Через пять минут мы все разошлись в заданных направлениях. Я шел с Такуми. Наша задача была — отвлекать.
— Мы, блин, как морская пехота, — сказал он.
— Первые в бой, первые на смерть, — беспокойно согласился я.
— Чертовски верно.
Он остановился и открыл рюкзак.
— Не тут, дружище, — сказал я. — Надо дойти до Орла.
— Знаю, знаю. Просто… погоди. — Он достал плотную повязку на голову — коричневую, с плюшевой лисьей головой спереди. И надел.
Я рассмеялся:
— Что это за фигня?
— Это моя лисья шапочка.
— Лисья шапочка?
— Да, Толстячок Лисья шапочка.
— А зачем тебе лисья шапочка? — поинтересовался я.
— Потому что чертову лису никому не поймать.
Уже через две минуты мы сидели на корточках за деревьями, которые росли в пятнадцати метрах от задней двери дома Орла. У меня сердце колотилось, как барабаны в каком-нибудь техно.
— Тридцать секунд, — прошептал Такуми, и мне вдруг стало не по себе, точно как в ту ночь, когда я только приехал, познакомился с Аляской и она схватила меня за руку и зашептала: Бежим, бежим, бежим, бежим. Но я не двигался.
Я подумал: Мы недостаточно близко подобрались.
Я подумал: Он не услышит.
Я подумал: Он услышит и вылетит так быстро, что мы не успеем удрать.
Я подумал: Двадцать секунд. Я дышал тяжело и часто.
— Толстячок, — прошептал Такуми, — чувак, ты справишься. Беги просто, и все.
— Ага. — Просто беги. Колени не подкашиваются. Я не задыхаюсь. Надо просто бежать.
— Пять, — сказал он. — Четыре. Три. Два. Один. Поджигай. Поджигай. Поджигай.
Загорелось, затрещало, как на День независимости, который я всегда отмечал с родителями. Долю секунды мы стояли неподвижно, глядя на фитиль, чтобы убедиться, что он загорелся. А потом Такуми крикнул шепотом:
— Давай, давай, давай, блин.
И мы побежали.
Через три секунды — громкий взрыв. Он мне напомнил пальбу из автоматов в «Обезглавливании», только куда громче. Мы уже шагов на двадцать успели отбежать, но все равно казалось, что барабанные перепонки лопнут.
Я подумал: Ну, такое он точно услышит.
Мы неслись вдоль футбольного поля, в лес, на холм, весьма слабо осознавая свое положение в пространстве. Поскольку было темно, палки и покрытые мхом камни под ногами попадали в поле зрения в самую последнюю секунду, я время от времени спотыкался и падал, и боялся, что Орел нас догонит, но все равно поднимался и бежал за Такуми, прочь от школы и общаг. Мы неслись, как будто на кроссовках у нас были крылышки. Я мчался, как гепард, точнее говоря, как гепард, который слишком много курит. А потом, ровно через минуту, Такуми остановился и рывком открыл рюкзак.
Пришла моя очередь вести обратный отсчет. Я вперился в часы. В ужасе. Он уже точно вышел. И бросился в погоню. Интересно, быстро ли? Он уже старый, но наверняка дико разозлился.
— Пять-четыре-три-два-один… ш-ш-ш-ш.
В этот раз мы даже паузу выдерживать не стали, просто побежали — дальше, на запад. У меня легкие разрывались. Я вовсе не был уверен, что продержусь тридцать минут в таком темпе.
Петарда взорвалась, детонируя остальную связку.
Когда грохот стих, мы услышали крик:
— ОСТАНОВИТЕСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!
Но мы не остановились. Остановок в плане не было.
— Я лиса, — шептал Такуми — и себе и мне, — лису никто не поймает.
Через минуту снова пришла моя очередь. Такуми считал. Фитиль загорелся. Мы побежали.
Но она не взорвалась. Мы были готовы к одной осечке: запасная связка петард у нас имелась. Но еще один холостой будет стоить Аляске с Полковником целой минуты. Такуми сел на корточки, поджег фитиль и побежал. Загрохотало. Петарды затрещали быщбыщбыщ — в унисон с моим сердцем.
Когда они отгремели, я услышал:
— СТОЙТЕ, ИЛИ Я ВЫЗОВУ ПОЛИЦИЮ! — Голос доносился издалека, но Роковой Взгляд я чувствовал и на таком расстоянии.
— Свиньям лису не остановить, я слишком скор, — сказал Такуми сам себе. — Я даже рифмовать могу, вот насколько я хитер.
