Для Колосова все началось с того, что их запланированный обмен информацией с Николаем Свидерко не состоялся. Коллегу срочно перебросили на раскрытие совершенного в Москве убийства, явно отдававшего разборочным душком.
Колосов читал об этом случае в столичной сводке происшествий, а потом видел сюжет в телепередаче «Криминальные новости дня». На первый взгляд ничего необычного в этом происшествии не было, В иномарке обнаружился труп прошитого автоматной очередью неизвестного молодца, в кармане куртки которого при осмотре места убийства сыщиками с Петровки был обнаружен пистолет «ТТ», безномерной, бывший в употреблении, не проходивший ранее ни по одной спецкартотеке огнестрельного оружия. Колосов просмотрел репортаж с места события и собирался тут же о нем забыть. Мало, что ли, по Москве убийств, в самом деле, как вдруг…
Свидерко явился в девятом часу вечера, когда Колосов уже собирался домой. Ввалился в кабинет — простуженный, хриплый, но до крайности энергичный, шумный и деятельный. Жизнь так и била в нем через край. Такой профессиональной окрыленности и розыскному «зуду» хмурый Колосов аж позавидовал. У Коли Свидерко, несмотря на все его многочисленные недостатки, имелась одна бесценная оперативная черта: как бы хреново ему ни приходилось, он никогда не терял присутствия духа.
— Никита, здорово! Коньяк в заначке есть? — с ходу брякнул Свидерко. — Доставай наливай. Я жрать хочу, как мамонт: сутки без обеда, это каково, а?
Никита усмехнулся: это тоже особенность Колькиной натуры — если он голоден, то вечно хочет пить.
— И что же мы празднуем? — осведомился он, разливая по чайным чашкам остатки извлеченного из сейфа дагестанского коньяка.
— Это еще не праздник, не юбилей, коллега, но кой-какой сюрпризик все же наклевывается. — Свидерко залпом хлопнул свои «сто пятьдесят гостевых», крякнул блаженно. — Хорошо пошел, собака! Сейчас бы еще борща, а? И котлетой зажевать.
— Ужинать пора, — Колосов извлек из шкафа скудный «сухой паек» — пачку соленых крекеров и пакет сушек с маком. — Чем богаты. Похрусти. Ну и, Коля? Что наклевывается? Ты крупно интригуешь.
— Знаешь, откуда я? — Свидерко хищно заграбастал горсть печений и захрустел.
— Догадываюсь. Я тебя через дежурку искал. Они сказали, где ты и с кем ты.
— Значит, вот какой расклад, Никита. Про убитого в «Форде» знаешь? Личность его мы почти сразу же установили — по дактопоиску крутанули, ну и… Пальчики его в нашей картотеке имеются уже. Это некто Александр Марсиянов, кличка среди своих — Пришелец. В 1993 году осужден Краснопресненским судом города Москвы к трем годам лишения свободы за грабеж и хулиганские действия. Я его потом и по ИЦ прокрутил. Хулиганская группа была, кому в дискотеке морду почистили, у кого-то часы с руки рванули, ну и все в этом духе. Марсиянов там не последнюю скрипку играл, ну и, соответственно, сел. Отбывал наказание в Пензенской области, поднабрался там опыта, наглости…
— Ты хочешь сказать, он как-то связан с нашим корейцем? — быстро спросил Колосов. — Тот тоже из Пензы и…
Свидерко загадочно погрозил пальцем.
— Не торопись, не гони вороных, коллега. Связи, связи, мда-а… Марсиянов этот — потомственный столичный житель. И как водится, соскочив с пензенских нар, едва лишь ему урочные склянки пробили, вернулся в родную Москву, где и… А вот сейчас слушай меня, Никита, особенно внимательно. Где судьба прибила его к некоему Салтыкову Василию Леонтьевичу, одна тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, ранее четырежды судимому по статье бывшей 144-й УК — кражи со всеми их многочисленными квалифицирующими признаками, так что и перечислять язык устанет. У Салтыкова этого, заметь, имеется примечательная кликуха: Салтычиха.
