Хотя... как посмотреть! Сказал же Бернард Шоу, что танцы – это вертикальное выражение горизонтальных желаний!
Алена спускалась по длинной-предлинной лестнице с девятого этажа (лифта в этом крыле не было) и думала: хорошо бы на выходе дежурил уже другой вахтер. Этот сегодня никак не желал пропускать ее на урок, пока не пришел Виктор Михайлович. Система секьюрити в клубе Дома связи была поставлена на зависть всем облсудам на свете. Тут-то совершенно немыслимо себе представить покушение на чью-либо жизнь. Разве что сотрудникам взбредет в голову устроить разборку, но главное, чтобы у них были пропуска для прохода в здание. Алена-то свой умудрилась неведомо где посеять, то ли дома куда-то закопала, то ли в поезде обронила, а скорей всего, потеряла в Москве, в метро, при первой встрече с Игорем.
Ну да, вдруг увидеть такие глаза, небось не только о пропуске забудешь, а обо всем на свете. Вот она и забыла...
Да пропади он пропадом со своими глазами, этот клин, который ей тоже необходимо вышибить из своей жизни как можно скорей! Воспоминания о нем так и тащатся за ней следом, так и влачатся, будто преследователь, у которого явно злодейские намерения!
Она сердито махнула сумкой. Ручка пакета, и прежде-то дышавшая на ладан, оторвалась, и танцевальные босоножки вывалились на ступеньки, причем так резво, словно собирались снова пуститься в пляс.
Одна туфелька упала в опасной близости к лестничному пролету. Алена проворно поймала ее за ремешок; взгляд невольно скользнул в пролет, и она увидела, что двумя этажами ниже стоит на площадке какой-то человек и, вытянув шею, смотрит вверх.
Очевидно, он услышал, как что-то упало, и теперь пытался понять, что там, наверху, происходит.
В этом, несомненно, не было ничего странного. Странным Алене показалось другое – смотревший на нее снизу человек внезапно отпрянул, словно боялся быть замеченным. А потом вдруг помчался вверх по ступенькам, громко топая.
Мало ли куда может спешить совершенно незнакомый человек! И вроде бы не было никаких причин у Алены поспешно подхватывать вторую босоножку, а потом срываться с места и точно так же заполошно мчаться вверх по лестнице.
Не было никаких причин... кроме одной: этот человек вовсе не был ей незнаком. Она узнала его узкое лицо и черную куртку, слишком легкую, не по сезону. Именно этот тип сегодня изумленно выматерился, столкнувшись с ней лицом к лицу в скверике облсуда. И нет сомнения, нет никакого сомнения, что именно его видела она в Москве, напротив «Макдоналдса».
***Из приговора областного суда по делу Царегородского Н. Н., Щербака В. И., Савельева А. П., Счастливцева В. К. и других (дело № 348).
В октябре 1999 года нигде не работавший Царегородский Н.Н. приступил к созданию преступной организации для совершения систематических краж нефтепродуктов из нефтепровода ОАО «Транснефтепродукт» на участке Нижний Новгород – Рязань, принадлежащего Нижегородскому предприятию магистральных нефтепродуктопроводов (далее везде НП МНПП), с целью последующей продажи топлива для личного обогащения.
Ссылка Царегородского на то, что данная мысль была ему подсказана в случайном разговоре каким-то знакомым, имени которого он якобы не помнит, может считаться пустой отговоркой и не имеет значения для дальнейшего развития событий, поскольку преступная деятельность организованного Царегородским сообщества осуществлялась всецело по его преступному замыслу, под его контролем и постоянным руководством.
В ходе следствия была проведена оперативная работа для разыскания и привлечения в качестве свидетеля упомянутого лица, однако оно так и не было названо ни Царегородским, ни другими участниками преступной группировки, а потому осталось анонимным.
Понимая, что для бесперебойных и систематических краж топлива и чужого имущества необходимы как транспортные средства для перевозки похищенного, так и место сбыта – автозаправочная станция, Царегородский обратился к Щербаку и Савельеву с предложением совершать кражи с проникновением в магистральный трубопровод.
Предпринимателю Счастливцеву в октябре 1999 года предложили участвовать в преступном сообществе и выполнять обязанности по предоставлению автотранспорта, перевозке похищаемого топлива и последующей его реализации.
Счастливцев, осуществлявший коммерческую деятельность на автозаправочных станциях (далее везде АЗС), расположенных соответственно на 442-м километре шоссе Москва—Казань, на 31-м и 37-м километрах шоссе Нижний Новгород—Саранск, а также АЗС на пересечении улиц Деловой и Красноугольной Советского района г. Нижнего Новгорода, сознавая объем, масштабность, длительность и систематичность предстоящих краж из нефтепродуктопровода, согласился с предложением Царегородского и Щербака реализовывать похищаемое дизельное топливо на принадлежащих ему АЗС. При этом Счастливцев установил, что дизельное топливо он будет приобретать по половинной цене по сравнению с рыночной.
