— Так и жид-сапожник, или, там, булочник, тоже не арендаторы. И детишки у них, нередко голодают. Давайте отделять овец от козлищ, как нам Бог велел. Ростовщиков, арендаторов, раввинов их оправдывающих, будем отправлять в ад, где их давно ждут. Остальные, прежде всего их умелые руки, нам самим нужны. Уж очень этих мастеров нам здесь не хватает. Казачьи-то руки больше к сабле и пищали привычны. Ну, ещё к веслу и узде. А работать, кто будет? Может, кто из атаманов желает бросить воинское дело и заняться шитьём сапог?
Никто из старшин таким соблазнительным предложением воспользоваться не поспешил. Но недовольный гул было трудно не заметить. Аркадий добавил последний свой аргумент.
— Я много читал книг по истории. Так вот, довелось мне заметить одну особенность. Те страны, которые изгнали евреев со своей земли, рано или поздно начинали стремительно загнивать. А у нас и страны-то пока нет. Но, ясное дело, давать волю ростовщикам и арендаторам нельзя. Издадим один закон для всех казачьих земель: «Евреям у нас, под страхом смертной казни запрещено давать деньги в рост, или брать землю в аренду.
— Да враги они самые лютые! Резать их без пощады, чтоб и на развод не оставалось! — заорал, брызгая слюной цыганистого вида, с золотой серьгой в ухе, донской казак.
— Лютей татар и турок? И польских панов? Особенно здесь, на Дону. Давайте лучше о самом важном поговорим. О власти.
Аркадий помолчал, осматривая сидящих перед ним людей. Именно они и были властью на казачьем юге. По крайней мере, значительной её частью. И поставленный им вопрос заинтересовал их куда больше еврейского.
— В большинстве стран мира сейчас монархия, то есть наследственная единоличная власть, кое-где, правда, ограниченная. Для Московского государства или Испании такая власть естественна, значит, правильна. Но здесь, среди вольных казаков установить монархию вряд ли получится. Своего царём не признают, каждый из атаманов будет думать: «Почему он, а не я»?
Лёгкий гул согласия с последним высказыванием подтвердил Аркадию, что он, пока, на правильном пути.
— Можно пригласить чужого принца. Ну, как например, как пригласили в своё время бояре королевича Владислава.
Раздавшиеся из «публики» выкрики были сугубо отрицательными и сплошь матёрными.
— Вот-вот, нам только такого не хватает. Заметьте, Россия тех лет была огромным, богатым государством. А у нас вокруг голая степь и людей, как у кота слёз. Значит, оставим гетманов и атаманов. Правильно?
Вот здесь согласие старшины было единодушным и искренним. Нет, каждый из них был бы не прочь пролезть в цари, но позволить это другому? «Дурных нэма, бо повыздыхалы».
— Однако совсем всё по старому оставлять, тоже невозможно. Вот знаю, что на Сечи гетманом выбирают того, чьи сторонники громче проорут, или других кулаками поколотят. Думается, на Дону положение если и отличается, то не сильно? — Аркадий замолк, ожидая возможного опровержения. Его не последовало. Предмет, о котором он сейчас распространялся, старшину живо интересовал, сидели и слушали они его внимательнейшим образом.
— Если увеличить количество казаков, расширить нашу землю, прихватить всю стонущую под панами Малороссию, окрестные земли, а там, может и Крым, то собираться сотне тысяч казаков, несущих, кстати, службу в разных концах огромной земли, будет просто невозможно. Значит, выборы придётся организовывать по-другому. Есть в центре Европы небольшое государство, Швейцария. Его жители дали по шапке своим панам и соседним королям и императорам, когда те их примучить хотели. Вот по образу их государства и стоит, как мне кажется, а вам решать, стоит строить государство здесь. Оно у них из множества кусочков, кантонов состоит. В каждом кантоне живут по своим законам, но и, вроде бы, есть несколько общих, чтоб торговля не страдала. А как появится со стороны внешняя угроза, то другие кантоны идут атакованному врагами на помощь. Предлагаю организовать государство из четырёх казаческих, отдельных государств. Запорожского, Донского, Терекского и Гребенского. Правда, Малые ногаи у нас будут торчать, как чирей на причинном месте.
— Дак их же крымский хан в Крым, к себе свёл! — удивился Татаринов.
— Что, Сальские степи сейчас свободны?
— Ну, шастают там, конечно, разные людишки, но татар сейчас там нет.
— Так это же прекрасно! Только вот, удержать их пустыми казакам долго не удастся. А значит, нужно там подселить кого-то другого, не татар. Иначе, если не ногаи вернутся, то новые татары из азиатских степей набегут.
