Сара подъехала к своему дому, а я осталась ждать в машине. Наконец она вышла, держа в руках ведерко со льдом, парочку пластиковых пакетов и две бутылочки воды. Сев в машину, она сразу протянула мне воду.
– Поехали на школьный стадион, походим по треку, – жадно глотнув воды, предложила я. – У меня осталось всего несколько часов до начала матча.
– Ты уверена? – с сомнением в голосе спросила Сара.
– Сара, клянусь, я в порядке.
Я наконец нашла положение, при котором мне стало чуть-чуть полегче. Правда, голова жутко гудела, и боль эта спускалась ниже, отдаваясь в позвоночнике. Но пока я сидела неподвижно, она была не такой острой.
Мы подъехали к школе и остановились на парковке возле футбольного поля. Парковка оказалась практически пустой, потому что до начала матча было еще несколько часов.
Прихватив ведерко со льдом, я осторожно выползла из машины. Мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы: меня вдруг затошнило от резкой боли. Сара пошла за мной в сторону поля. Я наполнила пакеты льдом и легла на живот. Сара, положив пакеты со льдом мне на спину, села рядом на пожухшую траву. Я лежала с закрытыми глазами, упершись лбом в скрещенные руки, а Сара нервно выдергивала траву из заиндевевшей земли. Был промозглый декабрьский день, но на спине у меня лежал лед, и я практически не чувствовала холода.
– Ты вся дрожишь, – заметила Сара.
– Это из-за льда, да и вообще сейчас все-таки не лето.
– Как долго ты собираешься держать лед?
– Минут пятнадцать-двадцать, потом сделаем круг и все повторим, – ответила я, и мы снова замолчали.
– Может, ты все-таки скажешь, что произошло? – не выдержала Сара. – Эм, обещаю, что никому не скажу.
– Не знаю, стоит ли. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой, если тебе из-за меня придется врать маме или кому-то еще.
– Я найду что сказать, – пообещала она.
– Звонили из Стэнфорда… – начала я.
– Ой, нет! – выдохнула она. – Ты ей ничего не говорила.
– Не говорила. А потом она заявила, что я не могу потратить папину страховку на колледж. Якобы это компенсация ей за то, что я у них живу. Я так разозлилась, что не могла оставаться с ней в одной комнате. Вот тогда-то она меня и ударила.
У Сары окаменело лицо.
– А чем она тебя ударила? – спросила она ледяным тоном.
– Не знаю. Думаю, первым, что под руку подвернулось. – Я вспомнила тяжелый предмет, врезавшийся мне в спину, и вздрогнула.
– Ты не можешь туда вернуться, – сказала Сара.
– Сейчас мне не хочется об этом думать. Мне необходимо собраться, иначе я не смогу сегодня играть.
– Эм, не уверена, что тебе стоит это делать.
– Сара, я должна. Она все у меня отняла, даже то, что осталось после папы. Сегодня я буду играть, – категорично заявила я.
И Сара не стала спорить.
Мы шли быстрым шагом до тех пор, пока я не почувствовала, что больше не могу. Хотя Саре я, естественно, ничего не сказала. Потом я еще несколько раз повторяла эту процедуру: ложилась на живот, чтобы Сара положила мне на спину лед, а потом снова делала круг по стадиону. Я самым решительным образом была настроена принять участие в матче – и ничто не могло меня остановить.
Когда парковка начала заполняться машинами, Сара проводила меня в школу. Мы постояли возле скамеек для зрителей, и я пошла переодеваться. Надев наушники, я включила музыку на полную громкость, чтобы ни о чем не думать. Стоять неподвижно было нестерпимо больно, и я то и дело выходила в коридор разогнать кровь. Поднимала руки вверх и крутила головой, надеясь устранить онемение в спине.
Когда Сара последовала за мной в раздевалку, девочки из команды не стали задавать лишних вопросов. Сара проскользнула вслед за мной за занавеску в душевой кабинке. Она осторожно стянула мне через голову рубашку, и я от боли заскрежетала зубами. Моя бедная спина, казалось, вопила от несказанной муки. Сара снова поинтересовалась, как я себя чувствую, но я не стала отвечать. Я рассчитывала на то, что, когда матч начнется, адреналин в крови позволит мне не чувствовать боли.
И действительно, когда я наконец оказалась на площадке, адреналин меня не подвел. Невзирая на дикую боль в голове и в сведенных мышцах, я вела мяч и подбадривала других. Пасовала подругам по команде, принимала отрикошетивший мяч и отбивала его обратно, чтобы пробить оборону соперниц, стоявших стеной. Словом, я была сконцентрирована только на игре.
