Абордажная команда перевалила через борт, и Мор, с тяжелым маузером в руке, как обычно, устремился к штурманской рубке и каютам офицеров. Он появился как раз вовремя, чтобы помешать уничтожить некоторые судовые секретные документы. Высокий светловолосый шкипер-англичанин собирался бросить их за борт. Он был застигнут врасплох; впередсмотрящие не сочли нужным доложить о появлении рейдера и ничего не заподозрили даже тогда, когда корабли сошлись вплотную. Когда пушки «Атлантиса» вытряхнули шкипера из его заслуженного сна, он сначала попытался воспользоваться рацией, надеясь выиграть время; но тут начали рваться снаряды, и среди криков раненых и скрежета металла экипаж в слепой панике ринулся к шлюпкам. Шкипер вынужден был вмешаться, чтобы не дать шлюпкам перевернуться или разбиться о борт корабля, потерял много времени и не успел уничтожить документы. С пистолетом в руке Мор вежливо сообщил шкиперу по-английски, что тот должен считать себя пленным; поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, англичанин подчинился приказу Мора выйти на палубу. Там он обнаружил членов своего экипажа – тех, кого вернули на борт мои люди, – собиравших вещи перед тем, как отправиться на «Атлантис». Шкиперу и его офицерам было предложено сделать то же самое.
Абордажная команда трудилась не покладая рук. Рядом с желанными запасами свежего картофеля, извлеченного из трюмов «Багдада», высилась гора мешков, набитых полезными и приятными вещами. Одновременно в шлюпки грузили рис для наших индийских пленников. Команда минеров заложила свои заряды, и сразу после полудня абордажная команда покинула корабль вместе с последними британскими пленными, а на борту осталась только команда подрывников. Лейтенант Фехлер, недовольный своими действиями по потоплению «Сайентиста», решил не только увеличить мощь зарядов до 120 килограммов на метр (хватило бы и 70), но и наблюдать за результатами на месте. Подрывники дождались взрыва всех зарядов. «Таких взрывов стоило дождаться», – говорили они. Минеры только успели сесть в шлюпку, как «Багдад» стал тонуть начиная с кормы. Фехлер так увлекся делом, что, поспешно прыгая в шлюпку, рассек руку, и я вынужден был сделать ему выговор за ненужный риск.
Теперь нам предстояло как-то разместить новых пленников в количестве 81 человека – 21 белого и 60 ласкаров. Двое англичан были ранены – боцман потерял ступню, а радист, чудом извлеченный из-под обломков радиорубки, лишь слегка поранил руки.
Едва «Багдад» затонул, мы на всех парах удалились прочь. Я взял курс на юг, справедливо полагая, что в этом направлении враг станет искать рейдер в последнюю очередь. Наверняка шкипер парохода «Истерн гайд» в ближайшем порту сообщит о принятом вызове, но на всякий случай желательно было покинуть район, который противник вскоре начнет прочесывать. Наш новый курс давал возможность держать под контролем торговые пути от Австралии и Зондского пролива до Момбасы и Адена и от Южной Африки до Маврикия и Рангуна.
В полдень я созвал всех офицеров на совещание для анализа боевых действий и для того, чтобы уточнить, какие уроки следует извлечь из проведенного боя. В самом начале сражения у нас отказало рулевое устройство, и корабль в течение двух минут оставался неуправляемым. Это был неизбежный риск; мы не могли быть на 100 процентов уверенными в том, что подобное не повторится. Я поблагодарил офицера-радиста за его совет отложить атаку, пока не пройдет обычное время для подачи сигнала SOS. Я отдал приказ в дальнейшем сразу захватывать все дрейфующие спасательные плоты, чтобы никто не пытался добраться до них; любого, кто отважился бы на это, легко можно было проглядеть и вовремя не подобрать. Я добавил, что на корабле противника мертвых следует сразу же сносить вниз, чтобы в дальнейшем не затруднять работу поисковой команды. Поступая таким образом, мы выражали должное уважение к мертвым и щадили чувства живых. Артиллерийскому офицеру я приказал в будущем давать два предупредительных выстрела из 150-миллиметровых орудий. 75-миллиметровые не производили такого впечатления по части грохота и разрывов снарядов с сравнении с более тяжелым калибром, а кроме того, этот даст возможность офицеру-артиллеристу заранее определить дальность стрельбы и таким образом быстрее вывести из строя радиостанцию.
