Глава 3
Сопротивляясь сильному приступу агорафобии, я все-таки взобрался на вершину холма и огляделся. Мне не принципиально было в какую сторону идти, но хотелось просто увидеть ближайший ориентир, к которому предстоит проложить путь. За два с половиной года с начала катастрофы я так привык прятаться и бояться, что минута на открытом пространстве, лишила меня сил, как после многокилометровой пробежки. Наметив в качестве ориентира следующий холм, я поспешил спуститься в неглубокий овраг. Снег там был рыхлый, идти по нему было тяжело, но мне казалось, что там я в большей безопасности.
Солнце опускалось за горизонт. На темнеющем небе появились первые звезды. Примораживало. Я решил идти еще часа два, а потом озаботиться поиском удобного ночлега. Признаться, я уже порядком вымотался. Вынужденная диета, на которой сейчас пребывало большинство людей нашей планеты, не обеспечивала организм достаточным количеством энергии. Каждый шаг давался с усилием. Я знал, что если я оступлюсь, то сил подняться уже не будет.
На два часа меня не хватило. На глаза мне попались кусты, пригнутые к земле большой шапкой снега. Под ними должна была образоваться уютная пещерка, вполне подходящая для ночлега. Я осторожно очистил от снега вход и забрался внутрь. Под руками зашуршали сухие листья и мелкие ветки. Очень хорошо, хоть какая-то изоляция от промерзшей земли. Вход закупорил снегом, оставив отверстие для воздуха.
Временное пристанище показалось мне уютным и безопасным и под мерное урчание голодного желудка, к которому я уже привык, меня стало клонить в сон. Перед тем, как отойти в царство Морфея вспомнились события недавнего прошлого.
В сознание меня привел женский плач. Где-то рядом уже на протяжении долгого времени, не меняя тональности, раздавался плач. Голова болела неимоверно и этот заунывный плач отдавался в ней вибрациями камертона, готовыми расколоть мой несчастный череп.
Я открыл глаза. Вернее, только один. Второй залила запекшаяся кровь. Приподнялся, чтобы оглядеться. В голове забили колокола, и непроизвольно раздался стон. Светало. От земли шел туман. Военной техники не было видно и слышно. Когда я смог немного сфокусировать зрение мне предстала печальная картина. Все пространство вокруг меня было усеяно трупами. Выходит, военные не разбирали в кого стрелять. Да и как их в темноте разобрать, где человек, а где зомби? Тотальная зачистка.
Я сел. Голова кружилась и болела. Вспомнились события непосредственно перед тем как потерять сознание. Что-то сильно стукнуло меня по голове. Я осторожно притронулся к больному месту. Такое ощущение, что в голове у меня была дырка. Рваные края раны топорщились в разные стороны. Мне не было видно, но я живо представил, как это выглядит со стороны.
Не меньше получаса я сидел в исступлении, не зная что делать дальше. Рука непроизвольно трогала рану. Я смотрел на ладонь, каждый раз, как прикасался к голове. На ней была кровь. Рядом не прекращался женский плач. Он то и вывел меня из сомнамбулического состояния. Пошатываясь, как пьяный я пошел на звуки плача.
— Чего орешь? — Я хотел сказать строго и с раздражением, но голос меня подвел и выдал тихий шепот.
На земле лежала девушка в светлом платье, которе успело порядком замараться. Она закрыла лицо руками и в такт своему рыданию, трясла плечами.
— Хватит орать! У меня голова болит от твоего плача! — Наконец мой голос обрел некоторую громкость.
Девушка подняла на меня свои красные, припухшие глаза. Разум в них не читался совсем. Мне показалось, что меня она не увидела. Девушка снова закрыла лицо ладонями и продолжила плакать.
— Прекрати! Заткнись уже! — Я присел и отнял ладони от ее лица.
Девушка вздрогнула и посмотрела на меня немного осмысленнее.
