– А ты подумал, что она почувствует, увидев тебя? – воскликнула я. – Что с нею станется? Я сама не своя от удивления, а она так и просто ума лишится. Но ты… вы и вправду Хитклиф! Но как вы изменились, просто уму непостижимо! Вы что, в армии служили?
– Ступай и передай своей госпоже мои слова, – нетерпеливо перебил он меня. – Я в аду сгорю дотла, если ты этого не сделаешь.
Он поднял щеколду, и я вошла в дом, но когда оказалась у дверей гостиной, где сидели мистер и миссис Линтон, то не смогла заставить себя войти. Я замешкалась у дверей, но потом решила, что войду и спрошу, не зажечь ли им свечи. С этой мыслью я отворила дверь.
Они сидели вместе у распахнутого в сад окна, за деревьями которого стеной стояла пышная разросшаяся зелень парка и еще дальше открывался вид на Гиммертонскую долину. По ней почти до самого ее конца поднимался туман. Шел он от ручья, который, как вы, наверное, помните, сэр, прямо за церковью вбирает в себя воды с болота и бежит вниз по косогору. Грозовой Перевал вздымался прямо из серебристой мглы, но нашего старого дома видно не было, он прятался на другой стороне. И комната, и люди в ней, и вид, которым они любовались, дышали миром и покоем. Я не могла себя заставить раскрыть рот и доложить о посетителе. Я уже совсем собралась уйти, ничего не сказав после того, как спросила про свечи, когда сознание того, что я веду себя глупо, принудило меня вернуться и пробормотать: «Вас хочет видеть какой-то человек из Гиммертона, мадам!»
– Что ему надобно? – спросила миссис Линтон.
– Я не спрашивала его.
– Ну хорошо, задерни шторы, Нелли, – сказала она, – и принеси нам чай. Я сейчас вернусь.
Она вышла из гостиной. Мистер Эдгар небрежно спросил, кто там пришел.
– Один человек, которого госпожа не ждет, – ответила я. – Это Хитклиф – вы ведь помните его, сэр? Он жил в доме мистера Эрншо.
– Как! Цыган, деревенский парень? – воскликнул он. – Почему ты прямо не сказала этого Кэтрин?
– Тише, не называйте его так, сэр, – взмолилась я. – Зачем огорчать хозяйку лишний раз. У нее и так чуть сердце не разорвалось, когда он сбежал. А теперь его возвращение ее несказанно обрадует, это уж точно.
Мистер Линтон подошел к другому окну, выходившему во двор. Он отворил его и высунулся наружу. Наверное, Кэтрин и Хитклиф были как раз под окном, потому что он тут же воскликнул: «Не стой там, дорогая! Пригласи того, кто пришел, в дом, коль скоро ты его знаешь!» Вскоре раздался лязг щеколды и Кэтрин взлетела вверх по лестнице, запыхавшаяся и в полном смятении. Лицо ее отражало такую бурю чувств, что его даже нельзя было назвать радостным. Казалось, в дом пришло несчастье.
– Ах, Эдгар, Эдгар! – только и могла промолвить она, едва переводя дыхание и обвивая руками его шею. – Мой дорогой Эдгар! Представляешь – Хитклиф вернулся!
И она еще крепче сжала свои объятья.
– Ну, будет тебе, – сердито ответил муж. – Вернулся – и что из того? Разве это повод совсем меня задушить? Мне он никогда не казался бесценным сокровищем. Зачем же с ума сходить?
– Я знаю, ты не слишком его жаловал, – сказала она, чуть умерив свой радостный пыл, – но ради меня вы должны стать друзьями. Мне пригласить его сюда?
– Сюда? – воскликнул он. – В гостиную?
– Куда же еще? – спросила она.
Он с досадой объявил, что кухня Хитклифу подойдет больше. Миссис Линтон смерила его насмешливым взглядом – наполовину сердясь, наполовину посмеиваясь над его разборчивостью.
