Прочитав «Поездку в Париж», Ольга Вячеславовна пошла к Сопикову, показала ему рецензию Сотниковой. Игорь Вячеславович заколебался и в конце концов решил рискнуть. И это было моим третьим огромным везением.
Приняв решение печатать меня в «Эксмо», Ольга Вячеславовна, Татьяна Сотникова и Игорь Вячеславович начали «воспитывать» нового автора. Меня элементарно учили писать, терпеливо исправляли неточности. На каждую рукопись имелась рецензия Татьяны, где педантично указывалось:
а) стр. 25 – героиня стреляет из винтовки, где она ее взяла?
б) стр. 28 – фраза «…вынула суп из СВЧ-печки», – это невозможно, в СВЧ-печке жидкость не кипит, она взлетает вверх, когда достаешь тарелку.
в) стр. 42 – Даша хромает, она сильно порезала ногу. Стр. 43 – она же ловко прыгает через забор. Так не бывает.
Получив листок, я хваталась за голову и, ругая себя за глупость, принималась устранять неточности. Потом за дело бралась Ольга Вячеславовна.
Собственно говоря, Дарью Донцову родили три человека: Таня Сотникова, Ольга Вячеславовна Рубис и Игорь Вячеславович Сопиков. Уж не знаю, как им понравится такое заявление, но они мои литературные отец и мать.
Впрочем, хочу заметить, что очень многие писатели были любовно выпестованы этими людьми. В этом издательстве говорят:
– Мы не переманиваем чужих авторов, а выращиваем своих.
В отношении меня это стопроцентная правда. Впрочем, уже будучи хорошо известной детективщицей с многомиллионными тиражами, я столкнулась с другими представителями издательского бизнеса.
Однажды в моей квартире раздался звонок, и приятный мужской голос сказал:
– Дарья Аркадьевна, мы очень хотим обсудить с вами одну проблему, можно подъехать?
Я, не ожидая ничего плохого, согласилась. Через час у меня в гостиной сидел человек самой интеллигентной наружности. Решив не тянуть кота за хвост, он мгновенно приступил к делу:
– Сколько вам платит «Эксмо»?
Я улыбнулась:
– Честно на такой вопрос я отвечаю только в налоговой инспекции. А в чем дело?
Дядька хмыкнул:
– Тоже мне секрет Полишинеля, цифра хорошо известна.
– Вы приехали, чтобы сообщить ее? – удивилась я.
Мужчина ухмыльнулся, открыл «дипломат», я увидела внутри портфеля деньги.
– Предлагаю вам лучшие условия, – сообщил гость, – пересчитайте, тут в два раза больше, чем вам отстегивает «Эксмо»!
Я поперхнулась и поинтересовалась:
– Хотите отдать мне эти деньги?
– Да.
– А за что?
– Рукопись, которая лежит сейчас на вашем столе, – наша.
Я молча глядела в его противную физиономию. Так, главное сейчас не треснуть дядечку кулаком в нос, но издатель понял мое молчание по-своему.
– Берите, берите, – заулыбался он.
– Понимаете, – протянула я, – в мои планы не входит покидать «Эксмо». Честно говоря, я надеюсь издаваться у них всю свою жизнь. Если они выгонят сами, буду плакать на крылечке и зашвыривать им рукописи в окошко!
– Они вас обманывают, – фыркнул нахал, – платят копейки, я даю в два раза больше.
Я хотела было ехидно заметить, что две копейки тоже не слишком много, но удержалась и попыталась объяснить наглецу свою позицию:
– «Эксмо» взяло меня с улицы и превратило в известную писательницу, ну представьте, что вы, бедная, не слишком красивая девочка, вышли замуж за пожилого богатого человека, который дал вам все: имя, деньги, положение. И вот, став светской львицей, вы решаете поменять этого мужа на молодого хахаля. В системе моих координат это называется подлостью. Что же касается денег, то я никогда не скрывала, что не слишком в них нуждаюсь. Если «Эксмо» не сможет выплачивать мне гонорары, я все равно стану отдавать им рукописи. Не все в нашем мире меряется звонкой монетой. Понимаете, я замужем за «Эксмо» и, как порядочная женщина, не намерена изменять супругу.