Я держалась исключительно на адреналине, и это помогало мне играть дальше. Но во время второго тайма концентрироваться было уже гораздо сложнее. Я все чаще упускала инициативу и, вместо того чтобы сделать бросок, посылала мяч другим игрокам. Во время перерыва тренер Стенли спросил, все ли со мной в порядке. Я объяснила, что еще днем упала, поскользнувшись на льду, и теперь у меня болит спина. Он сказал, что может меня заменить, но я заверила его, что я в порядке и могу играть.
Матч был весьма напряженным, так как шел на равных. Чего, собственно говоря, не должно было быть, и я обвиняла себя, так как мне, конечно, не следовало выходить на площадку. Но и остановиться я тоже не могла, поскольку боялась, что тогда мне станет еще хуже.
До окончания матча оставалась минута, а преимущество в одно очко так и сохранялось, в зависимости от того, кто в данный момент владел мячом. После перерыва, когда до окончания матча оставалось не больше тридцати секунд, мы, проигрывая одно очко, наконец завладели мячом. Я провела мяч по площадке и отдала его Джилл, стоявшей с краю трапеции, а она, в свою очередь, повела мяч к центру круга и бросила его Мэгги на границе поля. Мэгги, которая обратила внимание на мой чистый бросок с трехочковой линии, передала мяч обратно мне, а я, оказавшись под корзиной, встала в стойку, подпрыгнула и бросила мяч. Их защитник прыгала рядом со мной, пытаясь перехватить мяч, который буквально сорвался с кончиков ее пальцев. Ее рука тяжело опустилась мне на плечо, так что я потеряла равновесие и грохнулась на спину.
Мне показалось, что из легких моментально вышел весь воздух, когда я коснулась пола сначала спиной, а потом и головой. Я вдруг перестала слышать восторженные крики болельщиков, а потом все поплыло перед глазами. Я отчаянно моргала, так как все цвета кругом сперва поблекли, а потом превратились в сплошной черный.
Мне казалось, что я бегу, но ноги почему-то не двигались. Что-то вокруг шеи сковывало движение. Я слышала гул голосов, но не разбирала слов. Глаза почему-то не открывались. Внезапно я почувствовала поток холодного воздуха и задрожала всем телом. Меня опять словно насадили на острый штырь, пронзавший голову. А затем я провалилась в темноту.
– Эмили, ты меня слышишь?
Неожиданно меня ослепил яркий свет, и я почувствовала, как моих век коснулось что-то прохладное.
– Эмили, ты можешь открыть глаза? – раздался тот же голос.
Моргнув, я открыла глаза и тут же сощурилась от света. Оглядела склонившиеся надо мной лица. Над моей головой что-то урчало, и вокруг стоял тихий гул голосов.
– Эмили, я доктор Чан, – донесся до меня все тот же ласковый голос. И я увидела склонившегося надо мной приятного круглолицего человека. – Ты в больнице. Ты упала во время баскетбольного матча и ударилась головой.
В ответ я только слабо застонала.
– Моя спина, – всхлипнула я.
– У тебя что, болит спина? – уточнил он.
– Моя спина, – снова всхлипнула я и заплакала.
У меня на шее была фиксирующая повязка, и я не могла даже повернуть голову.
– Сейчас мы отправим тебя на рентген, чтобы понять, что с тобой такое, – сообщил он мне.
– Сара? – пыталась я разглядеть среди множества лиц лицо подруги.
– Милочка, а кто такая Сара? – спросила розовощекая медсестра.
– Моя подруга Сара Маккинли, – прошептала я. – Мне нужна Сара.
– Твои дядя с тетей уже едут, – сообщила она мне.
– Сару, пожалуйста, – взмолилась я.
– Попробую ее найти, – успокоила меня медсестра.
Потом я слышала еще какие-то голоса, и меня куда-то повезли по лабиринтам коридоров, освещенных флуоресцентными лампами. В ногах кровати кто-то стоял, но лица я не видела. Слезы продолжали медленно скатываться из уголков глаз, затекая в уши. Я попыталась сдержать стоны, но они вырывались сами собой.
Какие-то люди, одетые в белое и голубое, положили меня на жесткую поверхность, и я застонала. Не смогла сдержаться. Медсестра осторожно перекатила меня на бок, чтобы найти источник такой нестерпимой боли, и ахнула.
– У нее вся спина в кровоподтеках, – сообщила она.