— Живая, и радуйся. Посмотри кому не повезло больше чем тебе. — Я показал рукой на лежащие вокруг нас трупы.
Девушка замерла и долго смотрела на меня. Слава богу, ее взгляд не принадлежал мертвому взгляду зомби. Я никак не мог понять, в своем она уме или витает где-то. Наконец она протянула руку и показала на мою голову пальцем. Она попыталась что-то сказать, но не смогла.
— Меня Сергей зовут. — Я попытался установить с ней контакт.
— Голова. — Произнесла она первое слово.
Тут до меня дошло, что рана, жутким цветком распустившаяся на моей голове привлекла ее внимание.
— Ах, это! Я думаю, что мне повезло, и пуля только скользнула по моей крепкой башке. Выглядит ужасно, да?
Девушка закачала головой, подтверждая мои слова.
— Я бы посмотрел на нее. А с тобой что? Ты ранена?
Девушка снова замерла, как будто мой вопрос подвесил ее операционку. Видимых следов крови и ранения я не увидел. Наверняка, психологическая травма. У меня не было никаких планов, что делать дальше. Я нащупал респиратор, болтавшийся на шее и попытался натянуть его себе на лицо. Резинка касалась кожи головы рядом с раной. Это было больно. В итоге я просто прижал его левой рукой к носу и отправился осматривать трупы, втайне надеясь не увидеть среди них отца.
Трупы зараженных выделялись сразу. Из них обязательно торчали одно или несколько плодовых тел. А вблизи, они уже все были разложившимися и наружу торчали череп и кости конечностей. Тогда я впервые догадался, что гриб, лишившись способности передвигаться вместе с человеческим телом, попросту сжирает его, выращивая привычный нам гриб, с ножкой и шляпкой.
Почти вся первая линия трупов состояла из зомби. Мне представилось как они нагнали толпу паникующих людей, бегущих неизвестно куда. Военные не стали разбираться кто из них кто и стали косить всех подряд. Люди гибли сразу, а безумные зараженные, получив несколько пуль в тело, продолжали двигаться дальше. Найти отца среди зомби было проблематично. Если только по одежде, да и не мог он так быстро обратиться в них.
Мое состояние напоминало глубокий похмельный синдром. Мне приходилось постоянно одергивать себя, потому что я терял концентрацию и просто бродил среди погибших. Я обошел всех, и не по разу. Отца среди них не было.
Солнце начало припекать и к моей ране стали подлетать мухи. Я испугался, что они смогут отложить в мою рану яйца. Необходимо было разжиться бинтами и перевязать рану. Ближайший известный мне запас медикаментов находился в лагере, который мы покинули накануне. Возвращаться туда было страшно, но другого выхода я не видел.
— Что дальше? — Внезапно раздавшийся за спиной голос заставил меня резко обернуться. В голове потемнело и я чуть не потерял сознание. Снова забили колокола.
Девушка с распухшим лицом, взлохмаченными волосами и грязном платье вопросительно смотрела на меня. Я подождал когда немного утихнет боль.
— Мне нужно назад в лагерь. Видишь, на рану мухи пытаются сесть, нужно срочно перебинтоваться.
— Я боюсь туда идти.
— Я тоже, но куда деваться. Не хочу чтобы у меня в голове завелись черви. Полегчало?
— Немного. Ничего не помню. Как началось в лагере, помню и всё. Мама, папа, братик, все заразились. Наверно от той старушки с котом. — Девушка прижала ладони к лицу и тело ее снова заходило в плаче.
— Послушай, как тебя зовут?
— Лена. — Не отнимая ладоней от лица ответила девушка.
— Лен, у меня тоже вся семья пропала. Мать заразилась, и ее застрелили у меня на глазах, а отец пропал сегодняшней ночью в этой кутерьме. Успокойся. Нам всем тяжело. — Мне казалось, что общая беда немного ослабит личное горе каждого.
— Хорошо. — Не переставая всхлипывать согласилась Лена.
