— Это не так уж трудно вообще, и еще легче, если рот приоткрыт и он мог ввести пальцы в рот и воспользоваться обеими руками. Ребенок не смог бы этого сделать, но вы ведь и не ребенка ищете.
— Если голову змеи всунули ему в рот сразу, как только вытащили этот предмет, и это случилось вскоре после смерти, — сказала Кейт, — нельзя ли ожидать, что на ткани мог остаться видимый след крови? Много крови могло сочиться из царапины после смерти?
— Сразу после смерти? Не очень много, — ответил Уордл. — Но он уже был мертв, когда появилась эта царапина.
Все вместе они принялись рассматривать голову змеи.
— С этой штукой в Инносент-Хаусе забавлялись целых пять лет, — заметил Дэлглиш. — Легче вообразить себе этот след, чем на самом деле увидеть. Явного пятна крови здесь нет. Лаборатория может нам что-то дать. Если змею всунули в рот сразу, как только вытащили тот предмет, на ней должны остаться какие-нибудь биологические свидетельства.
— А что, док, какие-нибудь идеи о том, что это за предмет, у вас уже есть? — спросил Дэниел.
— Ну, на мягких тканях или с внутренней стороны зубов я никаких других следов не нахожу, а это заставляет предположить, что предмет достаточно легко мог уместиться у него во рту, хотя за каким чертом это ему понадобилось — выше моего понимания. Но это уже по вашей части.
— Если это было что-то такое, что он хотел спрятать, — сказал Дэниел, — почему он просто не положил это в карман брюк? Если спрятать что-то во рту, придется молчать. Вряд ли он смог бы нормально говорить, держа даже совсем маленький объект между языком и нёбом. Но предположим, он знал, что умрет. Предположим, он оказался в этом кабинете, как в ловушке, газ течет, кран от газовой горелки потерялся, окно он открыть не может…
Тут вмешалась Кейт:
— Но этот предмет нашли бы на его теле позже, если бы он просто положил его в карман.
— По-видимому, его убийца знал, что этот предмет там, и пришел специально, чтобы его забрать. Тогда имело смысл спрятать его во рту, даже если бы убийца не подозревал о его существовании. Спрятав этот предмет во рту, он мог быть уверен, что его обнаружат на аутопсии, если не раньше.
— Но он про это знал, — отозвалась Кейт. — Убийца, я хочу сказать. Он вернулся, чтобы его забрать. Он его искал. И думаю, нашел. Он с силой раскрыл убитому рот, сместив челюсть, достал этот предмет и воспользовался змеей, чтобы все подумали, что это работа зловредного шутника.
Кейт и Дэниел пристально смотрели друг на друга, словно в секционной никого, кроме них, не было. Дэниел сказал:
— Но неужели он мог подумать, что мы не обнаружим царапину?
— Да будет тебе, Дэниел! Он же не знал, что поцарапал нёбо. Единственное, что он знал, — это что ему пришлось нарушить окоченение и что этого мы никак не пропустим. Вот он и воспользовался змеей. И если бы не царапина, мы бы попались на эту удочку. Мы ищем убийцу, который немного разбирался в том, когда наступает окоченение, и понимал, что труп довольно скоро обнаружат. Если бы труп пролежал хотя бы один лишний день, в змее не было бы надобности.
Дэлглиш почуял опасность — сейчас они начнут строить теории, не собрав достаточно фактов. Аутопсия еще не завершена. Еще не установлена истинная причина смерти, но он чувствовал вполне обоснованную уверенность — и не сомневался, что док Уордл чувствует то же самое, — в том, какой именно окажется причина смерти.
А Кейт спрашивала:
— Что это за предмет? Что-то небольшое, с острыми краями? Ключ? Связка ключей? Маленькая металлическая коробочка?
— Или кассета от маленького магнитофона, — спокойно добавил Дэлглиш.
Дэлглиш ушел еще до завершения post mortem. Док Уордл объяснял своему ассистенту, почему образцы крови для лаборатории следует брать из бедренной вены, а не из сердца. Адам сомневался, что сможет узнать еще что-то новое из аутопсии, а если что-либо и обнаружится, ему очень скоро об этом сообщат. Ему нужно было просмотреть кое-какие документы к встрече в палате общин в восемь часов, время поджимало. Было бы бессмысленно заезжать в Скотланд-Ярд перед возвращением домой, и его водитель Уильям забрал портфель Дэлглиша из кабинета и ждал теперь во дворе перед подъездом. На его круглом добродушном лице отражалось тщательно сдерживаемое волнение.