— Почему примечательная? — Да потому самому, — Свидерко весьма двусмысленно хмыкнул. — О нем, оказывается, в кругах конкурентов и недоброжелателей по Москве давно уже ползет слушок, что, дескать, этак лет тридцать назад, во времена еще своей самой первой ходки «туда», этот самый Вася Салтычиха был не раз опущен в камере за все те мелкие и крупные пакости, что причинил своим сокамерникам. Сейчас он заматерел, в люди выбился, вес приобрел среди своих, деньги, ну и упоминать об этих его позорных пятнах грешной юности стало как-то неприлично, а порой и опасно. Но земля-то, сам понимаешь, слухами полнится. А компетентные органы эти слухи на ус мотают, так что…
— Ясно, — Колосов кивнул. — Короче, Коля.
— Короче. По возвращении из колонии Марсиянову подфартило. — Свидерко снова ухмыльнулся. — Парень он видный, красотуля прямо, ну и… Каким-то макаром пересеклись у них пути-дорожки, и попал Пришелец на щедрые хлеба Салтыкова. Я тут справочки навел кое у кого… Так вот, в течение двух последних лет Марсиянов был ближайшим человеком Салтычихи. Его телохраном-личником, вышибалой и… Ну и все остальное само собой разумеющееся, учитывая пагубные привычки патрона.
— Это убийство и так по всем внешним признакам тянет на внутригрупповую разборку, — согласился Никита. — Так ты Салтыкова в убийстве подозреваешь? Что ж, вполне допустима" версия. А где Салтыков сейчас?
— Не торопись ты! Салтыков — я и о нем справка навел — мотанул в Грецию. Рейс из Шереметьева. Все чин чинарем: виза, ваучер на отель и тому подобное И заметь, улетел он в тот самый день, когда бездыханное тело его любимого телохрана, нашпигованное свинцом под самую завязку, было найдено в его машине. А у Салтыкова виза сроком на три месяца. Будет отдыхать наш Салтычиха как белый человек на пляжах солнечной Эллады.
Колосов наблюдал за Свидерко: и чего тут радоваться-то так? Ведь из твоего же рассказа, коллега, и ежу ясно; что главного своего подозреваемого вы уже упустили. Но оптимист Свидерко этим досадным фактом вроде бы даже и не расстроен…
— Я с этим делом решил не торопиться особо, раз тут такой безнадежный расклад вроде бы сразу же нарисовался. — Свидерко утолил подбородок в кулаке, по-прежнему сверля коллегу загадочным взглядом. — Но.., тут кое-что мои планы изменило. В этом их болоте — а заметь: вроде бы оно сейчас совершенно легальное, — сам Салтычиха давно уже вроде бы завязал. В наркоте, рулетке и прочих безобразиях тоже не замечен. Такой бизнес по Москве раскрутил! Торгует всем, что Бог пошлет. На ВДНХ у него павильоны, в строительство бабки вколачивает, в бензин-керосин, ресторан через племянника держит, ну и много чего еще. Так вот, повторяю: в этом их болоте у нас кой-какие полезные человечки имеются, гонят информацию помаленьку, ну и…
— И, Коля? — в который уж раз подстегнул словоохотливого коллегу Колосов.
— Короче. Я сразу же все кнопки жать начал. Задачу поставил: узнать, что там стряслось. Почему завалили Пришельца? Кто это персонально сделал? В чем тот, наконец, перед Салтыковым провинился?
Колосов усмехнулся: Свидерко уж слишком многого хотел от своих информаторов.
