После этого Тор подхватил молоток и направился к спуску. Сар послушно пошёл за ним с обоими вёдрами и со своим молотком. Я остался на месте. Меня не звали. Тут я был всего лишь шофёр дипломатической миссии.
В бинокль я следил, как Тор и Сар спускались по тропинкам и лесенкам, как вышли на мост и как встретил их точно на середине моста старый вождь племени ту-пу. Они пошли рядом с Тором к его пещере. У входа Тор перехватил протянутые Саром вёдра, оставил ему свой молоток и скрылся в пещере вместе с вождём Уйлу. Вслед за ними уполз в пещеру и старичок с камня. А Сар с двумя молотками остался у входа. Один молоток он заткнул за пояс, второй держал в руке. Возле него собрались ребятишки, голенькие, как и в племени купов. Взрослые почтительным полукругом остановились подальше. Сар казался мне сверху повыше и покрепче местных мужчин.
Я опустил бинокль и подумал, что если сейчас из-за какого-нибудь куста вдруг вынырнет Тили, мне нечего будет ей дать, кроме отрезов сатина. Все остальные подарки, на какие я способен, она уже получила.
Честно говоря, хотелось бы её увидеть, рассказать о надвигающейся опасности и передать те же предупреждения и просьбы, о коих толковали сейчас внизу вожди. Подобную информацию всегда лучше дублировать на разных уровнях.
Но Тили не появлялась, а вызвать её мегафоном я не решался. Это могло повредить и ей и её семье. Одно дело — случайный разговор при случайной встрече, другое — вызов на переговоры о том, что обсуждают вожди. Всё ведь происходило на глазах целого племени!
А вожди беседовали около часа. И расстались, судя по всему, друзьями. Уйлу, обняв Тора за плечи, проводил его по мосту до другого берега, и только тут Тор, вроде бы небрежно, взял из рук Сара свой молоток.
Вслед за вождями опять же выполз из пещеры и застыл на камне съёжившийся старичок.
Уже забравшись в вертолёт, Тор сообщил:
— Уйлу обещал выполнить просьбы вождя Миха. Уйлу видел оружие сынов неба и благодарен за него. Оружие дарил им ты?
Пришлось признаться:
— Я, больше некому. Но не вождю Уйлу, а дочке охотника Фора. Она подсматривала за мной на этом холме и чуть не упала.
— Уйлу это видел, — спокойно доложил Тор. — Ты спас эту девушку, и, если захочешь, племя отдаст её в твою хижину. Так сказал Уйлу. Пещеры на холодном берегу будут пусты. Так он сказал. Но хуры не войдут на мост. Кто войдёт, того убьют. Ты доволен?
— Доволен. Сыны неба отблагодарят тебя, Тор.
— Мы договорились вместе охотиться, — добавил вождь. — На ломов.
— Откуда они приходят? — поинтересовался я.
— С холода. Когда долго дуют холодные ветры, ломам не хватает корма. И они уходят к теплу. А потом возвращаются в холод. У них длинная шерсть. Им жарко в наших местах.
— Хуры тоже охотятся на ломов?
— Наверно.
— Охотятся, — вставил Сар. — Я видел, как они несли в пещеру мясо лома и его клыки. На шкурах ломов они спят.
— А купы?
— Купам на них жарко, — объяснил Сар. — Мы делаем из этих шкур стены хижин.
Разговор шёл в вертолёте, и я всё тянул: вдруг выпрыгнет из кустов Тили? Всё-таки теперь она уже почти официальная моя невеста… Не грех презентовать ей сатин. Пусть даже и превратит она его быстренько в лохмотья. В конце концов, все женщины превращают свои одежды в лохмотья. Разница лишь в сроках…
То Тили не появилась, и я поднял вертолёт над пещерами.
Перед посадкой я сделал два круга над селением купов — показал его пассажирам с воздуха. Чтоб меньше высоты боялись.
