Славяне всегда ходят только кучей. Я вспомнил сзади себя эту дорогу, когда сидел и ждал своих на том берегу. Женька Михайлов с разведчиками пришёл тоже кучей. Старший лейтенант привел своих сибиряков, как стадо коров. Идти навстречу своим развернутой цепью, совсем странно! Нет, это были немцы, они подошли к берегу во время бомбежки!
Сибиряки старшего лейтенанта вообще не стреляли. Они видели, как я лёг, как прицелился, как передние ткнулись в землю, как залегли остальные, как перебежками они стали пятиться назад.
Не понимаю я только одного, какую роль здесь на берегу выполняет батальон старшего лейтенанта? Зачем они пришли на берег Волги? Оборонять его или жарить мясо? Возможно, у них приказа на оборону берега нет. Мы! Я понимаю. Мы оторванный кусок от целой роты. Нас считают погибшими, а мы напротив живые.
Война, для меня [ещё] сплошные открытия и догадки. Именно сомнения одолевают нас, когда мы делаем первый шаг навстречу врагу!
Возможно, если бы мы лезли всё время вперёд, всегда и везде шли напролом, у нас не было бы на этот счёт никаких сомнений. Какие могут быть сомнения, если ты уже убит? Какие могут быть, например, сомнения у командира полка, если он от бомбёжки сидит за десяток километров. |Но неудача вершит нашей судьбой даже тогда, когда у тебя на этот счёт нет никаких сомнений.| Однако неудача [в начале войны] сопутствовала нам на первых порах.
Был уже поздний вечер. Край берега смотрелся плохо. Немцы подобрали своих раненых и трупы, они скатились под обрыв и ушли обратно на тот берег. Над бровкой обрыва ни малейшего движения.
Сибиряки облюбовали продолговатую высотку под соснами, а мы остались в открытом поле. Здесь были кем-то и когда-то отрыты небольшие, в две четверти глубиной, в виде узких полос, одинарные и двойные окопчики.
Когда совсем стемнело, я подозвал старшину и велел ему выставить охранение.
— Дежурить будут по двое. Передай солдатам на счёт курева. Объяви порядок смены караульных и сигналы на случай ночной тревоги. Немцы убрались к себе на ту сторону. Ночью они не воюют. Но на всякий случай ухо держите востро! Это пускай запомнят все!
Старшина всё проделал, а я, чтобы ещё раз убедиться, прошёл с ним по постам и проверил несение службы.
— Спать будем с тобой по очереди, — сказал я старшине.
— Я лягу сейчас, часа на три, пока тихо. Ты разбудишь меня. И я подежурю, а ты отдохнёшь!
— В случае тревоги разбудишь меня немедленно!
— Я лягу вон там. В одном окопе с солдатом Захаркиным. У него есть одеяло, вот мы одеялом и укроемся. Одеяло большое, нам хватит накрыться сверху и натянуть его на голову.
— Пойдём, проводи меня! Будешь знать, где я лежу.
Я велел подвинуться солдату, и старшина укрыл нас сверху колючим одеялом. Ночь была тихая, но довольно холодная.
Когда я проснулся, то сразу понял, что проспал слишком долго. Видно старшина не стал будить меня через три часа, как об этом мы договорились.
Пожалел видно и не стал беспокоить! — подумал я.
Может с сержантом сидели посменно, и решили вообще не будить меня.
Вылезать из-под одеяла не хотелось. Вдвоём надышали, было тепло. Для подстилки на дно окопа Захаркин с вечера нарубил лапника. Лежать в окопе было удобно и мягко. Сегодня я за все дни как следует выспался. Приятно потянуться, но нужно вставать!
Я высунул голову наружу из-под одеяла, вздохнул свежего воздуха и ещё раз потянулся. Кругом было светло.
Я быстро поднялся на локтях, опёрся на руки, сел на дне окопа и выглянул наружу. Окоп был неглубокий, сидя в нём можно было оглядеться по сторонам, поверхность земли была на уровне груди. Я посмотрел в сторону молодых сосёнок, где были позиции солдат батальона. Там было пусто. По краю дороги, где должны были сидеть мои солдаты, тоже ни одной живой души. Мы остались одни в этом окопчике, прикрытые с головой колючим одеялом.
Минуту, другую я соображал! Что случилось ночью? Почему я ничего не слышал? Что теперь нам делать? Почему здесь нет никого?
Я осторожно толкнул солдата. Он лежал подле меня. Солдат зашевелился, скинул с лица угол одеяла, открыл глаза и посмотрел на меня. Увидев мой палец прижатый к губам, он легко и беззвучно поднялся, подхватил свою винтовку, лежавшую сбоку на дне окопа и встал на колени. Он посмотрел в ту сторону, куда показывал я. Там на дороге, позади высотки, где ночью сидели солдаты из батальона, шевеля боками, немцы устанавливали два орудия.