Полковник предупредил нас, что Орел может грозиться полицией, но беспокоиться не рекомендовал. Орлу полиция в кампусе самому ни к чему. Это обеспечит заведению дурную репутацию. Мы бежали, не останавливаясь, попутно перепрыгивая препятствия и продираясь сквозь густые заросли кустарника. Мы падали. Поднимались. Если по каким-то причинам преследовать нас по звуку хлопушек ему было трудно, матюки, которые мы издавали, спотыкаясь о поваленные деревья и падая в шиповник, точно не давали ему сбиться с курса.
Одна минута. Я опустился на колени, поджег фитиль, бегу. Бдыщ!
Потом мы свернули на север, думая, что уже миновали озеро. Это было ключевым моментом нашего плана. Чем дальше мы убегали, оставаясь при этом на территории кампуса, тем дальше побежит и Орел. Чем дальше он побежит, тем дальше он будет от классов, где колдовали Полковник с Аляской. Затем мы планировали сделать небольшой круг, вернувшись в сторону учебного здания, а потом метнуться к ручью, на мост над Норой-курильней, — там бы мы снова вышли на дорогу и победоносно вернулись в сарай.
Но вот в чем дело: мы слегка неверно держали курс. Озеро, как оказалось, мы даже не миновали, перед нами еще лежало поле, а потом только — оно. Мы были еще слишком близко к корпусу, бежать оставалось только вперед, я посмотрел на Такуми, который бежал рядом, нога в ногу, и он скомандовал: «Давай сейчас».
Я опустился на колени, поджег фитиль, и мы понеслись дальше. Мы вылетели на поляну, так что, если Орел шел за нами прямо по пятам, он бы нас увидел. Мы добрались до южного края озера и продолжили свой путь вдоль берега. Оно было не таким-то и большим, метров четыреста в длину, так что бежать оставалось немного, когда я увидел его.
Лебедя.
Он плыл к нам, яростно хлопая крыльями, как одержимый, и вот он уже вылетает на берег прямо перед нами, издавая совершенно ни с чем не сравнимый дикий звук: самые мерзкие ноты из предсмертного крика кролика плюс самые мерзкие ноты из детского плача, — но другого пути не было, так что мы не остановились. На бегу я изо всех сил ударил птицу, а он клюнул меня в жопу. Через некоторое время я начал заметно прихрамывать, потому что задница у меня буквально горела, и я думал: Что, блин, за слюна у этого гада такая ядовитая, почему так жжет?
Двадцать третья связка петард тоже не взорвалась и, значит, стоила нам минуты. В тот самый момент, кстати, мне очень не помешала бы минута отдыха самому. Я умирал. Жжение в левой ягодице перешло в сильнейшую боль, многократно усиливающуюся, когда я наступал на левую ногу, поэтому я бежал, как раненая газель, спасающаяся от львиного прайда. Что уж и говорить, скорость нашего движения значительно снизилась. С того времени как мы добрались до другого края озера, Орла мы не слышали, но я не думал, что он бросил погоню. Он пытался усыпить нашу бдительность, но у него ничего не выйдет. Мы сегодня непобедимы.
Мы в измождении остановились: у нас осталось еще три связки, и мы надеялись, что Полковнику хватит времени. Потом мы побежали дальше, пока не добрались до берега. Вокруг было так темно и тихо, речушка буквально ревела, но я все равно слышал наше сбившееся дыхание даже после того, как мы рухнули на гальку у воды. Только тогда я посмотрел на Такуми. Он раскинул руки и ноги, лисья голова теперь располагалась точно над его левым ухом. Взглянув на собственные ладони, я увидел, что из некоторых ссадин даже идет кровь. Я вспомнил, что упал в какой-то кошмарный куст шиповника, но боли не почувствовал.
Такуми принялся вытаскивать колючки из ноги.
— Лисенок, блин, утомился, — сообщил он и рассмеялся.
— А меня лебедь за жопу цапнул, — ответил я.
— Я видел. — Такуми улыбнулся. — Кровь идет?
Я сунул руку в штаны, чтобы проверить. Крови не было, так что я решил отпраздновать это сигаретой.
— Миссия выполнена, — констатировал я.
— Толстячок, блин, мы, блин, несокрушимы, блин.
Мы не понимали, где именно находимся, ведь речушка петляла по всему кампусу, поэтому мы минут десять шли вдоль берега, из расчета, что шагаем мы раза в два медленнее, чем бежали, а потом свернули налево.
— Думаешь, налево? — спросил меня Такуми.
— Я совсем запутался, — признался я.
— Лиса указывает налево. Значит, налево.
И конечно же лиса привела нас прямо к сараю.
— Вы в порядке! — воскликнула Лара, когда мы подошли. — Я волновалась. Я ви-идела, как Орел из дома вылетел. В пи-ижаме. Он казался очень злым.
Я ответил:
— Если он уже тогда был зол, хотел бы я посмотреть на него сейчас.
— А почему вы так долго? — поинтересовалась она.
Я ответил:
— Если он уже тогда был зол, хотел бы я посмотреть на него сейчас.
