Автор этого материала рассказал о дочке «шановного» профессора кое-что весьма нелицеприятное. В годы студенческой юности она очень любила заниматься общественной работой. В частности, сбором средств на «сирых и убогих». Как выяснилось позже, президент студенческого благотворительного фонда «Товариство (общество) добра» Стефания Свербицкая, не страдая «моральными комплексами», без зазрения совести запускала руку в общественный кошелек и преспокойно кутила на украденные деньги в лучших львовских ресторанах.
В одном из них она и встретила своего будущего мужа. Дато, увидев красотку Стешу, поспешил развестись со своей третьей по счету женой и женился на «свидомой» студенточке. Очень скоро обнаружилось, что часть бизнеса мужа хитрым образом новобрачная сумела переписать на себя. Разразился семейный скандал, в итоге которого брак распался, а Свербицкая в свой актив записала свою первую крупную аферу. Впрочем, очень скоро погорела и сама. Продав свою долю, она вложилась в некий «сверхприбыльный» проект и… оказалась без денег.
Окончив университет, Стефания устроилась преподавателем в одну из киевских школ для детей состоятельных родителей и там очень скоро стала своего рода звездой местной педагогики. О ней писали хвалебные статьи, снимали на ТВ. Но однажды грянул гром. Совершенно случайно обнаружилось, что «истинная украинская патриотка» организовала подпольный бордель, где клиентов обслуживали ее ученицы, в числе которых была дочь одного крупного чиновника.
Свербицкую от тюремных нар спасло лишь спешное вмешательство отца и бегство в Россию – хотя скандал и замяли, в воздухе явственно запахло угрозой внесудебной расправы. Стефанию предупредили, что на нее сделан «заказ». Завершая свой материал, автор саркастично вопрошал, где же теперь панночка Стеша (намекая на аналогию с гоголевской панночкой-ведьмой из «Вия»)? Не в России ли продолжила она свою «просветительскую» деятельность?
«А вот это – именно то, что надо! – не мог не отметить Гуров. – Значит, наша «свидомая» имеет богатый опыт по части организованной проституции. Не здесь ли собака зарыта? Ну что ж, теперь вопросов к ней будет более чем достаточно. Главное – найти бы ее!..»
Просматривая последний файл, Лев наткнулся на интересную информацию о бывшем муже Стефании. Независимый киевский журналист, упомянув о запредельно «свидомой» семье Свербицких, рассказал о неприятностях, которые с некоторых пор стали ее преследовать. В частности, начались проблемы у Опанасия. Некие граждане отобрали у него джип, объявив, что машину забирают в «фонд АТО». Его попытка пожаловаться в милицию закончилась тем, что целая команда «правосеков», встретив его на выходе из райотдела, едва не отправила «идеолога свидомости» в мусорный бак.
Напомнил о себе и Дато Ларидзе. Его бизнес во Львове уже довольно давно зачах окончательно и бесповоротно. Однако этот бизнесмен, женившийся в очередной, как бы не в пятый или шестой раз, никак не бедствует. У него новый бизнес-проект в Голландии и в ряде других европейских стран. Но не это главное. Дато вдруг вспомнил, что у него есть законная дочь. И эту дочь он решил забрать себе. Однако, приехав во Львов, он узнал, что Стефания уже давно в России, вышла там замуж, а у его дочки – отец, который ее удочерил. И теперь отобрать ребенка Дато уже не сможет никакими судами.
Но Ларидзе решил не сдаваться и в настоящее время готовит документы для подачи в какой-то высокий международный суд. В одном из последних интервью он сказал столь же угрожающую, сколь и загадочную фразу:
– Стоит мне раскрыть кое-какие бумаги, как Стешка сама приползет ко мне на коленях и примет любые мои условия!
«Та-а-к! А не этот ли Ларидзе и есть та самая «третья сила»? – Гуров поставил компьютер на ожидание и глубоко задумался. – Допустим, Дато решил бороться за дочь. Припугнул Стефанию своим компроматом, и она пошла на то, чтобы оклеветать Бориса. Логично? Логично. Если бы Вологодцев сел по обвинению в педофилии, то отсудить ребенка для Ларидзе никакого труда не составило бы. Стоп! А для чего же тогда покушение? Нет, нет, нет! В какой-то мере, если хорошенько поразмыслить, то убийство Вологодцева для Ларидзе не так уж и выгодно. Что-то тут не вяжется…»
Походив по кабинету и приведя мысли в порядок, Лев решил заглянуть к фотошоперам. Но, как бы опережая его мысли, в дверь раздался стук, и в кабинет вошел Костя Изюмов.