Издатель захлопнул портфель.
– Дура, – заявил он.
– Идиот, – не осталась в долгу я.
– Всю жизнь в нищете проведешь, кретинка!
– Пошел вон, мерзавец, – зашипела я, – немедленно поднимай жирный зад и ковыляй отсюда, а то нажму «тревожную» кнопку, явится патруль и запихнет тебя в обезьянник.
Далее мы перешли на совсем уже неприличные выражения, и в конце концов мужик ушел, унося «подкупные».
Самое интересное, что мы встретились с ним потом в эфире передачи «Звездная гостиная», и этот пакостник соловьем заливался у микрофона, негодуя:
– Некоторые издатели, люди без совести и чести, нагло переманивают чужих авторов.
К сожалению, под рукой у меня не оказалось тяжелого предмета, чтобы дать ему по башке.
Прошло несколько месяцев после подписания договора, потом Ольга Вячеславовна позвонила и, как всегда, ровным, спокойным голосом сообщила:
– Агриппина Аркадьевна, заберите авторские.
– Что? – не поняла я.
– Вам положено десять бесплатных книг, как автору, – пояснила редактор.
– Книга вышла? – заорала я.
– Конечно.
Я побежала в «Эксмо», побросав все дела. Когда в моих руках оказался томик в светло-сером переплете, из глаз хлынули слезы. Я прижала книгу к груди. Это неправда, мне снится сон!
– Как вам обложка? – озабоченно поинтересовалась Ольга Вячеславовна.
– Великолепная, – простонала я, обнимая книжку, – лучше не бывает, потрясающе, удивительно, необыкновенно…
Ольга Вячеславовна покачала головой:
– А мне не очень, опять художники напортачили!
Я вышла на улицу и пошла к метро. У входа на станцию «Сокол» толпились лотки. На одном я увидела свою книгу, не передать словами, что я ощутила, когда глаза прочли: «Дарья Донцова. Крутые наследнички».
– Сколько стоит вон та, в сереньком переплете? – спросила я у торговки.
Та буркнула цену.
– Не знаете, интересная книжка? – продолжала я, вертясь перед лоточницей.
Честно говоря, я надеялась, что она узнает меня, на обороте-то есть фотография, всплеснет руками и заголосит:
– Ой, ой! Это вы автор!
До жути хотелось славы. Но женщина устало сказала:
– Донцова какая-то! Фиг ее знает, развелось их, как собак нерезаных. Берете?
Я покачала головой и поехала домой. Когда мои родные увидели книгу, реакция их была странной.
– Надо же! – воскликнул Кеша. – И такое печатают.
– Смотри-ка, – восхитился Димка, – книжка! Почему обложка такая страхолюдская?
– Имей в виду, – назидательно сказал Александр Иванович, – одну книгу может, в принципе, написать любой человек, а вот вторую…
Я заскрипела зубами. Между прочим, я уже сдала в издательство шесть рукописей. Отчего никто не верит в то, что я стану известной писательницей? И только Маруся, обняв меня, закричала:
– Мусенька! Ты гениальнее всех! Я же говорила, что ты затмишь Агату Кристи!
Потом наступил тяжелый год. Каждый месяц я, словно по расписанию, двадцатого числа появлялась в «Эксмо» с новой рукописью. Мне ласково кивали, заключали договор, брали папку, платили деньги и… не печатали книги.
Я пребывала в крайнем замешательстве. Ольга Вячеславовна на все мои вопросы загадочно отвечала:
– Подождите, Агриппина Аркадьевна, нам надо принять решение.
Сыновья издевались надо мной, как могли.
– Я знаю, – хитро улыбался Аркашка, – отчего тебе платят деньги и берут рукописи – чтобы отвязаться, уж больно ты писучая, остановись!
