Входит Конрад, ищет повсюду перчатки.
Конрад (кричит): Я их тут не вижу! (Бормочет сквозь зубы.) А вот что я вижу, так это шляпу мужа, в которой должны быть две хорошие дырки в самом верху! Несчастный слепец! Я убью его, убью!
Фридрих лежит, скрючившись, под диваном.
(Продолжает поиски.) Да, любовь моя, мой яркий пламень, моя рыжая орлица! Я ваш, весь ваш! Сейчас иду! Они какие — тканые или вязаные?
Анаэ (из-за сцены): Кожаные, из дикобраза! Идите же сюда, мой ангелочек! Скорее!
Конрад: Кажется, нашел! (Пытается примерить перчатки, но обе его руки тонут в них.) Черные? А они большие!
Анаэ (из-за сцены, гордо): Я ношу восемь с половиной.
Конрад: Знаю. Я столько раз целовал ваши прелестные ручки. Мне их уже не хватает, мне не терпится увидеть их, а еще больше мне не терпится убить этого спящего Адониса! (Вынимает из кармана какой-то флакон, идет к шкафу, достает бутылку водки и вливает туда жидкость.) Эта водка успокоит нашего и без того слишком спокойного муженька! (Затем берет на рояле два звучных аккорда и выбегает из комнаты.)
Анаэ (за сценой): Ну же? Ну? Мой чахоточник, эрудитик мой, шалунишка! Где же вы? Ату его, ату!
Конрад: Ату его! Ату его! Ваше жаркое тело — вот моя дичь, и вы знаете это, любовь моя!
Фридрих лежит неподвижно, затем медленно выползает из-под дивана и подходит к окну.
Анаэ (за сценой, гораздо дальше, во дворе): Едем! Едем же скорее, друг мой! А то пропустим самое веселье.
Фридрих смотрит в окно, как остальные уезжают в сторону города.
Фридрих (отряхивая пыль с одежды): Что за жизнь! Что меня заставляет все еще цепляться за нее? Неужели этот идиот, этот «человек» так и не оставит меня в покое? (Улыбается, глядя в окно.) Прелестная парочка! Как он ни трусит за Анаэ, ему ее не догнать. Уж она шагает, так шагает! (Задумывается на какое-то время.) Однако, по всей логике, как муж, я должен быть спокоен! (Оборачивается и идет к шкафу.) Ну и что же на сей раз хочет от меня этот полюбовник? Здесь водку пью только я, и он это прекрасно знает. Чего он там намешал? Отравить меня, что ли, вздумал? Дворянина? Старинного рода? (Он открывает бутылку, нюхает, капает немного на руку, останавливается в нерешительности.)
В этот момент в гостиной справа слышатся тяжелые шаги.
(Стонет.) Да оставят они меня когда-нибудь в покое?! О чем только думает этот святой Варнава? (Прячется за шторой.)
Тяжелые шаги приближаются, Фридрих в изумлении высовывает голову и сразу же прячется снова. Входит крупный бородатый мужчина, фигурой напоминающий Ганса Альберта. Одежда на нем разорвана, рубашка распахнута, он с усмешкой озирается по сторонам.
Мужчина: Никого в доме! Ха! Ха! Ха! Ха! Эти хищные буржуа, эти кровопийцы, наверное, отправились к Цареру набивать себе брюхо пирожными и горячим шоколадом! Безмозглые толстопузые ничтожества, мерзкие жирные черви! Жалкие прислужники этой коронованной гадины! (Замечает на стене портрет австрийского эрцгерцога, плюет на него, затем срывает, бросает на пол и топчет.) Ах ты! Опять я промахнулся! Но ничего! С каждым разом я ближе! Все ближе и ближе! И скоро подберусь совсем близко! Я убью тебя! Я оторву тебе голову и брошу ее на растерзание твоему народу! А потом брошу ему головы твоих приспешников! (Плюет на пол у самых ног Фридриха, который дрожит как осиновый лист и стучит зубами. Его так трясет, что со стола падает табакерка. Мужчина тянется к револьверу.) Что это? Что такое? (Выглядывает в широко раскрытое окно.) А, ветер. Да, это ветер! Яростный ветер, прилетевший из глубины веков, ветер истории! (Поддает ногой табакерку, та ударяется о ноги Фридриха. Мужчина опрокидывает стол, стул, срывает шторы и т. п., бормоча ругательства.) Жирные свиньи! Эксплуататоры! Дармоеды!.. А это что такое? (Замечает бутылку с водкой.) Вот это да! Так это же водка! Вот что пьют рабы императора, этой дохлой рыбины! Что ж, выпьем за его смерть! Смерть императору! (Пьет из горлышка.) Смерть эрцгерцогу! (Снова пьет.) И Австрии — смерть! (Снова пьет.) И священникам — тоже смерть! (Снова пьет.) Смерть… Э-э-э-э… Э-э-э-э… (Пошатывается.) Ну ладно! Пусто. (Бросает бутылку на пол, та со звоном разбивается. Берется за другую, с греффом.) А это еще что? Грефф? Какой такой грефф? Что за грефф? Наверное, какой-то сладенький ликер, который пьют разные дамочки да изнеженные прислужники самодержавия. (Делает большой глоток и застывает на месте.) Ух! (Какое-то время стоит неподвижно с удивленным видом, затем роняет бутылку, падает вслед за ней на пол и сразу же начинает храпеть.)
