— Что, Габриел Донтси уже ушел? У моей жены есть первое издание его стихов. Она была бы в восторге, если бы он подписал книгу. А наверху его нигде не видно.
— Вы на машине? — спросил Мэтт.
— Припаркована в трех кварталах отсюда. Не могли найти места поближе.
— Так вот он только что ушел. Идет пешком. Если поспешите, сможете его догнать. Но вы его скорее всего упустите, если станете ждать, чтобы сходили за вашей машиной.
Они поспешно ушли. Женщина с полными надежды глазами сжимала в руке томик стихов.
Не прошло и трех минут, как они вернулись. Из-за стойки бара Мэтт видел, как они входят в дверь, с обеих сторон поддерживая Габриела Донтси. Он прижимал ко лбу пропитанный кровью платок. Мэтт бросился им навстречу:
— Что случилось?
Явно потрясенная, женщина ответила:
— На него напали. Трое. Двое черных и один белый. Они над ним наклонились, но убежали, когда нас увидели. Впрочем, бумажник его они забрать успели.
Мужчина оглядел бар, нашел свободный стул и усадил Донтси.
— Надо вызвать полицию и «скорую помощь», — сказал он.
Голос Донтси звучал сильнее, чем ожидал Мэтт.
— Нет, нет. Со мной все в порядке. Не нужно ни полиции, ни «скорой помощи». Это только ссадина. Я как раз этим местом ударился, когда упал.
Мэтт в нерешительности смотрел на старика. Казалось, тот страдал больше от потрясения, чем от боли. И какой смысл вызывать полицию? Нет ни одного шанса, что налетчики будут пойманы, и в полицейской статистике добавится еще одно не раскрытое мелкое преступление. Мэтт, вообще-то принципиальный сторонник полиции, тем не менее предпочитал видеть полицейских у себя в баре как можно реже.
Взглянув на мужа, женщина твердо сказала:
— Мы будем проезжать мимо больницы Святого Фомы. Отвезем его туда, в отделение травматологии. Это самый разумный выход.
Было очевидно, что последнее слово в этом разговоре не за Габриелом Донтси.
Они хотят как можно скорее избавиться от ответственности, подумал Мэтт, однако у него и в мыслях не было их за это винить. Когда они ушли, он поднялся в зал, чтобы проверить запасы вина, и обнаружил на столе возле входа пачку тонких томиков. Его вдруг охватила жалость к Габриелу Донтси. Бедный чертяка не стал даже ждать, когда станут подписывать книги. Но может, это и к лучшему. Всем было бы неловко, если бы ему не удалось свои книги продать.
16
На следующее утро — в пятницу, пятнадцатого октября — Блэки проснулась в предчувствии чего-то ужасного. Ее первым осознанным ощущением был страх перед наступающим днем, перед тем, что могло ждать ее впереди. Она накинула халат и пошла вниз — готовить утренний чай, размышляя, не разбудить ли Джоан. Она ведь может сказать ей, что у нее болит голова и она, пожалуй, не пойдет на работу. Может попросить ее попозже позвонить и извиниться, пообещав, что в понедельник Блэки обязательно будет на месте. Однако она не поддалась соблазну. Понедельник наступит слишком быстро и принесет с собой еще более тяжкие волнения. А ее отсутствие сегодня может показаться подозрительным. Все в издательстве знают, что она никогда не брала отгулов, никогда не болела. Она должна явиться на работу как ни в чем не бывало, словно это самый обычный день.
Позавтракать она не смогла. Сама мысль о яичнице с беконом вызвала у нее тошноту, а первая же ложка овсянки комом застряла в горле. На станции она, как обычно, купила «Дейли телеграф», но так и продержала газету неразвернутой, всю дорогу крепко сжимая ее в руке и не отрывая невидящего взгляда от калейдоскопа летящих мимо кентских предместий. Катер задержался с отплытием от пирса на Черинг-Кросс на целых пять минут. Мистер Де Уитт, обычно такой пунктуальный, запыхавшись вбежал по трапу на борт, как раз когда Фред Баулинг решил отдать швартовы.