Но меня словно черт толкал под руку. Лента невероятных событий постоянно раскручивалась перед глазами. Первое время я плохо управлялась с «кинофильмом». В комнату входил Александр Иванович и спрашивал:
– Ужин есть?
Я, оторвавшись от бумаги, неслась на кухню, потом возвращалась назад и въезжала в совершенно другую сцену. Пока подогревала котлеты, «механик» спокойно показывал фильм, я не понимала, что же произошло в мое отсутствие, но потом научилась останавливать бег событий.
Через некоторое время стало понятно: герои мне совершенно не подчиняются, делают что хотят. Я же могу принимать участие в ситуации только как одно из действующих лиц: Даша, Виола, Лампа или Иван Павлович.
Если вы прочтете все мои детективы, то ни в одном не найдете фразы типа: «Пока я спала, Маша поехала в магазин, там она встретила Лешу. «Привет!» – сказала дочка» и так далее. Я могу описывать только то, что вижу собственными глазами. Вот и сейчас сижу в своей комнате, дверь закрыта, собаки спят на кровати, уютно горит настольная лампа, на тумбочке стоит моя любимая чашка, украшенная изображением кошек… Одним словом, я вполне способна сообщить вам все мелкие детали интерьера кабинета, но то, что происходит в данный момент в гостиной, от меня скрыто. Догадываюсь, конечно, как проводят время домашние, но точно-то не знаю, меня там нет. Так и с книгами.
Меня часто спрашивают, откуда мне в голову приходят сюжеты, у меня нет ответа на этот вопрос. Вот представьте себе видеомагнитофон, который демонстрирует фильм Антониони. Кто гениальный? Видик или Антониони? Бытовой прибор всего лишь ретранслятор. И я, наверное, очень на него похожа. Просто «втыкаюсь» куда-то и имею перед глазами картинку. Мне очень трудно объяснить вам, как происходит процесс, слов не хватает. Только сейчас я поняла, что имел в виду Валентин Петрович Катаев, когда говорил про голос, который нашептывает ему на ухо новую книгу.
Меня часто спрашивают, откуда мне в голову приходят сюжеты, у меня нет ответа на этот вопрос. Вот представьте себе видеомагнитофон, который демонстрирует фильм Антониони. Кто гениальный? Видик или Антониони? Бытовой прибор всего лишь ретранслятор. И я, наверное, очень на него похожа. Просто «втыкаюсь» куда-то и имею перед глазами картинку. Мне очень трудно объяснить вам, как происходит процесс, слов не хватает. Только сейчас я поняла, что имел в виду Валентин Петрович Катаев, когда говорил про голос, который нашептывает ему на ухо новую книгу.
Начиная работу над очередным детективом, я просто превращаюсь в одну из своих героинь и начинаю жить ее жизнью. Порой возникают комичные ситуации. Если Даша Васильева, большая любительница «Макдоналдса», закусывает в этой харчевне, у меня потом болит желудок. Евлампия Романова существо болезненное, у нее частенько случается простуда, так вот я, превратившись в Лампу, мгновенно принимаюсь кашлять и чихать.
В августе прошлого года мы жили на съемной даче в Переделкине. Готовить еду не хотелось, и я, долго не раздумывая, купила абонемент на посещение столовой Дома творчества. Где-то около трех часов дня мои домашние закричали:
– Эй, хватит над бумагой чахнуть, пошли харчиться.
Я вынырнула из рукописи и в задумчивости подошла к шкафу. Помню свое удивление: надо же, на улице ледяной декабрь, а у меня из верхней одежды лишь пуховик, довольно короткий, просто кургузый.
Решив утеплиться, я влезла в длинные шерстяные брюки, свитер, натянула куртку, шапку, варежки и вышла во двор.
Домашние уставились на меня во все глаза. В воздухе колыхалась липкая жара и ощущался неприятный запах гари – под Москвой тлели торфяники. Аркадий, одетый в майку и шорты, очнулся первым.