Среди секретных документов, захваченных на борту «Багдада», был один особенно важный – описание рейдера, основанное на сообщениях с «Эксетера», озаглавленное «Доклад о подозрительном судне». Имелись две фотографии «Скалы» с линии Ганзы, а затем следовало описание «корабля, замеченного в Южной Атлантике 2 мая 1940 года», которое в точности соответствовало «Атлантису». На «Эксетере» почуяли неладное. Я решил как можно сильней изменить внешний вид судна, соорудив на носу и корме дополнительные мачты из пустых бочек, которые в изобилии имелись на борту. В разговоре с Армстронгом Уайтом, шкипером «Багдада», выяснилось, что он не уделил должного внимания донесению с «Эксетера». Он подчеркнул, что в нем не упоминалось о рейдере; «подозрительный корабль» мог оказаться и торговым судном, прорывавшим блокаду союзников. Было известно, что таким кораблям удавалось прорваться, хотя о некоторых имелись сведения, что они захвачены или потоплены. Во всяком случае, сказал он, донесение пришло из Южной Атлантики и устарело на два месяца. Кто мог ожидать, что подобное описание останется в силе спустя столь долгое время? Капитан Уайт сообщил мне, что в соответствии с инструкциями он рыскал короткими зигзагами на рассвете, в сумерках и в туманную погоду, и ежедневно менял курс. Он следовал в составе конвоя из Гибралтара и обогнул мыс Доброй Надежды за пределами 100-фатомной[16] зоны; в Лоренсу-Маркише он прослышал о том, что в Индийском океане появился некий рейдер, но все эти разговоры смахивали на обычные слухи и были настолько неопределенны, что он не обратил на них внимания.
Из всего этого я сделал вывод, что противник не только не имеет никакого представления о нашем местоположении, но вообще имеет смутное понятие о нашем существовании. Я принял решение больше не уклоняться к югу и в соответствии с принятым решением вновь взял курс на запад.
Глава 8 АРТИЛЛЕРИСТ С «КЕММЕНДАЙНА»
«Дым по левому борту!» – одновременно двое впередсмотрящих подняли тревогу. Это случилось в субботу, 13 июля, в 9.34 утра. Над туманным горизонтом висела узкая темная полоса; под ней вырисовывались труба, мачты и надстройки какого-то корабля. Если его впередсмотрящий был таким же зорким, как наш, то они давно должны были бы заметить «Атлантис». Для того чтобы не дать заподозрить нас раньше времени и выиграть тактически, я приказал повернуть на 20° влево; и как раз в этот момент из радиорубки донесли, что вблизи работает передатчик противника. Несомненно, вражеский корабль собирался вести передачу.
Я приказал артиллеристу не терять времени и дать предупредительные выстрелы. «Если я приказываю открыть огонь, пустите в ход все имеющиеся под рукой орудия и уничтожьте вражескую радиорубку!» Когда Кэш подчинился моему приказу, я велел снизить скорость с 9 до 7 узлов. Вражеский корабль – достаточно большой – шел с самым невозмутимым видом и только лавировал у нас за кормой в соответствии с международными правилами судовождения. Мы медленно и ненавязчиво лавировали вместе с ним, чтобы сократить расстояние, которое все еще оставалось существенным. Противник не придал этому никакого значения, и расстояние стало сокращаться. В 10.09 оно составило 1500 метров; мы сбросили маскировку и открыли огонь.
Первые четыре залпа пришлись мимо цели, но пятый и шестой накрыли мишень. Мостик охватило пламенем. Один снаряд проделал пробоину прямо над ватерлинией, второй угодил под мостик, а третий повредил паропровод.
– Ведет ли противник передачу? – несколько раз запрашивал я, но каждый раз получал отрицательный ответ.
Затем корабль противника поднял флаг «К» – «Я стопорю ход», – и мы прекратили огонь. Наша внезапная атака увенчалась успехом, и враг покорно сдавался, даже не пользуясь рацией. Мы медленно подошли к корме противника. Через бинокли мы наблюдали, как грузятся и спускаются на воду шлюпки и идут к нам; наши маскировочные откидные борта были снова закрыты, а абордажная команда готовилась ступить на борт захваченного судна. Все шло согласно плану. Я уже смог прочесть название захваченного корабля – «Кеммендайн». Учитывая, что на судне имеется достаточно кают для размещения пленных, оно вполне годилось для отправки домой вместе с пленными под видом корабля, прорвавшего блокаду, – при условии, что на борту хватает топлива, – но прежде всего следовало потушить пожар на мостике и починить поврежденный паропровод.
