Утром, помню, пришли с юга две длинные баржи, и с них долго высаживали на пристань ссыльных калмыков — с детьми, узлами, в стёганых халатах, в жёлтых тюбетейках, в тоненьких сапожках без каблуков, в галошах, надетых на носки…
С пристани хорошо видна была облезлая берёзовская церковь, и ссыльные почему-то потянулись именно к ней, окружили её плотным кольцом, уселись прямо на снег и стали молиться. При этом мужчины — по христианскому обычаю! — поснимали тюбетейки и шапки. Черно стало от их голов!
Ссыльных были сотни, и заунывный вой поднялся над тихим обычно Берёзовом. В этом вое слышались и жалобные женские взвизги, и плач детей, и надрывный сухой кашель множества простуженных людей.
Церковь, конечно, не действовала, священника в Берёзове не было, но несчастные люди, пригнанные в далёкий чужой невероятно холодный для них край, долго молились на непонятном мне языке. Видно, просили Бога — своего ли, нашего ли! — чтобы спас их. А больше просить было некого.
Вокруг постепенно собрался берёзовский народ, и толстое тёмное кольцо сидящих на снегу ссыльных окружилось тонким пунктирным кольцом местных жителей. За спиной и вокруг себя слышала я негромкие переговоры:
— Свой-то Бог призвал их хлебом-солью фашистов встречать. Теперь, вишь, нашему Богу молятся…
— Ну, так ить не все! Бабы-то с детишками при чём?
— Одних баб, что ль, в голой степи оставлять? Тоже не дело… Передохнут! Пожалели, видать, вместе сослали…
— Ничо! Среди наших мансей обживутся, потеряются. Таки же косоглазые!
— Оно, видно, сверху так и задумано.
— А всё-тки жаль их! Люди же! Хоть на квартиру пускай от жалости… Собаку-ту бездомну в мороз пожалеешь…
— И то сказать… Не помёрзли бы с непривычки… Дров-то с собой на барже не привезли.
— Каки в степи дрова? Там кизяками топят.
— Много с их тепла!.. Дерьмо оно и есть дерьмо…
Днём ссыльных покормили из какой-то походной кухни, потом стали распределять по квартирам, развозить телегами по окрестным сёлам. Снега ещё мало было, сани не шли. Но уже было холодно, и калмыки дрожали в неподходящей для сибирской зимы одежде. Некоторые сразу попали в мамину больницу, особенно дети. Умирали они в первую зиму буквально как мухи. Три калмыцкие девочки, которые попали в наш первый класс, до весны не дожили. И по-русски они понимали плохо. А учили, понятно, на русском. Калмыцкого в Берёзове не знали.
В конце пятьдесят шестого года я заканчивала педучилище в Ханты-Мансийске. Писала в окружную газету, часто бывала в редакции. И узнала там, что ездит по северу Тюменской области зампред Калмыцкого облисполкома, разыскивает и собирает калмыков для отправки в родные края. Не одни, видно, «берёзовские» баржи привезли ссыльных в наш округ… А Калмыкию уже потихоньку восстанавливали. Правда, была она ещё не автономной республикой, как до войны, а просто областью.
Делалось всё это тихо, без огласки. В газетах — ни слова! А разыскивать калмыков в беспредельной сибирской тайге было, понятно, нелегко. Их широко разбросали, их мало осталось. Имена их и фамилии почти не отличались от хантыйских и мансийских. Возможно, на то и был когда-то сталинский расчёт — на полную бесследную навечную ассимиляцию «провинившегося» народа.
— А почему бы не опубликовать объявления и статьи во всех районных газетах? — спросила я в окружной редакции. — Прочтут и сами объявятся.
— Что ты! — ужаснулись местные журналисты. — Этого мы не можем! Это означало бы печатно признать, что был сослан целый народ. Невозможно такое признать!
Я вспомнила плотное чёрное кольцо на заснеженной площади вокруг церкви в Берёзове. Вспомнила многоголосый вой, взвизги и кашель. Вспомнила жуткую бесполезную, чуть ли не предсмертную молитву чужому Богу.
Сделать такое мы можем. Но признать!..
* * *Так вот почему Розита поторапливала меня с этим чтением! Страшный урок массовой депортации… Мотай на ус! Не повторяй чудовищных ошибок!.. Как и с той давней новеллой про начало города на костях…
Спасибо, умница! Увы — уже не моя… Пока жив я, такого здесь не случится.
53. «Зачем к тебе может прийти хур?»