— Прошу у всех прощения, — коротко извинился мистер Де Уитт. — Спасибо, что подождали. Я уж думал, придется вторым рейсом ехать.
Все теперь были в сборе, весь обычный состав первого рейса. Мистер Де Уитт, она сама, Мэгги Фицджеральд и Эми Холден из рекламного, мистер Элтон из правового и Кен со склада. Блэки заняла свое всегдашнее место на носу. Ей хотелось бы встать и пройти на корму, посидеть там в одиночестве, но и это могло вызвать подозрения. Казалось, что она как-то особенно обращает внимание на каждое произносимое ею слово, на каждое движение или поступок, словно она уже находится под допросом. Она слышала, как Джеймс Де Уитт рассказывает остальным, что накануне, поздно вечером, ему позвонила мисс Франсес и сообщила, что на мистера Донтси напали. Это случилось после поэтического вечера, где он читал свои стихи. Его очень быстро нашли двое из тех, кто находился в ресторане, и они отвезли его в больницу Святого Фомы. Он больше пострадал от потрясения, чем от налета, и теперь чувствует себя нормально. Блэки никак не прореагировала на это известие. Просто еще одна небольшая неприятность, еще кому-то не повезло. Все казалось несущественным по сравнению с ее собственным чувством тревоги.
Поездка по реке обычно доставляла ей огромное удовольствие. Блэки совершала эти поездки вот уже более двадцати пяти лет, но они никогда не утрачивали для нее своей прелести. Однако сегодня все так хорошо знакомые ей вехи казались просто дорожными столбами на пути к грозной беде: изящные металлические переплеты железнодорожного моста Блэкфрайарз; Саутуоркский мост с лестницей, ведущей на Саутуорк-Козуэй,[61] от ступеней которой отплывал на лодке с гребцами Кристофер Рен, наблюдавший за строительством собора Святого Павла;[62] Лондонский мост, где когда-то у обоих его концов выставлялись головы изменников, насаженные на пики; Ворота изменников,[63] позеленевшие от ила и водорослей; и Мертвецкая дыра под Тауэрским мостом, откуда по традиции разбрасывали за пределами города прах умерших; и сам Тауэрский мост с бело-голубой пешеходной дорогой наверху и со сверкающим золотом гербом; королевский корабль «Белфаст» под флагом НАТО. Блэки смотрела на все это равнодушными глазами. Она убеждала себя, что ее тревога необоснованна и беспричинна. У нее была лишь одна небольшая причина чувствовать себя виноватой, да и та скорее всего была в конечном счете не настолько важной, чтобы заслуживать обвинений. Надо только держать себя в руках, и все будет хорошо. Однако ее тревога, которая теперь превратилась в настоящий страх, все возрастала по мере того, как они приближались к Инносент-Хаусу, и Блэки казалось, что своим настроением она заразила и всех остальных. Мистер Де Уитт во время поездки по реке всегда сидел молча, чаще всего читая газету, но женщины были настоящими болтушками и обычно щебетали не переставая. В это утро все они смолкли, когда катер медленно, покачиваясь на волнах, подошел к швартовому кольцу справа от лестницы.
Неожиданно Де Уитт произнес:
— Инносент-Хаус. Ну что ж, вот мы и приехали…
В голосе его звучали нотки напускного веселья, словно все они покидали катер после речной прогулки, но лицо оставалось мрачным. «Интересно, что это с ним, о чем он думает?» — мелькнуло в голове у Блэки. И вместе с другими она стала медленно и осторожно подниматься по омытым приливной волной ступеням на мрамор патио, собираясь с духом, чтобы встретиться с тем, что могло ожидать ее в издательстве.
17
Джордж Коупленд, укрытый за своей конторкой в приемной, смущенный собственной неспособностью что-либо предпринять, с облегчением услышал шаги многих ног по булыжнику мостовой. Значит, катер наконец-то пришел. Лорд Стилгоу прекратил гневное хождение взад и вперед, и оба они повернулись к дверям. Группка сотрудников вошла тесной кучкой, возглавляемая Джеймсом Де Уиттом. Мистер Де Уитт бросил быстрый взгляд на встревоженное лицо Джорджа и спросил:
— Что случилось, Джордж?