– Лев Иванович! Вот, закончили с Друшмалло составлять фоторобот интересующего вас человека… – Он протянул лист бумаги, на котором было чуть размытое изображение лица человека средних лет с гуцульскими усами. – Там еще один пришел – больничный завхоз с Первухинской. Тоже составлять фоторобот. Что-то у нас сегодня с этим график очень плотный.
Взяв фоторобот и окинув его запоминающим взглядом, Гуров поднял глаза на Костю и как бы между прочим произнес:
– Не исключено, к вам может прийти еще одна свидетельница. И тоже составлять фоторобот!
Хлопнув себя ладонью по макушке, Изю-мов тут же исчез за дверью. А Гуров, по совести сказать, уже и подзабывший про Лидию Георгиевну, набрал ее номер и, услышав отклик, поинтересовался планами на остаток дня.
– Лев Иванович, если очень надо, то могу прибыть к вам хоть сейчас. И машину высылать за мной не обязательно – думаю, у вас и без меня забот хватает. Скоро буду! – пообещала она.
Лев поблагодарил свою собеседницу и отправился к информационщикам. Уведомив Жаворонкова о том, что фотошоперы фоторобот подручного Свербицкой уже подготовили, он поручил информотделу разослать его по всем отделениям Москвы и Подмосковья. Пообещав это выполнить в кратчайшие сроки, капитан виновато признался, что Юрия Михасина пока что найти не смог. Он выяснил его домашний адрес, однако там уже года три как проживают совсем другие люди.
– Ну, что получится, то уж получится… – бросил Гуров на ходу, покидая отдел.
Теперь у него на очереди была поездка в некий Центр неформального творчества «Кубус», где и проходила выставка «современного искусства». Поразмыслив, звонить туда Лев не стал. В конце концов, если Факей Сольби, он же Григорий Хухупкин, сейчас находится там, у своего «бессмертного творения», то никуда он не денется и разговор состоится в любом случае. А если он там, но будет знать о скором прибытии опера из главка, то запросто может смыться. Поэтому лучше явиться как снег на голову – это увеличивало шансы на успех.
Лев добежал до ближайшего кафе (обед есть обед!), после чего вызвал служебную машину и с шофером Володькой, на еще новой, но уже «бывалой» «Волге» отправился на улицу Камскую. Более чем через полчаса пути, изрядная часть которого пришлась на обеденные пробки, он увидел перед собой длинное темно-красное здание старинной постройки. Отчего-то в памяти сразу же всплыли ироничные строки Высоцкого: «…Я – в ГУМ, за покупками: это – вроде нашего лабаза, но – со стеклами…»
На парковке перед зданием было полным-полно набито дорогих иномарок, через вестибюль курсировали вереницы людей. Выйдя из машины, Лев огляделся. Невдалеке о чем-то весьма эмоционально спорила молодая пара. Мужчина, сокрушенно воздыхая, втолковывал своей спутнице:
– Люсенька, но это же самый настоящий кич, дикая безвкусица, к тому же замешанная на пошлости! Ну что это за экспонат – пирамида из ночных горшков, раскрашенных в цвета флагов различных государств? Или, вон, скелет селедки, насаженный на вилы? Какого черта мы потеряли битых два часа на свалку всевозможного мусора?
– Эдик, ты ничего не понимаешь! – постанывающим голосом не соглашалась с ним блондинка в красивом черном платье. – Это же современное искусство! Оно особенное! Это не буквальное, а эмоциональное отражение нашего мира. Да, соглашусь, встречаются и неудачные инсталляции. Но надо понимать, что это сейчас устойчивый тренд, а мы должны быть в тренде!
– Лично я никому и ничего не должен. Тем более этим бездарям, которые пудрят мозги всяким там лохам безголовым, которые повелись на их рекламу! – вспылил Эдик.
– Ну хорошо, успокойся! – тронула его за руку Люсенька. – Поехали в «Млечный Путь», пообедаем там, потанцуем… А?
– Поехали… Только есть я уже не буду – после этой помойки весь аппетит пропал. Особенно после консервной банки с какашками какого-то там «великого художника». Тьфу, пропади он пропадом!..
Едва сдерживая смех, Гуров направился к вестибюлю. «Зря я пообедал, – мысленно констатировал он. – Чего доброго, наизнанку вывернет от здешних художественных ценностей!» Его опасения оказались ненапрасны. Прямо при входе в выставочный зал он увидел сработанный из ржавой арматуры скелет человека с раскинутыми в стороны руками и деформированной под человеческий череп дырявой эмалированной кастрюлей. В скрюченных железных пальцах экспонат держал две сетки-авоськи образца семидесятых, в которых лежали сломанные детские игрушки – расчлененные, безглазые куклы, разодранные плюшевые мишки, разбитые молотком автомобильчики…
Две дамочки неопределенного возраста, всплескивая руками, преувеличенно громко восхищались «полетом мысли» автора этого «шедевра»:
– Это бесподобно! Это фантастично! – без конца повторяла шатенка в навороченных темных очках.
