А Пастух хотел выйти в коридор, но не успел, потому что в дверном проеме сразу наткнулся на второго «пацана», услыхавшего вопль лезшего корефана. Второй был покрупнее, постарше и очевидно мощнее напарника. Первый тяжелый вес. До девяносто с чем-то килограммов. Этакий cruiserweight. Покруче приятеля. Но не умнее.
— Где Вовка? — тупо спросил он у Пастуха и приставил ствол к его виску.
Пастуху издавна очень не нравилось ощущение ствола у виска. Холодно и, как ни крути, стремно. Он перехватил руку со стволом, вывернул ее за спину круто, до боли, знал, нестерпимой, и «пацан» непроизвольно взвыл и, пытаясь уйти от боли, бухнулся на колени, чуть ослабляя захват, а тут некстати в вагонном коридоре шумно затопали, и в купе сначала влез ствол «калашникова», а следом возникло лицо его владельца.
— Всем на пол! — заорал владелец.
Он был, на автомате отметил Пастух, в выгоревшей до серости солдатской гимнастерке со знаками сухопутных войск Российской Армии — жухло-золотенькими скрещенными мечами и одной широкой, тоже некогда золотой нашивкой-ленточкой. Старший сержант, значит.
«На пол» относилось к Пастуху, потому что первый «пацан», успокоенный Пастухом, уже лежал на полке и тихо кочумал, а второй — на полу и нещадно орал от боли. Не исключено, Пастух ему руку сломал. Бывает. Крепкие вообще-то ребята на поезд напали, надроченные, ясный пень, в «качалках», богатых «железом». Ан не помогло.
— Можно я постою? — спросил Пастух, подымая руки «в гору», но пистолет не выпуская.
— Это наш человек, напарник мой… — В купе втиснулся Стрелок.
— Где Марина? — спросил Пастух.
— Стоит у тамбура. Как все. Живая и веселая. Я приказал проводнице никого в вагон не впускать, пока машинист не посигналит.
— Как там у них?
— Помощника подранили. В руку. Несильно. Медсестричка забинтовала. Да им все равно в Иркутске подмена будет.
— А в вагонах что?
— Повязали солдатики ребятишек. Один ушел, взять толком ничего не успел, спугнули его солдатики, вовремя подоспели, а остальных — в багинеты и в предвариловку. Второй налет подряд. Первый местные силовики и вояки, естественно, просрали, а этот ждали. Информацию вовремя получили.
— От кого?
— Пастух, родной, это ж тебе не Москва, это ж тебе Восток и еще пока дальний. Здесь — глушь, провинция. А в чем ее преимущество? Все всех и обо всех знают. И помалкивают. Поэтому живы и что покушать и выпить есть. А когда вонять начинает сильно, то всегда известно, где одеколоном побрызгать. Банда, грабящая экспресс, — это очень стремно, Пастух, согласись. И очень громко. А здесь исстари воруют и убивают по-тихому. Чтоб в Столице не слышно было… Так что банда эта обречена была. Тем более она пришлая, с северов. Мне майор сказал армейский, им досье из Якутии прислали. Там-то наших налетчиков поприжали, они сюда и перебрались. Понаехали. Короче, едем дальше.
— А что с машинистом?
— Он в порядке.
В купе всунула пухлую рожицу знакомая проводница.
— Через пять минут, сказали, трогаемся. Я всех пассажиров в вагон загнала и по купе рассадила. Правильно?
Она обращалась исключительно к Пастуху, по каким-то неявным признакам определив в нем старшего и над Стрелком, и над армейским старшим сержантом, несмотря на его потертый в боях «калашников». Пастух не возражал.
— Правильно, — сказал он. — Где моя спутница?
— Бабуленька ваша? — заулыбалась проводница. — Она в купе, она в порядке, она очень веселая и сказала мне, что никогда в своей жизни не видела ни одного бандита, а теперь вот увидела и это ни капельки не страшно, а интересно. И еще про вас все время спрашивает: а он жив, а он не ранен?.. Смешная такая…
— Ага, обхохочешься какая. Скажи ей, что я жив и цел, через несколько минут приду… — И к Стрелку: — Сколько их было, сосчитал?