Языки мы с Лу-у изучали всё время. Днём она показывала и называла мне предметы быта, деревья, кустарники, травы, грибы и ягоды, птиц и зверюшек. Как правило, у меня были для них только обобщённые названия на «глобе». Конкретика не совпадала. Здешние хвойные были не елью, не сосной, не лиственницей и даже не пихтой, а чем-то средним. В ближних лесах существовал всего один тип хвойных деревьев — «кэш» на языке купов. То же самое и с лиственными. Севернее Аки я насчитал всего четыре вида лиственных деревьев. Южнее Аки добавлялись ещё два вида пальм. А вдоль реки гнула тонкие ветки над водой «уя», похожая на плакучую иву. Её ветками купы подвязывали шкуры на талии, и я поначалу принял их за лианы.
Видимо, постоянство климата не способствует разнообразию флоры. Раз приспособившись, она уже, как говорится, не рыпается, не ищет. Природные условия не заставляют.
По ночам мы с Лу-у тоже занимались языками. Руку, ногу, шею, уши, нос и прочее можно показать да назвать и в темноте. Порой за ночь удавалось выучить две-три фразы. Мне — на языке купов. Лу-у — на «глобе».
Однако сплошь и рядом этого не хватало, и приходилось надевать мыслеприёмники. И в эту ночь тоже пришлось. Знакомых слов и заученных фраз было ещё слишком мало.
— К нам скоро прилетят гости, — сообщил я. — Сын неба и его помощница.
— Зачем? — спокойно поинтересовалась Лу-у.
— За комарами, мухами и другими насекомыми.
— Кому они нужны? — Лу-у рассмеялась.
— От комаров и мух много болезней. Надо разглядеть насекомых, чтобы избавить людей от боли.
— Их просто нужно убивать. Когда попадутся под руку.
— Всех не перебьёшь.
— Сын неба убьёт всех?
— Тоже не сразу. Сначала избавит людей от болезней, которые приносят насекомые.
— Он колдун?
— Немного.
— Ты тоже немного.
— Он — больше, чем я.
— Он старше тебя?
— Да.
— Тогда понятно. А его помощница?
— Тоже старше.
— Как их зовут?
Я назвал.
— Что я должна делать?
— Помочь ей. Она скажет тебе, как… А ему помогу я.
— Что я должна говорить?
— Тому, кто выйдет из летающей хижины первым, протянешь руку и назовёшь своё имя. Потом протянешь руку тому, кто выйдет вторым, и тоже назовёшь имя. Остальное — когда спросят.
— Что надеть? Шкуру или са-тин?
О, женщина! Как же без главного вопроса: что надеть?
— Завтра мы сошьём тебе новую одежду. Как у наших женщин. Она закроет грудь. Наши женщины закрывают грудь.
— Это неудобно.
— Они привыкли — и стало удобно. Ты тоже привыкнешь. И перестанешь замечать.
— У Неяку грудь будет закрыта?
— Да.
— Тогда я согласна. — Лу-у помолчала. — Я постараюсь понять, зачем прилетит сын неба. А вот зачем к тебе может прийти хур, я понять не могу.
— О ком ты говоришь?
— О том, кто хотел тебя убить. Кому я швырнула камень в голову.
— Ты его видела?
— Кыр его видел.
Так вот чья нога мелькнула под кустами! Так вот отчего дёрнулась ветка на другой стороне поляны!.. И вот отчего хмурым был Тор, когда я впервые угощал его сладким чаем!..
Значит, они допускают, что я способен на предательство? Может, потому и чай показался вождю не таким уж сладким?
— Хур приходил просить о мире.
— И ты ему поверил? Его надо было убить!
— Он пришёл без оружия. Нельзя убивать того, кто пришёл к тебе без оружия просить мира. Тогда мира не будет, а будет одна война. Но купам нужен мир. И ту-пу, и айкупам тоже нужен мир.
— Он всем обещал мир? — Лу-у недоверчиво усмехнулась.
— Всем.
— А что ты ему обещал?
Вот тут я замялся. Нельзя признаться ей, что я согласился на похищение неведомых женщин из неведомых племён. Нормы земной дипломатии безусловно чужды этой неиспорченной душе. Она, по-моему, никогда не поймёт и не примет такую цену собственной безопасности и безопасности своего племени. Её чувство справедливости будет оскорблено. У неё оно — абсолютное. У нас — давным-давно искажённое исторической неизбежностью бесчисленных и жестоких компромиссов. Сейчас ей ничего не объяснишь. Сейчас её можно только успокоить, по сути — обмануть. Как это ни печально…
— Я обещал хурам новые хижины. Тёплые и чистые.
— Такие же, как эта? — Лу-у плавно провела рукой по кругу, обозначая нашу пока ещё просторную геологическую палатку.
— Лучше этой. Сыны неба начинают делать хижины теплее и прочнее этой.
— Зачем же ты отдаёшь врагам то, чего у тебя самого нет?
— Чтобы был мир. Ничего нет дороже мира. Будет мир — всё у нас появится. Всем хватит новых хижин. И нам с тобой.