– У нее вся спина в кровоподтеках, – сообщила она.
– Пусть остается на боку, – распорядился доктор Чан.
Меня засунули в широкую трубу, я зажмурилась, пытаясь дышать ровно, чтобы хоть как-то перетерпеть боль. Уголки глаз распухли от слез, капающих, будто из текущего крана. Не помню, сколько я оставалась в рентгеновском отделении. Меня куда-то вкатывали и выкатывали, что-то щелкало, двери открывались и закрывались.
Наконец меня положили обратно на медицинскую каталку со специальной подушкой, чтобы хоть как-то облегчить мои страдания. Я была настолько измучена, что в изнеможении закрыла глаза.
– Мы ждем результата рентгена, и только после этого сможем понять, насколько она травмирована, – объяснял кому-то доктор Чан. – Побудьте пока с ней, а я вернусь, когда получу результаты.
– Сара? – уже отключаясь, прошептала я, а когда каталка остановилась, открыла глаза и увидела задернутую занавеску, отделявшую меня от других пациентов.
– Милочка, твои дядя с тетей уже здесь, – услышала я ласковый голос медсестры.
Но вопреки ее ожиданиям эта новость только растревожила меня.
– А Сара? Вы нашли ее? – взволнованно спросила я.
– Она здесь, – заверила меня медсестра, которая явно поняла мое беспокойство. – Я обязательно ее позову.
– Вы не имеете права меня к ней не пускать! – донесся до меня женский визгливый голос. – Она моя дочь!
У меня сразу участилось сердцебиение, и аппарат над моей головой сразу запипикал.
– Успокойся, Рейчел, – послышался голос Джорджа. – Держи себя в руках.
– Что с ней случилось?! – принялась причитать она.
И я поняла, что язык у нее опять заплетается.
У меня мгновенно окаменело лицо. Что она здесь делает? Откуда она могла узнать?
– Не думаю, что сейчас самое подходящее время для выяснения отношений, – ответил ей Джордж.
– Вы не можете не пустить меня к ней! Она моя дочь, – напыщенно произнесла моя мать и принялась на чем свет стоит крыть Джорджа с Кэрол за то, что они меня не любят, причем в таких выражениях, на которые способна только она одна, особенно в пьяном безобразии.
– Мэм, вынужден попросить вас пройти со мной, – раздался командный мужской голос.
– Не трогайте меня! Вы не имеете права ко мне прикасаться. Я должна остаться со своей дочерью. Убирайтесь! – Ее сердитый голос становился все глуше и вскоре совсем пропал. Видимо, ее выдворили из коридора и закрыли за ней дверь.
– Эмма, – шепотом позвала меня Сара, из-за занавески показалось ее бледное лицо с красными кругами под глазами.
– Сара! – всхлипнула я, чуть приподняв голову.
Но даже такое незначительное усилие причинило невыносимую боль, я снова застонала, а Сара вздрогнула, словно от удара.
– Ой! Лежи спокойно, – прошептала она и придвинула к моей каталке стул. Она горестно поджала губы и, бросив взгляд на мое искаженное от боли лицо, озабоченно нахмурилась. – Мне так жаль.
В ее глазах стояли слезы. Сара тут же смахнула их свободной рукой, так как другой нежно гладила мои пальцы.
– Я рада, что они в конце концов меня к тебе пустили. А то мне уже начало казаться, будто я сижу здесь целую вечность, – произнесла она дрожащим голосом. – Ты нас всех здорово напугала. – Ее глаза снова наполнились слезами, и она поспешно отвернулась.
– Со мной все будет нормально, – заверила я Сару, хотя в больничных стенах прозвучало это не слишком убедительно.
– Когда ты лежала, точно мертвая, на полу там, в зале, вид у тебя был далеко не нормальный. Ты меня напугала до потери пульса.
– Я поскользнулась и упала с крыльца своего дома, – ровным тоном произнесла я.
– Что? – наморщила она лоб, не понимая, о чем это я.
– Как я расшиблась, – объяснила я. – Поскользнулась на обледеневшей ступеньке и упала.
– Но, Эм, все видели, как ты грохнулась во время матча. Я хочу сказать, все до единого, – растерянно объяснила она.
– Посмотри, что там у меня на спине, – попросила я.
Сара обошла каталку, осторожно подняла край моей баскетбольной майки и, увидев кровоподтеки, громко охнула.
– Боже, я знала, что тебе нельзя было играть! А тебе дали какое-нибудь обезболивающее? – Она взяла меня за руку; лицо ее стало еще бледнее.