Ответил ему лорд Стилгоу:
— Этьенн пропал. Мы с ним договорились встретиться в его кабинете в девять часов. Когда я приехал, здесь никого не было, кроме диспетчера и уборщицы. Со мной так себя не ведут. Я в отличие от Этьенна ценю свое время. У меня сегодня утром встреча с врачом.
— Как это — Этьенн пропал? — успокаивающим тоном спросил Де Уитт. — Он, я думаю, попал по дороге в пробку.
Тут вмешался Джордж:
— Он должен быть где-то здесь, мистер Де Уитт. Его пиджак висит на спинке кресла у него в кабинете. Я заходил туда, когда он не ответил на мой звонок. И парадная дверь не была толком заперта сегодня утром, не на сейфовый замок. Когда я пришел на работу, я открыл ее одним английским ключом. И на охрану не поставлена. Мисс Клаудиа только что приехала. Теперь везде проверяет.
Все направились в холл, словно движимые общим порывом. Клаудиа Этьенн, сопровождаемая миссис Демери, вышла из комнаты Блэки.
— Джордж прав, — сказала она. — Он должен быть где-то здесь. Пиджак накинут на спинку кресла, и связка ключей лежит в правом верхнем ящике стола. — Она обратилась к Джорджу: — А в десятом доме вы проверяли?
— Да, мисс Клаудиа. Мистер Бартрум приехал, но в здании больше никого нет. Он везде посмотрел и позвонил мне сюда. «Ягуар» мистера Жерара на месте, там же, где он его вчера поставил.
— А что, свет в помещении горел, когда вы пришли?
— Нет, мисс Клаудиа. И в его кабинете тоже света не было. Нигде не было.
В этот момент появились Франсес Певерелл и Габриел Донтси. Джордж заметил, что мистер Донтси выглядит слабым и бледным. Он шел, опираясь на палку, а справа на лбу у него виднелась полоска липкого пластыря.
— У вас там, в номере двенадцать, нет, случайно, Жерара? — спросила Клаудиа. — Он, кажется, куда-то исчез.
— У нас его не было, — ответила Франсес.
Войдя вслед за ними и стаскивая шлем, Мэнди сказала:
— Его машина тут. Я ее видела в конце проулка Инносент-Пэсидж, когда мимо проехала.
Клаудиа ответила раздраженно:
— Да, Мэнди, это мы знаем. Пойду посмотрю наверху. Он должен быть где-то в здании. А вы все оставайтесь и ждите здесь.
Она решительно направилась к лестнице. Миссис Демери следовала за ней по пятам. Блэки, словно не расслышав приказа, негромко ахнула и неловко засеменила за ними.
— Ох уж эта миссис Демери, — сказала Мэгги Фицджеральд, — всегда вовремя окажется на месте происшествия…
Однако голос ее звучал неуверенно, и когда никто не откликнулся на замечание, она покраснела, словно пожалев, что заговорила в такой момент.
Притихшая группка пришла в движение и замерла, образовав полукруг. Будто каждого осторожно подтолкнула невидимая рука, подумал Джордж. Он зажег в холле свет, и роспись потолка засияла над ними, своим великолепием и непреходящестью как бы подчеркивая мелочность людских забот и незначительность тревог. Все глаза устремились вверх. Джорджу пришло в голову, что они напоминают фигуры на религиозных картинах, людей, замерших в ожидании какого-то сверхъестественного явления. Он ждал вместе с ними, не зная, правильно ли, что он находится здесь, а не за конторкой. Ему не полагалось проявлять инициативу, он не должен был участвовать в поисках. Как всегда, он лишь исполнял то, что приказывали, но его удивило поведение компаньонов. Почему они так охотно согласились ждать? А почему бы и нет? Какой смысл всей толпой носиться по Инносент-Хаусу? Трех человек для поисков вполне достаточно. Если мистер Жерар в здании, мисс Клаудиа его отыщет. Никто не произнес ни слова, никто не двинулся, кроме мистера Де Уитта, который тихонько подошел к Франсес Певерелл. Джорджу казалось, что они, застыв, словно участники «живых картин», ждут уже много часов, хотя на самом деле прошло всего несколько минут.
