– Как вы можете так беззастенчиво врать бедной девочке! – закричала я из-за стены в полный голос. – Прошу вас, уезжайте отсюда подобру-поздорову! И как вам не совестно громоздить такую паутину лжи! Мисс Кэти, я сейчас возьму камень и собью замок, чтобы вы могли войти. Не верьте ни единому слову этого человека, это сущий вздор: сами подумайте, как можно умирать от любви к тому, кого едва знаешь?
– Вот не думал, что нас подслушивают, – пробормотал злодей, которого раскрыли. – Хоть вы, миссис Дин, и хороший человек, хоть я ценю и люблю вас, но мне вовсе не нравится ваша паршивая склонность к обманам, – добавил он вслух. – Ну-ка, Нелл, – воскликнул он, отбросив церемонии, – как могла ты врать на голубом глазу, утверждая, что я ненавижу «бедную девочку», как могла ты высасывать из пальца всякие ужасы, чтобы отвратить ее от моего порога? Ах, Кэтрин Линтон, моя милая, моя дорогая! От одного вашего имени у меня теплеет на душе! Я на неделю уезжаю из дому – приходите и посмотрите, правду ли я вам сказал. Я настаиваю, я прошу вас! Представьте вашего отца на моем месте и Линтона на вашем: что бы вы подумали о своем любимом, в каком бесчувствии его обвинили бы, если бы ваш отец самолично попросил его прийти, а он бы не пожелал? И не впадайте в ту же ошибку из чистой предвзятости и упрямства! Клянусь своей душой, клянусь вечным спасением моим, Линтон уже одной ногой в могиле, и только вы можете спасти его!
Замок наконец-то подался, и я выскочила за ограду.
– Клянусь, Линтон умирает, – повторил Хитклиф ровным голосом, глядя прямо мне в глаза. – Горе и разочарование приближают его последний день. Нелли, если ты не разрешишь юной леди прийти, приходи сама. Я вернусь только на следующей неделе примерно в это же время, и, думаю, даже твой хозяин не будет возражать, чтобы Кэтрин навестила своего родственника.
– Пойдемте, мисс, – сказала я, беря Кэтрин под руку и стараясь увести обратно в парк. Моя госпожа замешкалась, всматриваясь в лицо всадника, по суровому выражению которого нельзя было понять, правду он говорит или лжет.
Он направил свою лошадь вплотную к нам и, нагнувшись с седла, сказал со всей возможной убедительностью:
– Мисс Кэтрин, признаюсь вам, что я не слишком терпелив с Линтоном, а Гэртон и Эрншо – и того меньше. Признаюсь также, что мальчика окружают люди грубые и неотзывчивые. Ему не хватает не только вашей любви, но и простой человеческой доброты. Любое доброе слово из ваших уст станет для него наилучшим лекарством. Не обращайте внимания на предостережения миссис Дин, подсказанные ее жестокосердием. Будьте великодушны и постарайтесь увидеться с Линтоном. Он грезит о вас днями и ночами, и мы не можем убедить его в том, что вы не испытываете к нему ненависти, коль скоро вы не пишете ему и не приходите его проведать.
Я спешно захлопнула калитку и приперла ее изнутри большим камнем, чтобы помочь разбитому замку сдержать возможный натиск извне. Потом я раскрыла зонтик и затянула под него свою питомицу, потому что сквозь трепетавшие ветви деревьев начали пробиваться первые капли дождя, указавшие нам на необходимость скорейшего возвращения под кров. К дому мы шли так быстро, что не смогли обменяться мнениями по поводу встречи с Хитклифом, однако я почувствовала, что теперь на сердце Кэтрин лежит двойная печаль. Лицо у нее настолько исказилось от горя, что она была буквально на себя не похожа. Она явно раздумывала над тем, что только что услышала от Хитклифа, почитая его слова правдой в последней инстанции.
