Россияне надеются, что прогресс на пути к демократии будет продолжаться, и связывают такое изменение с действующим режимом.
Но действительно ли они неоднозначно относятся к демократии? Или все потому, что они не разделяют энтузиазма интервьюеров по поводу революционных сценариев? Или они сомневались, что это сделало бы Россию более демократической, если бы они попытались захватить власть у избранного президента (незаконно и, возможно, жестоко борясь с вооруженными до зубов милиционерами), который оставался чрезвычайно популярным? С 2005 года увеличились сомнения относительно того, какая из революций, в Грузии или в Украине, сделает прорыв. Но для западных наблюдателей в 2005 году казалось, что молодые россияне, которые выражали скептицизм по поводу «оранжевой революции» (и 89 % ответивших, что они не хотят чего-либо подобного в России), должны быть либо безразличными, либо обманутыми со стороны искаженного курса Кремля.
В экономике русские признают реальность свободного рынка. Но они скучают по государству, которое они считали честным, эффективным и способным регулировать жесткую конкуренцию, наблюдаемую ими вокруг себя. Только 24 % опрошенных хотели бы вернуться к плановой экономике советского стиля. А еще меньше (15 %) выступили за чистую рыночную экономику. Самый популярный выбор, за который выступили 47 %, это смешанная экономика, сочетающая и рынки, и планирование. Большинство россиян хотели бы быть защищены щедрым государственным социальным обеспечением, которое гарантировало бы рабочие места и регулировало бы цены на продукты питания, топливо, жилье и коммунальные услуги, – что-то вроде шведской модели 1960 года. Они не хотят слышать, что эта модель даже в Швеции больше не работает настолько эффективно.
Это был болезненный переход, который не стал легче при виде бросающегося в глаза и заметно расходующегося богатства. Около 65 % россиян думают, что они находятся в самом низу по распределению доходов. Они считают, что приватизация была глубоко несправедливой; 81,5 % россиян выступают либо за ренационализацию приватизированных предприятий, либо по крайней мере требуют, чтобы владельцы «выплатили стоимость приватизированных активов». И это не странно для русских. На самом деле, доля россиян, выступивших в пользу пересмотра приватизации в России, ниже, чем в среднем по посткоммунистическим государствам; в 16 из 28 таких стран, включая Венгрию и Словакию, еще более высокий процент населения хотел бы в некотором роде переделать приватизацию. В Хорватии и Македонии только 6 % думают, что активы должны быть просто оставлены в руках своих новых владельцев.
Внутри современного российского общества можно выделить три группы людей, три настроения. Во-первых, есть те (в основном это пожилые люди, но и не только), которые живут с большой ностальгией. Для этого есть своя материальная база. Многие получают пенсии, которые до сих пор не достигли своего уровня, который был до начала переходного периода. Здесь есть и чисто психологический аспект. Они возмущаются, когда говорят, что обстановка, в которой они достигли совершеннолетия, полюбили, поженились и воспитывали детей, песни и реклама, ритуалы и кампании – все это было противной ложью, которую сейчас неприятно вспомнить. Их воспоминания были девальвированы, как и их банковские счета.
Во-вторых, есть формирующийся средний класс, имеющий посудомоечные и стиральные машины отечественного производства, компактные автомобили и один мобильный телефон на человека, они решительно настроены на то, чтобы их развлекали, они также аполитичны, чтобы преуспеть. Наконец, есть много людей, кто живет одним днем, – прагматики в силу необходимости, если не сказать прагматики убеждения, которые приспособились к новому миру, которые хотели бы верить, что они тоже принадлежат к среднему классу. Они всегда против, завистливы, измучены борьбой, но время от времени все еще надеющиеся, неискренние, сделавшие множество уступок и которые в стабильном мире будут винить себя или судьбу, прикрываясь алиби перехода.
Большинство россиян обеспокоены новыми реалиями. Тем не менее, если посмотреть со стороны, из-за пределов России, то доминирующим настроением является беспокойство. Россияне чувствуют угрозу со стороны Соединенных Штатов, имеющих глобальную миссию, стремящихся к расширению НАТО, поддерживающих революции в бывшем Советском Союзе и иногда пугающих своей политической полемикой. В списке стран, считающихся «наиболее недружественными и враждебными по отношению к России», США занимает второе место, выбранное 45 % респондентами, уступая лишь Грузии с 62 %. Почти две трети россиян говорят, что их страна имеет «все основания опасаться стран Запада, входящих в НАТО». В сентябре 2008 года 68 % заявили, что вступление Украины в НАТО будет представлять собой «серьезную угрозу» или «некоторую угрозу» для безопасности России, и 74 % сказали то же самое о Грузии.