– Какая глубокая мысль заложена в этой композиции! – причитала брюнетка в брючном костюме. – Человек, даже если у него железная натура, уходя из детства, все равно всю жизнь несет с собой багаж прошлого, каким бы оно ни было… Ах, это великолепно!..
Деликатно откашлявшись, Лев попросил ценительниц «искусства» указать ему, в какой стороне можно найти инсталляцию Факея Сольби «Камень у водопада».
– О-о-о! Вы хотите увидеть бессмертный шедевр самого Факея Сольби?!! – с блеском экзальтации в глазах разом воскликнули обе дамы. – Вам нужно пройти во второй сектор зала, это туда, влево. И там вы сами увидите этот всплеск авторской мысли, это поистине божественное озарение!
Поблагодарив своих собеседниц, Гуров отправился дальше, лавируя между посетителями выставки и экспонатами, один из которых, в частности, представлял собой прозрачный хозяйственный пакет, наполненный обглоданными арбузными и дынными корками, другой – футбольный мяч, пронизанный огромным пластмассовым фаллоимитатором. Стоявшие подле мяча двое субтильных юнцов неопределенной половой принадлежности многозначительно рассуждали о том, сколь верно эта инсталляция отражает положение дел в российском футболе.
«Вам ли рассуждать о футболе, субтильненькие! – усмехнулся Лев, окинув их ироничным взглядом. – Сами-то чего можете? Если дать вам мяч, хоть раз ногой по нему попадете? Вот оно – это самое «поколение пепси»…»
Еще через несколько шагов он наконец-то увидел «гениальное творение», которое представляло собой ничем не примечательный угловатый булыжник, позаимствованный, скорее всего, на какой-нибудь стройке, и рядом с ним текущую из открытого водопроводного крана воду. В паре шагов от «шедевра», выпятив грудь и заложив руки в карманы, стоял его создатель, сияющий самодовольной улыбочкой. Он слушал комплименты двух чопорных бабушек в старомодных шляпках и, как видно, пребывал на вершине блаженства.
– Гражданин Хухупкин? – одним лишь своим появлением разрушив этот миг нескончаемого счастья, строгим тоном поинтересовался Гуров.
Факей Сольби тут же поскучнел, несколько даже скукожившись и изобразив собой большой вопросительный знак. Его поклонницы быстренько ретировались, недовольно косясь в сторону невесть откуда взявшегося рослого типа, совсем не похожего на представителей здешнего «мира искусств».
– Да, это я… – блеющим голосом подтвердил «великий художник». – А в чем, собственно говоря, дело? Простите, я занят! – бесцеремонно отмахнулся он от очередной поклонницы, метнувшейся к нему с изъявлениями своих чувств.
– А дело вот в чем, – продолжил Лев, показав удостоверение. – Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашей хорошей знакомой Стефании Свербицкой. Надеюсь, вы не скажете, что это имя вам неизвестно?
Растерянно подвигав перед собой руками, Хухупкин неохотно кивнул:
– Стефания? Да, мы с ней несколько знакомы… Вас интересуют детали наших взаимоотношений?
– Нет, ваши постельные дела меня не интересуют вообще, – отрицательно качнул головой Лев. – Прежде всего меня интересует, когда и при каких обстоятельствах вы видели ее в последний раз?
– С ней что-то произошло?! – захлопав глазами, недоуменно спросил Хухупкин.
– Это вот мы и выясняем, – пояснил Лев, не теряя выдержки. – Но я повторяю свой вопрос: когда и при каких обстоятельствах вы виделись с ней в последний раз?
– Знаете, точно даже не скажу, – пожал плечами «Факей Сольби». – Вероятнее всего, дня три назад. Да, да, да! Именно три дня назад. Она пришла сюда, на выставку, и мы вместе с ней пошли в кафе «Платан». Пили там кофе. Потом ей кто-то позвонил по телефону, и она сразу же ушла. Больше я ее не видел. Она мне не звонила, я ей тоже. Да и когда звонить-то? Поклонницы задолбали вконец… Вон, еще две тащатся! Ща начнут излияния души… Девочки! Я занят, подойдите попозже… – скрипуче уведомил он двух раскрашенных девиц в мини-юбках, взирающих на все сущее взглядом олененка Бэмби, только что появившегося на свет.
На вопрос Гурова о содержании телефонного разговора его собеседник, пощипав себя за бороду, только и смог припомнить, что звонившему Стефания нервозно заявила: «Это не мне, это вам нужно! Значит, условия буду ставить я!» – и почти сразу же после этого ушла, даже не попрощавшись.