Мой господин ушел в свою комнату еще до нашего возвращения. Кэти пробралась в его комнату, чтобы справиться о его самочувствии, – мистер Линтон спал. Она вернулась и пригласила меня посидеть с ней в библиотеке. Мы вместе попили чаю, а потом она прилегла на ковер и попросила меня не беспокоить ее разговорами, потому что она устала. Я взяла книгу и притворилась, что читаю. Когда ей показалось, что я полностью погрузилась в чтение, Кэтрин тихонько заплакала, как раньше на прогулке. Похоже, теперь это стало ее любимым занятием. Я дала ей выплакаться, а затем заговорила с ней в очень жесткой манере, высмеяв все, что рассказал мистер Хитклиф о своем сыне, как если бы я была в полной уверенности в ее согласии с каждым моим словом. Увы! У меня не хватило красноречия, дабы изгладить то впечатление, которое произвел на нее его рассказ и на которое негодяй, несомненно, рассчитывал.
– Может, ты и права, Эллен, – задумчиво произнесла она, – но я никогда не успокоюсь, пока не узнаю, как обстоят дела на самом деле. И еще я должна сказать Линтону, что не по своей вине прервала переписку и что чувства мои к нему не изменились.
Что толку было сердиться и спорить, коль скоро Кэтрин пошла на поводу своей доверчивости? В тот вечер мы расстались врагами. А наутро восход солнца застал нас на дороге на Грозовой Перевал – я шагала у стремени верного пони моей своевольной воспитанницы. Я не могла спокойно смотреть на ее горе, на ее побледневшее и осунувшееся лицо, на заплаканные глаза. Я уступила ей в слабой надежде, что Линтон сам покажет своим холодным и равнодушным приемом, как мало правды было в красивой сказке, придуманной его отцом.
Глава 23
Дождливая ночь породила сырое и туманное утро – с неба то ли снег сыпался, то ли дождь падал, – и наш путь с журчанием пересекали потоки воды, излившейся за ночь на окрестные холмы и утесы. Ноги мои промокли насквозь, а в душе раздражение боролось с отчаянием, – словом, я была в настроении, соответствующем тому неприятному делу, которое нам предстояло. Мы вошли в дом на Грозовом Перевале через кухню, чтобы убедиться в отъезде мистера Хитклифа, словам которого я не доверяла ни на грош.
Джозеф блаженствовал в одиночестве у ярко горевшего очага: рядом с ним на столе стояла целая кварта[25] эля, в которую щедрыми ломтями была накрошена поджаренная овсяная лепешка. Во рту у него торчала его неизменная короткая черная трубка. Кэтрин подошла к очагу, чтобы согреться, а я осведомилась, дома ли хозяин. Вопрос мой оставался без ответа так долго, что я уже подумала, будто старик совсем оглох, потому повторила его.
– Не-а, – протянул он в нос и негостеприимно добавил: – Ступайте туда, откуда пришли…
– Джозеф! – одновременно с моими словами послышался капризный голос из соседней комнаты. – Сколько можно тебя звать? В камине осталась всего лишь горсточка угольков. Джозеф, иди сюда сейчас же!
Джозеф несколько раз с наслаждением затянулся и вновь вперил взгляд в огонь, что отнюдь не свидетельствовало о его намерении ответить на столь требовательный призыв. Ни домоправительницы, ни Гэртона поблизости не было: видимо, одна ушла куда-то с поручением, а другой отправился выполнять свою ежедневную работу. Мы сразу же узнали голос Линтона и пошли на него.
– Надеюсь, ты скоро сдохнешь от голода на своем чердаке! – крикнул юноша, приняв звук наших шагов за свидетельство приближения нерадивого слуги.
Он замолк, как только понял свою ошибку. Кэтрин бросилась к своему кузену, бессильно простершемуся в кресле.