Счастливцев в ноябре 1999 года выделил для совершения хищения Щербаку и Савельеву грузовой автомобиль «КамАЗ 5320», государственный номер В 516 АО-52, с прицепом, государственный номер АА 173652, общим объемом 18 170 литров.
Для бесперебойного цикла хищений в крупных размерах Савельев и Щербак заключили договор с ООО «Пирс-сервис» об оказании транспортных услуг и предоставлении для перевозки нефтепродуктов двух бензовозов «КамАЗ», государственный номер В 441 ЕН-52 (16 711 литров), и «КамАЗ 5320» В 442 ЕН-52 (10 511 литров).
Царегородский вовлек в сообщество стрелка группы быстрого реагирования Нижегородского предприятия магистральных нефтепродуктопроводов Кузнецова П. П. Царегородский предложил Кузнецову за денежное вознаграждение сообщать ему конфиденциальную информацию о датах и времени перекачек дизельного топлива по нефтепродуктопроводу, времени проверок конкретных отрезков нефтепродуктопровода группой быстрого реагирования, равно как и иную информацию, необходимую преступному сообществу для совершения хищений...
***Газета «Жизнь», 3 января 2002 года .
НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК
Тревожное сообщение получили сотрудники линейного отдела милиции на железнодорожном транспорте на станции Петушки. Произошло это как раз накануне Нового года, 31 декабря. Проводница пассажирского поезда, следовавшего из Барнаула в Москву, обнаружила в тамбуре, в подсобном помещении, подозрительный груз. В ведре для угля лежал загадочный сверток...
В действие тут же был введен план «Мина». Когда со всеми предосторожностями находка была осмотрена, то в ней обнаружили четыре коробки от видеокассет с находившимися внутри несколькими десятками спичечных коробок. Вещество, извлеченное из них, оказалось растительным наркотиком – гашишем, общий вес которого составил более килограмма. Стоимость наркотика на черном рынке потянула бы на двести тысяч рублей. Проведенная оперативная работа позволила выяснить приметы наркокурьера, однако ему пока удалось ускользнуть от правоохранительных органов. Фоторобот преступника разослан по линейным отделениям милиции, поиски продолжаются.
***Он же был и около суда, и в «Макдоналдсе»?!
Не может быть. Не ошиблась ли она? Но если ошиблась, почему он так целеустремленно гонится за ней? И как, зачем вообще попал сюда? Совпадение? Еще одно совпадение? Не слишком ли их много?
Если бы у Алены было время, она непременно задумалась бы над происходящей несуразицей. Но времени не было: инстинкт гнал ее по ступенькам выше, выше этажом, еще выше... Еще четыре пролета – и она окажется в помещении актового зала, где идет урок танцев. А что потом? Вдруг этот маньяк ворвется в зал? Ворвался же сегодня один такой в святая святых правосудия, в областной суд, не побоялся покуситься на жизнь прокурора, так разве остановят этого типа несколько танцевальных пар, если ему вдруг взбрело в голову...
Что, что ему взбрело в голову? Неведомо. Вполне возможно, что ничего и не взбрело. Так отчего же Алене вдруг сделалось страшно, страшно до ужаса? Отчего мелькнула мысль, что схожесть внешнего облика, а главное – идентичность свитерков оказали сегодня дурную услугу той высокомерной шатенке-прокурору именно потому, что убийца преследовал не ее, а другую женщину? Другую высокую шатенку в зеленом свитере? И прокурорша осталась в живых только потому, что маньяк в последний момент обнаружил ошибку и пощадил невинную жертву?
Так что, выходит, там, в облсуде, сегодня намеревались прикончить Алену? И убийца явился в клуб Дома связи довершить начатое? А если так, то чем она умудрилась провиниться перед этим совершенно незнакомым человеком?
Может, вовсе не он маньяк, а она – маньячка? В том смысле, что у нее мания преследования?
Ничего удивительного, между прочим. Это чисто профессиональное. Милиционеры, скажем, во всех видят потенциальных преступников. Точно так же и писатели детективов...
Ничего удивительного, между прочим. Это чисто профессиональное. Милиционеры, скажем, во всех видят потенциальных преступников. Точно так же и писатели детективов...