Возможно, немцы и подходили к нашему окопу, но не обратили внимания, что под серым одеялом лежат и спят живые люди. Мы были прикрыты с головой, а цвет корявого одеяла был под цвет окопной земли.
Дорога в сторону деревни, откуда когда-то пришли сибиряки, для нас была отрезана. По дороге со стороны деревни, медленно раскачиваясь, шла парная немецкая упряжка с подводой позади.
Нам представился единственно свободный путь выскочить из окопа и пригнувшись бежать поперёк дороги к кустам, — в сторону леса. Путь этот был чуть правее в сторону берега[66], где вчера попытались высадиться немцы.
Я посмотрел вдоль поля, куда я стрелял, оно было совершенно пустым. Где-то гораздо выше по течению немцы навели переправу[67] и обошли нас слева, со стороны наших тылов. Не туда ли отправился Михайлов со своими полковыми разведчиками?
Пока я соображал и думал, я успел рассмотреть немецкую форму одежды. Запомнились голубовато-зеленые шинели и френчи с чёрным воротничком. На немцах короткие сапоги с широкими голенищами и каски по форме головы цвета вороньего крыла.
Мы осторожно перемахнули через дорогу, обогнули кусты, сделали короткою перебежку в лощину и, пригибаясь, добежали до бугра.
Перед открытым пространством поля мы остановились, подобрали полы шинели, подоткнули их за поясной ремень и побежали, стуча сапогами по замёрзшей траве и земле. Добежав до леса и зайдя за деревья, мы остановились и перевели дух. Нужно было осмотреться. Я посмотрел на дорогу, ведущую в сторону деревни, по ней в направлении к пушкам шла небольшая группа немцев. Видно они к утру успели занять несколько деревень, потому что чувствовали себя вполне свободно.
Но куда девались наши и батальонные солдаты? Почему старшина не разбудил меня? Куда исчез батальон вместе со своим старшим лейтенантом?
Мы углубились в лес, я взял по компасу направление на северо-запад и мы пошли искать лесную дорогу. Лес просветлел, показалась опушка, и мы вышли не то на заросшую лесную дорогу, не то на давно заброшенную просеку.
Осмотрев траву и мелкий валежник, мы убедились, что здесь никто давно не ходил. Такая просека, хоть она и старая, должна нас вывести на дорогу или хожую тропу. Ходили же здесь когда-то люди по грибы и по ягоды. По просеке мы прошли километров 6–8 и вышли на берег реки Тьмы.
Здесь вдоль берега проходила просёлочная дорога, по ней ехала повозка. Мы встали за стволы деревьев и ждали, пока из-за крупа лошади не покажется повозочный солдат. Увидев, что это наш, мы вышли ему навстречу. Лошадью правил солдат, на голове у него была надета зимняя шапка ушанка. Тыловиков уже успели перевести на зимнюю форму одежды, — подумал я.
Мы остановили его, когда он поравнялся с нами. Он был из той же самой дивизии, в которую мы были зачислены вчера. Он сказал, что их обоз стоит на той стороне реки.
— По дороге отсюда километров пять не больше!
— Как дойдёте до брода, повернете по дороге направо.
— А там недалеча паря и деревенька будет стоять.
— В деревне спросите, как дойти до вашего полка.
Солдат в шапке поехал дальше, а мы по указанной дороге пошли искать полковой обоз. Я надеялся, что в тылах полка я узнаю обстановку и разыщу своих.
Штаб полка нам указать не могли, о нём пока никто ничего не знал. А комбата и своих солдат я разыскал только к вечеру.
Что же случилось ночью? Почему я остался в окопе? Почему ушли мои солдаты и не разбудили меня?
Ночью, когда мы с Захаркиным легли под одеяло, старшина не спал, он ходил и проверял посты. Вскоре вернулся сержант, которого я с тремя солдатами посылал под покровом ночи дойти до берега Волги и посмотреть, что делается на том берегу.
Старшина разбудил меня, когда сержант вернулся. Он доложил мне, что берег у переправы пуст. Я выслушал сержанта, сказал:
— Хорошо! Ты можешь быть свободен.
И я опять лег под одеяло и уснул.
Часа через два в расположение взвода явился старший лейтенант, комбат сибиряков. Он привёл с собой двух связных и приказал старшине поднимать быстро людей.
— Действуйте без шума и осторожно!
— Не тяните время! Пойдёте вот за этими связными! — сказал он и тут же ушёл.
— Солдаты нашего батальона давно стоят на дороге и ждут ваших! — сказал один из солдат, оставленных комбатом.