Исчез их страх или нет, не знаю. Но когда мотор на полянке заглох, Тор спросил:
— К айкупам эта хижина летает?
— Куда угодно! К айкупам — тоже.
— Надо побывать у них! — В голосе Тора прорезалась жёсткость. — Я хочу, чтоб ты стал нашим колдуном. Молодой колдун лучше старого. Вот у ту-пу — совсем старый. Еле ходит, боится хуров. Сегодня сказал, что никто не сможет прогнать их. Они всё равно возьмут, что пожелают. Зачем нам такой колдун?
Видимо, тот съёжившийся старичок, что выползал из пещеры и уползал в неё, и был колдуном ту-пу. Раз уж присутствовал при беседе вождей…
Похоже, не отвертеться. Колдун тут имеет официальное положение. Как колдун купов, я мог бы, наверное, спуститься на переговоры вместе с Тором. А не ждать, как древний шофёр возле машины начальства…
29. Голос крови
Вечером я доложил Омару о дипломатической миссии, а он мне — о движении урумту. Шли они быстро. Особенно поражала их способность с ходу форсировать речки. Никаких задержек тут не возникало! Невольно вспомнился мне круглый, как блюдце, заливчик на северном берегу Аки с закреплённым на двух привязях плотиком. Может, предусмотрительные урумту его оставили? Может, и на других речках болтаются у них такие же плотики в уютных заливчиках? Отработанные маршруты, как точно подметила Розита?
Наверное, такими же привычными отработанными маршрутами триста лет ходили на русские города неисчислимые орды золотоордынских ханов. И так же убивали мужчин, угоняли женщин, жгли селения… Наверное, голос крови бушует во мне, ярость предков, которые видели и пережили тот древний и, казалось, нескончаемый разбой. Вроде бы чужая планета, чужие племена — и просто неукротимая потребность прекратить этот ужас. Главное — не позволить ей сорваться в злобу! Не спутать защиту одних чужих жизней с правом распоряжаться другими чужими жизнями…
Был такой кошмарный опыт в самом конце двадцатого века, когда сильнейшие государства мира методично и беспрепятственно уничтожали маленькую Сербию — вроде бы ради защиты албанцев. И, как водится, албанцев уничтожили куда больше, чем сербов. И на века посеяли на юге Европы мстительный и неукротимый голос крови, который миллионы людей неизменно призывал к отмщению. Столетиями аукалась Европе и Америке та вопиюще несправедливая война. Даже в наш международный «Малахит» всего одного курсанта согласилась отпустить Сербия за все годы. И то лишь потому, что «Малахит» — в России. Как могла, Россия тогда помогала Сербии, больше на словах, чем на деле… Но даже и за это Сербия была благодарна…
Голос крови жив на Балканах до сих пор.
Как и во мне живёт голос жертв золотоордынских полчищ…
Не посеять бы что-то подобное на чужом материке чужой планеты! Хватит и того, что посеяно пришельцами в племени ра.
… — Твои друзья с такой скоростью дойдут за четыре с половиной дня, — предположил Омар. — Мы тут прикинули…
— Значит, у них будет долгая последняя стоянка, — ответил я. — Как и в прошлый раз. Перед ночным броском они отсыпались на поляночке. Я видел…
— Вот пока они будут отсыпаться, к тебе придёт вертолёт. Место посадки присмотрел?
— В пойме Кривого ручья. Ближняя полянка занята моей машиной.
— Ставь там завтра пеленгатор. Контейнеры там же оставишь?
— Больше негде.
— И надолго!
— Почему?
— Тебя заберут в Город. На Совет. Два-три дня…
— Тогда утяжелите контейнеры. Чтоб стали неподъёмны.
— Они и так будут неподъёмны. — Омар хмыкнул.
— Два мегафона пусть ребята прихватят. И ранцы.
— Зачем ранцы?
— С вертолёта пленников не усыпить.
— Дополнения к списку есть? — уточнил Омар.
