Франсуаза Саган Днем и ночью хорошая погода (сборник)
Счастливая случайность Пьеса в трех действиях
Действующие лица
Фридрих
Адель
Корнелиус
Венцеслав
Анаэ
Ганс Альберт
Пастор
Конрад
Незнакомец
Мужчина
Действие I
Сцена 1
Слабо освещенный женский будуар, откуда доносятся сладострастные вздохи, затем кокетливый женский голос.
Адель: Боже мой, что я наделала?! Что вы подумаете обо мне, сударь? Ангел мой!
Фридрих: Что у вас прелестная грудь и что я из несчастнейшего стал счастливейшим из мужчин!
Адель: Как это?
Фридрих: Сударыня, мой полк уже неделю стоит в Вене, и уже неделю я сплю и живу один. Наша встреча — это чудо, сударыня! Честное слово!
Адель: Вы здесь всего десять дней? Ах вот, значит, почему!..
Фридрих: Что — почему?
Адель (торопливо): Почему я вас нигде не видела.
Фридрих: Кроме как вчера, у баронессы Вёльнер, которую завтра утром я осыплю цветами. Такими же прекрасными, как и те, что пошлю вам.
Адель: Ах нет! Не посылайте мне цветов! Прошу вас! Я замужняя женщина!
Фридрих: Вы мне уже поведали об этом. А еще вы сказали, что ваш муж на охоте.
Адель: Да, и вернется к концу недели. К сожалению, в Пруссии идут дожди, и все утки попрятались. Вы знаете, мой муж — прекрасный стрелок!
Фридрих: Призна́юсь, я не большой любитель этого вида спорта. Обожаю зверушек!
Адель: А вот мой муж каждый год побеждает на турнире по стрельбе из ружья и пистолета в Мюнхене…
Фридрих: Ого! Это же лучший конкурс! Увы, я мало знаком с Мюнхеном!
Адель: А откуда вы родом?
Фридрих: Из Саксонии, сударыня. Из старинной саксонской семьи. Впрочем, от моего имени так и веет провинцией.
Адель: Ах да, я что-то смутно припоминаю… Комбург? Ведь так?
Фридрих: Да, сударыня. Фридрих фон Комбург! К вашим услугам, сегодня, завтра и когда вам будет угодно.
Пауза.
Адель: А меня зовут Адель.
Фридрих: Да? Прелестно — Адель!
Адель: Вы находите? Фридрих тоже очень красиво звучит.
Фридрих (учтиво): Да, но, может быть, все же более обыкновенно…
Адель: Вы находите? (Пауза.) Так, значит, вы лейтенант уланского полка, Фридрих… Хотя нет, я не могу сказать «Фридрих». Мне никак не решиться…
Фридрих: Нет-нет! Решайтесь! Решайтесь! Решайтесь на все, Адель! Уверяю вас, после того, что мы сделали, вы просто обязаны звать меня по имени.
Адель: Господи, да замолчите же вы! О небо! Вы меня в краску вогнали! Да! Да! Да! Хоть здесь и темно, но я вся красная. Кто вы? Кто ты? Кто тот, из-за кого я так дурно поступила со своим мужем?
Фридрих: Я же говорил вам: я Фридрих фон Комбург, лейтенант Третьего уланского полка из Саксонии, мне двадцать пять лет, почти двадцать пять. Я единственный сын моего отца Вильфрида фон Комбурга и — увы! — единственный наследник всех его имений.
Адель: Почему же «увы»? Единственный наследник огромного имения? Что заставляет вас говорить «увы»?
Фридрих: Мой отец возлагал на своего единственного наследника большие надежды, сударыня! Простите — Адель! Он хотел оставить все, что имел, кому-то… более достойному, именно так. А достоинства такого рода не мой конек. Я предпочел бы быть младшим сыном, иметь старшего брата, достойного и умного, который распоряжался бы нашим имением и давал бы мне немного денег, ровно столько, чтобы я мог жить своей жизнью, весело и без особых излишеств, именно так.
Пауза.
Адель: Впервые слышу, чтобы двадцатипятилетний юноша сетовал на то, что он богатый наследник!
Фридрих: Это правда: люди чаще сетуют на бедность.
Адель: К деньгам все относятся одинаково, друг мой! У меня были подруги, которые приходили в возбуждение от калек, извращенцев, коротышек, стариков, умалишенных, школьников, священников, ученых, святых, воров, не знаю от кого еще… Но, уверяю вас, ни разу ни от одной женщины я не слышала, чтобы на нее так подействовал бедняк!
Фридрих: А ведь и правда! Я как-то не думал об этом…
Адель: Тише! Молчите! Боже, что это? Вы слышали? Господи!