— Мне нужно разбудить лейтенанта! — ответил старшина.
— Солдаты нашего батальона давно стоят на дороге и ждут ваших! — сказал один из солдат, оставленных комбатом.
— Мне нужно разбудить лейтенанта! — ответил старшина.
— Ваш лейтенант давно на ногах. Мы его видели там в батальоне рядом с комбатом.
— Лейтенант сказал, чтобы вы шли туда побыстрей!
— Батальон уйдёт, а ночью, в темноте можно отстать и мы его не догоним.
Старшина, думая, что я на самом деле ушёл к комбату и в курсе дела, что за ним послали связных, не стал проверять окоп. Так они и ушли, забрав всех солдат и оставив нас спать в окопе с Захаркиным.
Когда старшина дошёл с солдатами до перекрестка, то он увидел, что на дороге их ждут ещё двое оставленных комбатом солдат.
— Давай быстрей за нами! — закричали они и ускоренным шагом пошли в темноту.
— Комбат приказал вам бегом догонять остальных.
Где они шли, куда и когда сворачивали, старшина не запомнил. В темноте ничего не видать. Он видел, что впереди идут солдаты батальона, и решил, что я иду где-то впереди, вместе со старшим лейтенантом.
Они шли лесными дорогами, несколько раз подолгу стояли, было похоже, что батальон заблудился. И действительно они в лесу проплутали до рассвета.
(вариант 2) Комбата и своих солдат я к вечеру разыскал.
Что случилось ночью? Почему я остался, и меня не разбудили? Почему мои солдаты ушли?
Ночью, когда мы с Захаркиным спали под одеялом, старшина ходил и проверял посты. Вскоре вернулся сержант, которого я с тремя солдатами послал под покровом ночи подойти к берегу Волги в том месте, где саперами был взорван паром. Старшина меня разбудил, когда вернулся сержант. Сержант доложил, что берег у переправы пуст.
Я выслушал сержанта, сказал хорошо, можешь быть свободен, и опять уснул. Часа через два в расположение нашего взвода явился старший лейтенант комбат сибиряков. Он привёл с собой двух связных и приказал старшине поднимать быстро людей.
— Действуйте без шума и осторожно!
— Не тяните время! Пойдёте вот за этими связными! — сказал он и сам ушёл.
— Наши из батальона давно стоят к ждут вас на дороге, — сказал солдат, которого оставил старший лейтенант.
— Старшина, — сказал комбат, — Давайте действуйте побыстрее!
— Мне нужно разбудить лейтенанта! — ответил старшина.
— Ваш лейтенант давно на ногах!
— Я его сам видел рядом с комбатом.
— Ваш лейтенант сказал, чтобы вы вели туда солдат побыстрей!
— Сейчас ночь, темнота, можно отстать и батальон не догоним!
Старшина, думая, что я на самом деле ушёл к комбату и в курсе дела, не стал проверять наш окоп. Так они и ушли, забрав всех солдат и оставив нас спать до утра с Захаркиным.
Когда старшина вывел своих солдат на дорогу, то увидел, что их ждут ещё двое солдат по пути.
— Давай быстрей за нами! — закричали они и быстрым шагом пошли в темноту.
— Комбат приказал догонять батальон по дороге!
Где они шли, куда и когда сворачивали, старшина не мог сказать. В темноте было не видно. Но вот впереди они натолкнулись на людей, и старшина увидел, что старший лейтенант комбат стоит совершенно один.
— А где ваш лейтенант? — спросил строго комбат, увидев приближение старшины и с ним солдат.
— Мне сказали ваши солдаты, что наш лейтенант ушёл вместе с вами и находится здесь.
— У меня был лейтенант из четвёртой роты |офицер связи из штаба полка|.
Сделали привал. Нужно было разобраться в обстановке. Вперёд пустили разведку, но и она тоже проплутала в лесу. Стало совершенно ясно, что батальон окончательно заблудился. Карты местности у комбата не было.
— Где ваш лейтенант? — услышал строгий голос комбата старшина.
— Мне сказали ваши связные, что наш лейтенант находиться вместе с вами впереди.
— Я вашего лейтенанта не видел.
— У меня был лейтенант Татаринов. А вашего лейтенанта я с вечера не видел.
— Может, он к немцам удрал?
— Этого не может быть! — заикаясь, сказал старшина.
— Он лёг спать в окоп вместе с солдатом Захаркиным.
— Ночью мы его с сержантом будили. Он посылал сержанта в разведку на берег Волги, сержант при мне докладывал лейтенанту обстановку. Он поднялся в окопе, сказал хорошо и потом снова лёг.
— Утром посмотрим! Если до утра не вернётся, будь спокоен, можешь не волноваться! О том, что ночью пропал ваш лейтенант в полку будет известно! Это я обещаю тебе!
