— Замечательно, — сказал я. — А меня зовите милашкой Сью. По рукам?
И с этими словами я плюхнулся на один из стульев, чем вызвал явное неудовольствие «мексиканца» Джека, отразившееся на его лице. Впрочем, мне на это было глубоко наплевать. Я уже подготовил в голове достойные слова, чтобы ответить колкостью на его предстоящее замечание, но Джек промолчал. Мало того, он даже перестал расстреливать меня взглядом, а, включив компьютер, негромко, но внятно произнес:
— Файл — «Эндрю Хопкинс»,. раздел — «Новые поступления», код — шестьдесят шесть шестьсот тринадцать.
Он зыркнул на меня из-за монитора, но я лишь улыбнулся ему уголками губ.
Едва слышно зашелестел винчестер, считывая информацию, и, пока на дисплей выводилась вся моя подноготная, я окончательно осознал себя товаром, который купили современные рабовладельцы.
Да, Мактерри объяснял мне все это, но готов ли я на самом деле отдать себя во власть чужой воле, ведь даже в тюрьме, пусть в самой малой мере, но я все же принадлежал сам себе? Теперь же я был обязан выполнять только приказы свыше, здесь любой самовольный поступок будет расцениваться как неподчинение и строго наказываться, пожалуй, даже вплоть до водворения обратно в Стрэнк. А туда мне ох как не хотелось!
Честно говоря, я ненавижу военную службу. Мой сосед в Нью-Йорке был капитаном ВВС, служил, кажется, в вертолетном полку. Он редко бывал дома, а когда появлялся — всегда отключал телефон. Помню, когда мы еще гонялись за мисс Маргарет Тревор, я услышал, как его пятилетний сын спросил, зачем он это делает? Сосед улыбнулся, усадил пацана на колено и сказал:.
— Запомни, сынок, страшнее всего в этой жизни три вещи: обман, предательство и приказ.
Видимо, плохо запомнив первые два слова, мальчишка спросил, что такое «приказ». Отец громко расхохотался, а потом, вмиг став серьезным, ответил:
— Приказ — это когда ты не хочешь что-нибудь делать, а тебя принуждают к этому.
— Почему?
— Потому что ты не имеешь права не подчиниться, иначе тебя сурово накажут.
— Но зачем тебе подчиняться? Ты ведь взрослый.
— Я дал клятву, сынок, и на службе не принадлежу себе.
— И я, когда вырасту, тоже должен буду делать то, что мне скажут другие?
— Надеюсь, что нет. Я не хочу, чтобы ты стал военным…
Почему-то этот разговор, невольным свидетелем которого я стал, врезался мне в память. И вот теперь… Теперь я был уверен в одном: что бы ни ждало меня впереди, я не должен поступаться своими принципами. Я освободился из одной клетки, очутившись в другой, пусть более просторной и светлой, но почему я не могу попытаться вырваться и из этой?..
— О чем это вы задумались, Хопкинс?
Я покосился на Джека, успевшего нацепить на переносицу тяжеловесные очки с толстыми линзами, и пожал плечами:
— Да так, ничего. Не каждый день на твоей трассе попадается столько крутых поворотов.
— А-а… Ну-ну, — хмыкнул Джек, вновь обращая свой взор к монитору. — Что ж, у вас не такое обширное досье, чтобы потратить на него кучу времени. Посему перейдем к формальностям.
Он извлек из ящика стола лист бумаги и положил его передо мной. Это был стандартный бланк, в котором уведомлялось, что отныне такой-то (вместо фамилии значилось пустое место) принят на государственную службу в Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов Америки в качестве штатного агента со всеми вытекающими отсюда последствиями. Признаться, последствия мне эти не понравились, но я благоразумно промолчал, внимательно дочитав бумагу до конца.
— Все понятно? — спросил Джек. Я кивнул.
— Тогда распишитесь внизу и поставьте дату.
