Я согласно кивнул, в мои планы женитьба тоже не входила. Кстати, никогда я не приводил в дом к Норе женщин, а из близких приятелей в квартире бывают лишь считаные люди, в частности, Макс, но теперь уже трудно разобрать, кому он больший друг, мне или Норе.
Я предполагаю, как Элеонора отреагирует на ситуацию с Верой и Лизой. Скорей всего она мне предложит искать другое место, и это будет настоящей катастрофой для господина Подушкина. Мало того, что я останусь без стабильного дохода, так еще и вынужден буду отправиться жить по месту прописки, к Николетте. Поежившись от охватившего меня ужаса, я влез в машину и заклацал зубами от холода: на календаре ноябрь, а погода словно в студеном январе.
Из барсетки полетел ноющий звук. Очевидно, Вера решила узнать, не передумал ли «жених» ехать за продуктами. Решив разговаривать спокойно, даже ласково, я вытащил трубку.
– Да, Верочка.
Из наушника послышался смешок.
– Боюсь тебя разочаровать, но это Лизочка. Кстати, кто такая Верочка? Ты уже нашел мне заместительницу? Быстро управился.
Я подавил стон.
– Ну что за глупость лезет тебе в голову, милая! Вера свидетельница по делу, которым мы с Норой сейчас занимаемся.
– Понятно.
– Между нами ничего нет.
– Ясно.
– И быть не могло.
– Раз так, – сообщила Лиза, – то, наверное, ты можешь уделить немного внимания мне.
– Сегодня?!
– Только не говори, что занят по работе, – предостерегла Лизавета, – я звонила тебе домой, подошла хозяйка и сказала: «Вани нет, у него голова заболела, пошел свежим воздухом подышать». Все-таки она дура, ну откуда в Москве кислороду взяться?
– Я же просил никогда не звонить Элеоноре.
– У тебя мобильный был занят, очень долго, я решила, что трубка сломалась.
– Нет, она работает.
– Ну извини! Тебе придется приехать.
– Сейчас?!
– Конечно.
– Зачем?
– У меня нет продуктов.
– В соседнем доме супермаркет, – напомнил я и вздрогнул.
Только что вел подобную беседу с Верой, сейчас Лиза сообщит: «Меня тошнит».
– Меня тошнит, – мгновенно заявила бывшая любовница, – сил нет. Еще упаду, не дай бог. Впрочем, если считаешь, что я должна терпеть голод, то могу и перетоптаться, только ребенку длительная диета на пользу не пойдет, больным на свет появится, станем потом по больницам таскаться.
– Диктуй список, – велел я, – сейчас привезу.
В конце концов, дамы обитают на одной лестничной клетке, сначала суну пакет Вере, потом Лизе, а завтра попытаюсь сообразить, каким образом разруливать ситуацию.
– Только ничего с черникой, – щебетала Лиза, – я эту ягоду ненавижу, лучше клубнику.
Сжимая в руке две бумажки, я вошел в храм продуктов и побрел между стеллажами, складывая в корзинку упаковки. В принципе обе претендентки на статус госпожи Подушкиной хотели почти одинаковые наборы: соки, минеральная вода, йогурты, масло, хлеб, шоколадные конфеты, фрукты, овощи, рыба…
К большому контейнеру, где лежали яйца, я предусмотрительно подошел в последнюю очередь, упаковки с хрупкой «куриной икрой» надо класть на самый верх.
На решетках стояло несметное количество коробочек. Надо же, я всегда считал, что яйца – продукт, не отличающийся особым разнообразием, однако ошибался. Упаковки украшали надписи, прочитав которые покупатель должен был обязательно схватить товар, поэтому производители постарались изо всех сил, заманивая электорат. «Богатырские», «От счастливой несушки», «Солнышко в скорлупе». На этом фантазия птицеводов иссякла, другие крышки украшали практически однотипные сообщения – «Яйца от лучшей курицы», «Яйца от веселой курицы», «Яйца от бодрой курицы», «Яйца от ловкой курицы», «Яйца от здоровой курицы», «Яйца от дедушки».