Проливной дождь первой половины дня сменился нескончаемой моросью, и в открытое окно машины к Дэлглишу долетал солоноватый запах речной воды. Светофоры на набережной Темзы окрашивали воздух румянцем. Полицейская лошадь, ожидавшая, пока красный сменится зеленым, поблескивая мокрыми боками, изящно переступала с ноги на ногу, постукивая копытами по сверкающему асфальту. Тьма быстро окутала город, сотворив фантасмагорию света, в которой улицы и площади переливались живыми ожерельями красных, белых и зеленых движущихся огней. Адам раскрыл портфель и достал бумаги, чтобы бегло перечитать основные параграфы. Пора было переключить ход мыслей на более тесно связанные с его работой и, возможно, в конечном счете более важные дела. Обычно это не вызывало у него затруднений, но сейчас виденное в морге никак не желало оставить его в покос. Что-то небольшое, с острыми краями, было вынуто изо рта Жерара Этьенна после того, как наступило окоченение верхней части тела. Вполне вероятно, этот предмет был магнитофонной кассетой: исчезновение магнитофона несомненно говорило о такой возможности. Напрашивалось предположение, что Этьенн надиктовал на пленку имя своего убийцы и тот позже вернулся, чтобы забрать улику. Однако ум его отвергал столь простую гипотезу. Убийца Этьенна позаботился о том, чтобы в кабинете не было ничего такого, что помогло бы жертве оставить какое-то сообщение. Пол и каминная полка были тщательно протерты, бумага убрана, ежедневник Этьенна с золотым карандашиком похищен накануне. Убийца и об этом не забыл. Этьенну нечем было даже нацарапать имя убийцы на голом деревянном полу. Почему же тогда он (или она) оказался настолько глупым, что оставил магнитофон на столе, в полном распоряжении своей жертвы?
Разумеется, могло существовать и другое объяснение. Магнитофон мог быть оставлен там с какой-то особой целью. А если так, то дело это обещало быть гораздо более запутанным и интригующим, чем представлялось на первый взгляд.
34
Когда Дэлглиш вернулся в приемную в Уоппинге, было позже половины одиннадцатого и Роббинс уже закончил свое дежурство. Кейт и Дэниел успели купить сандвичи по дороге из морга и в ожидании его приезда подкреплялись ими, запивая крепким кофе. Их рабочий день длился уже двенадцать часов, и конца ему пока не было видно. Дэлглишу предстояло определить, как далеко они продвинулись, и ясно представить себе дальнейшие шаги, прежде чем приступить к следующему этапу расследования.
Он посидел минут десять, просматривая бумаги, которые Дэниел привез с собой из кабинета Жерара Этьенна, затем, закрыв папку без каких-либо комментариев, сказал:
— Хорошо. Итак, к каким предварительным выводам вы пришли на основании известных нам в настоящее время фактов?
Как и ожидала Кейт, Дэниел откликнулся немедленно. Это ее не задевало. Они были равны по званию, но за ее плечами был более долгий срок службы, и ей не было нужды это подчеркивать.
Конечно, первое выступление давало то преимущество, что никто не отнимал у тебя твоих идей, не мешал тебе продемонстрировать свою сообразительность. С другой стороны, в выжидательной позиции была определенная мудрость. Дэниел тщательно выбирал выражения: видимо, он репетировал в уме изложение своей версии, пока они ждали Дэлглиша после возвращения из морга.
— Естественная смерть, самоубийство, несчастный случай или убийство? — начал он. — Первые два — исключаются. Нам нет необходимости ждать лабораторного подтверждения, чтобы быть уверенными в том, что это — отравление угарным газом: аутопсия четко это показала. Она говорит нам также, что, помимо отравления, он умер совершенно здоровым. Нет абсолютно никаких доказательств, что это могло быть самоубийство, так что нам не нужно тратить время на разработку этой версии.
Таким образом, мы подходим к вопросу о несчастном случае. Если это несчастный случай, чему нам следует верить? Что Этьенн, в силу каких-то причин, решил поработать в малом архивном кабинете, оставил пиджак на спинке кресла внизу, а ключи в ящике стола; что ему стало холодно и он зажег камин спичками, которых мы и следа не смогли отыскать, а затем так погрузился в работу, что не заметил, как камин начал функционировать плохо, а когда понял это, было слишком поздно. Не говоря уже об имеющихся явных несоответствиях, если бы все происходило именно так, я предполагаю, что его обнаружили бы упавшим головой на стол, а не лежащим полуголым на спине, головой к камину. На данном этапе я не принимаю во внимание змею. Я думаю, нам следует разграничить то, что случилось в момент смерти, и то, что случилось с трупом потом. Вполне очевидно, что кто-то обнаружил его после того, как наступило окоченение верхней части тела, но мы не можем утверждать, что человек, засунувший ему в рот змею, снял с него рубашку или оттащил от стола туда, где его нашли.