Он сунул мне под нос ручку, и я вывел на бумаге свою незамысловатую закорючку.
— Теперь подойдите сюда.
Я покорно встал и, обойдя стол, приблизился к Джеку почти вплотную. Его мясистый загривок так и призывал вцепиться в него зубами, но я вынужден был отказать себе в этом удовольствии. Пришлось ограничиться тем, что я просто заглянул Джеку через плечо и увидел, как он каллиграфическим почерком вносит в бланк мое имя.
«Канцелярская крыса, — подумал я. — Крыса и есть. Интересно, кто он таков? Начальник отдела по работе с кадрами? Хотя какой там, к черту, начальник. Рядовой инспекто-ришко — не больше».
Джек тем временем кончил выводить буковки и, с удовлетворением оценив результат своей работы, крякнул от удовольствия. А может, у него просто в горле запершило, кто знает?
— Так. А теперь давайте сюда свои ладони, — сказал он, глядя на меня поверх очков.
Я повиновался, приложив ладони к электронному дактилосканеру. Через секунду мои отпечатки появились на экране дисплея. Вновь зашуршало считывающее устройство, а потом приятный женский голос произнес:
— Идентифицирован.
«Да, хороший здесь комп, — отметил я. — Восьмой „пентиум“, а может, и повыше. И блок звукового диалога есть. Вещь не такая уж и распространенная, хотя и не столь редкая. Что ж, компьютерная техника развивается стремительно, и, похоже, пределов этому развитию не существует. Взять хотя бы тот же „виртал“…»
Память щелчком выкинула из своих глубин образ Маргарет Тревор, и я поспешил отогнать от себя ненужные мысли.
Джек тем временем производил сканирование подписанного мною документа. Теперь он осядет в электронном архиве ЦРУ, и мне не изъять его оттуда при всем желании.
Что ж, доктор Фауст, ты продал свою душу за услады земные… Так возрадуйся!
Кажется, последнюю мысль я пробормотал вслух. Джек, косо глянув на меня, отключил сканер и сухо сказал, поднимаясь из-за стола:
— Вы знали, на что шли. Теперь возврата нет, и потому вам следует уяснить для себя одну вещь: вы не должны совершать необдуманных поступков. — Помолчал и добавил: — Это в ваших же интересах.
А между строк я прочитал: «За тобой, парень, постоянно будут приглядывать, и не дай Бог, ты попытаешься взбрыкнуть».
— Я не пугаю, — продолжал Джек, — и даже не предупреждаю. Просто советую.
— Спасибо. — Я шаркнул ножкой. — Премного благодарен, так сказать, за отеческую заботу.
— Ну-ну, — растянул рот в улыбке янки-мексиканец, — сейчас вам будет не до шуток.
Он подошел к той же двери, из которой появился сам двадцать минут назад, и, распахнув ее настежь, бросил:
— Теперь он ваш. Можете приниматься за дело.
— Даже так? — вздохнул я.
— И только так.
«Ну и ладно, — смирился я, — хорошая разминка еще никому не повредила. Тем более что Стрэнк научил меня работать не только головой, но и кулаками».
Но я ошибся. В комнате, в которую я попал через несколько секунд, явно не собирались проверять прочность моих костей. Тем более что молодая худосочная девчушка, облаченная в белоснежный халат, и убеленный сединами старик, хотя и выглядевший довольно бодро, при всем желании не смогли бы научить меня хорошим манерам при помощи манер нехороших. Да и собственно, отчего— я решил, что мне собираются вправлять мозги зуботычинами?..