Мысли скакали в голове, как лягушки по берегу пруда. А шаги снизу приближались, приближались... И тогда Алена, вместо того чтобы бежать еще выше, вдруг метнулась к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен», открыла ее, шмыгнула внутрь и бесшумно понеслась по длинному полутемному коридору. Раньше она ни за что не осмелилась бы не только войти – даже заглянуть в недра клуба Дома связи. Но теперь деваться просто некуда. Даже если ее страх – всего лишь маниакально-депрессивный психоз, все равно – береженого бог бережет!
Она была убеждена, что преследователь не заметит ее уловку и понесется выше по лестнице, однако не успела пробежать и нескольких шагов, как в коридоре внезапно стало светлее. Оглянувшись, Алена увидела, что свет проникает через открывшуюся дверь.
Дожидаться, пока преследователь войдет, она не стала – еще быстрее побежала вперед, вперед, сама не зная куда, почти сойдя с ума от страха и растерянности. Все героини ее детективов в опасные моменты жизни обретали сверхъестественную четкость мысли, сообразительность, ловкость движений, а еще им почему-то страшно везло в эти самые моменты. Срабатывал закон жанра! Но это в романах. Алена же, ничего не соображая, задыхаясь, тупо мчалась вперед с не бог весть какой скоростью, отчетливо понимая, что вот-вот упрется в тупик, и уж тогда-то...
И вот тогда-то сработал закон жанра. Слева от нее, прямо в стене, вспыхнула лампочка, что-то щелкнуло – и стена разверзлась, открыв маленькую коробку, отделанную светлым пластиком.
Лифт! Рядом остановился лифт!
Алена резко повернула влево, влетела в лифт и нажала на кнопку первого этажа.
Дверцы закрылись, отрезав от нее узкое лицо с ненавидяще прищуренными глазами.
Пытаясь отдышаться, Алена напряженно уставилась вверх, словно ожидала, что зловещий незнакомец каким-то образом вскроет лифтовую шахту и прыгнет на крышу спасительной коробки, уносящей ее вниз, вниз, к свободе. Но продолжение фильма «Терминатор», к счастью, не состоялось.
Она вспомнила, что на первом этаже лифт останавливается неподалеку от поста охраны. Надо сказать этому церберу, чтобы как можно скорей вызвал милицию! А самой – бежать, бежать со всех ног домой. На площади Горького, где находится клуб Дома связи, в два счета можно поймать такси. Скорей, лифт, лифтик, ну опускайся скорей!
Лифт стал. Дверцы раскрылись. Алена выбежала – и только когда дверцы снова сомкнулись и лифт уехал куда-то, сообразила, что это не первый этаж, а совершенно неведомо какой.
Куда уехал лифт? Хорошо, если все-таки вниз. А если наверх? Если его вызвал тот чертов преследователь? Вдруг лифт так же бесконтрольно, автоматически привезет его туда же, где высадил Алену?
Но несколько минут форы у нее, во всяком случае, есть. Бежать, бежать скорей! Ринулась к выходу на лестницу, но тут же затормозила: а что, если преследователь не стал ждать лифта, а бросился вниз именно по лестнице? То есть, выскочив, она сделает ему большой подарок!
Затормозив около самой двери, Алена поскользнулась, попыталась удержаться на ногах, сделала некую фигуру, напоминающую не просто быстрый, но очень быстрый хип-твист, потеряла равновесие, покачнулась, ударилась телом о какую-то дверь... и ввалилась в ярко освещенную комнату, посреди которой стоял накрытый стол, а поодаль плясало несколько пар. Совершенно машинально Алена уловила ритм (ча-ча-ча), узнала музыку («I need to know», поет Марк Энтони), а только потом поразилась великолепной звукоизоляции этого помещения, благодаря которой в коридор не проникало ни звука. Вдоль комнаты стояли какие-то высокие черные шкафы с сетчатыми стенками, кругом были укреплены рубильники, распределительные щиты, это было, конечно, служебное помещение, какая-нибудь лаборатория по исследованию чего-нибудь электрического, однако воздух в этой комнате насыщен не только и не столько электричеством, сколько винными парами и таким безудержным весельем, что на гостью никто не обратил внимания.
Недурно, если так. Она вполне может пробыть тут какое-то время, а когда люди станут расходиться, выйти вместе с ними. Вот только надо двери запереть. Мало ли, вдруг ее преследователь решит проверить все двери подряд. Услышать он ничего не услышит, а вот ворваться случайно может. Значит, надо обезопасить себя от случайностей.
Алена еще раньше заметила, что в замочной скважине торчит ключ. Ни минуты не раздумывая, она повернула его. И только собралась с облегчением перевести дух, как кто-то положил ей руку на плечо, а насмешливый голос произнес:
– Боюсь, что это уже не имеет смысла. Поздно! Слишком поздно...