Вдруг Эми голосом, охрипшим от испуга, сказала:
— Кто-то кричит! Я слышала крик! — Круглыми от ужаса глазами она оглядела стоявших рядом с ней сотрудников.
Джеймс Де Уитт, не глядя на нее — он не сводил глаз с лестницы, — спокойно ответил:
— Никто не кричал, Эми. Вам показалось.
И тут крик раздался снова, на этот раз громче, так что ошибиться было невозможно, — отчаянный, на высокой ноте вопль. Все двинулись к подножию лестницы, но подниматься не стали. Казалось, никто не осмеливается сделать первый шаг наверх. Секунду длилось молчание, затем послышались рыдания; сначала тихие и жалобные, они звучали все громче и ближе. Ноги Джорджа от ужаса приросли к полу. Он не мог узнать голос, не понимал, кто рыдает. Звуки казались ему совершенно нечеловеческими, похожими на вой сирены или визг кошки в ночи.
— Господи, Господи, что же это такое? — прошептала Мэгги Фицджеральд.
И тогда, с драматической внезапностью, на верхней площадке лестницы возникла миссис Демери. Джорджу показалось, что она материализовалась прямо из воздуха. Она поддерживала Блэки, чьи рыдания утихали, сменяясь тяжкими, вздымавшими грудь всхлипываниями.
Джеймс Де Уитт спросил — очень тихим голосом, но вполне отчетливо:
— Миссис Демери, в чем дело? Что произошло? Где мистер Жерар?
— Он в малом архивном кабинете. Мертвый! Убитый! Вот что произошло. Он лежит там полуголый и затвердевший, как та чертова доска. Какой-то дьявол задушил его этой поганой змеей. У него вокруг шеи Шипучий Сид замотан, да еще голова Сида ему в рот затолкана.
Джеймс наконец обрел способность двигаться. Он одним прыжком одолел сразу несколько ступеней. Франсес последовала было за ним, но он обернулся к ней, произнес: «Нет, Франсес, нет» — и мягко ее отстранил. Лорд Стилгоу двинулся вслед разболтанной старческой походкой, хватаясь за перила лестницы. Габриел Донтси, мгновение поколебавшись, тоже пошел за ними.
Миссис Демери крикнула сверху:
— Да помогите же мне кто-нибудь! Она же тяжелая, как мертвая все равно!
Франсес тотчас же подошла к ней и обвила рукой талию Блэки. Глядя вверх на этих троих, Джордж подумал, что если кто и нуждается в помощи, так это мисс Франсес. Они вместе спустились с лестницы, миссис Демери и мисс Франсес чуть ли не несли Блэки на руках. Блэки шептала сквозь всхлипывания:
— Простите меня. Простите меня…
Они пошли через холл в глубину дома, поддерживая Блэки с обеих сторон. Группка оставшихся в холле сотрудников в смятении провожала их глазами, не произнося ни слова.
Джордж вернулся за конторку, к своему коммутатору. Здесь он был на своем месте. Здесь он чувствовал себя в безопасности и мог собраться с силами. Здесь он знал, что делать. Ему были слышны голоса. Ужасные рыдания стихли, но он слышал громогласные увещевания миссис Демери и невнятный женский гомон. Он перестал о них думать. У него есть работа, которую он обязан выполнять, и ему лучше заняться делом. Он попытался открыть сейф под прилавком, но руки у него тряслись так, что он не мог попасть ключом в скважину замка. Зазвонил телефон. Джордж вздрогнул и стал дрожащими пальцами надевать наушники. Звонила миссис Велма Питт-Каули, литагент миссис Карлинг, желавшая поговорить с мистером Жераром. Джордж от потрясения снова смолк, потом с трудом выговорил, что мистера Жерара нет. Даже на его собственный слух голос у него был неестественно тонким и надтреснутым.