Прочитав последний слоган, я вздрогнул. «Яйца от дедушки», ей-богу ужасно! Ну почему у огромного количества людей начисто отсутствует хоть какое-либо чувство языка? «Яйца от дедушки»! Бедный старичок! Просто слезы текут из глаз, когда начинаешь думать о постигшей его судьбе. Я принялся внимательно изучать коробку. «Экологически чистые, крупные «Яйца от дедушки» в количестве 12 штук».
Неожиданно я развеселился и моментально обратил на себя внимание суровой администраторши, медленно прохаживающейся по торговому залу.
– В чем дело, мужчина? – спросила она. – Вам плохо?
Я ткнул пальцем в коробку.
– Это что?
– «Яйца от дедушки». Отличный товар, хорошо берут, всегда свежие, покупайте спокойно, битых нет, – высказалась дама и поплыла в сторону прилавка с колбасами.
Да уж, похоже, никого, кроме меня, название не смутило. Впрочем, идиотизма в нашей жизни хватает.
Весной мне пришлось по делам службы отправиться во Владивосток. Естественно, на самолете, трястись неделю на поезде было невозможно. Рискуя растерять ваше уважение, признаюсь: я обладаю аэрофобией, а если по-простому, вхожу в лайнер, замирая от ужаса, и, затянув ремни безопасности, начинаю прощаться с жизнью. Может, это происходит от того, что я человек исключительно гуманитарной направленности и попросту не понимаю, по какой причине тяжеленная, под завязку забитая пассажирами и багажом «птица» ухитряется оторваться от земли. По моему разумению, ей следовало бы зарыться носом в бетонную полосу прямо при разгоне.
Так вот, пересчитав пассажиров, стюардессы, дабы развлечь «контингент», включили музыку. И весь полет нас увеселяли радиотрансляцией, состоящей из подборки мелодий, реплик из фильмов и песен. Наверное, авиакомпания потратила немалые деньги, заказывая сию композицию какому-нибудь продвинутому диджею, сказав парню:
– У нас самолеты, про них что-нибудь.
Музыкальный работник расстарался, сначала из динамиков полилась советская песня «А город подумал – ученья идут». Для тех, кто никогда не слышал сие произведение, скажу, что речь в нем идет о двух летчиках, у самолета которых отказал в полете двигатель. Бедные парни, чуя неминуемую гибель, успели отпилотировать кусок падающего железа в сторону от населенного пункта и рухнули в поле, жители услышали взрыв… и «город подумал – ученья идут».
После того как оцепеневшие пассажиры три раза «вкусили» торжественно-заунывную мелодию, по салону разнесся голос отличного актера Леонида Быкова: «Прыгай, Серега, прыгай» и гул пикирующего то ли истребителя, то ли бомбардировщика. Это был кусок звукоряда из замечательного кинофильма «В бой идут одни старики», следом моментально полетел мужской баритон: «Три дня искали мы в тайге капот и крылья…»
Во Владивосток я прибыл абсолютно больным, потому что на закуску нам предложили первый отечественный фильм-катастрофу «Экипаж». Может, видели когда-нибудь ленту? Когда действие в ней дошло до того, как одна из стюардесс, хватая в охапку орущего от ужаса, окровавленного ребенка, прыгает из отрывающейся хвостовой части лайнера в передний салон, у моей соседки, до этого просто трясущейся мелкой дрожью бабульки, случился истерический припадок. Кстати, большинство представителей сильного пола перенесло полет нормально, парни попросту начали наливаться спиртным на стадии песни про «капот и крылья».
Поэтому «Яйца от дедушки» еще не самый ужасный вариант. Но все равно я возьму другую коробку, вон ту, например, нежно-оранжевого цвета, ну-ка, как она называется? «Яйца от веселой бабушки»!