Мои мысли были прерваны в тот момент, когда прозвучал выстрел из орудия и над мостиком просвистел снаряд. «Кеммендайн» открыл огонь – девять минут спустя после сдачи, когда к нам уже шли шлюпки, а на нок-рее развивался сигнал, запрашивающий медицинскую помощь! Я приказал Кэшу открыть ответный огонь и дал команду «полный вперед». Камуфляжные откидные борта вновь открылись, и спустя секунды на корму британского корабля обрушился шквал смертоносного огня. Я видел на корме рядом с орудием одинокую фигуру артиллериста, но, как только был открыт ответный огонь, он бросился прочь от орудия, и мы немедленно прекратили стрельбу. Меня переполнял гнев, и я клялся, что предам этого дурака военно-полевому суду.
Мои мысли были прерваны в тот момент, когда прозвучал выстрел из орудия и над мостиком просвистел снаряд. «Кеммендайн» открыл огонь – девять минут спустя после сдачи, когда к нам уже шли шлюпки, а на нок-рее развивался сигнал, запрашивающий медицинскую помощь! Я приказал Кэшу открыть ответный огонь и дал команду «полный вперед». Камуфляжные откидные борта вновь открылись, и спустя секунды на корму британского корабля обрушился шквал смертоносного огня. Я видел на корме рядом с орудием одинокую фигуру артиллериста, но, как только был открыт ответный огонь, он бросился прочь от орудия, и мы немедленно прекратили стрельбу. Меня переполнял гнев, и я клялся, что предам этого дурака военно-полевому суду.
Позже мы выяснили, что корабельного шкипера не в чем было винить; артиллерист-одиночка не подчинился его приказам. В гражданской жизни – и, когда я это узнал, мой гнев улетучился сам собой, – он был мойщиком окон в Лондоне; ему повезло, что его бездумные действия не привели к большим человеческим жертвам. Было плохо уже то, что этот артиллерист вынудил нас потратить драгоценное время, но еще хуже, что «Кеммендайн» оказался настолько разбит, что его уже не представлялось возможным спасти. Мостик был объят пламенем – нечего было и думать о том, чтобы подняться на борт и подготовить судно к затоплению. Столб черного дыма поднимался в небо, и это могло вызвать подозрения у любого проходящего корабля, поэтому мы были вынуждены использовать торпеды, чтобы затопить судно.
Первая торпеда не пошла на установленной глубине и ударила в центр корабля на уровне ватерлинии; вторая тоже поразила цель слишком высоко. Но на высокой волне корабль разломился пополам, обе половины на мгновение встали вертикально и сначала медленно, а потом все быстрее затонули в крутящемся водовороте обломков.
Оставшиеся в живых пленные, ступившие на палубу «Атлантиса», и те, кто еще оставался в шлюпках, с мертвенно-бледными лицами проводили взглядами тонущий корабль, а потом повернулись и молча посмотрели на нас. «Кеммендайн» принадлежал британской пароходной линии Индия – Бирма; этот корабль водоизмещением 7769 тонн был построен в Глазго в 1924 году. По причине военного времени его надстройки были выкрашены в коричневый цвет, мачты были серыми, дымовая труба – черной без всяких отметок, корпус тоже был черным, его оживлял только желтый крест, означавший, что судно размагничено. В Глазго оно ходило через Гибралтар, в Рангун через Кейптаун. Его шкипер ступил к нам на борт в компании 26 белых офицеров и матросов, 86 ласкаров, 7 белых пассажиров (пяти женщин с двумя детьми) и 28 пассажиров-индийцев. Шкипер утверждал, что груз судна состоял из небольшого количества пива и виски.
Женщины, которых сразу же отдали на попечение начальника медицинской службы, были женами британских чиновников в Бирме, а среди азиатов оказалось несколько семей, которые эвакуировались из Гибралтара. Хотя они потеряли на «Кеммендайне» все свое имущество – сундуки с шелком, коврами и драгоценностями, – они улыбались и сохраняли полное спокойствие в соответствии со своими религиозными заповедями. Как лиц, принадлежащих к высокой касте и другой вере, их поместили отдельно от других пленников и снабдили собственными кухонными принадлежностями .
Едва экипаж «Кеммендайна» и пассажиры перешли на борт «Атлантиса», шлюпки облили бензином и подожгли, но бензин испарился прежде, чем пламя как следует занялось; шлюпки пришлось расстреливать из 75-миллиметровых и зенитных пушек, пока от них не осталось и следа. Мы обратили внимание на то, что в каждой шлюпке имелся свинцовый ящик, в котором хранилась самая последняя информация относительно курса и расстояния до ближайшего побережья – в данном случае до Коломбо и Суматры.