– Мать, – строго велел он, – ступай назад и немедленно переоденься! Зима в твоем дурацком детективе, а у всех россиян давно лето: птички поют, грибочки растут, травка зеленеет, солнышко блестит!
Если у меня на тумбочке лежит рукопись про Дашу, то это гарантия того, что я потрачу кучу денег. Даша Васильева, получившая наследство барона Макмайера, разбрасывает доллары направо и налево, я не имею такой возможности, сама-то никогда не получала бешеные миллионы. Но совершенно бесполезно останавливать себя в момент написания книги про Дашу. Теперь я знаю: лучше всего в эти дни вообще не ходить ни в какие магазины, кроме булочной, там-то много не израсходуешь.
Потом в моей жизни начались недоразумения. Дело в том, что в моих книгах главные герои носят имена реальных людей. Аркадий и Маша – это мои собственные дети. Но «книжные«отпрыски Даши Васильевой и настоящие Кеша с Марусей все-таки не похожи.
Когда вышла первая книга, Маша на меня обиделась и сказала:
– Ну вот! Сделала из дочери грязнулю! Вечно у нее беспорядок в комнате.
– Всем же понятно, что «книжная» Маша придумана, – отбивалась я, – она просто слегка напоминает тебя.
– И чипсы я никогда в кровати не ела, – не успокаивалась Маня, – терпеть их не могу, лучше соленый помидорчик!
– Не переживай, детка, – утешала я девочку, – все близкие знают, что сходство между той Машей и тобой чисто внешнее.
Потом у нас появился компьютер, программа Ай-си-кью, мои фанаты, невесть где раздобывшие номер, толпой ввалились в «Асю», и первое, о чем они спросили Марусечку, было:
– Маня, скажи, какие чипсы ты больше всего любишь есть в кровати?
Бедная Маня, решив не выпадать из образа, скрипнула зубами и пошла в магазин изучать марки чипсов.
Я только похихикала, я еще не знала, каких демонов выпустила наружу.
Затем произошло невероятное. Как-то вечером Кеша, придя домой, заглянул в кухню и хитро сказал:
– Мать, иди в прихожую, кое-что покажу.
Я отложила тесто и с тревогой воскликнула:
– Опять нашел на помойке кошку!
– Не-а, – усмехнулся сын, – это не кошка!
– Собака! – возмутилась я. – О господи! Опять придется пристраивать по знакомым.
– То, что ты сейчас увидишь, не принадлежит к животному миру, – обнадежил меня Кеша, – и я это не с помойки привел!
Слегка успокоившись, я пошла за ним, очутившись в прихожей, удивилась. Возле входной двери стояла девушка, очень худенькая, в брючках.
– Что же ты держишь гостей на пороге? – упрекнула я сына. – Ну-ка познакомь нас.
– Ты ее великолепно знаешь, – захихикал Кеша, – ну просто как облупленную.
Я попыталась разглядеть лицо незнакомки, в прихожей горело только одно довольно тусклое бра. Наверно, это кто-то из выросших дочерей наших приятелей, если Аркашка уверяет, что мы отлично знакомы…
Вдруг ярко вспыхнул свет, сын зажег пятирожковую люстру. Я ахнула. Передо мной стояла Зайка, та самая, героиня «Крутых наследничков» и других, пока еще не изданных книг. Именно такой я ее увидела в своем «кинофильме». Очень худенькая, просто тростиночка, темно-карие глаза, милая улыбка…
– Знакомься, – веселился Кеша, – Зайка собственной персоной. Я как ее увидел, сразу это понял.
Девушка растерянно смотрела на нас, плохо понимая происходящее, она не читала моей книги, она ничего не слышала о писательнице Дарье Донцовой.
– Вот только с именем облом, – не успокаивался сын, – ее зовут не Ольгой, а Наталией!