Они не хотят привлекать добродушных иностранцев с наличными деньгами, равно как и новую секту ленинцев, чтобы разжечь революцию в своей стране в процессе некой эсхатологической идеологии. В связи с действиями США по всему миру к американским лекциям о демократии и законности относятся с недоверием. В 2008 году 76 % россиян согласились, что «США лицемерно пытаются заставить другие страны соблюдать нормы международного права, хотя и не всегда следуют им сами». 51 % считает, что западная критика демократии в России и соблюдения прав человека – это вмешательство во внутренние дела страны. Россияне не хотят, чтобы чужие президенты диктовали им, какие из их лидеров им должны нравиться. Они устали быть под покровительством, и им надоело, что их запугивают. Они хотели бы, чтобы их снова начали воспринимать всерьез.
Но вместо того чтобы стать лучше, большинство россиян будут довольствоваться теперь только тем, чтобы приспособиться к обстановке. Потеря глобального статуса терзает. Но в целом они в основном просто устали от всего драматизма. Хотели ли бы они скорее увидеть Россию «прежде всего великой державой, которую бы уважали и боялись другие страны, или страной с высоким уровнем жизни, даже если бы она не стала одной из самых сильных стран в мире?» – спросили социологи в 2003 году. 54 % предпочли высокий уровень жизни. Неужели русские «такие же, как и другие люди» или они «очень особенные»? Две трети ответили – «такие же, как другие люди». Согласны ли они, что «рано или поздно Россия пойдет по общему для всех цивилизованных стран пути»? В 1994 году 58 % согласились с этим утверждением. В 2008 году так ответили 65 % опрошенных.
И чаще, чем когда-либо с конца перестройки, русские говорят, что они счастливы. Примерно каждые пять лет с 1990 года в ходе опроса The World Values Survey (WVS) россиян спрашивали: «Принимая во внимание все факторы вместе, можете ли вы сказать, что вы очень счастливы, достаточно счастливы, не очень счастливы, совсем несчастливы?» Российские социологи ВЦИОМ и «Левада-Центра» задали подобный вопрос: «В жизни случается разное – и хорошее, и плохое, но в целом, вы счастливы?» и позволили респондентам выбрать между «да, полностью», «да, в основном», «в основном нет» и «совершенно нет». На рис. 10.7 я объединил данные этих опросов и начертил кривую процентного соотношения респондентов, заявивших, что они «очень» или «достаточно» счастливы (по опросам исследования WVS) и «полностью» или «в основном» счастливы (по опросам ВЦИОМ/«Левада-Центра»). Процентное соотношение тех, кто был «счастлив», после небольшого падения в начале 1990-х годов резко возросло, достигнув пика в 76 % в 2008 году. Количество тех, кто в основном или полностью несчастны, достигло максимума в 49 % в 1999 году, снизившись до 13 % в 2008 году. В ходе опроса «Исследование мировых ценностей» также спросили: «Учитывая все обстоятельства, насколько вы удовлетворены своей жизнью в целом?» Респонденты оценивали степень своего удовлетворения по шкале, которая идет от 1 («недовольны») до 10 («удовлетворены»). Число тех, кто был удовлетворен своей жизнью больше чем на 5 баллов, – 43 % респондентов в 1990 году. Он упал весьма существенно в начале 1990-х годов, но потом вновь поднялся. К 2006 году 58 % были более удовлетворены[204], чем не удовлетворены своей жизнью.
Рис. 10.7. Самооценка счастья и удовлетворенности жизнью, Россия, 1990–2006 годы
К сожалению, нет сопоставимых опросов, проведенных до 1990 года – периода, когда советская система уже претерпевала кризис. Вполне возможно, что русские были еще счастливее и больше довольны своей жизнью до того, как Горбачёв начал пытаться исправить систему. Но основываясь на своих собственных ответах, а не на ностальгических воспоминаниях, похоже, что россияне стали существенно более счастливыми и более удовлетворенными своей жизнью с 2000 года, чем в последние годы коммунизма.
Эти показатели средние. Счастье и удовлетворенность жизнью сильно зависят от возраста. Молодежь стала гораздо счастливее в начале переходного периода и, насколько мы можем судить, не претерпела никакого последующего, даже временного, снижения удовлетворенности жизнью. В 1990 году около трети россиян в возрасте от 16 до 30 лет сказали, что они «не очень» или «не совсем» счастливы. К 2006 году этот показатель снизился до 14 %. Более 50 % стали значительно менее счастливыми в 1990-х годах и только сравнительно недавно превзошли отметки 1990 года. Картина аналогична и по степени удовлетворенности жизнью.