— На перочинные ножи спрос. С колечками.
— Почему именно с колечками?
— Карманов нет. На шее носят. Вот оденем их в штаны…
— Топоров ты боишься, а ножей — нет?
— Перочинным не убьёшь.
— Смотря куда ударить, — усомнился Омар. — И смотря когда. Спящего и перочинным можно.
— Пока я сплю в суперЭМЗе.
— Ладно, положим перочинные, — согласился Омар. — Спи спокойно!
…Значит, послезавтра увижу Розиту?.. Наконец-то! И ведь наверняка она спросит, прочитал ли я хоть что-то из её исторических новелл. А я опущу глаза… Но ведь женщине, которая читает, наверняка станет в конце концов скучно с мужчиной, который не читает. Какими бы причинами ни объяснялась его сверхзанятость!.. Станет скучно хотя бы потому, что невозможно обсудить с ним бушующие мысли о прочитанном. Хотя бы потому, что с этими мыслями приходится идти к кому-то другому. А любимый не снисходит к твоим интересам…
Зачем же мне такое? Ради чего? Разве заметят купы, что я отнял у них полдня на невинную просьбу своей любимой?
В общем, завтра с утра — за чтение. Любимую не унижу, сам не одичаю… И купам, может, когда-нибудь сгодится. Кажется, я ввязываюсь в такую профессию, в которой ничто не пропадает. Если нужен купам колдун — всё равно он появится. И Бог знает, с каким умом и характером… Сейчас с Тором вроде нормальный контакт. Но вдруг какой-то другой колдун станет между нами? Договариваться с двоими всегда трудней, чем с одним. Зачем же уступать такую позицию?
…Какую же новеллу просила Розита прочитать прежде всего? «Начало города»?.. Не к тому ли, что я мечтаю вывести купов к морю и с их помощью построить там порт?
30. Начало города. Древняя новелла
Рассказал эту страшную историю Толя Ульненко. Добродушный светловолосый и сероглазый гигант родился и вырос в приволжском Камышине, писал «акварельные» стихи о любви и потому регулярно посещал занятия литературной группы в редакции городской газеты. А газета охотно печатала его стихи.
Работал Толя экскаваторщиком на стройке — рыл котлованы под фундаменты для цехов громадного текстильного комбината. Город наивно надеялся, что комбинат выведет его чуть ли не в число российских промышленных столиц.
В конце пятидесятых годов Толя надолго исчез — уехал на заработки в Сибирь. Чтобы, вернувшись, построить свой дом. Года через два заявился в отпуск и рассказал, что участвовал в создании нового города на реке Обь, севернее Новосибирска. Город был «закрытым», создавали его для оборонного завода, и на географических картах он не появлялся до ХХII века. Обычная судьба российских «закрытых» городов…
Первые строители города — и среди них Толя со своим новеньким экскаватором — прибыли к будущей стройке на самоходных баржах в начале лета. Просторная зелёная поляна на отлогом берегу Оби, казалось, радостно ожидала их. Щебетали непуганые птицы, прыгали белки по соснам, любопытными глазами глядел из-за кустов на людей глупый лосёнок. Ещё не боялся…
— Здесь будет город заложён! — торжественно произнёс с борта первой баржи пушкинские слова седоголовый начальник стройотряда. — Давайте выгружаться?
Выгружались весело. Безоблачное небо, нежаркое солнце таёжного края, яркая свежеумытая ночным дождём зелень, прохладный ветерок, тянущий вдоль реки обещали строителям одни только приятности.
Геодезисты быстро разбрелись по окраинам поляны «привязывать» первые сборные бараки, которые приехали в трюмах тех же самоходных барж. Вечером начальник стройотряда повёл Толю Ульненко к прямоугольнику, очерченному свежими колышками, и распорядился:
— Завтра с утра выроешь здесь котлованчик. Под первый барак. Будем ставить бараки капитально. Чтоб сто лет стояли! Когда-нибудь потом они станут складами.
