Спустя три года Ленин в Париже встретился с Камо. Вождь большевиков с большой симпатией и одобрением выслушал террориста. Камо сидел в гостиной у Ленина, ел миндаль „и рассказывал об аресте в Берлине, придумывал казни тому провокатору, который его выдал, рассказывал о годах симуляции, когда он притворялся сумасшедшим (в тюрьме. - Д.В .), о ручном воробье, с которым он возился… Ильич слушал и остро жалко ему было этого беззаветно смелого человека, детски наивного, с горячим сердцем, готового на великие подвиги… В период гражданской войны Камо нашел свою „полочку", опять стал проявлять чудеса героизма"115.
Симон Аршакович Тер-Петросян (Камо), конечно, не понимал, что он и ему подобные боевики-террористы были лишь слепым орудием большевистского центра, которому всегда „для революции" были нужны деньги. Неважно, каким путем полученные: грабежом, сутенерством, предательством, меценатством, пожертвованиями.
Поэтому устоявшееся мнение о принципиальном отличии взглядов большевиков от позиций эсеров по поводу насильственных действий и индивидуального террора требует уточнений. Большевики мыслили глобальнее, в том числе и в сфере использования насилия как универсального средства, включавшего в себя в случае необходимости и самый тривиальный террор и экспроприации. Думаю, что именно экспроприации на каком-то этапе дореволюционного развития были одним из основных источников пополнения партийной кассы, которой в конечном счете руководили люди, назначенные Лениным: Красин, Богданов, Каменев, Зиновьев, Ганецкий и некоторые другие. Поэтому, естественно, „инъекции" матери в личный бюджет сына почти регулярно дополнялись „партийным жалованьем"116, объем которого, по некоторым данным, был не очень велик, но и не меньше среднего заработка европейского рабочего. Как пишет Валентинов, максимальной суммой партийного жалованья, установленной для руководящих членов большевистской фракции, было 350 франков117. Именно такую сумму, по его словам, ежемесячно получал Ленин, не отказываясь от денежных переводов, которые до самой своей смерти в 1916 году делала Мария Александровна - мать Ульянова.
В секретном (до недавнего времени) фонде Ленина сохранилось много расписок в получении Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Шанцером и другими большевиками денег из партийной кассы в сумме 200, 250, 600 и т.д. франков. На документах часто собственноручная подпись Ленина. Выдавала деньги „хозяйственная комиссия большевистского центра"118. Вот одна из таких расписок: „Получил 200 франков. 22/Х1 1908 г. Ленин"119.
Крупным каналом, пополнявшим партийную кассу, а следовательно, и личный бюджет Ленина, было меценатство. В начале века российские социал-демократы, как и либералы, пользовались определенной симпатией со стороны не только передовой прогрессивной интеллигенции, но и некоторой части промышленников, связывавших с этими силами свои надежды в деле освобождения от многих архаизмов самодержавия. Эта тенденция в ряде случаев находила довольно неожиданное выражение. В этом отношении весьма характерным является так называемое „дело Н.П.Шмита". Его необычность и запутанность схожи с острым политическим детективом, некоторые детали которого не совсем ясны до сих пор. Большевики, да и сам Ленин, документы Шмитовской эпопеи упрятали в секретные архивы на долгие десятилетия. В официальную историю, воспоминания, энциклопедии вошло о „деле" лишь то, что „работало" на большевизм.
Надежда Константиновна Крупская, учитывая размеры поступивших к большевикам сумм, назвала эту финансовую инъекцию обретением „прочной материальной базы"120.
Миллионер Савва Морозов, глава крупной, широко известной в России купеческой династии, и его близкие славились своей склонностью материально поддерживать русскую культуру, прогрессивные общественные начинания. Так, брат матери Саввы собрал великолепную коллекцию фарфора, перешедшую затем в собственность государства; другой Морозов - Иван - занимался собирательством редких полотен русских и зарубежных художников, коллекция которых также стала достоянием России. На деньги Морозовых расширялись больницы, создавались курсы по ликвидации неграмотности, поддерживались материально актеры театров. Известная либеральная газета „Русские ведомости" долго опиралась на денежную поддержку Саввы Морозова. В начале века купец и промышленник делает, казалось бы, немыслимые шаги: под влиянием М.Горького дает деньги большевикам на издание „Искры", оказывает помощь организациям социал-демократов. Скорее всего, не социальные мотивы руководили Морозовыми, а религиозные, духовные, выражавшиеся в потребности поддерживать культуру, гонимых людей, другие богоугодные дела.