— Хуры не уйдут из пещер в ваши хижины.
— Зачем же ты отдаёшь врагам то, чего у тебя самого нет?
— Чтобы был мир. Ничего нет дороже мира. Будет мир — всё у нас появится. Всем хватит новых хижин. И нам с тобой.
— Хуры не уйдут из пещер в ваши хижины.
— Уйдут, если уж просят. Пещеры их убивают. Хуры начинают это понимать. Всем хочется жить долго.
Я боялся: сейчас она додумается до того, что новые хижины несовместимы с групповым браком, что в них надо жить небольшими семьями. «Как люди…» Именно поэтому просьба Вука может показаться ей неправдоподобной.
Но, к счастью, Лу-у до этого не додумалась. Она сняла мыслеприёмник, спрятала его, как и я, под подушку и спокойно уснула. Все её проблемы пока были разрешены.
54. Затишье перед бурей
Всё получилось «по протоколу». С вечера я включил пеленг в пойме Кривого ручья. Примерно за полчаса до посадки диспетчер Армен Оганисян предупредил меня, что вертолёт приближается к Западному материку. Мы с Лу-у рванули через лесок в пойму. Новый сарафан она надевала уже по ту сторону ручья. А подпоясывалась, когда вертолёт показался на востоке.
Натан вышел первым, вытер платком вспотевшую лысину, и мы с ним обнялись, как старые друзья, хотя виделись впервые. Если, конечно, не считать телевизионного разговора… С Лу-у он поздоровался очень церемонно и даже чуть наклонился, как бы желая поцеловать ручку. Но Лу-у таких тонкостей не знала и руку поспешила убрать.
Затем в дверном проёме машины появилась круглолицая и узкоглазая Неяку. Видимо, наблюдала издали за происходящим… Мы приняли её с Натаном вдвоём, и она сразу объявила:
— Тебя, Сандро, я воспринимаю как старого знакомого. Муж рассказывал о тебе.
Я вспомнил невысокого немногословного удивительно собранного и точного Нгуена Тхи, техника силовой защиты, и ответил:
— Да, мы работали с ним душа в душу.
— Надеюсь, и у нас так же получится. — Неяку улыбнулась и перевела понимающий взгляд на Лу-у. — А это мне помощница?
— Угадала.
Они познакомились, и я попросил гостей натянуть мыслеприёмники. Чтобы Лу-у понимала разговор. Хотя всего она понять, естественно, не могла. И уж никак не могла знать, что работа с Нгуеном Тхи на Южном полуострове связана для меня с гибелью Бируты.
— Тут тебе два контейнера, — объявил Натан. — Медицинский и продуктовый. И две раскладушки, как ты заказывал. Давай выгрузим!
— И загрузим эти… — Я показал на пустые контейнеры.
За несколько минут мы произвели замену, и Натан деловито поинтересовался:
— Где ловушки?
— В палатке. Надеюсь, вы не на пять минут прилетели? Идёмте в селение.
— Подожди! — Натан остановил меня. — В машине ещё подарки вождю. Ты нас представишь?
— С удовольствием.
— Это займёт много времени? У нас всего день.
— Как разговоритесь… — Я пожал плечами. — Вообще-то раскладушки я просил именно для вас.
— Нам они не понадобятся. — Натан махнул рукой. — Оставишь для других гостей. Мы же не последние…
Он вынул из вертолёта сумку с подарками, захлопнул дверку, и мы двинулись к ручью.
— Придётся разуться, — предупредил я. — Полотенца — на той стороне. Если не секрет: что в подарках? Чтоб я не растерялся…
— Не бойся, не топоры! Твой пунктик известен! — Натан рассмеялся. Однако карие глаза его при этом оставались грустными. Они всё время были грустны, что бы он ни говорил. — Мы привезли в основном сладости. Ты этого, я знаю, не увозил и не просил. Пусть попробуют! Может, понравится?
— А из несъедобного?
— Лёгкие сумки через плечо. Стопка. Ты их тоже не брал. Я интересовался.
«Может, для этого и понадобился список? — подумал я. — Может, зря грешил я на Женьку?»
Заполненность ловушек Натана порадовала. Он поочерёдно подносил их к уху и с довольной улыбкой слушал, как гудят внутри комары. Похоже, их коллективный писк о многом говорил ему. Обстановка моих палаток его явно не интересовала. Зато Неяку интересовалась именно обстановкой: внимательно осмотрела и чуть ли не ощупала почти всё.
— Если комары здесь те же, что и у нас, — сказал Натан, — мы сможем не пропитывать перметрином одежду для Западного материка. В первые годы для нас это было единственным спасением. Но, как сам знаешь, не всегда помогало.