Неподалеку слышится мужской голос.
Корнелиус: Адель, дорогая! Вы еще спите? Я скакал во весь опор ночь напролет. Даже не ожидал от себя такой прыти, честное слово! В этой чертовой Пруссии не оказалось ни единой утки, ни даже вороны! Зато какой дождь! Язон, славный мой Язон, сними с меня сапоги. Адель, дорогая, еще мгновение — и я приду к вам! Вы были на балу у Вёльнеров в мое отсутствие? Ну и как, все прекрасные юноши нашего города ушли оттуда, лишившись всякой надежды?
Пока он говорит, Фридрих поспешно натягивает на себя одежду. Он уже почти оделся, но тут барон без стука входит в комнату. Они смотрят друг на друга.
Как я вижу, не все.
Адель (в панике): Что? Что? Что — не все?
Корнелиус: Не все прекрасные юноши нашего города лишились надежды.
Входит Язон, вскрикивает и убегает прочь.
Фридрих: Сударь… Э-э-э-э… Я… Я… Я…
Корнелиус: Барон! Барон Корнелиус фон Бельдт.
Фридрих: Э-э-э-э… Э-э-э-э… Граф Фридрих фон Комбург.
Корнелиус: Из саксонских Комбургов?
Фридрих (запинаясь): Да. Вы знакомы с… э-э-э-э… с… моей семьей?
Корнелиус: Я хорошо знал вашего дядю Голлута фон Комбурга. Милейший человек. Жаль-жаль! Я охотно сам пригласил бы вас сюда, к себе, если бы жена меня не опередила.
Адель: Корнелиус! Это совсем не то, что вы думаете!
Фридрих: Нет! Нет! Совсем не… Совершенно не… не… не… (Запинается и замолкает.)
Корнелиус: Я ничего не думаю! Я просто вижу! Итак, когда, сударь?
Фридрих: Но… Как это… Что… Что — когда?
Корнелиус: Когда же, граф? Когда и где?
Фридрих: Как это? Когда и где? Где — что?
Корнелиус: Дуэль! Наша с вами дуэль! Я не жажду вашей смерти, молодой человек, знайте это. И я, возможно, смог бы забыть это свое неудачное возвращение, если бы у него не было свидетелей. Но вас видел мой слуга, а это значит, что завтра утром, на рассвете, весь дом будет знать, что я оказался в классической роли рогоносца. Я должен держать своих людей в руках, а посему, сударь, обязан загладить совершенную вами глупость! Мне решать, как это сделать: я выбираю пистолеты. Где и когда — решать вам.
Фридрих: Но… но… я… я не хочу… Я не верю вам… Я так смущен, сударь… Может быть, мои извинения…
Корнелиус: Хорошо! Тогда, скажем, в Банной роще в восемь часов. Итак, до скорого свидания, сударь! А сейчас не будете ли вы так любезны и не освободите ли эту комнату? Я очень устал с дороги. Я даже сказал бы, что в настоящий момент мертвец — это я. Всего хорошего, сударь!
Фридрих в полном смятении пятится к выходу.
Вы забыли вашу шляпу, сударь. Вот она! А дверь — у вас за спиной.
Фридрих уходит.
Адель: Корнелиус! Корнелиус! Но он всего лишь дитя!
Корнелиус: Дитя, которое только что доказало вам обратное, дорогая моя. Какая досада! Комбурги принадлежат к прекрасному роду, они богаты и, кажется, полны достоинств!
Адель (в слезах): И он их единственный наследник.
Корнелиус (смеясь): Так молитесь же, чтобы он убил меня, а затем женился на вас!
Адель: Первый выстрел за вами, вы прекрасно знаете, что вас никто не сможет убить! (Разражается рыданиями.)
Корнелиус (смеясь): Как приятно слышать такое, моя прекрасная Адель! Да уж, чудесное возвращение, дорогая! Мне следовало бы предупредить вас, признаю́, это моя ошибка. В следующий раз отправлю кого-нибудь с известием. (Продолжая говорить, раздевается и ложится в постель.) Спокойной ночи, Адель. Подвиньтесь немного, пожалуйста, и дайте мне вашу подушку. Этот молодой человек на вид вполне опрятен, но никогда не знаешь, что можно подцепить, особенно после маскарада! Подвиньтесь же! (Задувает свечу.)
Адель: Вы чудовище! Убийца!
Корнелиус: Вы сами вынуждаете меня быть таким.
Адель: Вам следовало оставаться в Пруссии!
Корнелиус: Я уже принес свои извинения, дорогая. А теперь дайте мне поспать. Угрызения совести всегда действуют на меня усыпляюще.
В темноте слышатся всхлипы Адели.