При этом ум Морозова был смятенным, мятущимся, неустойчивым. Он очень боялся сумасшествия и, возможно, в минуты душевной депрессии в мае 1905 года в Каннах покончил с собой. По завещанию большая сумма денег через Горького была передана большевикам. По некоторым данным, это было 100 тысяч рублей. А часть перешла к ним по суду.
Его племянник Николай Павлович Шмит, владелец крупной мебельной фабрики, также помогал российским социал-демократам. Во время вооруженного восстания в Москве он был арестован охранкой за поддержку „бунтовщиков", но в феврале 1907 года в тюрьме при весьма загадочных обстоятельствах покончил с собой. Шмит, которому в день смерти не исполнилось и двадцати четырех лет, завещал часть своего капитала передать на революционные цели, не имея в виду только большевиков. Остается тайной, почему Н.П.Шмит, которого собирались выпустить из тюрьмы на поруки семьи, неожиданно покончил с собой. По закону его состояние унаследовали сестры Екатерина, Елизавета (несовершеннолетняя 16-летняя девушка) и еще более юный брат. Но к этому времени в семью уже были вхожи молодые большевики Андриканис и Таратута, знавшие покойного Николая Павловича.
Есть полное основание считать, что эти большевики получили задание добиться передачи состояния Н.П.Шмита в руки партии. Путь был избран романтический: ухаживание, покорение сердец, женитьба. Ввиду несовершеннолетия Елизаветы финансовые операции осуществлялись с помощью подставного опекуна. Так или иначе, Таратута, которого лично хорошо знал Ленин, образцово исполнил роль партийного сутенера. К этому следует прибавить, что сестры были увлечены загадочностью, романтичностью их роли в „подготовке революции" в России.
В 1909 году Андриканис с женой Екатериной и Таратута с Елизаветой приехали в Париж. Но очень скоро Андриканис, поразмыслив, отказался передать партии деньги, которые от него требовали. Сам Ленин по этому делу пишет (текст в архиве принадлежит руке И.Ф.Арманд), что „одна из сестер, Екатерина Шмит (замужем за господином Андриканисом), оспорила деньги у большевиков. Возникший из-за этого конфликт был урегулирован третейским решением, которое было вынесено в Париже в 1908 году при участии членов партии социалистов-революционеров… Этим решением было постановлено передать деньги Шмита большевикам"121. Однако Андриканис в конце концов согласился передать лишь незначительную часть состояния. Когда решили Андриканиса (которого большевистский центр закодировал как лицо „z") судить партийным судом… он вышел из партии. В результате партии пришлось довольствоваться крохами, которые добровольно пожелало передать лицо „z", не желая полностью уходить от ранее данных обещаний…122
Стали спешить, чтобы не ушло состояние по линии младшей сестры. Состоялось заседание большевистского центра (расширенной редакции „Пролетария") 21 февраля 1909 года. Протокол вел Зиновьев. Его рукой записано:
„В январе 1908 года Елизавета X. заявила большевистскому центру (расширенная редакция „Пролетария"), что, выполняя наиболее правильно волю покойного брата своего N, она считает себя нравственно обязанной передать Б.Ц-у переходящее по закону к ней имущество ее брата в одной половине. В той половине, которую она наследует по закону, заключается: восемьдесят три (83) акции Т-ва NN и приблизительно сорок семь (47) тысяч рублей наличным капиталом.
Подписи: Н.Ленин, Григорий (Г.Зиновьев), Марат (В.Шанцер), В.Сергеев (В.Таратута), Максимов (А.Богданов), Ю.Каменев.
21 февраля, Париж 1909 г."123.
Решили передачу денег произвести позже, после реализации акций. В ноябре В.Таратута с молодой женой вновь оказался в Париже и вручил Ленину более четверти миллиона франков (весьма большая сумма по тем временам). Из ряда денежных документов явствует, что до этого несколькими партиями большевикам было передано еще более полумиллиона франков… Лидер большевиков зафиксировал это в акте, копия которого осталась в партийном архиве:
Решили передачу денег произвести позже, после реализации акций. В ноябре В.Таратута с молодой женой вновь оказался в Париже и вручил Ленину более четверти миллиона франков (весьма большая сумма по тем временам). Из ряда денежных документов явствует, что до этого несколькими партиями большевикам было передано еще более полумиллиона франков… Лидер большевиков зафиксировал это в акте, копия которого осталась в партийном архиве:
„Согласно решению и расчетам исполнительной комиссии большевистского центра (расширенная редакция „Пролетария") в заседании 11 ноября 09 года принято мной от Е.Х. двести семьдесят пять тысяч девятьсот восемьдесят четыре (275 984) франка.