Меня усадили в мягкое, удобное кресло, нацепили на голову какой-то шутовской колпак с множеством разноцветных проводов, а затем девчушка принялась лепить на мое бренное тело кучу всяческой дребедени, из которой благодаря моей скромной эрудиции я узнал лишь пневмограф, фиксирующий частоту дыхания; тонометр, измеряющий кровяное давление, и потограф, определяющий степень потливости пальцев и ладоней. Кроме того, мою грудь опоясали какими-то трубками и в довершение прилепили где только можно добрую дюжину датчиков. Все это было подключено к компьютеру, при помощи которого собирались заглянуть в мою душу, ибо я наконец осознал, что передо мной находится полиграф или, как его принято называть в широких кругах, «детектор лжи».
И тогда я занервничал. Не знаю почему, но я занервничал. Мне нечего было скрывать, я и так был весь как на ладони — рядовой эксперт-убийца без психических отклонений, но в общем-то, по большому счету, чудак, возомнивший, что в его силах спасти мир…
— Меня готовят для запуска в космос? — неуклюже сострил я, стараясь отвлечься от предстоящей процедуры.
— Здесь вопросы задаю я, — сотворил постную мину на лице старик.
— За сегодняшний день не многовато ли этих самых вопросов? — все же поинтересовался я.
Но мне не ответили. Старик отвернулся к окну и закурил, «белоснежка» же проверяла крепление датчиков. Потом она отошла к компьютеру, что, видимо, послужило сигналом для старика. Он вновь повернулся ко мне и сказал:
— На все вопросы вы будете отвечать однозначно: «да» или «нет». Уяснили?
— Разумеется, — усердно закивал я.
— Тогда начнем. Ваше имя?
— Да.
— Что, да?
— Тоже нет.
— Не морочьте мне голову.
— Но вы же сами сказали…
— Заткнитесь, — прошипел старичок.
Я заткнулся. И молчал. Долго молчал. А старик все брызгал слюною, все пытался мне что-то доказать, до хрипоты… до появления Джека.
— Что тут происходит? — спросил тот с порога. «Белоснежка» кивнула в мою сторону:
— Псих какой-то.
— И вовсе не псих, — возмутился я. — Мне было приказано заткнуться, и я заткнулся.
— Так, — тяжело вздохнул Джек. — Паясничаете? Ну-ну. Кажется, без моего присутствия здесь не обойтись, иначе этого шута не угомонить.
— Ваше имя? — .снова спросил старик. Ну как я мог такое пропустить?!
— Да.
— Ну вот опять! — всплеснул руками старик. — Я не могу работать в такой обстановке.
— В чем дело! — взревел Джек.
— Нет, ну что вы от меня хотите? — развел я руками. — Он меня спрашивает, мое ли это имя? Я и отвечаю.
— Не прикидывайтесь дурачком, — испепеляя меня взглядом, процедил сквозь зубы инспектор отдела кадров.
— Эндрю, — выпалил я.
— Полное имя! — закричал старик.
— Но вы же сами прекрасно его знаете!
— Имя?!
— Эндрю Гордон Хопкинс.
— Это ваше настоящее имя?
— А как вы думаете?
— Я же вам сказал: «да» или «нет»!
— Или.
— Что это значит, Хопкинс? — прорычал Джек.
— Но он ведь сам сказал, что надо отвечать «да», «нет», «или».
— При чем здесь «или»? — застонал старик. — Вы хотите свести меня с ума?
— А разве вы еще не того?..
— Все! — выдохнул старик. — Я отказываюсь проводить тестирование.
— Успокойтесь, Мэтью, — сказал Джек, буравя меня глазами. — У этого парня гарвардский диплом. Он просто пудрит нам мозги. Я сейчас вызову охранников, пусть они с ним побеседуют без применения интеллекта.
«Гарвардский диплом? — удивился я. — Когда это я успел его получить? Что-то не припомню. Однако, похоже, настало время становиться паинькой».
— Все понял, — быстро сказал я. — Меня всегда убеждали убедительные доводы. Продолжайте ваше тестирование, я буду слушаться.
— Вы родились в тысяча девятьсот восьмидесятом году в Нью-Йорке?
— Да.
— Вы гражданин Соединенных Штатов?