Мои руки дрогнули, упаковка с тихим «чвак» оказалась на полу. Быстро схватив из контейнера абсолютно белые ячейки, я побежал к кассе. «Яйца от веселой бабушки»! Осталось лишь выпустить в продажу «Молоко от буренки, пасущейся на конопляном поле».
– Прямо извелась вся, – зашмыгала носом Вера и сунула пакет с едой в холодильник.
– Ты разбери продукты, – сказал я.
– Так постоят, – отмахнулась Вера, потом села на пол, положила голову ко мне на колени и заныла: – Милый, дорогой, люблю тебя… люблю… люблю.
Я попытался встать, но потерпел неудачу, а девушка переменила тему.
– Мне тут скучно.
– Посмотри телевизор.
– Надоело!
– Почитай книжку.
– Не хочу.
– Сходи погулять.
– Ночью?
– Нет, конечно, лучше отправиться на променад завтра.
– Боюсь упасть, пойдем вместе.
– Извини, не могу, работа.
По щекам Веры покатились слезы.
– Бедная я, несчастная, тебе ненужная! Ваня, возьми меня к себе, здесь одной страшно!
Через полчаса, слегка потушив истерику и пообещав вскоре сводить девицу в кино, я выпал на лестничную клетку, еле-еле отдышался, сгонял в машину, выудил из багажника второй пакет с харчами, вновь поднялся на тот же этаж, подкрался к двери трехкомнатных апартаментов Гольдина, хотел уже нажать на звонок, но потом вытащил подушечку жвачки, поработал зубами и заклеил «глазок» квартиры, в которой временно поселилась Вера. Конечно, отвратительный поступок, но в моем случае он вызван суровой необходимостью.
– Спасибо, что зашел, – улыбнулась Лиза, – долго тебя не задержу. Посиди, пока продукты разберу.
– Спасибо, что зашел, – улыбнулась Лиза, – долго тебя не задержу. Посиди, пока продукты разберу.
Я устроился на небольшом диванчике, Лиза стала осторожно перекладывать банки, бутылки и кульки в холодильник.
– Ваня! – с укоризной воскликнула она. – Йогурт-то черничный! Ведь специально предупредила! Не бери сию ягоду, меня в нормальном-то состоянии от нее тошнит.
– Перепутал пакеты! – воскликнул я. – Твой йогурт к…
В эту же секунду зубы прищемили слишком длинный язык.
– Ты о чем? – изогнула бровь Лиза. – Куда мой йогурт попал? Вернее, к кому?
В глазах бывшей любовницы вспыхнул боевой огонь.
– Еще тут печенье с шоколадной крошкой, – ледяным голосом протянула она, – подобную гадость я даже в рот не возьму. И сушеные бананы! Вот уж омерзительная вещь! Ваня, объясни, в чем дело? Я же четко огласила список еды!
– Понимаешь, я еще должен был купить продукты Николетте, вот и приобрел все в одном супермаркете, для тебя и нее. Извини, приволок сюда маменькин набор, сложи все назад, схожу в машину, поменяю кульки, – нашелся я.
– Ясно, – улыбнулась Лиза, – давай, жду.
Я схватил полиэтиленовый мешок, выскочил на лестницу, пару раз шумно вздохнул, затем разжевал еще одну мятную подушечку, заклеил «глазок» на двери, ведущей к Лизе, и позвонил в соседнюю квартиру.
– Ваня! – завизжала Вера и повисла у меня на шее. – Милый, любимый, дорогой, единственный! Вернулся! Спасибо! Останешься, да? О! Какое счастье! Давай вместе чайку попьем! Обожаю тебя! О! О! О!
С огромным трудом мне удалось избежать дождя из слюнявых поцелуев. Отодрав от себя Веру, я вежливо, но твердо произнес.
– Извини, я еще обязан отвезти продукты матери.
Вера насупилась.
– И чего?
– Перепутал пакеты, твой вот этот, отдай из холодильника тот, что принес раньше, он для Николетты.