13.Х1.09. Н.Ленин"124.
А Елизавете Шмит и Виктору Таратуте выдали расписку:
„Тов- щам Е.Х. и В-ру.
Мы, нижеподписавшиеся, действующие в вопросе о деньгах, а также по доверенности тов. Вишневского, заканчивая дело, которое велось всей коллегией Б.Ц., и принимая остатки этих денег, берем на себя перед Вами обязательство: отвечать перед партией коллегиально за участь этих денег.
Н.Ленин.
Гр.Зиновьев"125.
Но, как оказалось, на этом дело „закончить" не удалось. После новых попыток к объединению большевиков и меньшевиков по инициативе последних остро встал вопрос: нужно объединить и партийную кассу. Но кто тогда будет их хранить, кто будет держателем капитала, который включал в себя, конечно, не только шмитовские деньги. После долгих горячих споров договорились (с согласия этих лиц), что депозитариями средств РСДРП будут такие известные германские социал-демократы, как К.Цеткин, К.Каутский и Ф.Меринг. Значительная часть средств была положена в банк на имя этих людей. Но объединение большевиков с меньшевиками оказалось фикцией, и в партии, по любимому выражению Ленина, продолжалась бесконечная „склока". „Держатели" денег были поставлены в трудное положение судей, ибо теперь они могли выдавать эти деньги, подвергаясь давлению и обвинениям с двух сторон. Ленин потребовал возвращения денег от „держателей" в большевистскую кассу. Первым ответил К.Каутский.
„т.Ульянов,
Ваше письмо получено. Вы получите ответ тогда, когда я договорюсь с госпожой Цеткин и г.Мерингом. Вероятно, Вы знаете, он отказался от своих функций депозитера из-за своей болезни. В результате этого депозитеры не могут принять никакого решения в случае разногласия во мнениях.
2 октября 1911 г. К.Каутский".
Ниже здесь же следует приписка: „Моя работа страдает от большого расточительства времени и сил для этого безнадежного дела. Поэтому я больше не в состоянии продолжать свои функции.
С парт. приветом - К.Каутский"126.
Но неожиданно „заупрямилась" вернуть средства К.Цеткин, считая, что деньги принадлежат всей партии. Началась долгая тяжба с привлечением адвокатов, раздраженной перепиской, колкостями в адрес держателей денег. В своем письме к Г.Л.Шкловскому по поводу отказа Цеткин вернуть деньги только большевикам Ленин по ее адресу допускает выражения совсем не джентльменского характера: „Мадама" столько налгала в ответе, что она запутывается все больше…"127 Дело дошло до долгого судебного разбирательства: Ленин требовал, чтобы все „держательские деньги" были возвращены большевикам. Вождь большевиков оказался цепким господином, что касалось денег. В фонде, который долгие десятилетия был закрыт, содержится ряд документов, подобных письму Крупской адвокату Дюко по поручению Ленина:
„Сударь,
Мой муж, господин Ульянов, уехал на несколько дней, он просил передать Вам для ознакомления следующие документы.
…Письмо трех держателей, датированное 30 июня 1911 г. Извещение директора агентства Национального банка в Париже от 7 июля 1911 г. о посылке госпоже Цеткин чека на 24 455 марок и 30 шведских облигаций.
…Резолюция РСДРП (январь 1912 г.) по поводу той суммы, которая находилась у госпожи Цеткин.
4 ул. Мари-Роз
Париж XIV
23.V.1912 г. Н.Ульянова"128.
Цеткин держалась, выдавая деньги на различные совещания, но, похоже, спор вокруг этих сумм не затихал, пока их не погасила начавшаяся мировая война. Но это была меньшая часть средств; большая половина все время была в распоряжении большевистского центра, а фактически Ленина.