— Да.
— Вы когда-либо отбывали срок в тюрьме?
— А откуда, по вашему мнению, меня привезли?
— Опять! — взвыл старик. — Отвечайте однозначно.
—Да.
— Вы курите?
— Изредка. Ой-ой, простите. Да.
— Вы владеете какими-либо иностранными языками?
— Да.
— Вы член коммунистической партии?
«Ну и дурак», — подумал я, но вслух сказал:
— Her.
— Вам нравятся красивые женщины?
— Да.
— А некрасивые?
— Нет.
— Вы специалист по виртуальным системам?
— Да.
— Вы сотрудничали с полицией?
— Да.
— Вы предпочитаете американскую одежду?
— Да.
— Вы агент иностранной разведслужбы?
— Нет.
— Вы убивали людей?
— Да, — слегка замявшись, все же ответил я.
— Вы окончили Гарвард?
— Не помню.
— Что это значит?
— Я и впрямь не помню. Но раз Джек говорит, значит, окончил.
— Хорошо. Вы любите заниматься спортом?
— Да.
— Вы член организации левого толка?
— Нет.
— Вы женаты?
— Нет.
— У вас есть дети?
— Нет.
— Если среди ваших знакомых мусульманские экстремисты?
— Нет.
— Вы когда-нибудь выезжали за пределы страны?
— Нет.
— Вы когда-либо контактировали с представителями зарубежных разведслужб?
— Нет.
И так далее, и тому подобное. Они меня пытали не менее сорока минут. К концу опроса я уже готов был убить и Мактерри, и Джека, и старика с его «белоснежкой». Но тут мне задали последний вопрос: «Говорили вы неправду в ходе обследования, отвечая на какой-то из заданных вопросов»? Я облегченно ответил: «Нет», — и старикашка, обращаясь к своей ассистентке, радостно сказал:
— Все, Лиз. Можешь снимать с него требуху.
Затем он поднялся со своего стула и подошел к компьютеру, где долго пялился на монитор, потом наконец приглашающе кивнул Джеку, и они вышли в соседнюю комнату. Я же, блаженно вытянувшись в кресле, отдался во власть цепких «белоснежкиных» рук.
Кажется, первое серьезное испытание я прошел. Впрочем, прошел ли?
— Поздравляю, — сказал Джек, — вы успешно одолели тестирование. Теперь вас ждут в блоке В-12. Прощайте, и дай Бог, наши пути больше не пересекутся.
— Спасибо за доброе слово, — ответил я, но он не стал меня слушать, а выпроводил в коридор.
— Вот ваш пропуск.
Джек протянул мне пластиковую карточку опять же оранжевого цвета и почти идентичную той, что висела у меня на груди. Затем, похлопав меня по плечу, шустро захлопнул дверь.
«Сердечный джентльмен, — подумал я, — приветливый».
— Следуйте за мной.
Я вздрогнул и оглянулся. Ба! Знакомые все лица!
— Пятерочка, вы ли это?
Признаться, я был рад вновь встретить хоть одно знакомое лицо. В этом осином гнезде, полном хитрющих и кровожадных шпионов, чувствуешь себя не самым лучшим образом. Уж поверьте мне на слово, обманывать не стану.
Однако моя «путеводная звезда» по-прежнему была холодна. Не удостоив меня взглядом, она двинулась по коридору, и мне не оставалось ничего другого, как плестись за нею следом да разглядывать стройные ножки, почти до коленок прикрытые форменной юбкой.
Так мы дошли до конца фиолетового коридора, и там у нас снова проверили пропуска. Затем были голубой, красный и оранжевый сектора. Если следовать логике, то мы были у цели. Оранжевый пропуск, оранжевый коридор… И жизнь у меня теперь будет оранжевой, как гнилой апельсин…
Логика меня не подвела. Мы вскоре остановились возле одной из дверей, и через мгновение я оказался в очередном кабинете, но зато каком! Дорогие ковры, изящная, но современная мебель, мягкие диваны, телевизор и даже бар с множеством разнокалиберных бутылок.