— Кого же? — интерес к этому, тоже животрепещущему вопросу, был не намного меньше, чем к вопросу о власти.
— Того, кто, с нашей помощью, сможет эти степи за собой удержать.
— Черкесам? Царю? Калмыкам?
— Черкесы, к сожалению, для нас, уже, насколько мне известно, приняли ислам, союзниками они будут, особенно при столкновениях с турками, ненадёжными.
— Не все черкесы перекинулись в муслимство! — возразил какой-то кавказского вида запорожец.
— Знаю, что не все, но большинство. Черкес христиан для удержания за собой степи не хватит. Далее, царь свои украины от татарских набегов оборонить не может, до Сальской степи ему из Москвы не дотянутся сейчас. Да и нужны ли вам под боком помещики?
В который раз Аркадию удалось добиться казачьего единодушия. «Нет!» казаки сказали дружным хором. Будто тренировались.
— Стало быть, единственный приемлемый для нас выход, приглашать калмыков.
— Да они ещё злее и звероватее татар будут! — возразил Потап, младший из братьев Петровых. — Ногаи, вон говорят, что они сырым мясом питаются и человеченкой не брезгуют.
— Говорят, что кур доят, только верить этому не стоит. Калмыки — человечину точно не едят. Что на вид они тебе могут не нравиться, так тебе с их нойонами не в постели спать. Перетерпишь. Главное, они буддисты, это вера такая, призывающая к смирению, любви к ближнему. Для султана они — идолопоклонники, враги хуже вас, ему давно допекающих. С султаном у них мира надолго точно не случится. Значит, нравится это будет им, или нет, жизнь вынудит их быть верными нам. Хорошо и то, что раз они не православные, то на анафему, например, московского патриарха, они спокойно наплюют.
Здесь поучательное счастье Аркадия закончилось. Спор между казаками по поводу Сальских степей разгорелся нешуточный. О нём на короткое время даже забыли. Опять подняли голову сторонники черкесов. Не случайно столицу донских казаков Черкесском звали, а запорожцев — черкасами. Немалая часть казаков жаждала подгрести их себе, да не знала как. Были сторонники и у ногаев. Некоторые казаки считали, что старый, хорошо проверенный враг лучше, чем новый, неведомый.
Осуждение этого, по мнению Аркадия не самого важного вопроса, заняло больше часа. Он успел и что-то укрепляющее от характерников выпить, расслабившись посидеть. Переорать атаманов с их закалёнными в спорах глотками он не пытался. Васюринский и Татаринов, с которыми обговаривались тезисы его речи, посчитали, что переселение калмыков не без затруднений, но утвердят. И казаки, выплеснув море эмоций, дали добро на переселение калмыков в Сальские степи.
Аркадий вернулся к разговору о власти, но, будто наткнулся на бетонный забор. Старшина выслушала его рекомендации по организации постоянно действующих, верховного совета и советов местных, предложил подумать на будущее о правах для крестьян и торговцев, которые будут жить в их державе в будущем.
— Освободим мы всю Малороссию от панов, возьмём её земли себе, что с православными, там проживающими делать? Себе будете в крепостные забирать?
Казаки таким предположением сильно и громко возмутились. Хотя наверняка себя в панах видели многие. Ну, может быть, без рабов-хлопов. Однако, признаваться в этом в казацком обществе было бы самоубийством.
— Раз они будут не бесправными хлопами, то кем?
На этот провокационный вопрос ответа у собравшейся старшины не было. Мечтали то многие о шляхетстве. Другие жили сегодняшним днём и о будущем особо не размышляли. Думали о правах освобождённых крестьян немногие.
— Вольными крестьянами они будут. Разве кто из нас посмеет холопить наших братьев? — ответил за всех Хмельницкий.
— «Вольными крестьянами» — звучит, конечно, хорошо. Только если крестьянина сделать вольным и от пана и от собственной земли, то для него это будет бедой похуже самого жестокого пана.
— Как так, хуже пана? — раздался чей-то явно изумлённый голос.
— Очень просто. Как раз в нынешние времена в Англии помещики сгоняют со своих земель крестьян. Говорят «Идите, куда хотите, нам наша земля для разведения овец нужна». А заодно, вводят закон против бродяжничества. Представьте себя на месте людей, которым и на земле оставаться нельзя и ходить по дорогам, выискивать работу, тоже не полагается. Поэтому одной воли крестьянам мало. Им и земля, и законные права нужны. Иначе они скоро станут относиться к вам, как сейчас к панам. Нужны советы и для крестьян, что вас кормить будут, и для торговцев и ремесленников, которые налоги на ваши нужды платить будут.