– Это вы, мисс Линтон? – произнес он, едва поднимая голову с подлокотника. – Ах, нет, не целуйте меня, я от этого задыхаюсь. Прошу вас, не надо! Папа предупредил, что вы нас посетите…
Придя в себя после крепких объятий Кэтрин, которая стояла в растерянности и, кажется, раскаивалась в своей пылкости, он продолжал своим ворчливым голосом:
– Закройте, пожалуйста, за собой дверь, вы оставили ее открытой… а эти… эти подлые твари даже не могут принести углей для моего камина. Здесь так холодно!
Я помешала угли в очаге и сама принесла полный совок растопки из кухни. Больной начал жаловаться, что я напустила в комнату дыма, но у него был сильный и мучительный кашель, его явно лихорадило, поэтому я не стала бранить мальчика за капризы.
– Ну, Линтон, – обратилась к нему Кэтрин, когда ее кузен совладал со своим раздражением, – ты действительно рад меня видеть? Что я могу для тебя сделать?
– Почему вы не приходили раньше? – спросил он. – Вы должны были прийти вместо того, чтобы писать эти длинные-предлинные письма. Вы не представляете себе, как меня утомляло сочинять вам ответы. Гораздо приятнее было бы просто поговорить с вами. А сейчас я так болен, что даже толком говорить не могу. Я совсем без сил. Куда же Зилла подевалась? Будьте так добры, – он выразительно посмотрел на меня, – сходите в кухню и поищите ее!
Он даже не поблагодарил меня за то, что я сделала для него минуту назад, потому мне совсем не хотелось бегать взад-вперед по его указке, и я сказала: «На кухне никого нет, кроме Джозефа».
– Пить хочу! – требовательно проговорил он. – С тех пор как папа уехал, Зилла только и делает, что пропадает в Гиммертоне! Как это некстати! Мне приходится спускаться из моей комнаты и сидеть здесь внизу, потому что они как будто сговорились и не слышат, когда я их зову сверху.
– Почему вы не приходили раньше? – спросил он. – Вы должны были прийти вместо того, чтобы писать эти длинные-предлинные письма. Вы не представляете себе, как меня утомляло сочинять вам ответы. Гораздо приятнее было бы просто поговорить с вами. А сейчас я так болен, что даже толком говорить не могу. Я совсем без сил. Куда же Зилла подевалась? Будьте так добры, – он выразительно посмотрел на меня, – сходите в кухню и поищите ее!
Он даже не поблагодарил меня за то, что я сделала для него минуту назад, потому мне совсем не хотелось бегать взад-вперед по его указке, и я сказала: «На кухне никого нет, кроме Джозефа».
– Пить хочу! – требовательно проговорил он. – С тех пор как папа уехал, Зилла только и делает, что пропадает в Гиммертоне! Как это некстати! Мне приходится спускаться из моей комнаты и сидеть здесь внизу, потому что они как будто сговорились и не слышат, когда я их зову сверху.
– А ваш отец внимателен к вам? – спросила я, приметив, что бурные дружеские порывы Кэтрин остались без ответа.
– Внимателен? Ну, не знаю, что и сказать… Но он хотя бы заставляет всех остальных в доме быть немного внимательней ко мне, – ответил он. – Они законченные мерзавцы! Только представьте себе, мисс Линтон, Гэртон потешается надо мной! Я его ненавижу! Я их всех ненавижу! Они такие гадкие!
Кэти начала искать воду, увидела в буфете кувшин, наполнила из него стакан и поднесла ему. Линтон попросил добавить вина из бутылки на столе. Отпив немного, он заметно успокоился и сказал, что она очень добра.
– И ты рад меня видеть? – вновь задала она свой первоначальный вопрос, приободряясь от тени улыбки, появившейся на лице кузена.