— Мне приказали забрать ваши два взвода в мой батальон. Вы будете по номеру пятая рота.
— Старшим пока назначаю тебя!
— Предупреди солдат, что вы теперь в составе моего батальона.
Старшине ничего не оставалось делать. Он подчинился и положился на авось. Старшина только теперь понял и до мельчайших подробностей себе представил, что солдат с рубежа он снял без ведома лейтенанта. Связные заторопили его, и он запутался, затыркался и поддался их окрикам, он самовольно снял солдат и не разбудил своего командира. Теперь тот спит спокойно в окопе с Захаркиным, накрывшись с головой шершавым одеялом. Теперь лейтенанта обвинят в дезертирстве и отдадут под суд трибунала. Что он скажет, когда тот вернётся? А то, что лейтенант вернётся, у старшины сомнений не было никаких.
Вскоре батальон подняли, и они снова тронулись в путь. Старшина шёл по дороге, вёл своих солдат и поминутно оглядывался. Он думал, что лейтенант вот-вот догонит их.
Когда батальон вышел на опушку леса, было уже светло. Деревня, где накануне стоял штаб полка, была, как увидел старший лейтенант, занята немцами. На окраине справа у открытого со всех сторон бугра стояли тягачи и готовые к бою зенитки. Комбат не решился пойти на немцев в открытую со своей не полной сотней штыков.
Он отошёл в глубину леса и велел всем залечь. Комбат решил подождать. Бывают на войне такие случаи, когда немцы занимают деревню и постояв некоторое время уходят совсем. Если не подымать стрельбы и шума, немцы возможно и уйдут. А чем собственно стрелять? Человек шестьдесят солдат, один пулемёт и пятизарядные винтовки против батареи зениток!
Прошло часа два. Комбат вскоре увидел, что немцы начинают окапываться и уходить из деревни не собираются. Оставив солдат на опушке леса, он решил сам пойти и разыскать штаб полка. Две пары связных посланные на розыски вернулись ни с чем. Он знал, что тылы полка стоят за лесом на Тьме.
В тылах полка, куда мы явились с Захаркиным, мы стали искать кого-нибудь из тылового начальства, чтобы спросить, где находятся наши. Нас проводили к капитану Матвеенцеву, тому самому, который при первой встрече грозился нас всех отдать под суд.
— Вот вляпался! — подумал я, увидев его перед собою.
Он ничего не сказал, что утром штаб полка в полном составе попал в плен к немцам. Об этом я узнал несколько позже. Он начал прямо.
— Сейчас был комбат и доложил, что ты этой ночью дезертировал к немцам.
— Как это понимать? Когда я здесь!
— Так и понимай!
— Он что, с перепою или конины объелся?
— Вот мой солдат. Он всё время со мной.
— Опросите его, если мне не верите.
— Мое счастье, что в окопе я спал и остался не один.
— У меня, видит бог, есть живой свидетель!
— Вы бросьте тут про бога! Вы могли договориться заранее между собой.
— Хорошо! Опрашивайте его! А потом вызовем старшину Сенина и сержанта Вострякова. Они остались с солдатами. С ними я никак не мог договориться.
— Какие ещё старшина и сержант?
— Как какие?
— Старшина мой помкомвзвод, а сержант во взводе командир отделения.
— Кстати, где они?
— Что же вы? Спрашивайте! Где мы были? Почему остались в окопе? И как отстали от своих? Почему солдаты моего взвода ушли, не предупредив об этом своего командира?
— А ты Захаркин, чего молчишь? Говори, как было! Пойдёшь под суд вместе со мной! Или здесь судят только офицеров?
Солдат поправил пилотку, как будто от неё будет зависть правдивость и складность его речи, привычным движением рукава утер "слезу" нависшую от холода под носом и покашлял в кулак. Ему не часто по долгу службы приходилось говорить с капитанами. Он боялся, что с первым звуком наружу вырвется не нужное слово. Пока он готовился что-то сказать, капитан отвернулся и не стал его слушать. Он собрался было уйти, но я остановил его.
— Товарищ капитан, вы обвинили меня в дезертирстве, и не хотите слушать объяснения моего солдата.
— Как это понимать?
— В таком случае я ваши слова могу считать просто оскорблением!
Капитан повернулся, взглянул на меня недовольным взглядом и сказал, — Ну, ну! Что там ещё?
Я взглянул на Захаркина, и он с хода выложил свои показания.
— Мы с товарищем лейтенантом легли спать в окоп. Лёд кругом на земле! Ночью вдарил мороз! У них нет своего одеяла. А у меня есть! Мы легли с товарищем лейтенантом и были накрымши с головой одеялом, — и солдат показал на торчавшее одеяло в мешке.