"Жигуль" развернулся и пошел в сторону Москвы, заметно виляя задком. Сильвер сообразил, что это была та самая машина, что полчаса назад обогнала его на трассе. Морщась от боли, он заполз на водительское сиденье и, включив в салоне свет, рассмотрел в зеркальце свою физиономию. Зрелище было не из приятных - распухшие окровавленные губы, неестественно искривленный нос. Осторожно прикоснулся к саднящему левому уху, глянул на пальцы - тоже следы крови. Постанывая, дотянулся до бардачка, вытащил пачку "Кэмела" и, с трудом удерживая сигарету непослушными губами, закурил. Кулаком ткнул магнитолу.
И когда звучит на радиоволне
Медленный фокстрот,
Улыбнешься ты, вспомнишь обо мне,
И печаль пройдет.
Сильвер покрутил головой, на разбитом лице возникла гримаса, отдаленно напоминающая улыбку. Нападение было совершено профессионалом, это ясно.
Скорее всего этот парень вел его не первый день, и момент выбрал чрезвычайно для себя удачный. Но "допрос" он провел неважно. Времени, что ли, у него мало? Кто же это мог быть? Что-то слишком много людей интересуются делом на Дмитровке...
Сильвер вышвырнул недокуренную сигарету в окно. Он этого мерзавца достанет, и очень скоро. И сделать это будет несложно. Дурацкие черные очки, заляпанные грязью номера машины и искусственно искаженный голос - не помеха.
Два человека, которых он назвал этому торопыге, действительно лучшие в Москве. Ну одни из лучших, так будет вернее. Очень способные ребята. Только к Дмитровке они отношения не имеют. И к Сильверу тоже. Люди Назаряна, правая и левая руки Армена, так сказать.
- Что ж, мне доставит удовольствие понаблюдать за... ампутацией, подумал Сильвер. - А потом мы возьмемся и за самого хирурга".
С полчаса Сильвер сидел в машине, ждал, пока утихнет боль, слушал композиции с кассеты, размышлял.
"Конечно, импровизация! - наконец заключил он. - Следовательно - явная нехватка времени.
Или он тоже любитель джаза?"
Музыка кончилась. Постанывая и чертыхаясь, он выполз из машины и стал менять колесо...
...Степанов вернулся домой около пяти утра - было уже совсем светло. Он не смыкал глаз больше суток и теперь чувствовал сильную усталость. С того момента, как ему удалось взять Сильвера на сопровождение в автосалоне на ВВЦ и до эпизода на Минском шоссе, прошло часов тридцать, и все это время он практически не вылезал из-за руля. Бессонную ночь провел возле дома Сильвера невдалеке от припаркованного новенького "фиата", потом целый день мотался за ним по городу, потом пара часов ожидания около "Манхэттен-экспресс" и наконец - Минская трасса. Только к этому моменту Сильвер остался в одиночестве. Причем проводка чуть было не сорвалась из-за сущей ерунды - на улице с примечательным названием "Кирпичные выемки" капитан залетел в какую-то выбоину, залитую водой, и словил "грыжу" на заднее колесо. Поставить же запаску не было никакой возможности - "фиат" был бы утерян безвозвратно.
Войдя в квартиру, Степанов стянул с себя тесноватую пропотевшую милицейскую форму и с отвращением отбросил в угол. Пустив в ванную горячую воду, достал из холодильника бутылку ледяного чКаберне", полкруга имеретинского сыра. Обнаженный, рухнул в низкое кресло, впился зубами в пресный холодный сыр, запил кусок изрядным глотком терпкого горьковатого вина. В три приема осушив бутылку и дожевывая на ходу сыр, поплелся в ванную, замычав от наслаждения, погрузился в обжигающегорячую воду. Через пятнадцать минут, обдав себя ледяным душем, вернулся в комнату, с удовлетворением ощущая, как восстанавливается способность к логическим умозаключениям. Сел за письменный стол и взглянул на большую фотографию, висящую перед ним на стене.
На черно-белом снимке были изображены два человека, увешанные альпинистским снаряжением. Они стояли на перевале, за их спинами поднимались к небу вершины горного массива Восточных Саян.
"Десять лет, - подумал капитан. - В этом году как раз будет десять лет. И отмечать придется одному".
Он опустил глаза, с минуту рассматривал мутное отражение собственного лица в темной полированной столешнице.
"Сильвер мог соврать. Мог. Пожалуй, шансов пятьдесят на пятьдесят - не больше. Но время, время... Третья суббота как раз завтра".
Капитан поднялся, взял с дивана револьвер, выбил шомполом стреляную гильзу, затем извлек неизрасходованные патроны, поставил на стол в аккуратный ряд.