– Конечно, я рад, – промолвил он. – Приятно для разнообразия услышать ваш голос. Но я очень расстраивался из-за того, что вы меня не навещали. И папа ругал меня за это, говорил, что я сам виноват, и еще он называл меня жалким, никчемным и тупым созданием. Он считает, что вы меня презираете, и заявил, что, будь он на моем месте, он уже был бы хозяином «Скворцов» вместо вашего отца. Но вы ведь меня не презираете, мисс…
– Называй меня Кэтрин или Кэти, и давай-ка перейдем на «ты», – прервала его излияния моя юная госпожа. – Презирать тебя? Никогда! После папы и Эллен я люблю тебя больше всех на свете. Но я терпеть не могу мистера Хитклифа, поэтому мне нельзя будет приходить сюда, когда он вернется. Он надолго уехал?
– Всего на несколько дней, – ответил Линтон, – но он часто выезжает в поле с началом сезона охоты, и ты сможешь приходить ко мне на пару часов в любой такой день. Пожалуйста, пообещай, что навестишь меня! С тобой я буду паинькой: ведь ты не будешь мне перечить попусту и всегда придешь мне на помощь, ведь так?
– Да-да, – ответила Кэтрин. – Если бы только папа мне разрешил, я бы половину времени проводила с тобой. Ах, Линтон! Ты такой красивый! Я бы хотела, чтобы ты был мне не двоюродным, а родным братом.
– И тогда ты бы полюбила меня, как своего отца? – спросил он, заметно приободряясь. – А мой папа говорит, что ты полюбишь меня больше своего отца, крепче всех на свете, если ты будешь моей женой. Так что я бы хотел, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Нет, никогда я никого не полюблю сильнее, чем папу, – решительно ответила она. – Кроме того, мужья иногда ненавидят своих жен, а вот братья сестер – никогда. Если бы ты был моим братом, ты бы жил с нами в усадьбе и папа любил бы тебя так же, как и меня.
Линтон принялся возражать, не веря в то, что мужья могут ненавидеть своих жен, но Кэти была уверена в обратном, приведя в качестве крайне неудачного примера ту неприязнь, которую его отец испытывал к ее тете – то есть к матери Линтона. Я попыталась прервать ее неразумные речи, но не успела, и она выложила юноше все, что знала об этой истории. Хитклиф-младший с раздражением закричал, что ее рассказ – одна сплошная ложь.
– Мне это рассказал мой папа, а он никогда не скажет мне неправду, – упрямо заявила Кэтрин.
– Мой папа презирает твоего папу! – вскричал Линтон. – Он считает его глупцом, а еще низким и подлым человеком!
– Твой отец – настоящий злодей, – возразила ему Кэти. – И с твоей стороны очень дурно повторять его слова. Он отвратительно вел себя по отношению к тете Изабелле, которая вынуждена была уйти от него.
– Она от него не уходила! – воскликнул мальчик. – И не смей мне противоречить!
– Ушла, ушла! Ничего ты не знаешь! – прокричала Кэтрин.
– Ну, тогда я тебе кое-что скажу! – злорадно заявил Линтон. – Твоя мать никогда, ни одной минуты не любила твоего отца – получай!
– О-о! – вскричала Кэти, буквально задохнувшись от бешенства и не в силах вымолвить более ни слова.
– На самом деле она любила моего папу, – добавил он.
– Ах ты, маленький, ничтожный лжец! Я тебя ненавижу! – У Кэтрин перехватило дыхание и лицо покраснело от возмущения.
– Она его любила! Она его любила! – издевательски пропел Линтон, откинув голову на спинку кресла, чтобы насладиться волнением девушки, стоявшей сзади.
– Ну-ка замолчите, мистер Хитклиф-младший! – не удержалась я. – Вы, небось, опять измышления своего отца повторяете.
– Нет, не повторяю, – возразил он и, потребовав, чтобы я придержала язык, вновь принялся дразнить Кэтрин, повторяя: «Она его любила, она его любила…»
Кэти, совершенно выведенная из себя, изо всех сил толкнула кресло. Линтон упал на подлокотник и тут же зашелся приступом мучительного кашля, положившим конец его торжеству. Кашель не отпускал его так долго, что даже я всерьез забеспокоилась. Что до его кузины, то она расплакалась, испугавшись того, что натворила, но не пожелала раскаиваться в своем поступке. Я прижала Линтона к себе и не отпускала, пока приступ не прошел. Тогда он оттолкнул меня и вновь откинулся в кресле. Кэтрин перестала плакать, села напротив него и уставилась в огонь. Оба молчали.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я минут через десять.