— Как тут с вечной мерзлотой? — поинтересовался Толя.
— Есть! Есть! — Начальник кивнул. — Копать тебе неглубоко. Она и сама по себе — почти бетон. Упрёшься в неё — увидишь.
С утра на прибрежный песочек выгружали первую бетономешалку и первый бункер со щебнем. А Толя тем временем завёл экскаватор и слегка копнул. И первый же ковш вместе с дёрном поднял из земли труп мужчины — полуразложившийся, но в совершенно целых яловых сапогах.
Его приняли на быстро раскинутый брезент, унесли к опушке, Толя чуть отвёл экскаватор и копнул ещё раз. И снова ковш поднял вместе с дёрном мужской труп.
К ужасу сбежавшихся строителей, мужскими трупами был буквально устелен весь прямоугольник, намеченный под первый барак. В сапогах трупов, в карманах брюк, пиджаков, галифе, полувоенных френчей, рубах и курток были найдены завёрнутые в вощёную бумагу или зашитые в клеёнку партбилеты. И во всех уплата партийных взносов заканчивалась летом 1937 года. И на всех печатях значились различные партийные организации Новосибирска и его окрестностей.
Недалеко от полянки карта показывала деревню, которую в будущем предстояло перенести за пределы молодого города. Строители сбегали туда и привели на берег Оби стариков. Глядя на трупы, сняв шапки, старики истово крестились и говорили, что трупов должно быть куда больше, что около двадцати лет назад вся поляна, почитай, была ими густо усеяна. И люди из деревни, прибежавшие в ту далёкую пору на звонкую дробь пулемётной стрельбы, присыпали трупы землёй два дня полных, с рассвета до темна. А закопать по-человечески, глубоко, как положено, не было никакой возможности. Потому что вечная мерзлота тут почти под дёрном, могилу в ней вручную долбить — дело долгое, мучительное, а трупов не счесть. И от понятного страха, да ещё от боязни болезней, местные жители потом обходили эту поляну вот по сей день. И детей наказывали, если кто ненароком забредал сюда за грибами или ягодами. Этих грибов и ягод не ели, как не едят с кладбища.
Колхоз состоял в основном из рыбаков да охотников. И председатель был охотником. Но, объяснил он, близ поляны никто не охотился, и рыбу тут тоже не ловили, несмотря на отличную отмель. Потому-то и белки и птица тут водились непуганые. Сам собою образовался заповедник.
Председатель же и рассказал, что расстреляли здесь одних врагов народа, что везли их по Оби куда-то дальше, на север, на поселение, но по дороге они якобы взбунтовались, хотели захватить баржу, и потому пришлось их тут всех положить. Так позже объяснял случившееся заезжий районный начальник — в том же тридцать седьмом году. А председатель тогда был молодым парнем и только собирался на срочную службу в армию…
Старики местные тоже были в ту далёкую пору сравнительно молодыми мужиками, насчёт врагов народа, понятное дело, слыхали, но в бунт их на барже не поверили. Потому что ни у одного из расстрелянных не было в руках никакого, даже мало-мальского оружия — ни наганов, ни ножей, ни топоров, ни кольев, ни лопат хотя бы. Зато у многих были зажаты в скрюченных пальцах узелки с едой. А с таким-то «вооружением» какой же бунт — против пулемётов у охраны? Видно, просто выгрузили бедолаг на поляну, положили из пулемётов безо всяких объяснений и уплыли себе по реке. То ли вверх, то ли вниз — вода следов не держит…
— А бежать хоть кто-то из них мог? — поинтересовался в те минуты Толя Ульненко.