Крестьянский вопрос заинтересовал собравшуюся старшину куда меньше предыдущих. Аркадий понимал, что он несколько преждевременен, но посчитал необходимым поднять его. Пусть отложится в головах понимание, что права нужны не только казакам. Впрочем, решение по всем этим вопросам отложили. Запорожцы жаловались на неполность своих рядов, среди них не было имевшего огромную власть кошевого гетмана, многих куренных.
Снова возникла проблема новых переселенцев. Решено было не только способствовать переселению молдаван, валахов, греков, благодаря морским занятиям особенно ценным для пиратской республики, болгар, грузин и армян. Правда, затевать это стоило только после громких побед. Иначе, в земли, подвергающиеся татарским набегам, никто добровольно не поедет.
Отдохнувший Аркадий вспомнил, что не успел предложить немедленно после взятия Азова идти на Темрюк и другие подчинённые туркам города Северо-Восточного Причерноморья и сделал это. Что тут началось… Нет, против захвата ещё нескольких городков никто не возражал. Ведь они обещали дополнительную, причём богатую, добычу. Но Темрюк был черкесским городом, черкесские сторонники предлагали после Азова идти на Кафу, где и пленников русских много, а освобождение их богоугодное дело, и добычи больше можно взять. Сичевики указывали, что у них с крымским ханом сейчас союз, глупо рушить его из-за какой-то Кафы, тем более пленников оттуда давно в Стамбул вывезли. Спор постепенно стал выходить из под контроля. Ответы на выпады противника всё чаще становились оскорбительными, а руки казаков начали тянуться к оружию.
Аркадию эти дебаты живо напомнили некоторые прения в Верховной Раде. Но там то спорили, порой начиная друг друга, пихать разжиревшие чиновники и мошенники. Здесь же собрались матёрые убийцы, с персональным кладбищем упокоенных им лично, каждый. К тому же, у этих сплошь амбициозных людей (лишённые амбиций оставались простыми казаками, в начальство не лезли), были, без исключений, сложные характеры и, нередко, плохие отношения с другими полковниками и атаманами. Кто-то кому-то чего-то обидное сказал, или на ногу наступил… Душа разбойника нежна и ранима.
Атмосфера совещания стремительно стала накаляться. Аркадию стало страшно. Не за себя, на него никто худого слова не сказал, косого взгляда не кинул. За дело. Если в самом начале будет кровь, толку от его затеи точно не будет. Посомневавшись, он положил руку сначала на рукоять ТТ. вспомнив, что пополнения патронов в ближайшее время не предвидится, вытащил из-за пояса подаренный Иваном пистоль, взвёл курок, проверил наличие пороха на полке и бабахнул в небо.
— Му… Панове! Вы что, с ума посходили? На радость нашим врагам хотите друг другу глотки рвать? Предлагаю на сегодня разговоры окончить, а продолжить их завтра. О многих важных вещах мы и не начинали говорить. Например, о новых видах оружия, новых кораблях, да чёрт знает о скольких значительных делах. Было бы неплохо, если бы вы обдумали то, что я вам успел нарассказывать и предложили свои решения. В общем, до завтра. Аркадий встал и потихонечку направился к берегу
«Чёртово «Любе»! Так лезет это слово из их песни на язык. А для этих глоткогрызов такое обращение — жуткое оскорбление. Убить, положим, меня за него не убили бы, но многие обиделись бы смертельно. А иметь кучу таких отморозков обиженными на себя любимого, ну очень неразумно».
Догнавший его Васюринский молча пошёл рядом. Аркадий поделился с ним опасением, возникшим от нараставших среди старшины споров.
— Напрасно опасался. Я не помню, чтоб на собрании старшин кто саблю или пистоль против другого казака использовал. Запрет есть на это. Все его помнят. Правда… редко, но кистеньки, или там, лавки, в ход шли. Вот на общих сборах, там до крови чаще доходит. Но и то, без стрельбы, обычно.
— Ну, в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Устал я что-то сильно, хотя сегодня сидели не допоздна. Вроде бы и только болтал языком, а вымотался, будто тяжеленные мешки таскал.
— Если пытаешься повернуть целую страну, не удивительно, что устаёшь. Да и со здоровьем у тебя не всё хорошо. Слава Богу, удалось нагноения не допустить, а то б тебе скорый конец. Стоило бы тебе в церковь сходить, свечку за чудесное исцеление поставить. Плохие раны были, особенно на левой ноге.
Для Аркадия, крещеного бабушкой, но выросшего в атеистической семье, предложение было неожиданным. В своей прежней жизни, в церковь он заходил за компанию с кем-то, хотя существования бога не отрицал. Подумав, решил, что стоит последовать этому совету. Не стоит выделяться, при кликухе Москаль-чародей, ещё и пренебрежением к церкви. Аукнуться нехорошо может.