– Нет, – сказала она после непродолжительного молчания, – негоже мне сидеть на кухне. Накрой здесь два стола, Эллен. Один будет для хозяина и мисс Изабеллы – они ведь у нас дворяне, белая кость, а другой для меня и Хитклифа, как людей из низшего сословия. Тебя это устроит, дорогой? Или мне затопить камин в другой комнате? Если так, то, будь добр, распорядись. А я побегу вниз – боюсь, как бы мой гость не исчез. Я так рада, что мне все время кажется, что он сейчас растворится в воздухе!
Она повернулась, чтобы опять убежать, но Эдгар задержал ее.
– Ты, Нелли, ступай и попроси его подняться, – твердо сказал он, обращаясь ко мне. – А ты, Кэтрин, в своей радости постарайся не делать из себя посмешище. Негоже всем слугам в доме видеть, как их хозяйка принимает их ровню, да еще и беглеца, как своего брата.
Я спустилась в сад и увидела Хитклифа на крыльце. Он явно ждал, что его пригласят в дом и, не тратя лишних слов, последовал за мной. Я ввела его к господину и госпоже, чьи пылающие щеки выдавали недавнюю ссору. Но лицо хозяйки дома зажглось новым чувством, стоило ее другу появиться на пороге. Она бросилась навстречу ему, взяла за обе руки и подвела к Линтону, а потом насильно соединила руки хозяина и гостя. Теперь, при свете свечей и камина, я еще больше поразилась преображению Хитклифа. Он превратился в высокого, атлетически сложенного, статного мужчину, рядом с которым мой хозяин выглядел худосочным юнцом. Выправка гостя наводила на мысль о том, что он служил в армии. Из-за сурового выражения лица с резкими чертами он казался старше, чем мистер Линтон. Теперь весь его облик дышал умом и не сохранил никаких следов прежней униженности. В грозно сдвинутых бровях и глазах, горевших черным огнем, еще пряталась былая злоба отверженного, но открыто она не проявлялась. Его манеры были даже благородны, пусть и без изящества, но и без грубости. Чувствовалось, что мой хозяин изумлен не меньше моего, если не больше, и не знает, как ему держать себя с этим «деревенским парнем», как он его раньше называл. Хитклиф позволил своей руке выскользнуть из некрепкого пожатия Линтона и холодно смотрел на хозяина, ожидая, когда тот заговорит.
– Садитесь, сэр, – промолвил наконец Эдгар. – Миссис Линтон в память о прежних днях хочет, чтобы я оказал вам сердечный прием, и я, конечно, только рад возможности ей угодить.
– Я тоже, – ответил Хитклиф, – особенно если я имею к этому хоть какое-то касательство. С удовольствием посижу у вас часок-другой.
Он сел напротив Кэтрин, которая не сводила с него глаз, как будто бы боялась, что стоит ей отвести взгляд, и Хитклиф исчезнет. Наш гость, напротив, не часто решался посмотреть на нее в ответ, но каждый раз, когда их взоры ненадолго пересекались, он все свободнее глядел на нее, как будто бы впитывая то непритворное счастье, которым лучились глаза Кэтрин. Они слишком были поглощены своей общей радостью, чтобы чувствовать хоть какую-то неловкость. О мистере Эдгаре сказать этого было нельзя: он даже побледнел от досады и весь напрягся, когда его жена встала, пересекла комнату, застеленную ковром, и вновь взяла руки Хитклифа в свои. Она засмеялась так, как будто бы совсем потеряла голову.
– Завтра мне покажется, что это был только сон! – воскликнула она. – Ни за что не могла поверить, что опять смогу видеть тебя, держать тебя за руку, говорить с тобой. Но ты, Хитклиф, так жесток! Ты не заслужил радушного приема. Как ты мог исчезнуть на целых три года и не подавать о себе вестей? Ты подумал обо мне?