— Бандюков-то? Десять насчитал… Они в кабине машиниста двоих со стволами оставили, а остальные по первым четырем вагонам, включая наш, прошлись с оружием, пассажиров на насыпь выгнали и почистили багаж. Армейские, говорят, знали, где-то неподалеку «на старте» сидели, почти успели. Почти… Двоих положили, двоих взяли, остальные смылись. Откуда и взялись-то? Неужто кто-то из армейских шалит? Как-то не верится… Машинист чего-то про это услыхал, хотя ему прилично по башке досталось. Прикладом… Но все равно наши армейские — орлы…
«Наши» армейские… Выходит, он легко допускал, что армейские могут быть и не нашими. И не орлами…
И повторил свое «спасибочки» двум парням в военно-полевой форме, влезшим в кабину. Один старлей, другой — уже знакомый старший сержант. Вместо «здрасьте» старлей, увидев явно посторонних Пастуха и Стрелка, сразу и спросил:
— Вы кто?
— Пассажиры, в Москву едем, — сказал Пастух. — Ну, едем себе, а тут поезд тормозит, за окнами палят, мы и ломанулись на помощь. Слава Богу, стрелять не пришлось… — Он демонстративно понюхал ствол и протянул старлею «глок», а еще и ксиву нужную «вездеходную» достал из кармана — с российским гербом и скромной надписью «удостоверение» на коричневой кожаной корочке. — Разрешение на оружие, если надо, в купе, в сумке.
— Ладно, верю на слово. Спасибо вам за подмогу, — сказал лейтенант, забыв проверить документы у Стрелка.
Или не забыв. Ксива на двоих сработала.
Он врезал кулаком под дых тому, кто орал, тот смолк, и сержант с подоспевшим солдатиком вывели татей из купе, а потом и из вагона. Пастух последил в окно: плохо шли тати, больно им было.
— Эвона ж банда-то какая наглая и говенная, — сказал Стрелок. — Чьих будут-то?
— А тебе не по фигу? Сказано ж: пришлые…
— Теперь уж по фигу. Пусть менты любопытствуют… А не по твою ли душу ребятки в кучку собрались? — засмеялся Стрелок. — Или по душу Марины? Кто она? Миллиардерша? Глава конкурирующей банды?
— Вряд ли, — сказал Пастух.
Один никакой ответ на все неуместные и тоже никакие вопросы.
Хотя и не исключал такого варианта. Только трудно было представить себе целеполагание. Кому нужна Марина такой идиотской ценой? Ну, нужна кому-то. Ну, зашли бы тихонько в вагон, скрутили бы Пастуха, если б смогли, тюкнули бы по башке, пристрелили бы, наконец, а Марину придержали бы до следующей станции и — куда глаза глядят. Говно вопрос… Но тоже глупо. Никаких причин нет, чтоб ее крали с дороги. Или пугали абы как. Давешние ночные визитеры… Они были? Да, были. Спрашивали про Марину? Да, спрашивали. Нет их теперь.
И как-то она на всех этих татей несерьезно реагирует…
А Бонд?..
Ну, Бонд он или простой шулер — это неведомо. А вот наличие Стрелка, с Бондом знакомого, настораживает. Перебор уже. Хотя, знал по опыту Пастух, подозрение в подобных случаях всегда уместно, да и вообще уместно в его работе. Что-то в башке щелкнуло, мозг это «что-то» зафиксировал и подержит на выходе — до поры. Если ей, поре этой, суждено настать.
— Ладно я, — сказал Пастух, — помчался с пистолетом на выстрелы. Как юный пионер, блин. Но у меня хоть есть кого защищать. Марину. А ты с какого перепугу ломанулся?