— Молодец, а то совсем распухла от рева.
— Ты на себя посмотри. Лохматы с головы свисают. Глаз не открывается. — Поддела она меня.
Хорошо, значит идет на поправку.
— Тогда нам с тобой одна дорога, в лагерь. Ты со мной?
— Да. Не оставаться же мне одной среди… этого? — Она обвела поле усеянное трупами.
— Пошли тогда и посматривай, чтобы мухи не садились мне на рану.
Не так далеко удалось нам убежать от лагеря. Минут через десять мы стояли у открытых ворот. Я зашел на блок-пост и взял свой автомат. Рядом нашел свою железку, со следами запекшейся крови и пучков волос на ней. На территории лагеря стояла гробовая тишина. Тела людей и иссохшие скелеты зараженных валялись то тут то там.
— Держись меня и не отходи. — Приказал я Лене. Та безропотно подчинилась.
Первым делом я обошел вокруг здания и забрался на крышу. Ни отца, ни следов его пребывания мне обнаружить не удалось. С высоты крыши лагеря можно было увидеть самые высокие здания в нашем городе. Отсюда они выглядели довольно мирно. Я спустился вниз и первым делом увидел своего товарища Артема. Его тело, съеденное наполовину, топорщилось кровавыми ребрами наружу. Мухи облепили его и сновали по разлагающимся внутренностям.
Мой желудок дернулся в спазме, но из-за того что в нем было пусто, меня не вырвало. Мухи напомнили мне о том, что пора бы забинтовать свою рану. Медикаменты лежали в комнате персонала, доступ к которой был у военных. Мне пришлось немного постучать прикладом автомата, чтобы в нее попасть. Дверь поддалась под моей настойчивостью. Мы зашли внутрь и закрыли дверь изнутри. В небольшой тумбочке находился весь набор необходимых компонентов.
Мой желудок дернулся в спазме, но из-за того что в нем было пусто, меня не вырвало. Мухи напомнили мне о том, что пора бы забинтовать свою рану. Медикаменты лежали в комнате персонала, доступ к которой был у военных. Мне пришлось немного постучать прикладом автомата, чтобы в нее попасть. Дверь поддалась под моей настойчивостью. Мы зашли внутрь и закрыли дверь изнутри. В небольшой тумбочке находился весь набор необходимых компонентов.
— Бинтовать умеешь? — Спросил я девушку.
— Пару раз приходилось. Но тебе не красоваться, как перевяжу так и перевяжу.
— Отлично! Тогда бери перекись и полей там хорошенько на мои лохмотья.
— Бррр! — Лену передернуло. — Тебе неслабо досталось.
— Неслабо тем, кто уже не встанет, а у меня царапина. — Я храбрился. На самом деле я мог бы упасть в обморок, если бы увидел свою рану.
Лена полила сверху на рану. Перекись зашипела, пожирая мертвую ткань. Осторожно, ваткой смыла присохшую к лицу кровь. Мой глаз наконец-то открылся в полную силу.
— Твои лохмотья нужно отстричь или приложить к ране, может прирастут? — Предложила девушка.
— Я за то, чтобы прирастить. Не хочу плешивиной сверкать.
Лена начала манипулировать рваными краями моей раны. Было почти не больно. Она посыпала рану сверху стрептоцидной присыпкой.
— У тебя черепок проломлен. Прогибается, когда я прижимаю.
— Лучше не говори мне об этом, я могу и замертво упасть.
— Терпи казак, атаманом будешь.
Девушка достала бинты. Сделала тампон, приложила к моей ране и заглянула мне в лицо с улыбкой.
— Что? — Удивился я её реакции.
— А тебя придется бинтовать под челюсть, иначе повязка не удержится. Я просто представила тебя с этой повязкой. Красавчик!
— Меньше всего мне сейчас хочется пленять женщин своей красотой. Делай как считаешь нужным, я стерплю.