— А почему вы так долго? — поинтересовалась она.
— Мы возвращались длинным путем, — сказал Такуми. — А кроме этого, Толстячок ходит теперь как старая карга с геморроем, потому что его лебедь в жопу клюнул. А Аляска с Полковником где?
— Не знаю, — ответила Лара.
И тут послышались шаги, бормотание, хруст веток. Такуми мигом похватал спальники и спрятал их за тюками сена. Потом мы выбежали через черный ход и залегли в высокую траву. Он нас выследил, подумал я. Мы облажались.
Но потом я различил голос Полковника, слышно было хорошо, и он явно злился.
— Потому что список подозреваемых сокращается до двадцати трех! Почему ты не могла сделать все по плану? Блин, где все?
Мы вернулись в сарай, чувствуя себя слегка глупо из-за того, что так их напугались. Полковник сел на тюк сена, оперся локтями о колени, свесил голову и прижал ладони ко лбу. Он думал.
— Ну, нас, в любом случае, еще не поймали. Ладно, для начала, — сказал он, не глядя на нас, — скажите мне, что во всем остальном сбоев не было. Лара?
— Да. Все хорошо.
— Побольше подробностей можно?
— Я все сделала, как ты напи-исал. Я подождала, спрятавши-ись за домом Орла, когда он броси-ится за Майлзом и Такуми, а потом побежала позади общаг. Забралась в окно к Кеви-ину. Добави-ила что надо в гель и конди-ици-ионер, потом то же самое повтори-ила в комнатах Джеффа и-и Лонгвелла.
— Что надо? — переспросил я.
— Неразведенная профессиональная синяя краска для волос номер пять, — объяснила Аляска. — Купила на деньги, которые с тебя за сигареты получила. Если нанести на мокрые волосы, не смоется еще несколько месяцев.
— То есть мы покрасим их в синий цвет?
— Ну, формально. — Полковник до сих пор говорил, глядя в пол. — Они сами покрасятся в синий. Но мы, конечно, сильно упростили им эту задачу. Что вы с Такуми справились, я вижу — вы здесь, мы здесь, значит, вы все сделали как надо. И хорошие новости: родителям трех засранцев, дерзнувших нам насолить, мы отправили отчет об их успеваемости. Точнее, о том, что они отстают по трем предметам.
— Ого. А плохи-ие? — поинтересовалась Лара.
— Ай, да хватит, — ответила Аляска. — Другие новости тоже хорошие: когда Полковнику что-то послышалось и он убежал в лес, я позаботилась о том, чтобы родителям остальных двадцати выходников тоже пришли эти отчеты. Я их все распечатала, разложила по школьным конвертам и опустила их в почтовый ящик. — Она повернулась к Полковнику: — Ты намного раньше меня улетел. Наш маленький Полковник насмерть перепутался, что его отчислят.
Полковник встал, сделавшись выше остальных, ведь мы все сидели.
— Ничего это не хорошие новости! Этого мы не планировали! И это означает, что целых двадцать три человека автоматом исключаются из списка подозреваемых. Двадцать три врага, которые смогут нас вычислить и рассказать!
— Если это произойдет, — сказала Аляска, — я все возьму на себя.
— Ага. — Полковник вздохнул. — Как в случае с Полом и Марьей. Ты скажешь, что ты шныряла по лесу, взрывая петарды, и одновременно взламывала Сеть и рассылала поддельные отчеты об успеваемости? Орел на это, конечно, купится.
— Расслабься, приятель, — вступился Такуми. — Во-первых, нас не поймают. Во-вторых, если и поймают, я скажу, что мы с ней были заодно. Тебе же важнее остаться.
Полковник молча кивнул. Спорить с этим смысла не было: если его выпрут отсюда, в другой хорошей школе он стипендию не получит.
Понимая, что нет лучшего способа обрадовать Полковника, кроме как признать его гениальность, я спросил:
— А как ты в Сеть влез?
— Сначала забрался в окно кабинета доктора Хайда, запустил его комп и ввел пароль, — с улыбкой ответил он.
— Ты его угадал?
— Нет. Я во вторник зашел к нему и попросил распечатать мне список литературы, которую рекомендуется прочесть. И подсмотрел: J3ckyInhyd3.
— Блин, — сказал Такуми. — Так бы и я мог.
— Ну да, но тогда бы тебе не удалось побегать в своей суперсекси шапочке, — со смехом ответил Полковник.
Такуми снял повязку и убрал в рюкзак.
— Кевин взбесится, когда посинеет, — сказал я.
— Так я тоже взбесилась, когда моя библиотека промокла. Кевин — просто кукла надувная, — ответила Аляска. — Если в кого из нас ткнуть иголкой, у нас кровь потечет. А его ткнуть — он лопнет.