– Я думал о тебе поболе, чем ты обо мне, – пробормотал он в ответ. – Недавно я узнал о твоем замужестве, и когда я стоял здесь внизу во дворе, то твердо решил: всего лишь раз взгляну в твое лицо, увижу на нем удивление и, быть может, притворную радость, а потом разделаюсь с Хиндли и, чтобы не попасть в руки закона, своей рукой покончу счеты с жизнью. Но то, как ты обрадовалась нашей встрече, заставило меня выкинуть эти мысли из головы! Но берегись встретить меня в следующий раз с другим выражением лица! Нет, больше ты меня никогда не прогонишь! Ты ведь правда жалела, что меня нет рядом? А меня самого жалела? Поверь мне, есть за что жалеть. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти с тех пор, когда я последний раз слышал твой голос, и прости меня, потому что я делал это только ради тебя!
– Кэтрин, если ты не хочешь, чтобы мы пили совсем холодный чай, пожалуйста, садись за стол, – перебил Линтон, стараясь сохранить ровный тон и достаточную учтивость. – Мистеру Хитклифу предстоит долгий путь до места его ночлега, а мне хочется пить.
Она села разливать чай, как и положено хозяйке. На звонок пришла мисс Изабелла, а я, подав им стулья, вышла из гостиной. Десяти минут не прошло, как с чаем было покончено. Чашка Кэтрин так и осталась пустой – от волнения она не могла ни есть, ни пить. Эдгар немного плеснул в блюдце, но сделал от силы один глоток. Их гость оставался в тот вечер в доме не больше часа. Когда он уходил, я спросила, держит ли он путь в Гиммертон?
– Нет, на Грозовой Перевал, – ответил он. – Мистер Эрншо пригласил меня пожить у него, когда я утром посетил его.
Я не верила своим ушам: мистер Эрншо пригласил его? Он посетил мистера Эрншо? Когда он ушел, я вновь и вновь мысленно повторяла эти слова. Неужели Хитклиф заделался таким лицемером, чтобы, вернувшись в наши края, сеять раздор под личиною дружбы? В глубине души у меня возникло предчувствие, что лучше бы ему вообще было к нам не приезжать.
Я не верила своим ушам: мистер Эрншо пригласил его? Он посетил мистера Эрншо? Когда он ушел, я вновь и вновь мысленно повторяла эти слова. Неужели Хитклиф заделался таким лицемером, чтобы, вернувшись в наши края, сеять раздор под личиною дружбы? В глубине души у меня возникло предчувствие, что лучше бы ему вообще было к нам не приезжать.
Только я заснула, как около полуночи меня, бесцеремонно дернув за волосы, разбудила миссис Линтон, прокравшаяся в мою комнату.
– Не могу заснуть, Эллен, – сказала она, как будто извиняясь, – я должна сейчас непременно поделиться хоть с одной живой душою своим счастьем. Эдгар сердится, потому что меня радует то, что ему совершенно неинтересно. А когда раскрывает рот, то только для того, чтобы сказать глупость или в очередной раз укорить меня. Заявил, что с моей стороны жестоко и безответственно затевать с ним пустую болтовню, когда ему плохо и хочется спать. Вечно ему плохо, чуть только что-нибудь ему не по нраву! Я сказала всего пару слов в похвалу Хитклифу, а он заплакал. То ли голова у него болит, то ли он так сильно ему завидует. Я тут же ушла.
– Зачем же в его присутствии превозносить Хитклифа? – ответила я. – Мальчиками они друг друга терпеть не могли, и Хитклиф столь же болезненно воспринимал любые похвалы молодому Линтону – такова человеческая природа. Не упоминайте Хитклифа при муже, если не хотите открытой ссоры между ними.
– Но разве это не свидетельствует о его слабости? – настаивала она. – Я вот совсем не завистлива – разве могут меня уязвить золотые локоны Изабеллы, белизна ее кожи, ее изящество, привязанность к ней всех членов их рода. Даже ты, Нелли, если у нас вдруг возникает спор, тут же принимаешь сторону Изабеллы. А я всегда уступаю, как будто я – слепо обожающая ее мать, ласково с ней разговариваю и льщу ей без меры, пока она не прекратит дуться. Ее брату приятно, что между нами царит приязнь, а мне приятно, что он доволен. Они ведь так похожи. Оба – избалованные дети и считают, что весь мир устроен только для их удовольствия. Я хоть и потворствую обоим в их прихотях, но думаю, что хорошая порка в детстве была бы для них не лишней.
