А вот еще одна книга — «Великое расхождение: Китай, Европа и создание современной мировой экономики», которая принадлежит перу американского исследователя Кеннета Померанца. Он в своей работе пытается понять, какие причины обусловили экономическое отставание Китая от стран Запада. Ведь еще три столетия назад Китай, как минимум не уступал европейским странам по уровню экономического развития. Пытается он объяснить и неожиданный взлет в мировой экономике североамериканских колоний. По его мнению, Америка является в первую очередь плодом Африки, а не Европы, как это принято считать. До 1800 года гораздо больше африканцев, чем европейцев, пересекло Атлантику в направлении Северной Америки (разные источники указывают, что число черных переселенцев превышало число белых переселенцев в 2—5 раз). Хотя черных рабов в Европе в эпоху становления капитализма было очень немного, они, по мнению Померанца, также сделали серьезный вклад в экономический подъем Европы. Европейские торговцы имели в Африке рынок сбыта тканей, которые там обменивались на рабов. В Америке рабы обменивались на драгоценные металлы, которые притекали в Европу и питали первоначальное накопление капитала. Европа также «питалась» и продолжает «питаться» за счет прямых поставок из Африки таких товаров, как пальмовое масло, нефть, медь, хром, платина, золото. В производстве и добыче таких товаров до недавнего времени активно использовался труд африканских рабов, которых даже не надо было вывозить за пределы континента. Особое место занимают поставки золота. Английская монета «гинея» называется так потому, что золото для ее чеканки добывалось в западноафриканской стране Гвинее. Также планировалось, что с 1880 года английский фунт стерлингов будет называться «рэндом» (южноафриканская монета) — в знак того, что английская валюта зависела от поставок желтого металла с юга африканского континента. Рабский труд в золотых шахтах ЮАР применялся, как известно, еще после Второй мировой войны.
Ричард Дрэйтон в статье «Эксплуатация Африки»[157] совершенно справедливо пишет о неприличной политике Запада в отношении современной Африки. Последняя, как постоянно напоминают средства массовой информации, является хроническим должником Запада по получаемым от него кредитам. Страны «золотого миллиарда» вынуждены время от времени списывать эти долги, выставляя это как великое благодеяние со своей стороны. Дрейтон, ссылаясь на данные из упомянутого фильма Бэкфорда, пишет: «…долг Африки — мелочь по сравнению с тем, что Запад на деле должен Африке. Эксперты в фильме Бэкфорда подсчитали, что долг Англии перед африканцами в Африке и в диаспоре исчисляется триллионами фунтов стерлингов. Хотя это полезный подсчет, его основа ошибочна. Не потому, что преувеличена, а потому, что настоящая сумма попросту неисчислима. Потому что без Африки и ее продолжения — плантаций на Карибах сам современный мир, каким мы его знаем, не мог бы существовать».
Кстати, долг Запада Африке, как показывают подсчеты, измеряется даже не в триллионах, а в сотнях триллионов (долларов, фунтов, евро). В 1990 году африканские государства впервые приняли декларацию, в которой требовалось, чтобы страны Запада, а также компании, которые нажились на работорговле и колонизации, выплатили странам черного континента 777 триллионов долларов США в качестве репараций[158]. Западная цивилизация без преувеличения была создана на костях и рабском труде народов всех континентов Земли. Основа западной цивилизации — насилие и смерть. Вот что по этому поводу пишет О.А. Платонов в книге «Русская цивилизация»: «… европейцам стала принадлежать собственность и сама жизнь десятков, а позднее и сотен миллионов людей на захваченных территориях, уровень цивилизации которых был нередко выше западной. В среднем на каждого европейца приходилось несколько убитых и порабощенных коренных жителей колоний. Так осуществлялось первоначальное накопление западной цивилизации»[159].