Она кропотливо, стараясь не сделать мне больно, наложила повязку. Я был похож на человека страдающего зубной болью. Впрочем, после того, что нам пришлось пережить, мне было глубоко наплевать на то, как я выгляжу.
В тумбочке были таблетки болеутоляющего. Я выпил две штуки и пару пачек сунул себе в карман. Затем присел на кровать и зажал ствол автомата между ног. Немного отпустившая боль позволила задуматься о ситуации в которой мы находились.
Куда нам надо было теперь идти? В город? Вряд ли. Наверняка он полон зомби. Люди если и есть, то попрятались по домам. Зачем им пускать к себе лишние рты. Если идти к военным, то это не меньше пятидесяти километров по полям. Но они мне ясно дали понять, что им никто не нужен. Да и рана на голове очень отчетливо напомнила о их приветствии. Что остается. Лагерь. Почему бы и нет? Здесь есть еда. На двоих ее должно хватить не на один месяц. Патронов и автоматов тоже в избытке. Не мешало бы обработать помещения внутри каким-нибудь фунгицидом и можно жить спокойно.
— Что надумал, Сергей? Вид у тебя был очень сосредоточенный. — Это было сказано с сарказмом. Явный намек на мою перевязанную несерьезную физиономию.
— Я думаю, что нам с тобой пока отсюда уходить не надо. Здесь есть стены, оружие и еда. Пока мы не знаем, что происходит вокруг, рисковать и лезть на рожон не следует. Не знаешь, как нам можно обеззаразить помещение?
Лена озадаченно осмотрела комнату.
— Вообще, я слышала что шашки бывают, которыми погреба обрабатывают. В принципе, всё.
— А как насчет задержаться здесь?
— В принципе, я согласна с тобой. Мне здесь спокойнее, чем снаружи.
— Вот и хорошо. Давай стащим в эту комнату оружие, еду, укрепим ее и будем жить.
Мне хотелось думать, что мой отец выжил, и подчиняясь той же логике, что и я вернется в лагерь.
Первым делом, я занес все ящики с патронами в нашу комнату. Получилось три целых ящика и пара начатых цинков. Забил магазин патронами, сунул за ремень железяку и вместе с Леной вышли во двор.
На улице щебетали птицы, спокойный ветерок обдувал тело, испаряя с него выступивший от напряжения пот. Вполне мирно, если бы не трупы людей, и проросшие грибами зомби.
— Лен, чтобы не случилось, при первых же признаках опасности, беги в здание.
Девушка кивнула головой.
За первую неделю жизни в лагере моя рана успела немного поджить. Теперь она начинала понемногу свербить, заставляя трогать ее руками. Мы с Леной немного обустроили территорию лагеря, стащив все трупы людей в высохший бассейн. Запах вокруг него стоял тошнотворный. К трупам зомби, на всякий случай прикасаться не стали.
Затем, в старом подвале, служившем овощехранилещем в те времена, когда пионерлагерь функционировал по назначению, нашли несколько фунгицидных шашек. Все здание лагеря на сутки было пропитано их дезинфицирующим дымом. После этой обработки мы спокойно разгуливали внутри помещения без респираторов.
Наши отношения с Леной постепенно перестали быть дружескими, что помогало нам не вспоминать родных, а наоборот зациклиться друг на друге. Она готовила еду из оставленных военными запасов, а я искал дрова и обеспечивал безопасность.
Через неделю нашего пребывания в лагере, закончилось бабье лето и начались проливные дожди. Температура упала и в здании стало холодать. Из железной бочки и труб я сделал печку, которая кое-как обогревала небольшую комнату, в которой мы поселились.
За все наше пребывание в лагере нас никто не беспокоил. У меня начало создаваться впечатление, что мы остались одни в этом мире. Мы с Леной часто говорили о своей миссии по возрождению человечества. Не всерьез, конечно, но какая-то мания величия, основанная на ощущении своей избранности появилась. Месяц одиночества еще больше убедил нас в том, что вокруг никого не осталось.