В глазах девушки мелькнул огонек, и я мгновенно поняла, что она так же ревнива, как и Зайка. Забегая вперед, скажу, что Наташка оказалась похожа на Заю не только внешне. Я увидела ее образ, описала его на бумаге, и потом он ожил и пришел ко мне в реальности.
– Может, попросить ее паспорт поменять? – хихикнул Кеша. – Чтоб уж совсем по-твоему вышло.
Когда в «Эксмо» скопилось двенадцать моих рукописей, Ольга Вячеславовна торжественно объявила мне:
– Мы запускаем новую серию под названием: «Иронический детектив».
И мои книги начали выходить каждый месяц. Ей-богу, я совершенно не представляла, что меня ждет впереди. Наивно думала, что стану по-прежнему носить рукописи в «Эксмо», писать весь день в свое удовольствие, ну, может, иногда раздавать автографы…
Кстати, свой первый автограф я дала Александре Марининой на Московской книжной ярмарке. Я пришла туда и увидела огромную толпу. Человеческое море колыхалось в разные стороны. Вглядевшись, я сообразила, что на стенде «Эксмо» подписывает свои книги Александра Маринина. Марина Анатольевна, таково настоящее имя этой писательницы, трудилась, не разгибая спины, сотрудники издательства вспугнутыми кошками носились на склад и притаскивали оттуда все новые и новые пачки ее детективов. Книг не хватало, толпа нервничала.
Я стояла тихо в углу, около меня сиротливо высились на столе двадцать штук «Крутых наследничков», издательство не рассчитывало продать на этой ярмарке большее количество единственного детектива Дарьи Донцовой.
Честно признаюсь, мне было очень не по себе. Вдруг Марина Анатольевна на секунду оторвалась от фанатов. Она окинула меня быстрым взглядом, задержала его на обложке моей книги и сказала:
– Здравствуйте, Даша, мне очень понравилась ваша повесть, подпишите «Крутые наследнички».
Конечно, она не читала Дарью Донцову. Просто увидела мое растерянное, несчастное лицо и мигом оценила ситуацию.
Когда вышел «Контрольный поцелуй», у нас дома раздался звонок, и милый, девичий голос спросил:
– Можно взять интервью у Дарьи Донцовой?
Я сама бывшая журналистка, стоптавшая не одну пару сапог в погоне за интервью, поэтому мгновенно ответила:
– Конечно, приходите, когда вам угодно.
В назначенный час в гостиной на столе стоял торт, который я купила, вспоминая жену маршала Катукова.
Журналистка опоздала на сорок минут, думая, что она заблудилась, я, открыв дверь, воскликнула:
– Наверное, вы прошли дальше и попали в другой дом! Я забыла вас предупредить, что у метро следует сразу повернуть направо.
– Нет, – спокойно ответила девица, снимая курточку, – я мгновенно вас нашла.
Потом она прошла в гостиную, оглядела стол, вынула диктофон и заявила:
– У меня времени всего пятнадцать минут, давайте в телеграфном стиле.
Я слегка удивилась, но согласилась.
– Да, да, пожалуйста.
Девушка, по виду чуть старше моей Маши, хмыкнула и спросила:
– Как вы относитесь к оральному сексу?
Знаете, я редко теряюсь, но в тот момент просто не нашлась, что ответить, заблеяла что-то невразумительное, закашлялась…
Слава богу, следующие вопросы звучали вполне обычно, и я сумела прийти в себя. Девушка провела у меня едва ли десять минут, потом, заявив: «Пора, у меня сейчас еще интервью с самим Никитой Михалковым», – убежала.
Я в растерянности оглядела стол. Однако я начинаю походить на Фамусова, героя бессмертной комедии «Горе от ума», который упрекал молодое поколение в полном отсутствии воспитания! Но в душе все равно плескалось возмущение: разве можно комкать интервью и сообщать человеку, что торопишься к другому «объекту», пусть даже к самому Михалкову? На мой взгляд, это крайне непрофессионально.