Пауза.
Фридрих ждет в нерешительности, потом осторожно, очень осторожно выходит из-за шторы, но тут же в страхе прячется обратно. Затем подходит к мужчине, нюхает водку, пробует на вкус.
Фридрих: Да это же… это же лауданум! Там же полно лауданума! Этот идиот решил меня усыпить, чтобы провести всю ночь в постели моей жены! Ха-ха-ха! Эй! Сударь! (Не переставая говорить, пытается разбудить незнакомца, но тот с упоением храпит. Фридрих осторожно переворачивает его на живот, обрывает шнур с сорванных штор и тщательно связывает его по рукам и ногам. Затем добавляет беспорядка в комнате, бьет, ломает вещи, разбрасывает бутылки, рвет на себе рубаху, мажет лицо сажей, лохматит волосы. Приобретя таким образом вид человека, участвовавшего в драке, снова ложится на диван и берется за книгу. Безмятежно.) Ну так на чем мы остановились?
В гостиной постепенно наступает вечер, темнеет. Фридрих по-прежнему лежит на диване, вокруг него — зажженные свечи. Вдруг снаружи доносятся быстрые шаги, в соседней комнате звучат возбужденные мужские и женские голоса.
Конрад (за сценой): Я уверен: еще немного — и мы его поймали бы!
Адель (за сценой): Говорю вам, это был тот самый странный человек на Ганноверской площади! У него глаза были налиты кровью и так и горели огнем! УЖЖЖЖЖАС! А на лацкане его пиджака висел кусочек кислой капусты!
Анаэ (за сценой): Меня лично беспокоит отсутствие Фридриха. Я нигде его не видела. Снимайте ружья и шляпы, господа!
Венцеслав (за сценой): Он, наверное, один поехал! Как настоящий охотник, Фридрих любит охотиться в одиночку!
Конрад (за сценой, насмешливо): Хм! Мы его все равно увидели бы. Должно быть, он прилег, как обычно, отдохнуть, листая свой конский справочник! Смею вас заверить, сударыня, ваш супруг — настоящий соня!
Корнелиус (за сценой, ворчливым тоном): И вы на это сетуете?
Конрад (за сценой, саркастически): Нет! Нет! Нет! Сегодня вечером, во всяком случае, я на это сетовать не буду! А что такое, барон? На что вы, собственно, намекаете?
Венцеслав (за сценой, сухо): Барон ни на что не намекает, дорогой кузен, а вот я могу вас заверить, что он из своего пистолета может с тридцати метров продырявить на лету пфенниг!
Конрад (за сценой): Ха-ха! Ну а мне что до этого?
Анаэ (за сценой, тоном рассерженной матери): Ну-ну! Довольно, дети! Замолчите вы наконец? (Зовет.) Фредди! Фридрих! (Затем входит в маленькую гостиную и застывает на месте, ошеломленная зрелищем.) Рог мне в бок!
На ее голос, толкаясь и суетясь, вбегают остальные и застывают, раскрыв рот от удивления. Фридрих растрепанный, в разорванной рубахе томно лежит на диване. Он весь покрыт синяками, но на лице его спокойная улыбка. С полминуты царит тишина. Все остолбенели.
Анаэ (подбегая к нему): Фридрих! Фридрих! Мой мышонок! Птенчик мой! Что с вами? Вы ранены? Скажите, что вы не ранены! А кто это на полу? И кто устроил тут такой погром?
Конрад (в бешенстве): Как это — мышонок?! «Мой мышонок»?! Что это за смехотворный, слащавый тон? Что это значит?
Корнелиус: Ничего особенного! Да помолчите вы хоть минуту, князь! Мышонок — это мой шурин! Да, он мышонок моей сестры Анаэ, которая за ним замужем!
Конрад (задыхаясь от бешенства): Что? Да по какому праву? И вообще, что вы называете мышонком?
Корнелиус: Я называю мышонком детеныша мыши! А вы?
Адель: Браво!