— Отчего же нет? — согласился один из стариков. — Кто по краям стоял — может, и убег. Только не к нам же ему заявляться!.. Коли бежал — так куда подале…
Правду сказали местные старики — трупы пришлось поднимать из-под дёрна буквально по всей поляне. И с краёв, вдоль опушки — тоже. Значит, и с опушки в людей стреляли — всё предусмотрели… Никто не убежал! И первое, что довелось тут рыть Толиному экскаватору, была братская могила. Взрывники ему помогали — чтоб углубиться в вечную мерзлоту. Памятник поставили поначалу временный, из прихваченного с собою тонкого сортового проката, и все имена, которые удалось выловить из аккуратно сбережённых партбилетов, на этом памятнике были обозначены. Однако некоторые трупы оказались без партбилетов, без документов, и их просто пересчитали.
Партбилеты убитых не зарыли — отправили специальным катером в Новосибирск, областному начальству.
С этого и начинался молодой «закрытий» город.
* * *Читая книгу Льва Разгона «Непридуманное» — о ГУЛАГе, — наткнулся я на пронзительный авторский вопрос: как убивали? Свои — своих! Как происходило это самое жуткое в жуткой трагедии великого народа?
Давний рассказ добродушного экскаваторщика Толи Ульненко — один из ответов. Он пришёл ко мне куда раньше вопроса… Порою убивали вот так — просто и без затей. Брали людей среди ночи по спискам, неведомо кем составленным и утверждённым, везли неведомо куда сотнями и косили из пулемётов безо всяких разговоров. Потому что ежели провели бы хоть один допрос, первым делом отобрали бы партбилеты.
Весной 1996 года «Литературная газета» сообщила, что в Новосибирской области тридцать седьмого года пятнадцать процентов арестованных были расстреляны в день ареста. Что тут добавишь?
Спешили палачи. Куда? Зачем? Не исключено — вслед за жертвами.
31. Молитва дикарки
Пеленгатор — у ног, два свеженьких кхета — возле пеленгатора, и я тут же — весь увешанный ракетами, ракетницами и мегафоном. Так сказать, готовый к бою.
Уходя в пойму Кривого ручья встречать вертолёт, я заглянул к Тору, предупредил, что вернусь дня через два-три, и спросил: не боится ли он, что хуры, которых сыны неба отбросят от селения ту-пу, могут по дороге домой «завернуть» к купам? Вроде бы тут недалеко… И меня не будет…
— Боюсь, — признался Тор. — Они — хуры. Всё могут. Где они сейчас?
— Недалеко от ту-пу. Спят.
— Их можно всех убить. Спящих. Но мы уже не успеем. Пока дойдём — они проснутся.
— Убьёте этих — придут другие, — возразил я. — Их много. Надо их напугать. Чтоб боялись и не приходили.
— Страх забывается. — Тор философски почесал за ухом. — Сегодня страшно, завтра — нет. От страха излечиваешься, как от болезни. Наш колдун умел лечить и болезнь, и страх. У хуров тоже есть колдун. Испугаются — он вылечит.
— Может, послать разведку? — осторожно спросил я. — Чтоб хуры не могли прийти неожиданно.
— Разведка ушла на рассвете, — грустно сообщил Тор. — Сар, Кыр, Шур… Они встанут у Глубокого оврага. Хуры не минуют этот овраг, если пойдут к нам. Сар успеет предупредить. Он бегает быстрей любого хура. А ты не можешь остаться?
— Вождь Мих зовёт.
— Тогда иди. Вождя надо слушаться.
Я вернулся в палатку, разложил карту на столе. Безымянный овраг тянулся в сторону Аки с северо-востока на юго-запад — как точная параллель курсу разбойников-урумту. Именно из этого оврага и вытекал Кривой ручей, упирался в небольшое плоское нагорье и резко поворачивал на восток, почти параллельно Аке. Не исключено, именно на этом повороте ручей и врезался в слюдитовую жилу, потихоньку вымывал из неё при разливах изумруды и уносил к селению купов. Самое подходящее место!.. А длина оврага немаленькая — восемь с половиной километров. Действительно, никак его не минуешь, если сворачивать на селение купов с ближних северных подходов к пещерному посёлку ту-пу.