— Поначалу все было глухо, как в танке. Ни ответа, ни привета, но потом… — Свидерко кашлянул. — Я сам, ей-богу, такого не ожидал. Ну, в общем.., пошла информация: дескать, раздрай в близких к Салтычихе кругах начался около месяца назад. Выяснилось: у него, помимо Пришельца, был еще один телохран-личник. Не менее молодой и приятный во всех отношениях паренек по кличке Пекин. И между Марсияновым и им якобы давно шла вражда, соперничество за благосклонность патрона. Раза два даже доходило до открытых столкновений на почве неумеренного потребления алкоголя. Не то чтобы они тамбесились-ревновали, но… — Тут Свидерко снова ухмыльнулся:
— Кстати, пока не забыл. Хочешь новый анекдот, Никита? Гражданская война. К крестьянину двое в хазу стучатся: «Открой, дед!» — «Кто такие?» — «Красные!» — «Ох, хлопцы, наконец-то! А то все холубые да холубые», — он хохотнул хрипло.
А Колосова снова прямо зависть взяла: этакий жизнерадостный коллега! И с чего его так сегодня на анекдоты тянет? Неужели с этих жалких ста пятидесятиграммов?
— Чего ж ты с ним резину тянешь до сих пор? — спросил он. — Если так тебе все уж ясно, надо взять этого Пекина за жабры, ну и…
Тут Свидерко сделал многозначительный жест, призывая; к тишине и спокойствию.
— Да дело-то все в том, Никита, что этого типа взять за что-то интимное мы уже тоже вроде не можем. Весь сыр-бор в кругах, близких к Салтычихе, закончившийся такой печальной смертью Пришельца в расцвете лет, и начался с этого самого.
— Да с чего, черт тебя возьми? Говори нормально! Колька, чтобы с тобой беседовать — это надо прежде…
— Пекин провал около месяца назад. Бесследно. Это китаец, Никита. Имя ему Чжу Дэ. Салтычиха его вроде в роли и личника держал, и домашнего массажиста. Ну и для всего прочего вроде тоже. И вот этот парень — по национальности китаец — словно в воду у них канул, понял? Салтычиха, источник информирует, его чуть ли не с собаками по всей Москве искал, громы-молнии метал, переживал. Но так и не нашел. А тут подсуетились некие люди — надули боссу в уши насчет давней вражды китайца с Пришельцем, ну и…
— Когда, ты говоришь, пропал китаец? — переспросил Колосов.
— Около месяца либо трех недель назад. Естественно, к нам из всей этой салтыковской кодлы никто заявлять не пошел. Сами решили разобраться. Ну, видно, и доразбирались. Ты вот, кажется, с некоторых пор банк данных формируешь о всех пропавших без вести в столичном регионе лицах восточных национальностей. Сдается мне, что Пекин Чжу Дэ прямой кандидат в этот траурный кондуит.
— А почему Салтычиха прикончил Пришельца? Чужими ли руками, сам ли — это мы узнаем, но почему? У него, значит, имелись не только подозрения, но и прямые факты против него? Что источники говорят?
Свидерко пожал плечами.
— С момента обнаружения трупа в «Форде» и суток не прошло. Мы столько всего узнали, а тебе все мало. И-эх, губерния… Тут масса вопросов возникла и еще возникнет — голову дам на отсечение. Но Салтычиха для нас уже недосягаем.
— Вывод отсюда? — Колосов знал: Свидерко — человек дела. Задавал вопросик так, для затравки профессионального самолюбия.
— На все вопросы нужен позарез исчерпывающий ответ. Главного подозреваемого нет, улетучился. Значит, начнем работать пока с его окружением. Всеми теми кто имел с этой нашей троицей — Салтычиха, Пришелец, Пекин — контакты. Таких людей много, но… Салтыков, если все же приписывать это убийство ему, покарал за китайца Марсиянова. А вдруг он ошибся? И потом самое главное: что же произошло с китайцем? Где его тело, если он мёртв?
— Ты хочешь сказать, почему оно до сих пор не обнаружено?
— Да. И не только нами. Сдается мне, что в этом дельце труп прятали больше не от нас, а от глаз Салтыкова. Но почему? Ну, если его вообще, конечно, прятали, а не спустили куда-нибудь к диггерам в канализацию по ошибке. Ну как, Никита, тебе не интересно было бы все это прояснить?