— Такой сильный яд? — уточнил я. — Этот перметрин…
— Пока комар прокалывает ткань твоей рубашки, он получает смертельную дозу. — Натан усмехнулся. — Я видел, как упавшего отравленного комара подбирают муравьи. И тоже погибают. Но ведь не закроешь всю кожу до последнего квадратного миллиметра…
— А репелленты для кожи?
— Вот они на здешних комаров почему-то не действовали. — Натан вздохнул. — Пока химики искали новые, мы получили вакцину. Это оказалось проще.
Так спокойно, вроде бы даже лениво он очертил первый смертный бой первых здесь астронавтов. Бой с природой. После него появились первые могилы землян. После него по всему Центральному материку исчез ядовитый комар.
К хижине Тора мы шли церемонно, неторопливо, под взглядами всего селения. Впереди — Лу-у и Неяку, сзади — мы с Натаном. Я старался представить, что чувствовала в эти минуты Лу-у, и мне казалось, они были минутами наивысшего торжества в её жизни. Она шла среди сынов неба, одетая по их обычаям и защищённая всей их силой. Что может быть здесь выше этого?.. К тому же она знала уже, что проклятые хуры запросили мира и он будет оплачен сынами неба. А селение этого ещё не знало.
И от того, что я старался по возможности смотреть на происходящее сейчас глазами Лу-у, чисто деловой визит двух биологов становился символом политического союза, очень выгодного для племени купов.
Тор, как водится, угощал кхетами и жареной рыбой. Но между кхетами лежали в чистой миске чистые ложки и перочинные ножи. Из-под шкуры, на которой сидел, вождь сегодня ложек не вынимал.
Не я об этом позаботился. Тут была явная работа Лу-у. Не раз она видела, как старательно перемываю я после еды всю использованную посуду. В конце концов она научилась мыть её сама. Она видела, где держу я ложки и ножи. Далеко не всё требовалось объяснять этой толковой девочке.
Натан раскрывал праздничные яркие коробки конфет, пастилы, лимонных долек и зефира, протягивал всем попробовать, пробовал сам и нахваливал сладости, уверял, что они добавляют силы человеку. В сумке с подарками нашлись и фигурные изящные бутылочки «Тайпы», и весёлые жёлто-красно-зелёные стаканчики, не сравнимые с моими скучно-белыми. Натан поражал не только сутью подарков, но и их дизайном, расцветкой, праздничностью. И лёгкие сумки, которые потом раздал он всем в хижине, тоже оказались пёстрыми, весёлыми, нарядными. Одна такая сумка могла украсить любую одежду, даже грубую шкуру на бёдрах.
Мне был безмолвно преподан превосходный урок воспитания вкуса и понимания человеческой психологии. Натан улетит, а пребывание его здесь долго будет помниться как яркий праздник. И прежде всего благодаря дизайну.
Среди буйства красок и вкусных вещей Тор не растерялся, сохранил солидность и первым же вопросом гостю показал, кто такой он есть.
— Как живёт мой друг и брат, великий вождь Мих? — степенно спросил Тор. — Я давно не разговаривал с ним.
Натан сразу посерьёзнел. Мгновенно он понял, что должен передать от Тушина что-то особенное, именно Тору адресованное. Хотя, разумеется, ничего такого не было, и Тушин мог даже не знать, что Ренцел сюда полетел. Они работали в Городе в разных плоскостях и могли не общаться месяцами. Как и мы с Натаном. И как я с Тушиным — пока он не полюбил мою маму.
— Вождь Мих просил передать великому вождю Тору, своему другу и брату, вот этот свет для тёмной ночи. — Натан торжественно вынул из кармана плоский фонарик, мягко нажал кнопочку и отдал Тору. — Вот здесь зажигается и гасится, — показал он. — А когда весь свет выгорит, отдашь Сану. Он вложит новый свет.
Пока Тор разглядывал изящный фонарик, Ренцел тихо объяснял мне:
— Батарейки стандартные. Коробку батареек Розита вложила в медицинский контейнер. Ты про них забыл, а она ничего не забывает. Удивительная женщина!
— Скажи Миху, — попросил Тор, — что я был у айкупов. Их вождь Лар готов пролить кровь с сынами неба. Он тоже хочет стать другом и братом великого вождя Миха.
— Передам! — на самых нижних, самых солидных басах пообещал Натан. — Вождь Мих всё время думает о союзе с купами и айкупами. Он никогда не даст их в обиду. Ухр Тор!
Они остались очень довольны друг другом. И уже через час мы двинулись к болоту, где интересующих Ренцела насекомых было больше всего. А потом предстоял поход к реке и в сухой лес за моим вертолётом.
По пути я заметил, что сумка, висевшая на плече Натана, была точно того же цвета, что и наши голубовато-серые походные костюмы. Всё буйство красок он оставил для других…