Молчание.
Браво! Да, я говорю браво своему мужу! А это что за скотина? Я говорю о человеке, что лежит на полу.
Венцеслав наклоняется.
Венцеслав: Это он?! Ну да, это же он! Анархист.
Все окружают тело.
Фридрих (улыбаясь): Да уж! Судя по его словам, это закоренелый анархист! Дорогая, прошу прощения за весь этот погром, но мы тут поспорили немного с этим господином… и в довольно резких тонах. А поскольку у слуг сегодня почему-то выходной…
Корнелиус и Венцеслав разглядывают пленника и присвистывают от удивления.
Венцеслав: Да он огромный! Посмотрите на эти ручищи! Как два окорока!
Корнелиус: У него же револьвер был, какой-то самодельный пугач, но стрелять он должен неплохо, можете мне поверить!
Фридрих (взвешивая на руке пистолет): И правда! Наш несколько оживленный спор помешал ему им воспользоваться в должной мере. Оставьте, Анаэ, оставьте, все в порядке!
Анаэ тем временем всего его ощупывает, задирает ему рубашку. Он отбивается.
Анаэ (приглаживая ему волосы): Мой бедный жеребеночек! Куда же вы днем-то подевались? И как вам удалось притащить сюда этого ужасного типа?
Фридрих: Он сам пришел! Представьте себе, я тоже забыл перчатки… то есть… это… шляпу! Я галопом помчался обратно, вы как раз отъезжали. Вернулся — никого! Ну, я и решил остаться дома и почитать спокойно.
Конрад (презрительно): Ах вы читали! Вы читали! «Почитать!» Вы читали, пока мы искали убийцу эрцгерцога, пока мы с вашей супругой, этой героической женщиной, рыскали по улицам столицы!
Фридрих: Вы, может, и рыскали, да только никого не нашли!
Анаэ: Но что же, что же наконец произошло? Он же мог убить вас!
Фридрих: Думаю, ему как раз этого и хотелось! Но после небольшой размолвки мне удалось его укротить. Я связал его и стал дожидаться вас. По правде говоря, он показался мне скорее сумасшедшим. Несет всякий вздор, ничего не помнит, он…
Корнелиус (в возбуждении): А как же это все произошло? Я имею в виду, с технической точки зрения? Как разворачивалась битва?
Адель: Вот вы какой! Конечно! Как только речь идет о драке, о крови, о насилии, так в вас просыпается интерес! Просто патологическая страсть к войне!
Анаэ: Рог тебе в бок, Адель! Но это же так интересно! (Обращаясь к Фридриху.) Так он явился сюда с оружием в руках? А как он вошел? Не через окно же?
Венцеслав (недоверчиво): И у тебя ничего не было? Ничего подходящего под рукой, Фридрих?
Фридрих (немного смутившись): Да нет же, честное слово! В общем, вошел он через… через дверь… клянусь, и обещал оторвать всем нам головы!
Адель: Ужас! Какой ужас! Оторвать… Но какой ужас!..
Анаэ: Послушайте, Адель! Дайте же мышонку договорить!
Конрад (посмеиваясь): Да-да! Я умираю от нетерпения!
Фридрих: Ну так вот, он вошел, всячески нас оскорбляя, обзывая шакалами. Вот! И еще свиньями! В общем, отзывался о нас, а главное, о наших спутницах в самых неблагозвучных и непристойных выражениях. Я не мог дольше терпеть этого, возмутился, обозвал его, а он в меня выстрелил. К счастью, пуля меня не задела и вылетела в окно, а мы стали драться. Кулаками. К несчастью для мебели. В конце концов мне повезло, и я ударил его в челюсть: нокаут, как говорят в Лондоне!
Анаэ (с воодушевлением): Ну вот! Ну вот! (Обращаясь к остальным.) Он просто чудо! Он великолепен! Настоящий лев! А какой скромник! Поразительно!..
Венцеслав (ворчливым тоном): Что правда, то правда, ты поразительное создание, старина, и не перестаешь меня удивлять!
Фридрих (в тон ему): Представь себе, я и сам не перестаю себе удивляться!
Корнелиус (берет его за руки): Ну, дорогой шурин! Богом и чертом клянусь: отныне я вам брат! Мы одной крови, Фридрих! Подумать только: ведь я тогда чуть не отправил вас на тот свет! Каких-то полгода назад!
Занавес.Сцена 2
На сцене Конрад и Анаэ. Конрад с унылым видом играет что-то классическое, мрачно поглядывая на Анаэ, которая, вытянув ноги и положив их на каминную решетку, чистит и смазывает пистолет.
