Лешкиному методу. Он иногда что-нибудь скажет невпопад, а потом оказывается – в самый «попад».
– Виталька.
Колобок даже споткнулся.
– А по фамилии?
Врать – так уж до победы.
– Пищухин.
– Опа-на! Ну срослось! Это же друган мой. Мы в одной фирме пашем.
Ага, в одной банде.
– Да, Пищуха мне сейчас не поможет.
– Я знаю, – грустно согласился я. – Увидишь – привет передай.
– Лады. Прямо сегодня вечерком.
Если сегодня вечерком, значит, Виталик прячется где-то поблизости. Как бы мне и Колобка не упустить, и узнать, где Виталька затаился?
И где же эти опера с велосипедами и колясками?
– Слышь, Димон, где этот дед-то живет? Покажешь?
– А зачем он тебе? Он же чокнутый.
– Да мне он и на фиг не нужен. Шеф картин накупил для своей бунгалы, нужно их в рамки взять. А этот дед, говорят, мастер.
– А… А я думал, ты за гробами приехал.
– Ты че? – Колобок опять споткнулся.
– Не знаю, какие там рамки дед строгает, а гробов у него полный сарай. Бери оптом, скидку сделает.
– Да пошел он со своими гробами! Я это не люблю. Я пиво люблю. Как мой друган Пищуха. – Тут Колобок остановился. – Слышь, Димон, а ты не знаешь, тут один малец вертится? Борзой весь из себя.
– Тут их до крыши. И все борзые.
– Мне всех не надо. Мне одного надо отловить. По башке ему настучать и оторвать ее с ушами.
– Достал?
– Да не меня – Пищуху. Сдал его. Да еще какой-то мухой заразил.
Ага, сейчас я тебе Алешку за ручку приведу! Прямо с ушами. Только руку к моему младшему брату протяни – сам без ушей останешься. До самой старости. Тебе указки мало – дубинку попробуешь.
– Ладно, – мне даже немного смешно стало, когда злость прошла. – Поищу этого мальца.
– Слышь, Димон, а как тут у вас вообще?
– Да у кого как. – Я не знаю, что ему отвечать.
– Шухера никакого не было? В музее, например?
– Еще какой! Обокрали его.
– Да ты что? Во клево!
– Да ничего не клево. Взяли какую-то хрень. Ручки с дверей поснимали, шпингалеты с окон отвернули. Печную дверцу выворотили. Пьянь какая-то дурная забралась. – Я говорил это так, будто уж сам-то из музея кое-что поценнее бы вынес. – И Витальку ни за что забрали. Скажи, Тема, зачем ему дверца печная? – «У нас и печки-то нет», – чуть не сорвалось с моего языка. Но я вовремя его прикусил: а вдруг у Витальки есть печка? Да еще и без дверцы. Трудно быть разведчиком. Каждое слово надо взвешивать, прежде чем его на волю выпускать. Я и так уже приврал неслабо.
Тема вдруг рассмеялся.
– Печки-лавочки! Вот Виталька-то не знал! Он сейчас у одного конкретного мена осел. Тот большой любитель всякие дверцы и ручки собирать. Придурок такой. Виталька у него прошлым годом спасался. Дрова ему колол, клумбы окапывал…
Вот, значит, где скрывается от полиции Виталик! На Лесной, двенадцать. У графского боярина. Любителя краденой старины. Я прямо обомлел от такой удачи. Теперь бы еще узнать, где этот Тема живет. Но мы уже подошли к хозяйству Строганова.
– Заходи, не бойся – дед гробы в сарае держит.
Тема настороженно глянул по сторонам и шмыгнул в калитку.
Да где же эти опера майора Злобина? Полиционеры!
(Мы еще не знали, что нашу охрану майор Злобин снял, признав «дальнейшее наблюдение за объектами № 1 и № 2 нецелесообразным».)
Глава XI. Засада в западне
И вот стою я у калитки и одним глазом провожаю Тему, который исчезает в доме деда, а другим ищу бравых оперов майора Злобина с велосипедом или хотя бы с детской коляской…