Самое главное: встав на путь насилия и смерти, эта западная цивилизация с этого пути сойти уже не может. Убийства, войны, рабство — источники существования западной цивилизации. На эту органическую связь прошлого и настоящего насилия, прошлого и настоящего рабства в рамках западной цивилизации обращает внимание О.А. Платонов: «Ограбление других стран и неравноправный обмен с ними стали парадигмой развития западной цивилизации, объясняющей ее внутреннюю суть. Возникнув на такой основе, западная цивилизация уже не может существовать иначе, как эксплуатируя народы других стран. Именно на этом покоится ее экономическое процветание»[160]. Запад, конечно, старается камуфлировать эту связь прошлого и настоящего. В том числе пытаясь придать современному рабству видимость «цивилизованной трудовой деятельности» (но об этом у нас будет специальный разговор в следующих главах книги).
2.7. Насилие как первоисточник наемного рабства
В учебниках по истории и экономике при рассмотрении вопроса первоначального накопления капитала вопрос о превращении человека в наемного работника рассматривается очень кратко и остается в «тени». Между тем, надо иметь в виду: накопление даже очень больших денежных сумм авантюристами позднего Средневековья не обеспечивало еще превращения этих денег в капитал. Чтобы эти деньги «заработали» как капитал, надо, чтобы кто-то начал работать на этих авантюристов. В Западной Европе часть работников представляла собой свободных мелких землевладельцев, живущих на земле своим трудом, другая часть — зависимых крестьян, находящихся в разной степени зависимости от феодала. Вторые не могли, а первые не хотели превращаться в наемных работников у новоявленных капиталистов. Что касается свободных землевладельцев, то деньги, которые им предлагал капиталистический работодатель, были для них менее важны, чем их свобода. Таковы были психология и жизненная позиция свободного крестьянина. Да, кроме того, больших денег алчные капиталисты крестьянину и не предлагали.
Чтобы работника можно было сделать наемным рабом капиталиста, этого работника надо было оторвать от источника его существования — земли. Отрыв крестьянина от земли — фактически экспроприация земли, т.е. насилие в чистом виде. В наиболее массовом масштабе такое насилие над крестьянами было проведено в Англии. Там это насилие получило название «огораживание». Оно началось в конце XV— начале XVI века. В это время на мировом рынке резко возрос спрос на шерсть, также быстро стала развиваться английская суконная промышленность. Англия была производителем шерсти, но предложение этого товара отставало от спроса. Феодалы-земледельцы поняли, что разведение овец — более прибыльное дело, чем земледелие. Но для такого животноводства необходимы были обширные пастбища. Лендлорды начали захватывать крестьянские земли (общинные), насильно сгоняя с них прежних хозяев, а захваченные участки стали присоединять к своим, господским землям и обносить заборами (отсюда термин — «огораживание»). На захваченных участках стали разводить овец и другой скот, стада иногда насчитывали по несколько тысяч и даже десятков тысяч голов. Лендлорды, как правило, сами не занимались животноводством, отдавая земли в аренду крупным фермерам-скотоводам. Фермеры превращались в крупных капиталистов. Они использовали наемных работников — тех самых крестьян, которые еще недавно владели этими землями.
Ситуация усугублялась тем, в XVI веке в стране началась Английская реформация, в ходе которой произошла конфискация церковных земель в казну. В ходе этой конфискации монастырские крестьяне сгонялись с земель и пополняли ряды обездоленных. Те выброшенные с земли крестьяне, которым не находилось работы на фермах, шли в города и нанимались рабочими в мануфактуры. Но даже города были не в состоянии обеспечить всех работой. В стране началось бродяжничество. Наличие армии бездомных и безработных позволяло работодателям платить работающим счастливчикам сущие копейки. Условия работы были ужасными, а рабочий день растягивался до 15 часов. Против бродяг и нищих принимались строгие законы: их отправляли в тюрьмы, казнили, отправляли в североамериканские колонии в качестве рабов. Только в первой половине 16 века было казнено 72 тысячи таких несчастных. Следует отметить, что процесс «огораживания» продолжался в Англии еще долго — до начала XIX века, когда окончательно была ликвидирована система общинных полей и произошло практически полное исчезновение мелких земельных собственников. Таким образом, английская буржуазия получила дешевую рабочую силу и систему «добровольного» трудового найма. Мы уже сказали, что в исторической литературе насильственное лишение английских крестьян земли называется устоявшимся термином «огораживание». Гораздо реже для описания этого процесса используется понятие «аграрная революция». Забегая вперед, отметим, что буржуазная революция в Англии, по сути, включала в себя три основных революции: а) аграрную; б) промышленную; в) денежную. Буржуазные революции в других странах также в той или иной мере включали в себя три указанных вида революции[161].