Анаэ (смеясь): Оружие покрывается ржавчиной, как девка прыщами, когда им долго не пользуются. Аххх! До чего же трудная работа для женщины — вести семью!
Он не отвечает.
Ради святого Варнавы, скажите, мой чахоточник, кто у нас помер? Что за похоронная музыка? Мне гораздо больше по душе: «Упал с головы моей милой платок, его подобрал ее старый дружок…» Или как там?..
Конрад: Умоляю! Не пойте эту мелодию — мелодию наших счастливых дней. У меня сердце разрывается!
Анаэ: Да отчего же?
Конрад: Она напоминает мне о том времени, когда вы любили меня.
Анаэ: Вы хотите сказать, что я вас больше не люблю? Я, которая устраивает с вами потасовку за потасовкой? Которая не успевает толком причесаться? Знаете, мой чахоточный, я иногда думаю, не слишком ли мы увлеклись, наверстывая упущенное время? Вы так беспокойны. А я устала и телом, и… Вы считаете, что это так необходимо, чтобы…
Конрад: Да, но все это лишь жесты, я знаю, что ваши чувства далеко. (Берет три резких аккорда, встает из-за рояля и начинает завывать.) Я ревную! Да, ревную! Что я могу поделать? С тех пор как ваш рогатый супруг поймал этого анархиста, все принадлежит только ему! Да, я ревную, ревную! (Бросается на Анаэ, опрокидывает ее в кресло, она отбивается.)
Анаэ (восклицает устало, вернее, без энтузиазма): Рыжий проказник! Рыжик-пыжик мой. Нет. Мой рыжий акуленок! Мой ревнивый акуленок! Ах! Что я такое говорю? Мой горячий, мой пламенный Конрад! Ну ладно, ладно вам! А что, если войдет Фридрих? И потом, я так устала… Так устала, знаете ли…
Конрад: Мы услышим, когда он придет! Вот: видите? Слышите?
Действительно, поблизости раздается мужской голос, напевающий что-то, потом звук передвигаемого кресла и наконец голос Фридриха.
Фридрих (за сценой): Ау! Ау! Кто взял мою шляпу и мои перчатки?
Затем Фридрих громко кашляет. Анаэ и Конрад сто раз успели бы разъединить объятия.
Конрад (сухо): С кем вы говорите?
Фридрих: А? Здравствуйте, Конрад. Я не знал, что вы здесь.
Конрад: Вам это неприятно?
Фридрих: Вовсе нет, почему же? Анаэ обожает вашу игру, а я — ваше общество.
Конрад: Это значит, что вы мою игру не любите?
Фридрих: Я плохо в этом разбираюсь, но мне ваши мелодии кажутся прелестными. Продолжайте же, прошу вас! Не буду вам мешать. Я на секунду: мне просто нужно было взять расходную книгу. Простите, что прервал вас, но внизу меня ждет нотариус.
Конрад: Но вы же у себя дома, а Анаэ — ваша жена. Вы разве забыли?
Фридрих: Ни на секунду. Так же как я не забываю, что вы — мой гость. А, вот и моя книга!
Конрад: Позвольте предложить вам рюмку портвейна?
Фридрих: Хм… Нет, спасибо. Только не вечером!
Конрад: Тем более, ведь сейчас всего лишь два часа пополудни. Вам не удастся вот так все время увиливать, дражайший граф. Предупреждаю: я вас заставлю! (Выбегает прочь.)
Анаэ (смеясь, кладет пистолет): Ну вот! Оружие готово к бою!
Фридрих: Даже если этого хочет ваш воздыхатель, драться я не желаю. Зачем? Лично мне это ни к чему!
Анаэ: Слава богу, у него нет никакого права на это! В Австрии, как вы знаете, только Корнелиус может принять вызов или сам вызвать на дуэль. (Мечтательно.) Интересно, а что делает Венцеслав? Он сейчас во дворце и скоро расскажет нам, чем принц решил вознаградить вас за вашу храбрость.
Фридрих (устало): Знаю! Знаю! Он пожалует меня землей или наградит медалью…
Анаэ: Медалью! Вы думаете? Это было бы чудесно! Обожаю медали! Вы дадите ее мне поносить?
Фридрих: Конечно, дорогая, конечно. Она вам очень пойдет.
Анаэ: И все же я чувствую себя из рук вон плохо! У меня нервы, как порванные струны на скрипке! Издерганные и вялые!
Фридрих: Тем не менее вы прелестны как никогда.
Анаэ: Вы находите? Ах как вы любезны, мой дорогой супруг! (Хватает его за воротник пиджака и стискивает в объятиях.)
Фридрих (пошатываясь и стараясь освободиться): Послушайте!.. Послушайте, Анаэ!.. Конрад сейчас войдет…