"Кто же на конце цепочки? У меня осталось всего десять дней".
Он добавил в ряд седьмой патрон и принялся чистить оружие.
X. ВТОРОЙ ФРАГМЕНТ
Алферов столкнулся с Гущиным на третьем этаже основного здания Главного разведывательного управления Генштаба, на Хорошевке. Встреча была неожиданна для обоих.
- Приветствую, товарищ генерал. - Алферов первым протянул руку.
- Взаимно. - Гущин энергично ответил на пожатие. - Как вижу, мы с вами опять пасемся на одном лугу?
Он кивнул на дверь кабинета с номером "31 б", откуда только что вышел Алферов. Тот усмехнулся неопределенно, развел руками. Гущин взглянул на часы.
- Мне назначено на двенадцать ровно. Есть еще десять минут. Вы не торопитесь?
- Я всегда к вашим услугам.
Гущин подхватил Алферова под локоть, подвел к окну. Смахнув пылинку с лацкана своего темного не по сезону пиджака, тоном заговорщика спросил:
- Собираетесь войти в историю изящной литературы?
- Поясните, Василий Николаевич! - Алферов с деланным недоумением взглянул на отставного генерала.
- Я к тому, что мемуары положено писать только в отставке, тем более людям нашей с вами специальности. К тому же вы еще слишком молоды для такой... работы.
- Тогда я займу очередь за вами, - парировал Алферов. Скользнув взглядом по многочисленным орденским планкам на пиджаке собеседника, добавил: - Когда соберу вот такой роскошный иконостас.
- Такой уже не удастся, - с непритворной грустью в голосе заметил Гущин. - Несуществующие награды несуществующей страны...
- "Кружится ветер и возвращается на круги своя", - процитировал Алферов, многозначительно подняв вверх указательный палец и плавно переместив его в направлении комнаты "31 б". - Вы, как всегда, исключительно проницательны, товарищ генерал. Мемуарный вопрос рассматривался, скрывать не буду.
- А зачем скрывать? Все мы исполняли свой долг и, в отличие от нынешних времен, делали это гораздо более успешно.
Гущин снова взглянул на часы.
""Ролекс", - отметил про себя Алферов. - Не дешевле тысячи долларов. А как же? Понимание долга у Василия Николаевича всегда было своеобразным".
- Пора, пора! - Гущин слегка поклонился собеседнику. Матово блеснула обширная бледно-желтая лысина. - Вероятно, с сегодняшнего дня нам обоим предстоит серьезное сотрудничество, во всяком случае, я получил намек от... инстанции.
- Что ж. Если это так, то я искренне рад. Работа с вами всегда была хорошей школой.
- Благодарю, в любом случае позвоните мне вечером, в десять.
Гущин скрылся за дверью кабинета. Алферов задумчиво проводил глазами его невысокую плотную фигуру.
"А не он ли сам источник этих виршей? - пришла ему в голову неожиданная мысль. - Уж больно точно прописаны многие детали. И сам ход весьма нестандартный, вполне в духе автора "Крейта"..."
...Когда Толмачев передал Крейту микропленку, его охватило странное чувство - огромное облегчение, почти безудержный восторг и в то же время осознание стремительно накатывающейся катастрофы, кошмара, в котором ему предстоит исчезнуть.
Но страха он не испытывал.
Пленка содержала основные параметры эскизного проекта системы 39К7 транспортируемого комплекса противоракетной обороны. Материал включал основные тактико-технические характеристики радиолокационных средств, противоракет, систем передачи данных, систем хранения времени, командно-вычислительных пунктов. Здесь были данные и по финансированию, и по кооперации предприятийконтрагентов. Отдельный раздел составляли математические модели селекции ложных баллистических целей - в этой области советские разработчики существенно опередили своего потенциального противника.
Но главное - эта пленка содержала несколько страниц совместного постановления ЦК КПСС и Совмина о развертывании широкомасштабного проектирования транспортируемых средств ПРО в целях защиты всей территории СССР от массированного удара межконтинентальных баллистических ракет.
Это постановление шло с грифом "особо важно" и в одностороннем порядке напрочь перечеркивало Договор по ПРО СССР-США от 26 мая 1972 года. На титульном листе этого документа красовались подписи самого автора "перестройки и ускорения" и четырех наиболее видных представителей его команды.
И эта бумага имела колоссальный политический вес - вместо улыбчивого "социализма с человеческим лицом", столь успешно демонстрируемого ласковым Горби на многочисленных ныне представительных саммитах, отчетливо проступал чудовищный оскал приготовившегося к прыжку хищника.
Выражение лица Крейта, когда он просмотрел эти кадры микрофильма, ясно дало понять Толмачеву - даже неподготовленный в технических вопросах человек оказался в состоянии оценить всю важность материала.