Сердито сопя, Вера распахнула дверцу, выхватила из рефрижератора белую сумчонку с логотипом магазина и прошипела:
– Я умру от страха и печали, придешь, а на кухне труп валяется.
Я попытался испугаться, но отчего-то испытал приступ не ужаса, а веселья. Пришлось прятать рвущийся наружу смех под осторожным покашливанием.
– Ты простудился, милый? – мигом перешла в фазу заботы Вера. – Давай поеду с тобой, я уже готова! Приготовлю чай с медом, напою, закутаю в одеяльце, сама рядом лягу, согрею.
– Нет, нет, спасибо, это аллергия!
– На пыль? Ужасно. Давай поеду с тобой, квартирку помою.
– Нет, нет, на… э… запах духов.
– Кошмар! Давай поеду с тобой и наведу порядок в ванной, выкину флаконы, – наседала Вера, – давай поеду с тобой!
– Спасибо. Не надо!
– Ура! Согласился, уже ботиночки шнурую! Решено – еду с тобой!
– Не надо!!!
– Сейчас, сейчас, курточку нацеплю! Она, правда, неказистенькая, ну уж какая есть! Выбирать по бедности не приходится!
– Вера, – заорал я, – ты остаешься дома!
Глаза девушки начали наполняться слезами, она тихо пробормотала:
– Зачем же кричать? Я так люблю тебя! Очень! Жутко! Страшно! Хочу находиться рядом! И ребеночек тоже о папе мечтает! Прости, если тебе надоела.
Мне стало стыдно.
– Это ты извини меня, день тяжелый выдался, вот я и сорвался.
– Конечно, Ванечка, – мигом заулыбалась Вера, – можешь меня побить, если от этого легче станет. Я создана для твоего удобства. Никуда не поеду, здесь посижу, сколько велишь!
Ужасное настроение стало еще гаже.
– Завтра свожу тебя в кино.
– Вау! Только…
– Что? – напрягся я.
– Смотри, какие страшные у меня ботинки, – шмыгнула носом Вера. – Ты хорошо одет, просто принц, стыдно мне рядом с тобой. Лучше уж тут посижу, до лета. Дома и голышом побродить можно, постираю джинсы со свитерком и на батарею, смены-то нет. В чем была, в том и ушла.
Я произвел в уме некоторые подсчеты.
– Хорошо, завтра поедем за твоей экипировкой.
Тонкие руки девушки снова обвили мою шею.
– Ваня! Ты меня любишь?
Старательно сделав вид, что не расслышал вопроса, я выскочил на лестницу, не забыв прихватить пакет с едой.
Глава 12
Лиза приоткрыла дверь, я сунул в щель «передачу».
– Вот.
– Спасибо, заходи.
– Увы, не могу, Николетта ждет.
– Ладно, – кивнула Лиза, – понимаю. Благодарю за заботу, очень ценю твою поддержку и хочу сказать: можешь быть спокоен, не повисну камнем на твоей шее. Нам, конечно, в ближайшее время следует пожениться, у ребенка должен быть отец, в неполной семье малыш рискует вырасти ущербной личностью, но едва мальчик закончит школу и пойдет в институт, как я устроюсь на работу!
– Давай поговорим на сию тему позднее, – взмолился я, отступая к лифту.
– Хорошо, – согласилась Лиза, – ты же знаешь, истерики не в моем характере. Если бы не беременность, не стала бы напоминать тебе о себе, но сынишка должен иметь маму, папу и обеспеченное детство.
Я спиной нажал на кнопку вызова кабины.
– Еще одно, – протянула Лиза, – я практически раздета, надо завтра свозить меня в магазин за одеждой.
В этот момент сзади раздалось тихое шипение, я ввалился в кстати подошедший лифт и, быстро сказав:
– Конечно, не волнуйся, – понесся на первый этаж.
В машине у меня на самом деле разболелась голова, поэтому, добравшись до дома, я упал в кровать, забыв умыться и почистить зубы.