— Должно быть, он сам снял с себя рубашку, — сказала Кейт. — Она была зажата у него в правой руке. Похоже, что он снял рубашку, надеясь как-то использовать ее, чтобы погасить камин. Я хочу сказать — взгляните на фотографию, Правая рука все еще сжимает край рубашки, остальная ее часть тянется поперек тела. Мне представляется, что он, когда умер, лежал лицом вниз, а убийца перевернул труп, возможно — ногой, а потом раскрыл ему рот. Взгляните на колени. Они слегка согнуты. Это не то положение, в котором он умер. Мое заключение совпадает с результатами post mortem, свидетельствующими, что он умер лицом вниз. Он полз на ту сторону комнаты, к камину.
— Хорошо, я согласен. Но он не мог погасить камин с помощью рубашки. Она бы загорелась.
— Я знаю, что не мог. Но это так выглядит. Должно быть, загасить камин представлялось ему вполне возможным, ведь мысли его путались.
Дэлглиш не вмешивался в обсуждение, внимательно слушая их доводы.
— Это заставляет нас предположить, что он понимал, что происходит. Но если это так, самым разумным было бы открыть дверь, дать доступ воздуху, а затем выключить газ.
— Но предположим, что дверь заперли с наружной стороны, а кран с газового камина был снят. Когда он попытался открыть высоко расположенное окно, шнур оборвался, потому что кто-то заранее перетер его, чтобы он наверняка лопнул, как только за него дернут посильнее. А убийца, вероятно, сначала убрал стул и стол из комнаты, чтобы Этьенн не мог на них взобраться, дотянуться до окна и разбить стекло. Окно плотно заклинило, так что он не мог бы его открыть, разве только у него было бы, чем его выбить.
— Может, магнитофоном? — предположил Дэниел.
— Магнитофон слишком маленький, слишком хрупкий. Но все равно я согласна — он мог бы попытаться. Попробовать стукнуть по стеклу кулаком. Но нет никаких повреждений на костяшках пальцев. Я думаю, мебель вынесли до того, как он зашел в комнату. По следам на стене мы знаем, что раньше стол стоял на несколько дюймов левее.
— Это не доказательство. Его могла подвинуть уборщица.
— А я и не говорю, что это — доказательство. Но это важно. И Габриел Донтси, и миссис Демери утверждали, что стол стоит не так, как обычно.
— Это не снимает с них подозрений.
— А я и не говорю, что снимает. Донтси — очевидный подозреваемый. Ни у кого другого не было таких возможностей, как у него. Но если бы Донтси убрал из комнаты стул и стол, он наверняка позаботился бы поставить стол точно так, как он стоял раньше. Если только ему не надо было спешить. — Она вдруг замолчала и взволнованно повернулась к Дэлглишу: — Но ведь ему надо было очень спешить, сэр, верно? Ему надо было вернуться домой за то время, какое требуется, чтобы принять ванну.
— Мы слишком торопимся, — сказал Дэниел. — Это все домыслы.
— А я бы назвала это логическими умозаключениями.
Тут впервые заговорил Дэлглиш:
— Предположения Кейт вполне резонны и соответствуют фактам, насколько они нам известны. Но у нас нет убедительных доказательств, нет твердых улик. И давайте не будем забывать о змее. Как далеко вы продвинулись, выясняя, кто знал, что она находится в ящике стола мисс Блэкетт, кроме, разумеется, самой мисс Блэкетт, Мэнди Прайс, Донтси и брата и сестры Этьенн?
Ответила ему Кейт:
— Новость разошлась по всему издательству сразу после полудня, сэр. Мэнди рассказала миссис Демери, когда — чуть позже одиннадцати тридцати — они вместе готовили на кухне кофе, что Жерар Этьенн велел мисс Блэкетт избавиться от змеи. Миссис Демери допускает, что могла сказать об этом одному-двум сотрудникам, когда развозила на тележке послеполуденный чай. «Одному или двум», вероятнее всего, означает практически всем сотрудникам в каждом кабинете издательства. Миссис Демери не очень четко говорила о том, что именно она сообщала по пути, но Мэгги Фицджеральд из рекламного уверенно утверждала, что им сказали, что мистер Жерар велел мисс Блэкетт избавиться от змеи и что она убрала ее в ящик своего стола. Мистер Сидни Бартрум, из бухгалтерии, заявил, что ничего не знал. Он сказал, что ни у него, ни у его сотрудников нет времени сплетничать с обслуживающим персоналом издательства, да и вообще у них нет такой возможности. Их отдел помещается в десятом доме, и они сами готовят себе чай. Де Уитт и мисс Певерелл признали, что им это было известно. Совершенно естественно, что ящик в столе мисс Блэкетт — единственное место, где змею следовало бы искать. У Блэки сентиментальная привязанность к Шипучему Сиду, и она его ни за что не выбросила бы.