Ленин был главным „держателем" и распорядителем партийных средств. Например, в августе 1909 года Ленин шлет распоряжение в контору Национального учетного банка в Париже продать принадлежащие ему ценные бумаги и сообщает, что он выдал А.И.Любимову чек на сумму 25 000 франков129. Эмигранты-революционеры находились всегда в большой финансовой зависимости от лидера большевиков.
Противники большевиков, зная о нравственной подоплеке дела Шмита", пытались не раз представить В.Таратуту то провокатором, то „грязным типом", „партийным сутенером", который „обеспечивает Ленину финансовую сторону его сомнительной деятельности". Но Виктор Таратута не только в дореволюционное время занимался финансовыми делами большевиков, как небезызвестный Ганецкий, он и после октября 1917 года пользовался в этих вопросах большим доверием Ленина. На жалобы В.Таратуты о нападках на него Богданова, других социал-демократов по инициативе Ленина было принято специальное постановление Большевистского центра, носящее характер партийной индульгенции, в котором подчеркивается, что все происходящее „не вызвало ни малейшего ослабления доверия Б.Ц. к товарищу Виктору"130.
В партийную кассу, а значит, и к Ленину, поступали деньги не только от пожертвований С.Морозова, Н.Шмита, М.Горького, но и от некоторых других состоятельных людей. Одним из них был, например, А.И.Ерамасов, предприниматель из Сызрани, с которым В.Ульянов познакомился еще в мае 1890 года. Тогда молодой Ерамасов интересовался работой революционных кружков в Сызрани и даже принимал в них участие131. Через полтора десятка лет Ленин вспомнил о нем и из Женевы обратился к сызранскому промышленнику с просьбой организовать денежную помощь для издания большевистской газеты „Вперед"132. Некоторое время спустя он вновь пишет письмо Ерамасову с аналогичной просьбой. Через Анну Ильиничну, по косвенным данным, такая помощь от Ерамасова поступала.
Тема „Ленин и Горький" особая, и мы ее еще коснемся в книге, но здесь нам нужно лишь подчеркнуть, что крупный русский писатель, слава которого была в зените еще до революции, много помогал большевикам материально. Что не мешало, однако, писателю в критические моменты истории (не при Сталине!) занимать самостоятельную позицию. А что она была самостоятельной, наглядно свидетельствует сборник статей Горького „Несвоевременные мысли", включивший в себя статьи за 1917-1918 годы, опубликованные в его газете „Новая жизнь"133.
Переписка Ленина с Горьким весьма обширна. Пожалуй, нет ленинского письма, где бы он не жаловался на финансовые трудности. Просит Горького что-нибудь дать из своих произведе-ний для поддержки того или иного большевистского издания, „помочь в агитации за подписку", „найти деньжонок на расширение „Правды"; думаю, „Вы не откажетесь помочь „Просвещению"; „денег нет"; „чрезвычайно меня и всех нас обрадовало, что Вы беретесь за „Просвещение"; „купец" давать еще не начал? Пора, самая пора"; „В силу военного времени я крайне нуждаюсь в заработке и потому просил бы, если это возможно и не затруднит Вас чересчур, ускорить издание брошюры…"134
Горький своим влиянием и собственными деньгами не раз приходил на помощь большеви-кам, хотя в ноябре 1917 года мрачно скажет о Ленине: это „не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата135.
Как видим, а мы коснулись лишь малой толики „денежных тайн" Ленина, он, находясь за границей, не нуждался, хотя обычно был склонен драматизировать этот вопрос. В советской историографии любили, например, приводить выдержку из письма Ленина, написанного осенью 1916 года Шляпникову, жившему в Стокгольме: „О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем. Надо вытащить силком деньги от издателя „Летописи" (Издатель"Летописи" - A.M.Горький), коему посланы две мои брошюры (пусть платит; тотчас и побольше!)… Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне…"136 Почему столь драматический тон письма? Может быть, его так потрясла и напугала смерть матери, которая всю жизнь самозабвенно заботилась о нем? Ведь Ленин по-прежнему контролировал партийную кассу, которая хоть и поскуднела, но не была пуста. До начала войны Н.К.Крупская получила наследство от своей тетки, умершей в Новочеркасске; Анна с Елизаровым и Мария продолжали эпизодически высылать деньги Ленину… Видимо, сказалась привычка революционера жить с „запасом прочности", определенным денежным резервом. Даже когда Ленин с Крупской возвращались в 1917 году в Россию, их кошелек не был пуст…