Эти показатели средние. Счастье и удовлетворенность жизнью сильно зависят от возраста. Молодежь стала гораздо счастливее в начале переходного периода и, насколько мы можем судить, не претерпела никакого последующего, даже временного, снижения удовлетворенности жизнью. В 1990 году около трети россиян в возрасте от 16 до 30 лет сказали, что они «не очень» или «не совсем» счастливы. К 2006 году этот показатель снизился до 14 %. Более 50 % стали значительно менее счастливыми в 1990-х годах и только сравнительно недавно превзошли отметки 1990 года. Картина аналогична и по степени удовлетворенности жизнью.
Иначе говоря, русские подходили под глобальные нормы. После десятилетий официально предписанного атеизма страна претерпела религиозное возрождение. Процент россиян, заявивших, что они «религиозные люди»[205] увеличился в период с 1990 по 2006 годы с 52 до 65 %. Это было особенно заметно в среде людей от 30 до 49 лет, среди которых доля религиозных людей увеличилась с 45 до 64 %. К 2006 году россиян, которые называли себя «религиозными», насчитывалось 65 %, что было близко к среднему показателю всех стран в опросе «Исследование мировых ценностей». Средняя оценка по 10-балльной шкале от 1 («не важно») до 10 («очень важно»), насколько важен Бог в их жизни, поднялась с 4,0 баллов в 1990 году до 6,1 в 2006 году. Россияне не ходят чаще в церковь или даже не молятся чаще, но сильная вера в Бога может помочь объяснить, почему уровень счастья не сильно снизился в переходный период.
Подводя итоги
Россия, вернувшаяся после своих неудач XX века, – не «нефтефашистское» государство, которое изображают последнее время во многих книгах, где мафиози бродят по улицам, а граждане прячутся в своих квартирах, в буквальном смысле умирая от огорчения, так как считают, что богатства их страны незаконно приватизированы, а премьер-министр, одетый в черное, прихорашиваясь перед зеркалом, представляет свой победный поход на Рим. Россия – уже и не прежний замаскированный Советский Союз, марксистская бюрократическая машина, ощетинившая ракеты, нацеленные на Соединенные Штаты, и намеренная использовать все трюки, какие есть у нее в распоряжении, чтобы ослабить западный мир.
Россия – что-то более прозаическое. Это страна, которая борется с многочисленными проблемами, действует под влиянием системы, отчасти демократической, отчасти авторитарной; страна, которую информирует частично свободная пресса; страна, которой движет экономика, ориентированная на мировые товарные циклы; страна, которая населена гражданами, оценивающими своих лидерах с точки зрения экономических показателей; страна, в которой алкоголизм, спровоцированный очень низкой стоимостью водки, сильно сказывается на продолжительности жизни и отягчает преступления. Это страна, имеющая серьезные проблемы, но они достаточно распространенные в государствах со средним доходом и со среднесрочными перспективами, которые остаются относительно многообещающими.
Нынешние российские лидеры сталкиваются со злободневными вопросами. Могут ли они разработать модель отношений с обществом, которая в нелучшие времена будет работать так же хорошо? Могут ли они начать реальную борьбу с коррупцией, несмотря на то что сами наследили?? Могут ли они разработать для себя маршрут ухода из власти, который обеспечит их личную безопасность и поможет избежать сценария Сухарто, сохранив при этом международную репутацию и не нарушив слов, что они обеспечили в России стабильность? Или в случае крайней необходимости они уничтожат все, что создали и, игнорируя правила приличия, попытаются превратить страну в снежную версию Зимбабве Роберта Мугабе?
Новая Россия найдет свое место в мире.
Запад, который имеет дело с Россией, сталкивается со своими злободневными вопросами. Россия – слишком большая, чтобы ее можно было игнорировать, слишком огромная, чтобы поглотить ее. У нее есть Совет безопасности с правом вето, разведка в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, свой ядерный арсенал, свои месторождения нефти и газа. Она находится в эпицентре важных событий, которым должен противостоять Запад в следующем поколении, – от исламского терроризма и распространения ядерного оружия до обеспечения энергетической безопасности и глобального потепления. Во многих отношениях интересы России и Соединенных Штатов, а также их союзников расходятся. Но в некоторых вопросах у них все же есть общее. Перерастет ли это общее в сотрудничество при решении насущных проблем, будет зависеть от того, смогут ли Соединенные Штаты и Россия создать более конструктивные отношения, чем были у них в последние два десятилетия.