***Больше всего Володе хотелось плюнуть на все это и лечь спать. Но ведь проснешься! И снова предстанет перед глазами та же картина: как он входит в квартиру, видит брошенное прямо на пол в прихожей пальто Ольги, потом свитер и юбку на пороге, скомканные колготки... и слышит громкие стоны жены.
Странно, ни на миг не мелькнуло в голове, что с ней могла случиться беда. Сразу понял, где она и чем занята. Потому что не раз слышал от нее такие вот стоны, даже крики, когда доводил ее до оргазма. Сначала и пугался, и стеснялся – а вдруг кто-то услышит? Что подумают? И в то же время эти стоны заводили его до состояния какого-то особого сексуального бешенства, под их музыку он кончал раз за разом – так, что потом двинуться не мог. Ну, очевидно, не только на него одного это так действовало: вот из спальни послышалось что-то вроде хриплого рычания, потом мужской голос выкрикнул:
– Олька! Ну, Олька!.. – И снова это удовлетворенное рычание насытившегося самца...
Он чуть не разжал руки и не выронил спящего сына. Но Никитка повернул голову, теплое, легкое дыхание коснулось щеки Володи. Он постоял какое-то мгновение зажмурясь, потом осторожно, стараясь не стукнуть дверью, вышел.
Лифт еще не уехал, он спустился вниз, постоял около подъезда, снова зажмурился, как будто в темноте таилась некая сила, у которой он черпал поддержку. Открыл машину, оставленную у подъезда, положил сына на заднее сиденье. Сел за руль и медленно двинул туда, откуда только приехал: к родителям.
Дороги не помнил, да и как отдал матери Никитку, тоже почти не помнил. Вроде бы наврал что-то, мол: «Ольги нету дома, а я ключ потерял. Пусть мальчишка еще у вас побудет».
Мать взяла ребенка на руки, и лицо ее осветилось радостью. Вот это Володя увидел со странной, почти болезненной отчетливостью. И, как всегда, ощутил ревнивый укол в сердце. На него мама никогда так не смотрела, она его никогда не любила, с самого детства он только и слышал упреки в свой адрес, что родился, что помешал ее жизни и продолжает мешать, что растет непутевым, грубым, что во всем похож на отца, пропади он пропадом...
Отца своего Володя так и не знал, но матери этого было мало, она не уставала желать ему пропасть пропадом! Причем за всю жизнь ненависть ее к этому человеку не утихла, ничто ее не смягчало, ни годы, ни болезни, ни переезд из Литвы в Нижний Новгород вслед за новым мужем. И отношение к сыну не менялось к лучшему. Вот только рождение Никитки разом ее переменило, превратив из злой мачехи (в детстве Володя всерьез думал, что у него не родная мать, а мачеха, которая зачем-то скрывает от него правду) в самую добрую и заботливую из бабушек. Он радовался этому, конечно, радовался, за это он многое матери простил, однако брала иной раз за сердце детская, беспомощная обида, боль и тоска...
Точно, вот чего ему всю жизнь не хватало – это материнской любви, когда любят просто так, потому что – кровиночка, потому что – сыночек. Наверное, именно это больше всего он и хотел найти у Ольги. Не столько безумного секса, сколько ласки и сочувствия.
Двоюродная сестра Ольги, чертовка, ведьма злая, все это понимала. Она Володю терпеть не могла, хотя он столько для нее сделал! Что такое благодарность, она не знала. Расплатиться – деньгами, телом своим – вот это она знала. И платила хорошо. Особенно тем, кого считала настоящими мужиками. А он, Володя, был для нее каким-то недоделком. Она так и говорила сестре, Володя сам слышал: «На хрен ты с этим теленком связалась, он тебя небось не трахает, а как мамку сосет!» Она была права. Ольге-то нужна была не нежность, ей нужен был сильный мужик, уверенный в себе! И теперь он у нее есть – такой, который сильно и уверенно имеет ее и так и эдак, стремительно доведя до стонов и охов, а потом и сам кончает, хрипя, как удавленник...
Да уж! Это Володя мог со скрупулезной точностью описать – как хрипят удавленники. Ничего, скоро и он сам...
Посмотрел вверх – на петлю, терпеливо ждущую. Верная какая, ишь ты! Не то что родная жена, которая изменила раз, и другой, да и вообще, за все время их совместной жизни изменяла направо и налево. Разве что когда ходила беременная Никиткой, береглась. Зато потом дала себе волю! Нет, это он, муж, дал ей волю. Жену надо мертвой хваткой держать, чтобы верная была.