— Пастух, окстись! Я, конечно, кроме других талантов, — наемный убийца, да, но не в этом случае. Меня купили за небольшие денежки, чтоб я твою Марину просто проводил до Москвы. Без эксцессов. Негласно. Просто приглядел за ней, если кто любопытствовать станет. И остерег бы. Ничего больше! Мне ее охранять наказали. Я ж не знал, что ты сам ее охраняешь. Кто-то, блин, из моих наемщиков тебе, видно, не очень доверяет.
— А что за наемщики?
— Меня с ними не знакомили. Большие дяди себя не светят, тебе ли не знать. А я что? Стрелок и есть стрелок. Со мной посредник общался.
— Да хрен бы с ними. А что Бонд?
— Какой Бонд?
— Ну, мужик тот, с кем ты на перроне переглянулся.
— А и верно, похож… Работали мы как-то вместе. Однажды. Но он же только игрок. Он отвлекает объект, затаскивает в игру, а я — или не я, или кто-то — свое дело делаю. А он платит.
— Какое дело?
— Плевое. Я тогда его напарнику по картам кое-какие бумажки в портфель подложил. В ресторане. Во Владике. А другие бумажки вынул и отдал тому, кто меня нанял. И все…
— На мелочи размениваешься, — сказал Пастух.
— А что, лучше в банду идти? К какому-нибудь Фиме Приморскому? Я уж лучше по мелочам. Все от уголовки подальше…
Минуты, отпущенные машинистом, пробежали. Тепловоз свистнул предупредительно. Вагоны лязгнули сцепками.
— Поговорим еще, — сказал Пастух. — Времени будет много. Ты ж нанялся за Мариной следить до Москвы. Ну и следи. Похоже, мы все-таки в какую-то жопу попали.
— Мы? Из-за Марины, что ли?
— Думаю, что она ни при чем. Слишком круто для очень пожилой тетеньки — и тебе слежка, и тебе попытка ограбления тепловоза и его команды. Со стрельбой…
— Может, не по ее душу? Ей и нас двоих — выше крыши…
— Тебя одного. А еще твоего знакомца, который сошел. Не исключено, еще кого-то, кого я не заметил пока… Но не бандюков же на нее натравливать!.. Это уж и не двадцать два, а все тридцать семь… Поживем — увидим, Стрелок, время есть, а Марина у нас одна.
— Мы? Из-за Марины, что ли?
— Думаю, что она ни при чем. Слишком круто для очень пожилой тетеньки — и тебе слежка, и тебе попытка ограбления тепловоза и его команды. Со стрельбой…
— Может, не по ее душу? Ей и нас двоих — выше крыши…
— Тебя одного. А еще твоего знакомца, который сошел. Не исключено, еще кого-то, кого я не заметил пока… Но не бандюков же на нее натравливать!.. Это уж и не двадцать два, а все тридцать семь… Поживем — увидим, Стрелок, время есть, а Марина у нас одна.
— У нас?
— Ты ж за ней присматриваешь, да? А я сторожу. Нас уже двое, не так ли?
Стрелок подумал-подумал и сказал:
— Наверно, так. Лично я против нее ничего не имею. Хорошая бабушка. А присмотреть… Считай, у нас — четыре глаза…
— Двадцать семь минут просрали, — сказала проводница.
— Догоним, точная ты моя, — утешил Пастух. — Машинист же обещал.
— А вы бандитов видели? — Голос у проводницы был заговорщицкий.
— Увы, — сказал Стрелок, — они там далеко были. И местные ребята всех их повязали.
— Но этих-то двух говнюков мы повязали!
Она так этого хотела, чтоб «мы», и Пастух не стал спорить, подтвердил:
— Этих двух — мы. Все трое. Жди моментом медали, красивая, — на такую-то грудь…
Тихо кругом стало, спокойно даже, будто никакой банды с оружием и не случилось. Как отпустило. И то славно…
И опять спокойное время пошло. Как там у «горлана-главаря»: «Время — вещь необычайно длинная…» Очень верно сказано.