С нашей точки зрения, термин «аграрная революция» точнее, чем слово «огораживание», описывает суть того, что происходило в Англии в эпоху первоначального накопления капитала. Обычно революцию в Англии связывают с казнью английского короля. Но это случай насилия лишь над одним, пусть и очень важным для общества человеком. Такие «точечные» насилия заслуживают названия «дворцовый переворот», за которым перестройки всего общества может не последовать (например, может произойти реставрация монархии). А настоящие революции начинаются лишь после «дворцовых переворотов» и длятся достаточно долго. «Дворцовых переворотов» в истории человечества на несколько порядков больше, чем революций. А звания «революций» удостаиваются лишь те «дворцовые перевороты», вслед за которыми действительно происходит насильственная (часто кровавая) перестройка общества.
Кроме Англии «огораживание» проводилось и в других странах Западной Европы — Германии, Нидерландах, Франции. Правда, в других странах оно не имело таких масштабов и такой жестокости. В. Зомбарт и М. Вебер, например, обращают внимание на то, что в Германии «аграрная революция» была очень «мягкой». Отчасти они объясняют это тем, что в Германии протестантизм был в форме лютеранства, а не в форме кальвинизма (более радикальный и жестокий вариант протестантизма). Но надо принять во внимание еще один момент: в Англии «аграрную революцию» проводили в основном пришельцы с континента (беженцы из Нидерландов и Франции), а пришельцы всегда более «легки на подъем», когда приходится ломать и крушить чужое. У «своих» на такие разрушения «рука не поднимается». А в Германии пришельцев не было: немецкие протестанты-лютеране были у себя «дома» и на роль «аграрных революционеров» годились плохо. Видимо, в силу того, что в немецких землях не удалось провести полноценную «аграрную революцию», Пруссия и другие немецкие княжества в дальнейшем отставали от своих соседей (Англии, Голландии, Франции) по темпам капиталистического развития (бурное капиталистическое развитие началось лишь после Франко-Прусской войны 1870-1871 гг.).
На «огораживание» как исходную точку развития новой общественно-экономической формации вынужден был обратить особое внимание в «Капитале» Маркс. Как он ни старался объяснить общественное развитие, в том числе становление и развитие капитализма с помощью чисто «экономических» понятий и законов, а без признания того, что английский капитализм начался с кровавого насилия над собственным народом, ему нельзя было никак обойтись. На протяжении первых двадцати трех глав первого тома «Капитала» мы видим чисто «логические», умозрительные (создающие впечатление большой «научности») рассуждения о товаре, труде, стоимости, цене и т.п. А вот в 24-й главе Маркс забывает про свой «академизм» и воссоздает кровавые картины первых шагов английского капитализма в сельском хозяйстве: «Мы оставляем здесь в стороне чисто экономические пружины аграрной революции. Нас интересуют ее насильственные рычаги»[162]. Вот лишь один из фрагментов этой главы, содержащий в сжатой форме описание того насилия, без которого переход к капитализму в Англии был бы невозможен: «Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность — таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления. Таким путем удалось… создать для городской промышленности необходимый приток поставленного вне закона пролетариата»[163].