«Да и стоит поблагодарить бога за все те случаи, когда смерть меня должна была найти, но промахнулась».
Труба зовёт в поход (хоть трубами казаки не пользовались) Черкасск, … 7146 года от с.м
Третий день получился куда более похожим на совещание. Аркадию пришлось говорить куда меньше. При планировании военных операций такое количество блестящих военачальников в советах попаданца не очень-то нуждалось. Однако с большим интересом они выслушали всё, что он вспомнил с помощью Васюринского и его предложения о применении технических новинок. Об изделиях Срачкороба наслышаны были все, даже не имевшие сомнительного удовольствия испытать на себе их действие. Поэтому и совет использовать их при штурме не вызвал возражений.
Дробовики распространялись среди казаков уже без участия попаданца, пошла мода использовать их вместо одного из пистолей. При сходном с пистолями весе, эффект поражения противника у них был большим.
Штыки, пока, прилаживали к ружьям только в курене Васюринского. Аркадий не сомневался, что вскоре они появятся и у многих других. Здесь проблемой было то, что у многих казаков ружья были с колесцовым затвором, сравнимым по сложности с часами, плохо переносящим любые удары. Правда, не дававшие осечек эти ружья стоили много больше обычных, посему имели их, всё-таки не все. Аркадий с Васюринским планировали потом разделить части на линейную пехоту со штыковыми ружьями и стрелков с винтовками. У Аркадия был план сделать винтовки быстрозарядными, но заморачиваться с такой сложной работой перед самым штурмом было бессмысленно.
Дали добро атаманы и на опыты с производством гранат. Хотя нетрудно было заметить, что в высокие убойные свойства кувшинов с порохом они не верят.
Порадовало Аркадия, что как само разумеющееся, сразу после взятия Азова решено было идти на Темрюк, Тамань, а если хватит запала и пороху (последнего в прямом смысле), то и на Анапу и Суджук-Кале. Важность прямого выхода к морю, казакам объяснять нужды не было. Сторонники черкесов на сей раз промолчали.
Сечевая старшина клятвенно заверила, что через недели две-три в Черкесск начнут прибывать дополнительные силы из Запорожья. За месяц их должно было подойти тысячи две-три. В связи с уменьшившейся татарской угрозой, можно бы было заметно увеличить их число, но упёрся кошевой Павлюк. Он давно собирал силы для восстания против поляков и не собирался отказываться от своих задумок из-за странных новостей с Дона. Для решения этой проблемы уже собирались ехать к нему Томашевич (Гуня) и имевший в Польше смертный приговор Федорович (Трясило).
Они надеялись уговорить кошевого, прежде чем поднимать восстание, съездить на Дон и послушать удивительные новости. Восстание было обречено на поражение, обидно было терять много людей зря. На письменные призывы Павлюк отвечал отказом, требуя рассказчика чего-там к себе. Мол, негоже кошевому гетману бегать на свист от кого-то неизвестного. Ему надо, пускай к гетману и едет.
Донские атаманы договорились на следующий день собрать ещё один общевойсковой круг и пригласить в Сальские степи калмыков. Они не сомневались, что смогут провести на кругу это решение, как общедонское.
— А что, если пришедших запорожцев поселить на Кубани, для присмотра за этой рекой и помощи гарнизонам захваченных городов? — предложил Аркадий.
Это предложение не вызвало резкого отторжения, но и согласия на него донские атаманы не дали. Сказали, что им надо подумать.
В дальнейшем совете Аркадий участвовал урывками. Как устраивать отсечные линии, сколько нужно для табора идущего на Азов телег, где взять дополнительно волов… В таких вопросах он не разбирался и ничего посоветовать не мог, даже если бы очень захотел. Поэтому спокойно продремал все эти вопросы, сидя на лавке. Казаки знали, что он нездоров и никаких претензий к нему не имели.
Пока старшина обговаривала организацию похода на Азов в конкретике цифр, Аркадий слетел с приподнятого настроения, в другом выступать не имело смысла, на привычный ему в новом мире минор.
«Ну, некоторую оторванность от возможной действительности в попаданских вещах, я и раньше подозревал. В послушное внимание Сталина или Берии какому-то подозрительному молокососу и при чтении с экрана верилось с трудом. Хотя очень обидно, что не узнаю, чем там кончилось всё у Конюшевского, чего намутил Коваленко, как встроился Харьков в СССР сорокового года у Минакова… И жаль, что я не перенёсся сознанием в голову царевича Алексея. Скольких ошибок я бы смог избежать, от скольких бед Россию предохранил бы… царю великие реформы делать несравненно сподручнее, чем никому не ведомому попаданцу. Да ещё среди бадформирования».