- Возможно, сегодня вам удалось изменить мир, - сказал Крейт. В его голосе не было патетики, слова прозвучали просто и буднично. - На долю разведчика чрезвычайно редко выпадает такой шанс.
Мне известно всего три-четыре случая в нашем столетии.
- Это и ваш шанс тоже, - заметил Толмачев.
- В какой-то степени - да. Но мои заслуги не идут ни в какое сравнение с вашими.
- Весьма великодушно! Учитывая разницу в нашем положении.
Толмачев постепенно приходил в себя, к нему возвращался привычный ироничный тон.
- Ваш должностной ранг существенно превышает мой - не меньше чем на три ступени, - напомнил Крейт.
- Зато доходы на три порядка ниже.
- О! Здесь не стоит беспокоиться. Ваш счет существенно увеличится, когда этот материал попадет в Лэнгли.
- Сейчас меня больше всего волнует, когда я сам туда попаду.
- Мы прорабатываем все реальные возможности.
Дело существенно облегчила бы зарубежная командировка, хотя бы в Венгрию или ГДР.
Толмачев угрюмо покачал головой.
- С тех пор, как я занял эту должность, ни о каких выездах за рубеж не может быть и речи.
- Мы сделаем все возможное, - еще раз повторил Крейт. - И поверьте, мы видим в вас цен нейший источник. Ваши заслуги будут вознаграждены должным образом. Мы не забудем того, что вы сделали сегодня.
Толмачев внимательно посмотрел на собеседника.
Лицо Крейта было серьезно, даже несколько торжественно. И все же, все же... Толмачеву вдруг показалось, что в глубине серых глаз агента мелькнула усмешка - такая же холодная и злобная, как сами эти глаза.
"Шутишь, сволочь! - подумал Толмачев. - Боже, как же я устал"...
...Пройдет четыре месяца, и слушая, как Председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР монотонным голосом зачитывает ему расстрельный приговор, Толмачев вспомнит эту усмешку в серых глазах...
...В вестибюле Алферов критически посмотрел на себя в зеркало. Он был, как обычно, в штатском, дорогой костюм ладно сидел на его поджарой спортивной фигуре. Генерал пригладил коротко стриженные волосы, самодовольно улыбнулся.
"Надо же! Холодная усмешка в злобных серых глазах. Бедняга явно работал штампами в духе Флемминга".
Улыбка погасла. Штамп-то штамп, но кто же ему рассказал про операцию "Крейт"? Операцию, так блестяще разработанную начальником одного из отделов 2-го Главного управления КГБ Гущиным и в которой первую скрипку сыграл двойной агент Крейт - ныне глава антитеррористического Центра генерал-майор ФСБ Вячеслав Алферов. Немного теперь осталось в живых людей, которые знали Алферова как Крейта - с 1988 года стремительно сокращалось их число. И первым в этом ряду был персонаж из злополучного романа "Слуги Ареса" - Толмачев, а в действительности - Толкачев, занимавший должность начальника отдела средств противодействия иностранным техническим разведкам Министерства радиопромышленности СССР - головного министерства по противоракетной обороне...
- ...Мне наплевать, кто конкретно пришил этого писаку. Меня не интересует, что покойник мог знать на самом деле. Но крайне необходимо выяснить, где источник утечки, а главное - кто и почему заказал это убийство. Есть все основания полагать, что существует человек, который отлично понимает, о чем на самом деле идет речь в этой проклятой книжке. И этот человек явно не относится к кругу наших единомышленников. Вы согласны, что это обстоятельство представляет угрозу всему делу? Смертельную угрозу!
- Это слишком сильно сказано. - Гущин внимательно посмотрел на просвет тонированные стекла очков в золотой оправе и тщательно протер их тонкой замшей. - В конце концов большинство данных уже устарело, да и по фабуле все это больше напоминает легковесный фантастический роман. Таких сейчас сотни издают. Никто не обратит внимания. Это даже не газетная статья.
- Я поражаюсь вашей беспечности! - Хозяин кабинета поднялся из-за стола. - Как вы не понимаете - это же полнейшая демаскировка! Достаточно сопоставить два-три факта - и вывод напрашивается сам собой. У нас из рук вырывают всех "кротов" в правительстве, на которых мы можем давить только благодаря последствиям операции "Крейт". И это происходит именно тогда, когда Алферов получил наконец Центр и готов приступить к формированию ударных подразделений. Эти совпадения вас не смущают?
- А как с подразделениями спецназа? - Казалось, Гущин пропустил вопрос мимо ушей.