— Мне? — Колосов смотрел в окно. — А ты сам считаешь, что исчезновение китайца как-то связано с нашей серией?
— Ты сам первый подал гениальную мысль проверить досконально каждый случай пропажи без вести лиц восточной национальности. Каждый случай — мамочка моя родная! А я лишь скромненько, но вполне логически продолжил заданную тобой схему. А связаны ли эти дела… Пока что-либо утверждать рановато. Поживем, поглядим, послушаем, обмозгуем фактики собранные — тогда увидим. Ну, у нас же все равно до сих пор нет какой-либо внятной версии по этому чертову делу. В долгий ящик уж сплавлять хотели этих «безголовиков», до нового трупа, а тут…
— А трупа-то, кстати сказать, и нет. И улик сближающих пока тоже.
— Ничего. Разберемся, — Свидерко пристукнул по столу ладонью. — Источник сообщает, что вся эта наша троица, из которой двое уже покойники, посещала частенько один веселый кабак на Киевском шоссе. Его племянник салтычихинский держит. Вот с него и начнем. Узнаем, кто еще посещал это местечко теплое, с кем конкретно у Пекина и этих двух там были контакты..
Колосов хотел сказать Свидерко его любимое: «Бог в помощь», но вдруг осознал, что кабаком на Киевском придется заниматься не кому другому, как ему. Как-никак по этому делу у них с Петровкой — полное взаимопонимание и взаимовыручка. А загородное Киевское шоссе — это, увы, уже не Москва, а область.
22 ТЛЕН
В это утро Белогуров проснулся очень рано. Часы показывали без четверти пять. В щель между неплотно задернутыми шторами спальни сочилась серая утренняя мгла. Последнее, что видел Белогуров во сне перед пробуждением, была горящая машина. Во рту даже чувствовался привкус гари, плавленой резины и раскаленного металла. И было нестерпимо жарко. Белогуров откинул одеяло: это всего лишь духота в спальне. А та машина во сне.., что это? Пережитый в ночном кошмаре рассказ Егора о том, как он на темном безлюдном пустыре у железнодорожного переезда «запалил с четырех концов» облитые бензином «Жигули», выполнившие свое предназначение?
Или ему снилась развороченная взрывом иномарка, где горели, как в подбитом танке, Феликс, его отец, его мать, его сестра…
— Проснулся?
Белогуров приподнялся на локте. Лекс, оказывается, тоже не спит. Смотрит в потолок. Вчера вечером Белогуров принес ей билет на концерт «Роллинг Стоунз». О таком подарке она лишь мечтала, но… «А почему один билет? — спросила она огорченно. — Я думала, мы с тобой пойдем. Или это зверски дорого? Ты много переплатил?»
Белогуров купил билет на «роллингов» у знакомого спекуля с Арбата. Заказал ему только один билет. За те сумасшедшие деньги этот билетный жулик достал бы ему и два, и три, и десять. Но Белогуров хотел, чтобы Лекс шла в этот вечер на «старичка Мика Джаггера» одна. В этот вечер ее ни под каком видом не должно было быть дома.
«Я не смог достать два билета, дружок, — соврал он ей. — И этот-то с трудом у Генки выклянчил. Такой ажиотаж — сама понимаешь. Концерт закончится около полуночи. Мы тебя встретим на машине — не волнуйся. Или я, или Егор».
«Я не волнуюсь. Спасибо за „роллингов“. Только, пожалуйста, не нужно Егора. Я заберу телефон с собой, — сказала Лекс. — Если сам не сможешь за мной подъехать — позвони, я славлю какую-нибудь тачку».
Она так и сказала: «Если не сможешь». Белогурову стало не по себе, хотя он отлично знал, что маленькая Лекс имела в виду. «Не сможешь» сесть за руль, потому что будешь пьян, как всегда по вечерам…
Однако в этот вечер… Ладно, что там говорить! Белогуров уткнулся лицом в подушку. Он не хотел думать о том, что будет вечером, когда лекс уйдет. Еще рано об этом думать. Еще всего лишь пять часов утра.