Создание конструктивных отношений во многом зависит от России. Но создание таких отношений зависит и от тщательных обдумываний Запада. Действительно ли создание таких отношений послужит долгосрочным интересам Запада: в принятии некоторых необоснованных повесток дня с имперскими замашками, в преувеличении авторитарных черт нынешнего режима, чтобы очернить Кремль и романтизировать его либеральных оппонентов, в выявлении прогресса на пути к демократии при помощи революции, в переходе к защите международных противников России, прежде чем факты станут очевидными, и в публичном покровительстве лидерам, чья помощь нам необходима в международных делах? Или такая модель поведения, отчасти преднамеренная, отчасти случайная, просто дискредитирует нас в глазах российских лидеров и их граждан, намного усложняя начало взаимно полезного разговора?
Год за годом, месяц за месяцем россияне пробуждаются. Путешествие их страны продолжается. Новая Россия найдет свое место в мире. Чтобы увеличить вероятность того, что роль, которую она выбрала для себя в ближайшие десятилетия, совместима с интересами Запада, потребуется подход, сочетающий в себе терпение, смирение и доскональное, внимательное отношение к фактам, поскольку они достовернее, чем мы их себе представляем.
Благодарности
У меня накопилось много долгов, пока я писал эту книгу, больше, чем можно здесь перечислить. За стимулирующие обсуждения я благодарю Евгению Альбац, Блейз Антин, Андерса Аслунда, Максима Бойко, Тима Колтона, Марека Домбровского, Стива Фиша, Тима Фрайа, Андрея Хили, Андрея Илларионова, Михаила Краснова, Эндрю Качинса, Клиффа Купчана, Алену Леденеву, Сергея Маркова Владимира Мау, Рори Макфаркуар, Майкла Макфола, Валентина Михайлова, Владимира Милова, Тьерри де Монбриаль, Вячеслава Никонова, Николая Петрова, Антона Рушакова, Сергея Шпилькина, Ольгу Сидорович, Жоржа Соколоффа, Джоша Такера, Марка Урнова, Наташу Волчкову, Андрея Яковлева, Евгения Ясина и Екатерину Журавскую. Коллеги, друзья и родственники прочли наброски различных частей рукописи (иногда даже не раз) и дополнили ее своими комментариями. Я благодарен за ценные советы Марку Бонду, Льву Фрейнкману, Скотту Гельбаху, Мартину Гилману, Владимиру Гимпельсону, Сергею Гуриеву, Дэвиду Лейтинуу, Ханс Ландесманну, Тому Ремингтону, Майклу Россу, Ричарду Сакве, Андрею Шлейферу, Константину Сонину, Энн Трейсман, Мишель Трейсман и Игорю Зевелеву. Конечно, все оставшиеся ошибки – мои собственные.
В издательстве Free Press Доминик Анфузо, Леа Миллер и Маура О’Брайен показали высокий профессионализм и были очень терпеливы, помогая превратить громоздкую рукопись в более целенаправленную книгу. Дебора Трейсман открыла в себе еще один талант, выступив в качестве агента проекта.
Сьюзен Ландесманн прочла всю рукопись и постоянно оказывала всевозможную поддержку. Алекс и Лара смирились с занятостью отца и его отсутствием и радовались его возвращению. Эта книга посвящается им троим.
Источники
Глава 7 опирается на некоторые материалы из книги Russia After the Global Economic Crisis, 2010, Питер Г. Питерсон, Институт международной экономики и Центр стратегических и международных исследований в Вашингтоне. Перепечатано с разрешения.
Об авторе
Даниэль Трейсман – профессор политологии в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес), а также ведущий политолог и экономист посткоммунистической России. Написал две книги и многочисленные статьи о развитии страны с 1991 года, был консультантом правительства России по налоговой реформе в 1997 году. Обучался в Оксфорде и Гарварде, где получил степень доктора философии. Занимается политологией с 1995 года. Был членом фонда им. Гуггенхайма и научным сотрудником Гуверовского института (Стэнфорд). Даниэль Трейсман живет со своей семьей в Малибу, штат Калифорния.
Вклейка
Михаил Горбачёв, , Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза. Выступление на Съезде народных депутатов СССР, май 1989 года
«РИА Новости»
Президент Рональд Рейган и Генеральный секретарь Горбачёв в Доме приемов Хофди во время саммита в Рейкьявике, октябрь 1986 года