- Мы подготовили директиву о подчинении спецназа Центру. - Хозяин кабинета подошел к окну, луч солнца лег на широкий погон с тремя генеральскими звездами. - Об оперативном подчинении в случае возникновения... определенных ситуаций. Я думаю, эта директива будет утверждена без проблем.
- Следствие по этому убийству ведет полковник Елизаров из МУРа, мой старинный знакомый, - вернулся к проблеме Гущин. - В принципе он способен раскрутить дело, но помощь, конечно, потребуется.
- Что за человек?
- Достойный офицер. Служака.
- Я не об этом. Если он выйдет на заказчика, то ему может стать известно слишком многое...
- Я думал об этом. В целом Елизаров разделяет наши идеи и со временем мог бы войти в команду.
- Со временем... Боюсь, времени мало. Вы можете контролировать ход расследования?
- Да. Я располагаю подходящим источником.
- Держите меня в курсе.
- Позволю себе спросить, Алферов получил такую же инструкцию?
- Позволю себе воздержаться от ответа.
- На вашем месте я бы не сталкивал нас лбами - как-никак играем в одной команде...
- Слава Богу, вы не на моем месте. У вас было...
место. До девяносто первого. П...и, батенька! Беспечны очень-с. С вашим-то опытом просто поразительно! Прошу запомнить, генерал, если сейчас время упустим, то все в рядок усядемся... на нары. Романчик писать. Примерно вот с таким названием.
Генерал-полковник достал из ящика стола толстенький томик в зеленом с золотом переплете и положил перед Гущиным. Тот взглянул - это был Бальзак, "Утраченные иллюзии".
XI. ОШИБКА
За час до операции Степанов ощутил привычные симптомы - тахикардия, сухость во рту, все звуки вокруг стали раздражающе громкими, резкими. Мандраж, как всегда... "Излишне эмоционален, склонен к самоанализу" - так написано в его досье. Что есть, то есть, такова природа, ее не обманешь. Слишком большая доза адреналина выплескивается в кровь.
Ровно за час до дела. Минут десять потрясет, как в ознобе, но к моменту, когда он должен будет переступить порог "Голубого медведя", к нему придет спокойная уверенность. Обязательно придет.
Обмякнув на сиденье автомобиля, капитан прикрыл глаза и постарался максимально расслабиться.
Он представил себе футбольный матч - скучную игру безнадежных аутсайдеров в тусклый дождливый день при пустых трибунах, ленивого безразличного судью, вялой трусцой шлепающего по пропитанному водой полю, группку закутанных в плащи тренеров на блестящей от дождя тартановой дорожке...
Впервые этот образ пришел к нему лет пятнадцать назад, в самолете, над Веби-Джестро в Эфиопии, когда жутко трясло перед прыжком и никак не удавалось привести нервы в порядок. Удивительно быстро помогло, и к началу боя он оказался в норме, а бой тогда был будь здоров, часов шестнадцать шел бой...
С тех пор он с каждым разом все четче и четче видел этот воображаемый матч, он узнавал многих игроков в лицо, он изучил манеру игры каждого и особенно ясно он видел лицо судьи - помятое, плохо выбритое лицо с глубокими носогубными складками и светлыми равнодушными глазами.
Ну вот, колотун прекратился, сменившись ощущением приятного легкого тепла, медленной волной прокатившегося по расслабленному телу. Капитан встряхнулся, помассировал виски ладонями, вынул из ящика для перчаток револьвер и несколько раз провернул барабан, последний раз проверив заряды - все каморы были заполнены. Запасных патронов он не взял, полагая, что семи штук будет вполне достаточно для сегодняшнего дела.
"Придется с тобой нынче расстаться, дружок, - подумал Степанов, поглаживая блестящий ствол нагана. - Жаль! Сделан ты действительно с любовью.
Кому-то ты достанешься теперь? И скольких владельцев ты уже сменил за полвека? Пора, пожалуй.
Пойдем работать".
Он навинтил на ствол револьвера короткий глушитель и пристроил оружие в легкую кобуру из толстой желтой кожи, закрепленную на брючном ремне слева, ближе к пояснице.
Из-под сиденья капитан достал изделие, внешне напоминающее оборонительную гранату типа "Ф-1", только покрупнее. Критически осмотрев и несколько раз тихонько дернув за кольцо, ухмыльнулся и спрятал в карман куртки. Граната эта, несмотря на угрожающий внешний вид, была предметом абсолютно безвредным - тщательно выполненный муляж из дюраля, раскрашенный черным пековым лаком. Капитан купил ее за десятку месяца три назад на блошином рынке на Преображенке, где этот апофеоз милитаризма мирно соседствовал на импровизированном прилавке из старых газет рядом с большим портретом Достоевского, пустой бутылкой из-под рома "Санта-Михель" и восхитительно блестящими галошами чудовищного размера.