Адель: Бедный мальчик! Он только что приехал в Вену. Откуда ему было знать? Вы несправедливы!
Корнелиус: Отчего же? По какому праву этот проныра в отсутствие мужа пользуется прелестями его супруги? Под предлогом, что этот несчастный — ее кормилец, поилец, защитник, опекун — находится на охоте? А? Вы что, силком затащили его к себе в постель?
Адель: Почти! Из-за вас ни один мужчина в Вене не решается больше за мной ухаживать! Я потеряла голову от его храбрости!
Корнелиус: Не храбрости, а неосмотрительности.
Адель: Но по какому праву вы мне запрещаете?.. Я… Вы… вы не любите меня!
Корнелиус: Больше! Я больше не люблю вас! Иначе я в конце концов направил бы этот пистолет на себя! Распутница! Шлюшка! Развратница! Подите сюда, у меня окоченели ноги!
Адель: Оставьте меня, скотина, убийца! Ах! Корнелиус, Корнелиус! Зачем вы вернулись так рано?
Свет гаснет так же, как и зажегся.
Занавес.Сцена 2
По другую сторону декораций две складные кровати казарменного типа, между ними [тумбочка][1], сзади окно, сквозь которое льется слабый свет зари. На одной из кроватей спит мужчина. Входит Фридрих, веселый, с победным видом, и, напевая, начинает снимать с себя мундир и саблю.
Фридрих (напевает):
Венцеслав просыпается и зажигает свет.
Венцеслав: Это ты, Фридрих?
Фридрих: Я. Прости, Венцеслав, я разбудил тебя!
Венцеслав (зажигая свет): Который час? Ого! Неужто наш полковой жеребчик наконец-то нашел себе в Вене кобылку?
Фридрих: Да, дружище! И не только кобылку, но еще и ее муженька, тот явился на рассвете. (Смеется.)
Венцеслав (окончательно проснувшись): Муженька? Вот редкая удача! В Вене мужья так быстро не отыскиваются. Они тут сами рады быть обманутыми! Ну рассказывай! И кого же ты соблазнил? Знаешь, за каких-то десять дней — это совсем не плохо!
Фридрих: Тем более что я был в маске, а женщинам, как тебе известно, больше по душе мое лицо, чем речи. Дело было на балу у баронессы Вёльнер. Я увидел там женщину в черной полумаске и проследовал за этой прелестной волчицей в ее логово, но на заре явился ее муж, матерый волчище. Представляешь?
Венцеслав: Ну и что же ты сделал? Вы пожали друг другу руки? А потом выпили вместе, как это обычно делается?
Фридрих: Если бы! Он был в ярости! Совершенно вне себя! Хотя, надо признать, он здо́рово меня рассмешил! Представляешь, каково мне было сохранять холодность, стараясь при этом не расхохотаться? Я сказал ему: «Сударь, я глубоко опечален, что мне пришлось стать для вас иллюстрацией к известной поговорке “Кто место свое покидает, тот его теряет!”» Он так и остолбенел. Стал вызывать меня на дуэль. Это в наше-то время, в Вене — представляешь?! Что за отсталость!
Венцеслав: И к тому же тупость!
Фридрих: И не говори! Ты только представь себе: я в восемь утра стреляюсь из-за женщины, которую едва знаю!
Венцеслав: Так он тебя вызвал? Кто же это такой? Кроме обер-егермейстера, все мужья тут… Ну, я тебе уже говорил…
Фридрих: Я весь разбит. Это не женщина, а какая-то фурия! Так хороша собой и так изголодалась, бедняжка!
Венцеслав: Кто же она?
Фридрих (с достоинством): Ты шутишь? Моя матушка запретила мне…
Венцеслав: Но я же их всех знаю!
Фридрих: Что ты похваляешься? Хвастай сколько угодно, но я не так воспитан…
Венцеслав: Послушай! Ты глупый желторотый птенец, дурачок, впрочем, ты всегда таким был. Вот уже три года, как я служу в Вене. Поверь, я знаю всех здешних женщин. И нет тут никакой похвальбы: я просто всех их знаю!
Фридрих: Об этом не может быть и речи. Так нельзя.
Венцеслав: А соблазнять чужих жен можно? Кто бы говорил!
Фридрих: Не настаивай.
Венцеслав: Ах как ты несносен, мой бедный Фридрих!
Фридрих ложится, гасит свет и начинает говорить.
Фридрих: А что это за обер-егермейстер, о котором ты прожужжал мне все уши? У него что, жена — дурнушка?