– Ошибаетесь, миссис Линтон, – сказала я. – Это они потворствуют вам. И уж я-то знаю, что с вами сладу нет, если этого не делать. Вы уступаете им в мелочах, пока они усердно предупреждают любое ваше желание, но в один прекрасный день вы можете разойтись во мнении о чем-то жизненно важном, и тогда те, кого вы почитали слабыми, могут оказаться такими же упрямыми, как и вы сама.
– И тогда у нас начнется битва не на жизнь, а на смерть! – рассмеялась Кэтрин. – Нет, не бывать этому! Знаешь, я так верю в любовь Линтона, что, кажется, могу его на куски резать, а он даже не будет защищаться.
Я посоветовала ей еще более ценить его любовь.
– Я ценю, – ответила она, – но не терплю, когда он ноет и убивается по пустякам. Что проку лить слезы, как дитя малое, только из-за моих слов о том, что я считаю Хитклифа достойным всяческого уважения, и первейший из наших соседей должен почитать за честь стать его другом. Моему мужу самому следовало их произнести и радоваться вместе со мной моему счастью. Он привыкнет к Хитклифу, и, возможно, настанет день, когда сможет полюбить его. Если учесть, сколько Хитклиф претерпел от Эдгара, он вел себя в высшей степени достойно!
– А как вы оцениваете его возвращение на Грозовой Перевал? – спросила я. – Видно, он просто переродился, стал настоящим христианином и протягивает руку дружбы всем своим врагам.
– Он объяснил мне, – ответила она. – Я сама была в недоумении не меньше тебя. Он сказал, что зашел туда расспросить тебя обо мне, потому что решил, что ты все еще живешь на Грозовом Перевале, а Джозеф доложил Хиндли о его приходе. Хиндли сам вышел к нему и забросал вопросами о том, где Хитклиф был и что делал, а потом буквально затащил в дом. Там сидели за картами какие-то люди. Хитклиф присоединился к игре. Мой брат сильно проигрался ему и, увидев, что у Хитклифа денег много, пригласил его заходить вечером. Хитклиф принял приглашение. Хиндли слишком безрассуден, чтобы с умом выбирать себе знакомых. Он даже не потрудился задуматься, что не стоит доверять тому, кого он в свое время смертельно оскорбил. Но Хитклиф уверил меня, что основной причиной возобновления им знакомства со старинным врагом и гонителем стало его желание устроиться как можно ближе к нашей усадьбе, и еще – надежда, что я смогу видеться с ним чаще, чем если бы он поселился в Гиммертоне. Он собирается предложить щедрую плату за жилье на Перевале. Соблазн для моего брата слишком велик, и он, без сомнения, примет условия Хитклифа. Хиндли всегда был жаден, хотя то, что он захватывал одной рукой, тут же расточала его другая рука.
– Не лучшее место, где может поселиться молодой человек! – сказала я. – Вы не боитесь последствий, миссис Линтон?
– Для моего друга место – в самый раз! – парировала Кэтрин. – У него большая сила воли и выдержка, и это убережет его от опасности. Скорее, следует опасаться за Хиндли, но его нравственность вряд ли пострадает больше, а ради меня Хитклиф не причинит ему телесного вреда. Этот вечер примирил меня с Богом и людьми! В своей слепоте и озлоблении я восстала против Провидения. Знала бы ты, какие муки меня терзали, Нелли! Если бы этот ничтожный человечек, мой муж, догадывался об этом, он бы постыдился портить мою радость своими пустыми придирками. Только из милости к нему я несла свое горе в одиночестве! Если бы я хоть раз показала, какую боль я терпела, он бы научился стремиться к избавлению от нее так же страстно, как и я. Но, слава Богу, моим страданиям пришел конец, и я не буду мстить ему за его слепоту! Теперь я могу вытерпеть все, что угодно! Если сегодня самый последний негодяй на свете ударит меня по щеке, я не только подставлю ему другую щеку, но и попрошу прощения за то, что вызвала его неудовольствие. А в доказательство правдивости моих слов я немедленно пойду к Эдгару и помирюсь с ним. Спокойной ночи! Теперь я стала ангелом!