– Хотел бы я, чтобы она себя так чувствовала, – пробормотал Линтон. – Ты злая и жестокая, Кэти! Гэртон меня никогда не бьет, он меня и пальцем не тронет, а ты… Сегодня я чувствовал себя лучше, а ты все испортила… – Голос его пресекся, послышались всхлипы.
– Я тебя не била, – пробормотала Кэтрин и закусила губу, чтобы не дать волю новому взрыву чувств.
Линтон принялся вздыхать и стонать, как будто страдал невыносимо, и продолжал в этом духе еще с четверть часа, чтобы окончательно расстроить свою кузину. Едва заслышав ее приглушенное всхлипывание, он начинал стенать еще жалостней.
– Прости меня, Линтон, за то, что причинила тебе боль, – сказала она наконец, окончательно смущенная страданиями своего брата. – Но со мной ничего бы не случилось от одного легкого толчка, и я понятия не имела, что на тебя он может так подействовать. Послушай, Линтон, тебе ведь не очень больно? Пожалуйста, ответь мне, поговори со мною! Я не смогу уйти домой с мыслью, что причинила тебе вред…
– Я не могу говорить с тобой, – пробормотал он. – Теперь из-за того, что ты сделала, я проведу всю ночь без сна, задыхаясь от кашля. Тебе – здоровой – невдомек, что я чувствую. Ты будешь спокойно спать, а я буду мучиться в этом доме совершенно один, без всякой помощи. Хотел бы я посмотреть, как бы ты проводила здесь такие страшные ночи! – И юноша зарыдал в голос от жалости к самому себе.
– Коли страшные ночи для вас не новость, – заметила я, – то и страдания ваши вовсе не из-за мисс Кэти, и не по ее вине вам этими самыми страшными ночами не спится. Впрочем, больше она вас не потревожит. Мы сейчас же уходим, и вам, надеюсь, сразу станет лучше.
– Мне уйти? – участливо спросила Кэтрин, склоняясь над ним. – Ты хочешь, чтобы я ушла, Линтон?
– Сделанного тобой не воротишь! – раздраженно ответил он, отстраняясь от нее. – Даже не пытайся меня утешить, а то я огорчусь еще сильнее и у меня случится жар.
– Значит, мне лучше уйти? – повторила она.
– По крайней мере, оставь меня в покое, – сказал он. – А то ты все говоришь и говоришь…
Кэтрин мешкала и не решалась покинуть больного, несмотря на мои увещевания, но поскольку Линтон не глядел на нее и не заговаривал с ней, она наконец-то направилась к двери, а я – следом за ней. Нас остановил вскрик: Линтон соскользнул с кресла на плиты перед камином и забился там подобно испорченному ребенку, стремящемуся всеми средствами доставить окружающим как можно больше огорчений и хлопот. По поведению Линтона я сразу поняла, что такому, как он, ни в коем случае нельзя потакать в проявлениях его дурного характера, однако моя подопечная пришла в ужас. Она побежала обратно, упала на колени рядом с ним, заплакала и принялась его всячески утешать. Линтон затих только тогда, когда устал рыдать и биться, а не от того, что решил больше не огорчать ее.
– Я положу его на диван, – сказала я, – и пусть катается по нему в свое удовольствие, а нам нет нужды на это любоваться. Теперь, мисс Кэти, вы, надеюсь, убедились, что вам его не излечить. Все дело в его состоянии здоровья, а не в привязанности к вам. На мягком диване он точно не убьется, так что нам лучше его оставить! Как только он увидит, что рядом нет тех, кто будет обращать внимание на его выходки, он тут же успокоится.