Венцеслав (в темноте): Дурнушка? Нет, она просто прелесть. А вот он убивает всех ее любовников — из принципа. Поскольку он лучший егерь при дворе, прекрасный стрелок, да еще и устраивает охоты для эрцгерцога, ему даровано право драться на дуэли! Могу тебе сказать, что нет в Вене мужчины, даже из уланов, который подолгу заглядывался бы на его жену.
Фридрих: Не понимаю…
Венцеслав: Чего ты не понимаешь? Не понимаешь, почему мы оставляем эту прелестницу в покое? Так вот, дорогой мой, если бы ты хоть раз увидел, как тело твоего лучшего друга остывает в залитой кровью траве (или снегу), ты понял бы. Трое моих друзей сложили вот так свои головы.
Фридрих: Но это же запрещено законом!
Венцеслав: И тем не менее я лично видел Николауса фон Вейнберга с пулей в сердце. Вальзо Горовиц получил пулю в голову, а Георг Понятовски…
Фридрих: И король позволяет убивать вот так своих подданных?
Венцеслав: Так я же говорю тебе, что этим ведает эрцгерцог и что обер-егермейстеру дано такое право — драться на дуэли!
Фридрих: Да как же его зовут, этого твоего обер-егермейстера?
Венцеслав (смеясь): А-а-а, вижу, куда ты клонишь! Не беспокойся, мой милый, не беспокойся! Обер-егермейстера здесь нет, в настоящее время он охотится в Пруссии и пробудет там до будущей недели.
Фридрих (упавшим голосом): Как его имя? Как имя его жены?
Венцеслав: А она все же прехорошенькая! Представь себе, в какой-то момент я был даже в нее влюблен. Не настолько, чтобы открыться ей, иначе я с тобой сейчас не говорил бы, но ровно настолько, чтобы страдать от этого. Зовут его Корнелиус фон Бельдт, а ее — Адель. Бедная, прекрасная, недоступная Адель!
Фридрих: Адель!..
Венцеслав: Да, бедняжка Адель, скажу тебе, вот уже несколько лет не ведает радости. Если бы ты только знал…
Фридрих: Адель…
Венцеслав: Да, ее зовут Адель, а что? (Резко садится на постели и зажигает свет.) Фридрих, что происходит? Фридрих, неужели охота в Пруссии уже закончилась? Ты?.. Неужели ты… Неужели вы с ней?.. Неужели он?..
Фридрих: Да.
Венцеслав: Значит, эта распутница Адель тебя… тебя?.. (Вскакивает с постели, бросается к Фридриху и сжимает его в объятиях.) Прощай! Прощай, дорогой друг! Какая досада! Ты был так красив, добр, благороден, богат! Какая жалость! Поверь мне: ты навсегда останешься моим лучшим, моим самым дорогим другом. И я уверен, что, проживи ты дольше, мы оставались бы друзьями до самой смерти! Да-да! Мой дорогой товарищ! Я так доверял тебе, мне было так хорошо с тобой, я…
Фридрих: Да замолчи же ты, прошу тебя, замолчи! Это прошедшее время звучит просто ужасно!
Венцеслав: Бедный мой, да теперь твое будущее спрягается только в прошедшем времени. А что ты хочешь от меня услышать? Ничего теперь не поделаешь.
Фридрих (возмущенно): Но… Но этого не может быть! Я схожу к нему, поговорю, принесу свои извинения, скажу, что все можно уладить, что мы джентльмены, в конце концов!
Венцеслав: Нет, в таких ситуациях Корнелиус не джентльмен. Тут ничего нельзя поделать, ничего.
Фридрих: Ну а почему бы нам не стреляться понарошку? Он может специально промахнуться…
Венцеслав: Нет! Он никогда не промахивается. Теперь никогда. Однажды ради матери одного молодого улана, у которой тот был единственным сыном, он сохранил этому кретину жизнь. А тот… Знаешь, как тот его отблагодарил? Подло выстрелил в него и ранил в ногу. Представляешь?
Фридрих: А потом?
Венцеслав: Ну а потом обер-егермейстер вторым выстрелом убил-таки его, всадив пулю между глаз. Я это к чему? К тому, что теперь — никакой жалости.
С первого же выстрела — бах! Он больше не желает рисковать. Стрелять он будет, разумеется, первым, поскольку он — оскорбленная сторона. Хочешь, я съезжу после всего поговорить с твоей семьей?
Фридрих: После чего?
Венцеслав: Ну, после… после дуэли…
Фридрих: Ты хочешь сказать, после моей смерти? Нет, ты что, и правда сошел с ума? Ты что, решил, будто я собираюсь умереть из-за этой Адели или из-за кого там еще? Я? Да никогда! Не хочу я умирать ни на войне, ни под какими-то там знаменами, ни за Бога, ни за честь, ни за что! Я хочу жить, жить, Венцеслав!