Глава четвертая
Марина сидела в купе и смотрела в окно. Смотреть было не на что. Вертолет, на котором прилетели армейские, уж и улетел с ними, с армейскими. А второй, бандитский — с повязанными бандитами и улетел. С живыми и мертвыми. Как в поговорке: каждому по делам его да и воздастся… А тепловоз впереди засвистел страшно, вагон дернулся и сразу пошел плавно, набирая, набирая скорость. Поехали, значит.
А якутскую банду, практически голливудское нападение на поезд, панику, которой Пастух в общем-то и не заметил, — все это проехали, оставили позади. Кроме, конечно, тех, у кого эти гаврики успели-таки «помыть» денежки и кое-что недешевое — заначенное, заныканное, запрятанное.
Как там на знаменитом полотне в Третьяковке: «Всюду жизнь!»
— А скоро у нас будет станция Иркутск? — вдруг спросила Марина.
— Там их две будет, — объяснил Пастух. — Одна — в тринадцать с чем-то, Иркутск-пассажирский, полчаса стоянки, а чуть дальше, минутах в десяти — пятнадцати, будет Иркутск-сортировочный, десять минут стоянка. Вам какой нужен?
— Как это вы так все знаете и помните? — восхитилась Марина. — Пассажирский, конечно! Там меня коллега встретит и пакетик маленький передаст.
Какой такой коллега? Откуда он взялся посреди Транссибирской магистрали? Что в пакетике?.. Вопросы теснились, и Пастух предпочел выпустить их на волю:
— Какой коллега, Марина? Вы мне ничего о нем не говорили…
— А чего вы так вскинулись? — удивилась Марина. — Нормальный коллега. Ученый. Сибирское отделение Академии наук, Иркутский филиал. Профессор он, доктор наук, монография у него только-только вышла… Он у нас с мужем в Японии гостил в прошлом году, по обмену, очень хороший человек. Я с ним перед отъездом созванивалась, мы и договорились, что он наш поезд встретит. Монографию передаст. А то когда ж мы еще увидимся? Россия очень большая…
— Познакомите с коллегой? — тактично спросил осторожный Пастух.
— Конечно-конечно! Как же иначе?.. Он вам понравится…
Помолчали. Коллега — это, пожалуй, не опасно, подумал Пастух. Не исключено, что и понравится…
— Славно едем, — сказала Марина. И полюбопытствовала: — А где ж ваш приятель?
Стрелка она в виду имела.
— Никакой он мне не приятель, — почему-то стал оправдываться Пастух. — Служили вместе как-то, где-то, когда-то. А где он?.. В своем купе, наверно.
Тут, как и положено по всем романно-сюжетным стандартам, в том числе и железнодорожным, Стрелок возник в двери.
— Вот что я подумал, — сообщил он, усаживаясь рядом с Пастухом. — Мы проигрываем вражеской стороне, потому что не знаем главного — причины враждебности. Чего они хотят? Украсть Марину? Убить Марину?.. — Тут Марина к месту сказала «Ах!» или что-то вроде, а Стрелок плавно объяснил: — Если б хотели, давно б убили. Один «бах» — и нету. Украсть, конечно, посложнее, потому что есть мы с Пастухом… — Он ненавязчиво включил себя в «группу охраны тела». — Или Марина везет с собой что-то, что наши недруги хотят непременно заполучить. Последнее, кажется мне, наиболее вероятно.
— У меня ничего такого нет, — быстро сказала Марина.
— А что есть не такого?
— Какого не такого?
— Ну, совсем не такого, — настаивал Стрелок. — Секретные документы, например… Какие-то супер-дупер расчеты по вашей физике, я не знаю… Физики ведь, да?.. Или, может, вы какие-то научные тайны сверхсекретные надыбали?..
Интересно, подумал Пастух, «надыбали», видишь ли… Он идиот — или так, прикидывается просто?
Спросил:
— А с чего ты решил, что у нас, то есть у Марины, есть недруги? Это бандиты вертолетные, что ли?