В десять утра Элеонора дала мне бумажку и велела:
– Тут адрес театра мюзиклов «Дон Жуан», поезжай, отыщи Екатерину Федоровну Воскобойникову и попробуй тщательно восстановить с ней события: где девушка могла посеять удостоверение личности. Может, она кого-то подозревает в воровстве документа?
– Сейчас утро, – напомнил я.
– И что?
– Мюзиклы, наверное, показывают вечером, и в театре пока никого нет.
– Ошибаешься, первый спектакль в час дня, – пояснила Нора, – давай, Ваня, не жвачься.
Услыхав ненавистный глагол, я вышел из кабинета, еще раз внимательно прочитал название улицы и пригорюнился. Самый центр, сейчас застряну в пробке.
Катя Воскобойникова, с которой я встретился в местной курилке, выглядела как восьмиклассница.
– А чего вдруг милиция про мой паспорт вспомнила? – удивилась она. – Я давным-давно новый получила.
Я улыбнулся.
– Не помните, где документ посеяли?
– Если бы знала, пошла бы и взяла, – раздалось в ответ.
– А как обнаружили пропажу?
– Да просто. Бандероль мне пришла, на почте и потребовали удостоверение личности, я паспорт с собой всегда ношу, мало ли чего, – охотно стала рассказывать девушка, – а тут давай в сумке шерудить – и нету!
– Может, в подкладке есть дыра, и он туда провалился?
Катя пожала плечами:
– Уж я не дура, все руками прощупала. Главное, в обед он у меня был, в пятнадцать часов, как миленький на месте лежал, а в семнадцать испарился.
– А в три часа паспорт, значит, все еще находился в сумочке?
Катя заправила за ухо тонкую, светлую прядку волос.
– Да, меня в отдел кадров вызывали. Я работаю в театре уже несколько месяцев, но была на испытательном сроке. А теперь меня в штат оформили. Вот я и ходила все документы подписывать. Там и паспортные данные были нужны.
– Может, там на столе забыли?
– Да нет, Евгения Георгиевна, наш начальник отдела кадров, мигом бы позвонила и отругала, у нее строго, каждая скрепочка на учете. Нет, я его на место пихнула, в карманчик на «молнии», рядом кошелек пристроила и работать стала.
– А сумка где была?
– В гримерке.
– Можно взглянуть на комнату?
– Сколько угодно, – кивнула Катя, – пошли.
По узкому темному коридору девушка довела меня до двери, толкнула ее и сказала:
– Вот, входите.
Я машинально шагнул внутрь и на секунду зажмурился. Безжалостно яркий свет галогеновых ламп больно ударил по глазам, десятки зеркал отражали лучи, делая освещение совершенно невыносимым. Потом меня одолели самые разные запахи: пудры, дезодоранта, духов. Еще через мгновение я раскрыл веки, обрел способность видеть и снова зажмурился, огромное пространство оказалось набито обнаженными людьми, в основном женщинами.
– Свет глаза режет? – заботливо спросила Катя. – Сейчас привыкнете, первое время я сама шалела, только иначе правильно грим не наложить.
Я замер, ожидая услышать либо девичий визг, либо гневные крики: «Мужчина, уходите прочь! Не видите, что ли, мы голые!», но никто не выражал никакого негодования, до слуха долетали обрывки чужой беседы:
– Сапожки белые, прям улет!
– А он ей велел: ступай на хрен.
– И откуда у Лидки бабло на «мерс»?
– Петя, подай спонжик!
Поняв, что мое появление не вызвало переполоха и в гримерной есть по крайней мере еще один мужчина, я очень осторожно открыл глаза.
Штук десять девушек в разной степени раздетости старательно покрывали личики гримом, несколько юношей, тоже почти обнаженных, занимались тем же самым. На диване курили двое мужчин лет сорока, одетые в джинсы и свитера, три женщины самого простого вида, отчего-то обутые в домашние тапки, помогали артистам причесываться.