Пребывая в полной уверенности в своей абсолютной правоте, Кэтрин удалилась. Наутро стало ясно, что она успешно исполнила свое намерение: мистер Линтон не только отбросил свое недовольство (хотя его настроение не выглядело приподнятым по сравнению с восторженностью жены), но и не возразил, когда она в компании Изабеллы отправилась днем на Грозовой Перевал. Он был вознагражден такой теплотой и нежностью, что на несколько дней дом наш стал истинным раем: и для хозяина, и для слуг ничто не омрачало горизонт.
Хитклиф – то есть мистер Хитклиф, как я буду его теперь называть – сперва не злоупотреблял своим правом навещать нашу усадьбу. Он как будто оценивал, до какого предела Линтон будет терпеть его вторжение. Кэтрин, казалось, тоже преисполнилась благоразумия и сдерживала свою радость от его прихода. Так он стал желанным гостем в «Скворцах». Он во многом сохранил ту выдержку, которая так поражала меня, когда он был мальчиком, и за счет этого мог обуздывать чересчур бурные проявления чувств. Мой хозяин на время оставил свои опасения, а дальнейшие обстоятельства направили их в другое русло.
Источником новых бед стало злосчастное и непреодолимое влечение к гостю, едва допущенному в дом, возникшее вдруг у Изабеллы Линтон. В то время она была прелестной юной восемнадцатилетней особой, немного ребячливой в манерах, но обладающей остротой ума, свежестью чувств и резкостью нрава, особенно проявлявшейся, если ее раздразнить. Брат, любивший ее всей душой, был потрясен ее странным выбором. Помимо вопиющего мезальянса, которым стал бы брак с человеком без роду и племени, и угрозы того, что такому нежеланному родственнику отойдет имущество Линтонов в отсутствии у Эдгара наследников мужского пола, последний сердцем чувствовал подлинную сущность Хитклифа и прекрасно понимал, что хотя тот и преобразился внешне, но внутри остался прежним и никогда не изменится. Эдгара это пугало и отвращало. Он отвергал любую мысль о том, чтобы вверить Изабеллу во власть такой личности. Знай он, что чувство его сестры к Хитклифу родилось без всякого поощрения и укрепилось без взаимности, он страдал бы еще сильнее, так как с того самого момента, как ему открылась пагубная страсть Изабеллы, он возложил вину на Хитклифа, считая того способным на тонкий расчет.
Мы все заметили, что с некоторых пор мисс Линтон что-то гложет и мучает. Она стала раздражительной, вдруг впадала в уныние, постоянно дерзила и противоречила Кэтрин, словно забыв, что терпение той далеко не безгранично. Мы винили в определенной степени ее очевидное нездоровье, ведь Изабелла худела и чахла буквально на глазах. Но однажды, когда мисс Линтон вела себя совершенно невыносимо, отказавшись от завтрака, жалуясь на прислугу, якобы не выполняющую ее приказаний, на жену брата, ни в грош ее не ставящую, на Эдгара, который ею пренебрегает, а вдобавок еще и на то, что ее простудили, устраивая сквозняки и позволив погаснуть огню в камине, равно как и на сотню других вымышленных обид, миссис Линтон твердо приказала Изабелле немедленно отправляться в постель и, побранив ее от души, пригрозила послать за доктором. При одном только упоминании доктора Кеннета девушка тотчас опомнилась и заявила, что здоровье ее в полном порядке и только бессердечие и черствость Кэтрин делают ее несчастной.