Эта часть «Капитала» (24-я глава) произвела сильное впечатление на тех в России, кто «боролся с существующим строем», — народников и социалистов. Они поняли, что повторение опыта Англии в России грозит слишком серьезными потрясениями для русского общества. Реакцией на грозное предупреждение 24-ой главы «Капитала» явились поиски русскими «борцами за свободу» альтернативного, некапиталистического пути России к социализму. Они стали активно обсуждать возможность построения в России социализма через сохранение и преобразование сельской общины. Надо сказать, что Маркс также изучал такой вариант и рассматривал его не только как возможный, но единственно спасительный для России. Но свои научные изыскания в этой области он не афишировал, поскольку они не «вписывались» в его учение о капитализме и об историческом процессе как «железной» последовательности смены одной общественно-экономической формации другой. Карл Маркс и Ф. Энгельс боялись прямо сказать русским народникам, что Россия может миновать стадию капитализма с его кровавыми насилиями[164]. Переписка «классиков» с русскими «борцами за свободу» характеризуется непоследовательностью, недоговоренностью и даже лукавством. Фактически они подталкивали Россию к капитализму, но при этом пытались сказать, что это будет «не очень больно» (но очень «необходимо»). Вот, например, какое «утешительное» послание по поводу капиталистического будущего России писал Энгельс первому переводчику «Капитала» на русский язык Даниельсону. «Несомненно, что переход… к капиталистическому индустриализму не может произойти без ужасной ломки общества, без исчезновения целых классов и превращения их в другие классы; а какие огромные страдания, какую растрату человеческих жизней и производительных сил это неизбежно влечет за собой, мы видели уже в Западной Европе. Но от этого до полной гибели великого и высокоодаренного народа еще очень далеко»[165].
В России реформа 1861 года (отмена крепостного права) также способствовала образованию наемной рабочей силы в стране. Конечно, в России не было такого жестокого «огораживания», как в Англии, но безземельные работники после этой реформы появились. Формально реформа предусматривала сохранение за крестьянами земель, которые они обрабатывали, но не всех площадей, а лишь части их (в среднем 4,8 десятины на хозяина). Земля передавалась не бесплатно, а за выкуп (деньги шли в карман бывших хозяев-помещиков). Ни достаточного количества земли, ни денег (для ее выкупа, а также приобретения орудий труда для самостоятельной обработки земли) у «свободных» крестьян не было. Им приходилось брать дополнительно землю в аренду у бывших хозяев, а также обращаться за деньгами к ростовщикам. Все это затягивало их в долговую кабалу, экономическую зависимость от вчерашних хозяев и ростовщиков. Подобного рода «экономическое» насилие приводило к тому, что крестьяне «добровольно» освобождались от «дарованной» им земли и становились «классическими пролетариями». Также следует отметить, что из 22 млн. крестьян, получивших свободу, 4 млн. были выпущены без земли (дворовые крестьяне и крепостные рабочие). Все это привело если не к бродяжничеству, то, по крайней мере, к появлению большого количества свободных рабочих рук, готовых на любую работу на любых условиях. Вчерашние крестьяне становились пролетариями.
Как видно из истории с «огораживанием», рабским трудом является не только тот, при котором ежедневно и ежеминутно осуществляется видимое насилие над работником (скажем, с помощью строгого надсмотрщика). Рабским чаще оказывается труд того работника, над которым было произведено лишь одно, но очень жестокое насилие в прошлом. Это насилие, как шрам, остается на всю оставшуюся жизнь в памяти человека, и этот «шрам» генетически может переходить на следующие поколения. Не об этом ли «цивилизирующем» влиянии капитализма говорил Маркс, предвидя, что наемный работник при капитализме со временем будет трудиться без видимого внешнего принуждения?[166] Таким образом, жестокое «разовое» насилие устанавливает иерархию «наездника и лошади», делает человека, а также его детей и внуков «пожизненными» рабами. Собственно, суть настоящих революций в этом «разовом», но массовом насилии и заключается. И такие революции за один день (или одну ночь) не делаются. Но они совсем не обязательно должны быть «перманентными» (вспомним теорию «перманентной революции» Троцкого-Бронштейна). Как показывает история, на проведение революций бывает нужно от нескольких лет до нескольких десятков лет. Все зависит от способности народа сопротивляться насилию и от количества людей, которых «революционерам» надо «переделать»[167]. А те «одномоментные» события, которые связаны с арестами и казнями монархов, штурмами бастилий и зимних дворцов и т.п., — это всего лишь политические перевороты. Перевороты, после которых настоящие революции могут последовать, а могут и не последовать[168]. Но даже «качественно» и «эффективно» проведенные революции не гарантируют победителям («наездникам») того, что рабы не будут протестовать и восставать. Поэтому и после революций периодически возникают восстания рабов, вслед за которыми, как правило, следует их жестокое подавление[169].