Дожди сменились сухой и морозной погодой по утрам. Теплой одежды у нас не было. Чтобы выйти на улицу мне пришлось сделать из одеяла самодельную одежду, прорезав в подходящих местах дырки для рук и перетянувшись проволокой вместо пояса. Вид у меня был, как у немца под Сталинградом. Покидать лагерь в поисках одежды или другого пропитания, было боязно, и мы наивно полагали, что сможем перебиться тем, что у нас есть.
Нашу идиллию нарушил шум моторов в одно морозное утро в начале ноября. Я проснулся от этого звука и мое сердце тревожно забилось. Вроде бы можно было и порадоваться тому, что вас нашли люди, но я не чувствовал никакой радости. Чувство опасности заставило меня схватить автомат и броситься к выходу.
Метрах в тридцати от ворот стояли три автомобиля. Первым стоял «УАЗик» в охотничьем обвесе. Позади него стояли две «Нивы». Возле первой машины стоял вооруженный мужчина в охотничьем камуфляже и смотрел на лагерь в бинокль. Мне не понравился этот кортеж. Ясно, что времена изменились и никто без оружия на улицу не выйдет, тем более в одиночку. Но я чувствовал, что от этих людей исходит угроза.
— Лен! Просыпайся! К нам гости пожаловали, не нравятся мне они! — Я растормошил подругу, которая спросонья никак не могла ничего понять.
— А? Что? Где? — Лена села на кровати и терла глаза.
— Собирайся, говорю! Там на трех машинах к нашему лагерю подъехали! Неприятные какие-то типы.
До нее наконец, дошло и Лена принялась одеваться, а я снова побежал к входной двери, через которую хорошо просматривались подъезды к лагерю. Возле машины уже суетились несколько человек. У каждого имелось оружие. Они обсуждали что-то друг с другом показывая рукой в сторону лагеря. Наверняка они уже увидели нашу трубу торчащую из окна и догадались, что в лагере живут. Тогда, какого лешего им обсуждать. Если место занято, пусть катятся дальше, ищут себе другое прибежище. У меня появился соблазн подстрелить одного из них. Но голос совести не позволил мне этого сделать. Я решил дождаться что они предпримут первыми.
Какое-то время вооруженные люди обсуждали, постоянно тыча стволами в сторону лагеря. Меня это сильно напрягало. Люди с добрыми намерениями уже давно бы озвучили цель своего приезда. Мне было невдомек, что на просторах страны человеческие отбросы уже сформировали мобильные банды с целью добычи продуктов питания у слабых. Засады на автомобили на дорогах, грабежи деревень стало для них основным занятием в условиях изменившегося мира.
Видимо вооруженные люди пришли к какому-то мнению. Они сели в машину и подъехали к воротам. Я закручивал ворота на толстую проволоку, и просто так их было не открыть. Из первой машины вылез мужчина и осмотрел мой запор. Второй стоял за открытой дверцей автомобиля и держал свое оружие стволом в сторону лагеря. Мне в голову вдруг пришла мысль, что они знают сколько нас здесь. Наверняка, они ведут себя так уверенно, потому что знают, что в лагере кроме двух клоунов, одетых в одеяла с дырками больше никого нет. Мне стало страшно. Я был не готов к этому морально. Что мне оставалось делать? Вступить в бой, защищая Лену и себя, и пасть в этом бою со стопроцентной вероятностью? Пустить людей к себе и отдать им продукты, Лену, а напоследок получить пулю между глаз, за ненадобностью? Или же дать деру, схватив все самое нужное? У меня были секунды на размышление и я выбрал последний вариант. Чтобы отсрочить проникновение вооруженных людей на территорию лагеря я несколько раз выстрелил одиночными в сторону машин. Мужчина, открывающий ворота, упал на землю и выстрелил в обратную. Из других машин выскочили остальные и тоже открыли стрельбу. Пули пробили дверь и завизжали рикошетами от стен.