«Вот чего мне сейчас не хватает», — с тоской подумал я.
И будто глас Господний донесся с небес:
— Хотите что-нибудь выпить?
Я проглотил комок и попытался разглядеть, кто же произнес эти слова, ведь не мог же в самом деле этот голос принадлежать божественной ипостаси. Не верю я в чудеса, хоть режьте. Атеист я до мозга костей.
И вновь я порадовался своей правоте, разглядев наконец в глубоком кресле с высоченной спинкой уже немолодого грузного мужчину с седыми висками и высоким, даже слишком высоким лбом. Таких обычно за глаза называют яйцеголовы-ми. Так я его и окрестил, еще не ведая, что это и есть мой будущий шеф…
— Сам налью, — нагло заявил я, направляясь к бару.
Я проглотил стакан виски, даже не почувствовав его вкуса, затем хотел налить еще один, но благоразумие взяло верх. Сейчас как никогда я должен иметь трезвую голову.
И тут я, поймав себя на мысли, что поступил несколько неприлично, не предложив бокал и хозяину кабинета, решил, что лучше сделать это с опозданием, чем выглядеть полным невежей.
Но он отказался. И тогда я почувствовал себя неуютно вдвойне, тем более что я даже не видел его глаз, так как он сидел будто нарочно прямо напротив окна. Что ж, похоже, глупым хозяина кабинета назвать было нельзя. Он мог спокойно изучать мою персону, а мне недоступна была даже его мимика.
А потом пришла следующая мысль, и мне стало совсем худо, я начал извиняться, начал объяснять, что я вовсе не алкоголик, просто голова пошла кругом от событий сегодняшнего дня, и мне необходимо встряхнуться, выпустить пар, взбодрить извилины.
Какого черта я перед ним распинался — до сих пор не пойму. Может быть, глядя на шикарную обстановку этого кабинета, решил, что передо мной ни много ни мало, а сам директор ЦРУ Томас Бредли, а может, алкоголь все же начал свое черное дело. Хотя какая разница? Болван — он и в Америке не умник.
И вот в самый разгар моих излияний хозяин решился прервать мою словесную Ниагару.
— Замечательно, — звучным баритоном произнес он. — Ко всем вашим достоинствам я теперь могу добавить и красноречие.
— Что вы! — смутился я, как девица, впервые оказавшаяся на панели. — С меня оратор — как с червяка гвоздь. Это все виски — величайшее средство для развязывания языков. Кстати, похлеще «детектора лжи».
— А что, это мысль. Надо будет подсказать ее отделу по укомплектовке кадров.
— Вы думаете? — глупо спросил я.
— А почему бы и нет?
Мы переглянулись и одновременно расхохотались. Вот тогда-то мне и полегчало.
— Кто вы? — без обиняков спросил я, поразмыслив, что пришел тот самый момент, когда следовало бы и узнать, с кем ведешь столь приятную беседу.
— Глен Стрэдфорд, ваш шеф.
— Ага! — Я радостно хлопнул себя по коленке. — Именно вы мне как раз и нужны.
— Думаете?
— Совершенно уверен.
— Тогда я вас слушаю.
— Итак, — торжественно произнес я, — что все это значит?
— Что именно?
— Ну… это все… Мое избавление, например, странное предложение работать в Лэнгли. Да и откуда, черт подери, в столь солидной организации знают о моей скромной персоне?
— Вам и вправду не терпится узнать ответы на все эти вопросы? — Уголки губ Стрэдфорда дрогнули.
— Да.
— Боюсь, что вынужден вас огорчить. Обращаетесь не по адресу. Могу лишь сказать: сегодня утром мне позвонили и сообщили, что вместо Стефансона подыскали нового курьера.