— Тогда с мисс Клаудией. Надеюсь, она здесь?
— Нет, — сказал Джордж. — Нет.
— Что случилось? Ведь это вы, Джордж? В чем дело?
Джордж в ужасе отключил миссис Питт-Каули. Тотчас же телефон зазвонил снова, но Джордж не ответил, и через некоторое время звон прекратился. Джордж уставился на коммутатор, дрожа от бессилия и неспособности что-то сделать. Никогда раньше он так не поступал. Шло время — секунды, минуты. Вдруг над конторкой вырос лорд Стилгоу, и Джордж почувствовал запах, идущий у него изо рта, и силу его торжествующего гнева.
— Звоните в Нью-Скотланд-Ярд.[64] Я хочу говорить с самим комиссаром. Если его нет, свяжите меня с коммандером Адамом Дэлглишем.
Книга вторая Смерть издателя
18
Детектив-инспектор Кейт Мискин оттолкнула локтем наполовину освобожденный упаковочный ящик, открыла балконную дверь своей новой доклендской квартиры и, сжав руками балконный поручень из полированного дуба, оглядела переливчато поблескивающие воды Темзы сверху вниз, от плеса Лаймхаус-Рич до огромной излучины у Собачьего острова. Было всего девять пятнадцать утра, но рассветный туман успел рассеяться, и почти безоблачное небо становилось все ярче, источая опаловое сияние с проблесками нежной и чистой голубизны. Это утро было больше похоже на то, каким бывает утро ранней весной, а не в середине октября, но от реки шел осенний запах, терпкий, как запах влажных листьев и тучной земли, смешанный с соленым запахом моря. Прилив достиг своей высшей точки, и Кейт казалось, что под крохотными отблесками света, вспыхивавшими и плясавшими, подобно светлячкам, на волнующейся поверхности реки, она может представить себе неодолимый напор воды, неостановимый поток, почти физически ощущает его мощь. Эта квартира, этот вид из окон, это достижение еще одной поставленной себе цели стали новым шагом прочь от мрачной и тесной, как коробка, квартиры на верхнем этаже жилого комплекса Эллисон-Феаруэзер-билдингз, где она провела первые восемнадцать лет своей жизни.
Ее мать умерла через несколько дней после ее рождения, отец так и остался неизвестным, и о девочке не очень охотно заботилась бабушка — мать ее матери. Бабушке ни к чему был ребенок, из-за которого ее квартира на верхнем этаже превратилась для нее в тюремную камеру, лишив возможности выходить по вечерам и искать веселого общества, ярких огней и теплой атмосферы местного паба. Ее все больше раздражала сообразительность подраставшей внучки и тяжесть ответственности, которую она не способна была нести из-за возраста, слабого здоровья и дурного характера. Кейт слишком поздно поняла — лишь в тот момент, когда бабушка умирала, — как сильно она ее любила. Теперь ей казалось, что в тот момент смерти каждая из них отдала другой запас любви, недоданной друг другу за всю их совместную жизнь. Кейт понимала, что ей никогда не удастся полностью освободиться от комплекса Феаруэзер-билдингз. Поднимаясь в свою новую квартиру в просторном современном лифте, окруженная тщательно упакованными картинами маслом, написанными ею самой, она вспоминала лифт в Феаруэзер-билдингз, грязные, испятнанные стены с граффити, запах мочи, окурки и пустые пивные банки. Лифт там часто намеренно и бессмысленно портили, так что им с бабушкой приходилось пешком тащить пакеты с покупками или с бельем из прачечной наверх, останавливаясь на каждой площадке, чтобы бабушка могла перевести дух. Сидя посреди полиэтиленовых мешков, прислушиваясь к хриплому дыханию старой женщины, Кейт поклялась: «Стану взрослой — выберусь отсюда. Навсегда уйду из этого проклятого дома. Из этого района. Никогда сюда не вернусь. Никогда больше не буду бедной. Никогда больше не буду дышать этой вонью».