— А с чего это миссис Демери взялась разносить новость по всему издательству? — спросил Дэниел. — Вряд ли это могло считаться у них таким уж большим скандалом?
— Нет, конечно. Но это вызвало шум. Большинство сотрудников знали или подозревали, что Жерар Этьенн не прочь как можно скорее распроститься с мисс Блэкетт. Вероятно, им всем было интересно, сколько времени она продержится, не бросит ли работу сама, раньше, чем ее уволят. Любая новая стычка между ними двумя становилась известна всем и каждому.
— Вы сами видите, как важна в этом деле змея, — сказал Дэлглиш. — Либо ее обмотал вокруг шеи Этьенна и засунул ее голову к нему в рот сам убийца, возможно, для того, чтобы как-то оправдать нарушение окоченения нижней части лица, либо зловредный шутник наткнулся на труп и увидел здесь возможность сыграть свою наиболее отвратительную злую шутку. Если же это сделал сам убийца, не является ли он (или она) одновременно и этим зловредным шутником? Не были ли все эти шутки звеньями одного, тщательно подготовленного плана, осуществление которого началось с самого первого инцидента? Это хорошо увязалось бы с перетертым оконным шнуром. Если он перетерт намеренно, это должно было быть сделано заблаговременно. Или же убийца понял значение подвижной челюсти и воспользовался змеей по необходимости, желая скрыть тот факт, что на самом деле он вытащил изо рта Этьенна какой-то предмет?
— Есть еще одна возможность, сэр, — сказал Дэниел. — Предположим, шутник находит труп, думает, что смерть наступила от естественных причин или в результате несчастного случая, и решает наделать побольше шума, устроив все так, чтобы было похоже на убийство. И это мог быть именно он (или она), кто сдвинул стол с места и обмотал змею вокруг шеи Этьенна.
— Но он не мог бы перетереть оконный шнур, — возразила ему Кейт. — Это должно было быть сделано раньше. И с какой стати он стал бы двигать стол? Запутать всех и сделать эту смерть похожей на убийство можно было бы только в том случае, если бы шутник знал, что Этьенн умер от отравления угарным газом.
— Наверняка знал. Он же выключил камин.
— Так он в любом случае сделал бы это, — опять не согласилась Кейт. — В этой маленькой комнате было жарко, как в печке. — Она обратилась к Дэлглишу: — Сэр, я считаю, что только одно предположение соответствует имеющимся фактам. Происшедшее спланировано так, чтобы все могло выглядеть как случайная смерть от отравления угарным газом. Убийца собирался обнаружить труп сам, без свидетелей. Тогда ему надо было бы всего лишь вернуть кран на место и выключить газ — в любом случае это естественная реакция, — потом поставить на место стол и стул, забрать пленку и поднять тревогу. Но он не мог найти пленку, а когда нашел, не мог забрать ее, не нарушив окоченения нижней части лица. Он знал, что такого ни компетентный детектив, ни судебный патологоанатом не пропустят, и использовал змею, чтобы подумали, что это смерть от несчастного случая, усложненная злобой издательского шутника.
— А зачем было забирать магнитофон? — спросил Дэниел. — Я сейчас про убийцу говорю.
— А зачем оставлять? Раз ему надо было забрать пленку, можно было заодно взять и магнитофон. Слушайте, ведь естественнее всего — бросить его в Темзу. — Она посмотрела на Дэлглиша. — Как вы думаете, сэр, есть возможность его найти, если организовать подводный поиск?
— Почти исключено, — ответил Дэлглиш. — Если и найдут, пленка не окажется нетронутой. Убийца наверняка стер все записи. Сомневаюсь, что затраты на подводный поиск оправдаются, но вам лучше поговорить с полицейскими-речниками. Узнайте, каково дно Темзы у Инносент-Хауса.
Снова заговорил Дэниел:
— Еще одно, сэр. Если убийца хотел оставить жертве какое-то сообщение, зачем нужна была магнитофонная пленка? Почему просто не написать? Раз ему все равно надо было потом это забрать? Забрать листок бумаги было бы не труднее, может, даже легче.
— Но не так безопасно, — ответил Дэлглиш. — Если у Этьенна было достаточно времени перед тем, как он потерял сознание, он мог бы разорвать записку и спрятать куски отдельно друг от друга. Но если бы он ее и не разорвал, все равно бумагу легче спрятать, чем кассету. Убийца понимал, что у него может оказаться очень мало времени. Ему необходимо было взять обратно свое послание, отыскать его как можно быстрее. Есть еще один момент: сказанное вслух нельзя проигнорировать, написанное — можно. Очень интересно в этом деле то, зачем вообще убийце понадобилось оставлять сообщение.