— Ты почему не спишь? — спросил он.
— Так. Не спится. — Лекс натянула простыню до подбородка, выпростала руки. — А ты?
— Разная чушь снится, — он чувствовал, как фальшивит его голос. — Спи.
— Иван, ты меня любишь?
Он снова поднялся на локте, заглянул ей в лицо.
— Конечно.
— Ты меня еще любишь?
— Любовь не знает убыли и тлена, Лекс.
— Чья?
— Господи, Лекс, не будем начинать выяснять отношения в пять утра.
— Твоя? — Она словно и не слышала его.
— Да. И твоя тоже. Наша с тобой.
— Иван, а для чего я тебе нужна?
— Ты мне нужна, потому что без тебя мне вообще ничего не нужно. Я тебе сто раз это говорил. Ты — моя Джульетта, моя принцесса на горошине, мой цветочек аленький, моя надежда, моя жизнь беспечальная. Господи, Лекс, ну что ты в самом деле? Что тебе еще сказать по твоему любимому, по-книжному? Что говорят герои любовных романов? Скажи — я охотно повторю, если это тебя успокоит.
— Я не читаю любовных романов. И ты не злись, Иван, не нужно так злиться.
— Ты вообще слишком много читаешь разной ерунды.
— И ем тоже. Егор сказал, это у меня какая-то «булимия». Как у Дианы. На нервной почве.
— Егор — кретин. Морду ему набью. Выброси из головы все, что он болтает. Ешь сколько хочешь.
— Ты совсем-совсем не бываешь дома. Почему? — Лекс говорила тихо, безучастно.
— Я занят. Дел невпроворот. Ты же сама хотела,
Чтобы в нашей квартире закончили ремонт. Чтобы мы уже к осени туда перебрались. И потом с галереей… Он сел в кровати.
— Я тебе не нужна, Иван. Абсолютно. Я не слепая. Ты мной тяготишься. Избегаешь.
— Ты мне нужна.
Она скользнула взглядом по стенам спальни. Отрешенное выражение лица ее сменилось печалью.
— Нет, не обманывай, я лишняя тут у вас. Вы всегда вместе — ты, Егор, даже Женька и тот как юла возле вас крутится. Вы такие деловые, такие занятые. А лишь я вхожу — вы умолкаете. Или говорите о какой-то чепухе.
— Мы партнеры с Егором. Это бизнес, Лекс, это дела взрослых мужиков. Тебя это волновать не должно.
— А они уже закончили там, в подвале?
Белогуров вздрогнул.
— Кто? Женька? А что ты имеешь в виду?
— Ну ты говорил, они там состав какой-то лака, что ли, изобретают, чтобы химичить потом…
— Нет, ни черта у них с Егором пока не получается. — Белогуров старался, чтобы его голос звучал спокойно. — Но и это тебя не должно волновать, Лекс.
— А что меня должно волновать?
— Новости журнала… «Вог» он, кажется, называется или «Квелле» — новый каталог.
— Там маленькие размеры. Я же вон какая корова.
Белогурову хотелось плюнуть, чертыхнуться: снова-здорово! Но ему было жаль ее. Он поцеловал ее, точнее, ткнулся губами куда-то в ухо, в теплые волосы. И почувствовал сразу, что она истолковала эту его вынужденную ласку по-своему.
— Убери руку, — попросил он через секунду хрипло. — Не нужно. Пожалуйста, я прошу тебя!
Она, не отвечай, начала исступленно целовать его. Руки ее знали свое сладкое дело.
«Любовь не знает убыли и тлена…» Молодое горячее тело. Жадное, Полное ожидания. У Белогурова появилось ощущение, что его насилуют. Эти мягкие, нежные, неумолимо-настойчивые руки. Эти полудетские, неумелые, но алчные губы сейчас вместе с дыханием высосут в поцелуе и его кровь…
— Оставь меня в покое! Я же прошу тебя по-человечески. — Не владея собой, он отшвырнул ее на подушки. — Не веди себя как проститутка!