– Хотите сказать, что этот разговор на нее очень сильно подействовал и она пребывала в каком-то ступоре?
– Да, похоже на то… – согласился Хухупкин. – Она еще и до этого как-то раз посетовала на то, что какие-то «мужланы» ее достали донельзя. Но что и как, объяснять не стала. Она вообще со мной не очень откровенничала. Основные темы наших разговоров были о новинках современного искусства, о ценах на выставочные экспонаты… Мне так кажется, она встречалась со мной не потому, что я ей нравился, а лишь для получения интересующей ее информации, – резюмировал он, скорбно заломив брови.
– Как вы считаете, если бы Стефания вдруг захотела залечь на дно, где бы она могла спрятаться? – спросил Гуров.
Подергав себя за бороду, Хухупкин предположил, что, скорее всего, она могла бы пойти к его коллеге Авдею Мишелло, по паспорту – Леониду Крысонову. По его словам, «постельный этап» отношений Свербицкой и Крысонова закончился уже давно, однако они остались хорошими друзьями и продолжали поддерживать приятельские связи. Кроме того, Хухупкин назвал еще около десятка известных ему фамилий, с кем у Стефании были романы самой разной продолжительности.
– М-м-м… Васька Жерехов, абстракционист. С ним она трахалась около месяца. Потом ушла к сюрреалисту Гошке Абдураилову, но буквально на пару недель. Потом месяца три кувыркалась с концептуалистом Федькой Тормозных. С Витькой Андрейчуком перепихнулась всего один раз, так, для интереса. Кто же еще?..
Взяв на заметку все названные имена, Гуров на прощание вручил Хухупкину свою визитку, уведомив о том, что, как только ему что-то станет известно о Стефании, он должен будет немедленно позвонить в любое время дня и ночи.
– Это и в ее интересах, – добавил он. – Мне так думается, ввязалась она в очень опасную игру, которая для нее может закончиться не самым лучшим образом.
Лев уточнил, где именно может найти Авдея Мишелло, и направился к стенду с вывешенными полотнами «а-ля Винсент ван Гог». Невдалеке, установив рядом со своими картинами мольберт, что-то вырисовывал крупный щекастый гражданин лет сорока пяти, с мощной шеей и щетинистыми рыжими усами. Узнав, кто и зачем к нему пожаловал, он отложил свои кисти и, встав со складного стульчика, со вздохом сообщил, что со Стефанией они не виделись уже давненько.
– Недели две, как минимум… – произнес он хрипловатым баском портового грузчика. – Да, собственно говоря, нас с ней уже мало что связывало. Она иногда покупала мои полотна. Как недавно мне стало известно, их она выставляла на зарубежных аукционах. Зарабатывала на этом неплохо.
Разговор неожиданно прервал худощавый гражданин среднего роста, с горящими глазами старателя, попавшего на золотоносные пески. Подбежав к незаконченной картине, он некоторое время восхищенно всплескивал руками, после чего, поманив к себе рукой столь же худоватую даму, только ростом пониже, с дрожью в голосе провозгласил:
– Эрочка, согласись – это божественно! Ты глянь, какова глубина художественного замысла! Верхняя часть картины – вселенская ночь, яркий апельсин луны и пронзительные колокольчики звезд. И – чистое белое поле вечного дня, рвущегося снизу, вместе с восходящим солнцем. Которое где-то там, далеко внизу, но оно есть! Есть! Простите, сколько вы хотите за это чудное полотно? – трепетно дыша, повернулся он к «Авдею Мишелло».
– Э-э-э… Так я его еще не… – начал было говорить художник, но мужчина тут же перебил его:
– Да, да, я понимаю! Вы его еще не оценивали у специалистов. Хорошо! За пятьдесят тысяч рублей вы мне его не уступите?
Разведя руками, «Авдей Мишелло» с тягостным вздохом согласился:
– Ну, разве что только из уважения к истинному ценителю искусства…
Проводив взглядом ликующую пару (эдакий шедевр оторвали, можно сказать, за бесценок!), Гуров продолжил разговор:
– То есть, где сейчас может быть Свербицкая, вы не в курсе?
– Нет, конечно! Да и никто из этой тусовки вам, скорее всего, ничем помочь не сможет. Нет! Она сюда ездила, только чтобы, так сказать, оттянуться. И все! Какие-то иные ее дела были не для здешних ушей… – Художник хрипловато рассмеялся и добавил: – Я только лишь раз был свидетелем того, как она какому-то типу отдавала распоряжение. Он как-то так незаметно сбоку прибился и что-то ей шепотком доложил. Она на него глянула, как барыня на своего холопа, и важно обронила: «Ну, ты сам знаешь, что и как делать в такой ситуации!»