— Это верно, — согласился Такуми. — Он придурок. Он же ведь убить тебя мог.
— Да, наверное, — подтвердил и я.
— Тут таких полно. — Аляска все еще кипела. — Понимаешь? Сраных кукол из богатеньких семей.
Но даже если Кевин и пытался меня убить и все такое, я не думаю, что его стоило ненавидеть. Ненависть к одноклассникам отнимает очень много сил, я давно это дело бросил. Я воспринимал наш прикол лишь как ответ на их предыдущую выходку, как прекрасную возможность, как выразился Полковник, учинить небольшой беспредел. Но Аляска, похоже, относилась к этому иначе, для нее это было чем-то большим.
Я хотел расспросить ее об этом, но она легла, скрывшись за тюками сена. Аляска все сказала, а раз так, ждать от нее чего-то еще смысла не было. Выманить ее удалось только через два часа, когда Полковник открыл вино. Мы передавали бутылку по кругу, пока у меня в животе не возникло кисловатое теплое чувство.
Вообще я бы хотел, чтобы выпивка мне нравилась больше (а Аляска — наоборот). Но в тот вечер я был рад даже напиться, особенно когда тепло из живота разлилось по всему телу. Мне не нравилось тупеть или терять контроль над собой, но нравилось, что все становилось легче (смеяться, плакать, ссать на виду у друзей). Зачем мы пили? Я — просто для забавы, особенно потому, что мы и так уже рисковали исключением. Постоянная угроза изгнания из Калвер-Крика делала все незаконные удовольствия более кайфовыми, и мне это нравилось. А сама вероятность исключения, конечно, не нравилась.
за два дня
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я проснулся рано, губы пересохли, изо рта шел пар. Такуми взял с собой переносную горелку, и Полковник склонился над ней — он грел воду для растворимого кофе. Солнце светило ярко, но холод все равно не отступал, я сел рядом с Полковником и начал мелкими глоточками пить кофе («Особенность растворимого кофе в том, что пахнет он хорошо, а на вкус как желчь», — сказал Полковник), потом по очереди проснулись Такуми, Лара и Аляска, и мы целый день скрывались, хотя и очень шумели. В общем, сидели громко, не как мышки.
После обеда Такуми решил, что нам надо посоревноваться в фристайле.
— Толстячок, ты начинаешь, — заявил он. — А ты, Полковник Катастрофа, будешь задавать нам ритм.
— Дружище, я не умею рэп читать, — взмолился я.
— Ничего страшного. Полковник ритм тоже задавать не умеет. Ты попробуй просто, наговори чего-нибудь, а потом мне эстафету передашь.
Полковник сложил ладони рупором у рта и начал издавать страннейшие звуки, больше было похоже на пердеж, чем на басы, а я… м-м-м… начал читать свой рэп.
— Э-э-э, мы сидим в сарае, солнце садится на горизонте, в детстве в «Бургер Кинг» я ходил в короне, блин, у меня не стихи, а говнище, пусть продолжает Такуми-дружище.
Такуми продолжил без пауз:
— Ох, Толстячок, приятель, не знаю, готов ли начать я, но я, как Эдвард Руки-ножницы, порву твою нежную кожицу, вчера я пил и икал и икал, ритм Полковника — полный провал, но когда я беру микрофон я слышу, что у девочек влет сносит крышу, я и за Японию, я и за Бирмингем, да, я желтокожий, но нет проблем, меня в детстве дразнили, но мне лично по фигу, как и телкам, чей я любовник.
Влезла и Аляска:
— Ах, ты опять наехал на женский пол, тебе бы в жопу вставить кол, ты уверен, что я и рэп читать не умею толком, но от моих слов просто бьет током, и если ты не прекратишь свой гон, ты сдохнешь, как античный Вавилон.
Такуми снова взял слово:
— Если моя рука соблазнит меня, я ее отсекаю, я от девчонок, как старики от подагры, страдаю, черт, как-то испортились мои стихи, Лара, прошу, помоги.
Лара говорила тихо и медленно, и с ритмом у нее было еще хуже, чем у меня.
— Меня зовут Лара, и-и я и-из Румынии, ой как трудно-то. Один раз я была в Албании. Я люблю ездить в маши-ине Аляски, но не очень хорошо говорю по-англи-ийски, я говорю так, как будто у меня горло боли-ит, зато сразу понятно, что я космополи-ит. Ох, не знаю, что сказать еще, пусть на этом будет уже все.
— Я бомблю, как Хиросима или даже Нагасаки, девчонки все считают, что я крутой, как Рокки, я пью саке, чтобы не забыть, кто я такой, дети меня не понимают и думают, что я тупой, я не маленький, но и не качок, и не такой болван, как Толстячок, я, блин, лис, а это моя команда, и мы жжем реально как надо. Ну и все.