– Ммм… – вместо того чтобы сказать «нет», промычала я, стараясь не застонать от отчаяния.
– Значит, так, Эмили, – отодвинул занавеску доктор Чан и, увидев Сару, представился: – Привет, я доктор Чан.
– А я Сара Маккинли, – ответила Сара.
– Ты не против, чтобы твоя подруга осталась, пока я буду с тобой разбираться? – спросил меня доктор.
– Конечно.
– Так-с, похоже, сегодня ты у нас заработала парочку травм. Да?
– Да, – прошептала я.
– У меня хорошие новости. Ничего серьезного мы у тебя не нашли. Имеется ушиб головы, но кровотечения нет. Рентген позвоночника тоже ничего не выявил, если не считать повреждения копчика. К сожалению, здесь мы ничем помочь не можем, придется ждать, пока само заживет. Мы собираемся снять фиксирующую повязку с шеи и дать тебе болеутоляющее. По меньшей мере следующие две недели тебе необходим полный покой. – (От неожиданности у меня даже округлились глаза.) – Прости, но это значит, что пока никакого баскетбола. Да ты и не сможешь играть. Мы дадим тебе что-нибудь, что поможет справиться с болью, но через две недели ты должна посетить своего доктора. Он назначит тебе дальнейший курс лечения. Вопросы имеются?
– Нет, – прошептала я.
– Ну а теперь объясни, откуда у тебя такие кровоподтеки на спине.
Мне очень хотелось надеяться, что когда я начну врать, то аппарат над моей головой не начнет непрерывно пипикать.
– Я поскользнулась на обледеневшей ступеньке и свалилась с крыльца.
– Ты что, упала на спину?
– Да.
– Сколько ступенек ты пересчитала?
– Четыре или пять.
– Хорошо, – вздохнул он. – Сара, можешь на секунду оставить нас наедине?
И когда Сара вышла, я реально запаниковала.
– Меня беспокоят твои кровоподтеки, – мрачно произнес доктор. – А снимки показали, что у тебя на лбу не так давно тоже был серьезный ушиб. Эмили, я тебя очень прошу сказать мне правду. Вся информация останется строго между нами. Откуда у тебя кровоподтеки на спине?
– Я упала с крыльца, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно.
Не знаю, сработало ли мое вранье, но доктор Чан кивнул и поднялся с места:
– Конечно, ты могла заработать такие ушибы, упав с крыльца, и я не вправе тебе не верить. Но если все было не совсем так, надеюсь, ты сможешь кому-нибудь об этом сказать. Ты останешься здесь на ночь, чтобы мы могли за тобой наблюдать и дать тебе возможность отдохнуть. Если тебе что-нибудь понадобится или все же захочешь поговорить, скажи медсестрам – они сразу меня вызовут.
– Позовите, пожалуйста, Сару.
– Конечно. Сейчас пошлю за ней медсестру.
Сара вернулась сразу после того, как медсестра сняла с меня фиксирующую повязку и, разрезав мою спортивную майку, переодела в больничную рубашку. Я пыталась уговорить медсестру стянуть майку через голову, но любое движение причиняло нестерпимую боль, так что ей пришлось пустить в ход ножницы.
– Сейчас кто-нибудь сюда спустится и отвезет тебя наверх в палату, где ты останешься на ночь, – сообщила она мне. – А я пока сделаю тебе обезболивающее.
– Спасибо, – прошептала я.
Теперь, без фиксирующей повязки на шее, мне уже здорово полегчало.
Когда медсестра ушла, я повернулась к Саре и заметила, что та явно нервничает. Словно хочет мне что-то сказать, но не решается. Она несколько раз открывала рот и останавливалась.
Я смотрела, как она борется с собой, и наконец не выдержала:
– Ну что там у тебя еще?!
Она поджала губы, судорожно подбирая слова.
– Хм, здесь Эван. И я не знала, когда лучше об этом сообщить. Сейчас, пока ты еще более-менее адекватная, или потом, когда начнет действовать лекарство. – (Я упорно молчала.) – Он хочет тебя видеть.
– Нет, Сара. Абсолютно исключено, – отрезала я.
– Я знала, что ты это скажешь, но все равно обещала ему попытаться. Именно так и передам. Ну и конечно, никакого Дрю?
– Он что, тоже пришел?
– На самом деле здесь куча народу. За исключением твоих дяди и тети. Они уехали сразу после того, как доктор сказал, что тебя оставляют на ночь.