— Ну нет, не они, — сдал назад Стрелок. — Я Бонда имел в виду. Ну и ты говорил, что могут следить…
Марине сказанное явно не понравилось.
— Кому за мной следить? При чем здесь Бонд? Что за чушь? У меня нет и не может быть секретных документов. Наша с мужем последняя работа описана, опубликована в Японии, в Штатах, в России вашей, наконец. Она, соглашусь с неким ученым мнением, и вправду довольно фантастична, но сугубо теоретическая возможность перемещения из мира в мир — это не повод для кражи. Или нашим врагам нужна исходная рукопись? Так у меня с собой ее нет…
— А что есть? — настаивал Стрелок. — Ну, что-нибудь особенно для вас ценное?..
— У меня есть прах, — сказала Марина.
— В смысле? — не понял Стрелок.
И Пастух насторожился, потому что тоже не понял.
— Сейчас покажу, — сказала Марина и соскочила на пол. Именно соскочила: ноги у нее до пола не доставали. — Пастух, помогите забрать вон ту сумку. — Она протянула руку, указывая на цилиндрической формы черный кожаный баул, стоящий в багажном отсеке над дверью в купе. — Только аккуратно, пожалуйста…
Пастух очень аккуратно, полагая, что там что-то хрупкое, снял сумку и поставил ее на пол.
Марина достала из-под матраса толстый бумажник-кошелек, а из него золотой ключик и отперла тоже золотой замочек, висящий на бауле. Бережно-бережно вынула оттуда нечто похожее на большой термос — стальной матовый цилиндр. Умостила его на столе, села на свою постель, сказала:
— Здесь прах. Муж хотел, чтобы его кремировали, когда он умрет. Мы знали, что он умрет, болезнь была медленной и смертельной. Я выполнила его просьбу. Ничего более ценного в жизни у меня нет. Вы, коллеги, думаете, что бандиты за ним, за цилиндриком этим, и охотились?
— А что? — загорелся Стрелок. — Версия! А чего он такой здоровый?
А Пастух сказал:
— Простите нас, Марина, мы даже не предполагали… — Не договорил, потому что не знал, что договаривать.
Он вообще-то помнил слова Наставника о том, что Марина и едет-то в Россию в первую очередь за тем, чтобы захоронить прах мужа на Новодевичьем кладбище, но информация эта как-то не всплыла в его башке в нужный момент, что, увы, есть скверный симптом. Ассоциативная память барахлит, старость, маразм, Боже упаси. А цилиндр и впрямь не маленький, по объему — полтора китайских термоса. Литра на два с половиной, если не на все три. Может, в махонькой Японии мания грандиоза наличествует?..
— Прощаю, — сказала Марина. — Поставьте-ка все на место.
Уложила футляр в сумку, заперла замок. Пастух вернул сумку на полку.
Помолчали. Как водится, пролетел тихий ангел.
— Тогда мы все в… — Стрелок не закончил фразу, помолчал, сказал раздраженно: — Тогда я вообще ни на фиг не въезжаю. Тебя, Пастух, поставили сопровождать Марину, меня — другие совсем люди — приглядывать за ней. Нашему общему приятелю Бонду, как ты его называешь, выпала фишка играть с Мариной в преферанс. Все те же яйца, только в профиль… А кто поручил бандитам на вертолете грабить поезд?..
— Эти-то здесь при чем? — возмутилась Марина. — Они ж даже не глянули на меня. Они ж просто грабили кого ни попадя.
— А если они искали ваш… э-э… стальной цилиндр? — Стрелок желал закрыть все версии.
Марина засмеялась. Только как-то невесело. Обреченно. Будто вынудили ее.
— Пастух, будьте милым, достаньте-ка еще разок стальной цилиндр, как его называет наш коллега. Убеждать — так до упора!
Она, полагал Пастух, должна была обидеться. А она — ни в одном глазу: улыбается милой детской своей улыбкой, ногами болтает, ждет.
— Зачем? — все же спросил Пастух. И добавил на всякий случай: — Не надо бы, а, Марина…