В тот день, когда мы на всех парах уходили с места затопления, я провел официальное расследование с целью восстановить последовательность событий, произошедших на борту «Кеммендайна» после того, как они выбросили сигнал «К». Это было необходимо для того, чтобы впоследствии нас не обвинили в стрельбе по открытым шлюпкам. Таково было положение дел, пока капитан Армстронг Уайт с «Багдада» не опроверг эти слухи путем их простого отрицания. Расследование проводили я, капитан Каменц, лейтенант Мор, шкипер (капитан Р.Б. Рейд) и первый помощник с «Кеммендайна». Выяснилось, что свист из поврежденного паропровода заглушил приказ капитана не открывать стрельбу из орудия. В то же время, выкинув флаг «К», он застопорил машины и отдал приказ покинуть корабль, но не заметил орудийной стрельбы и узнал о ней только тогда, когда я сообщил ему об этом. Эти сведения были записаны на бумагу и подписаны капитаном Рейдом и капитаном Армстронгом Уайтом в качестве свидетеля.
Значительно позже нам стало известно о том глубоком впечатлении, которое произвело в Индии и Бирме затопление «Кеммендайна» и неизвестная судьба его экипажа и пассажиров. Не только многие из пассажиров приходились родней высокопоставленным чиновникам, но и сам корабль был достаточно хорошо известен. Это был первый случай, когда германский торговый рейдер напрямую повлиял на общественное мнение в Индии; бирманский газетный издатель выразил чувства всей страны, когда написал, что «потеря этого корабля бросила тень на всю Бирму».
Глава 9 СЕМЕЙНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Вечером 13 июля я собрал личный состав и довел до всеобщего сведения информацию о событиях 11 и 13 июля. В заключение объявил, что за доблестную службу до 10 июля нашему кораблю пожаловано тридцать Железных крестов 2-го класса. Однако во избежание ревности и личных обид и потому, что у нас на борту все равно не было самих наград, я объявил, что раздача наград будет отложена до того дня, когда корабль вернется домой или когда пришлют комплект наград. Я объявил, что, поскольку каждый член экипажа исполнил свой долг, все должны считаться награжденными. Я еще раз предостерег личный состав от грабежа, одновременно пообещав, что каждому члену экипажа в должное время будет вручена коллекция «сувениров», причем независимо от того, был ли он в абордажной команде или работал кочегаром в машинном отделении.
Вплоть до затопления «Кеммендайна» – к тому моменту миновало три с половиной месяца с того дня, когда мы оставили Германию, – я ни разу не вышел на связь; в отличие от других рейдеров, я соблюдал строгое радиомолчание. Будучи хорошо осведомленным о моем нежелании использовать радио, в Морском штабе не слишком беспокоились о моем корабле, справедливо заключив из докладов с минного поля у мыса Игольный и из различных сообщений британского адмиралтейства, что мое молчание было намеренным, в то же время «Атлантис» был первым рейдером, спущенным на воду, и Берлин остро нуждался в информации, в частности об Индийском океане, который служба радиоперехвата не могла контролировать. Мне было приказано 8 июня выйти на связь и доложить о своем местонахождении и о всех затопленных на данный момент судах. Военные действия рейдера были делом новым для всех его участников, и «Атлантис» рассматривался как пионер подобных операций. Морской штаб ожидал, что я использую данное мне разрешение посылать короткие сообщения.
Когда по истечении пяти недель от нас по-прежнему не поступило вестей, Берлин повторил приказ, что дело не терпит отлагательства и что, судя по докладам с «Графа Шпее», нам грозит небольшая опасность, что нас запеленгуют и засекут вражеские радиопеленгаторы. Я отправил первое сообщение 14 июля: «6° южной широты, 77° восточной долготы, могу выдержать 85 дней, до настоящего времени потоплено 30 тысяч тонн водоизмещения».
Но ни это сообщение, ни его повтор два дня спустя не были получены в Берлине, хотя мы могли принимать передачи из Берлина. Текст сообщения в конце концов достиг цели по кружному маршруту.
В течение нескольких следующих дней мы еще раз двигались зигзагами по первоначальному району нашего поиска. Берлин информировал нас о том, что из Сингапура вышел конвой из транспортов с войсками и примерно 20-го числа пройдет недалеко от нас, – встречи с ним мы должны были избежать любым путем. С наступлением сумерек мы пошли на юг, сохраняя ночью постоянную скорость 13 узлов и снизив ее до 9 узлов только с наступлением утра. Так было лучше для большей верности, после этого мы ежедневно пытались связаться с Берлином, но безуспешно. Наконец мы даже послали сообщение на волне, на которой сам Берлин вел свои передачи, чтобы проверить, не будет ли оно прервано, но ничего не произошло. На следующий день мы дважды посылали свои позывные с интервалом в час задолго до рассвета в Германии. Единственным результатом явилось то, что служба радиоперехвата командующего флотом Британии в Ост-Индии взяла радиопеленг, который показывал, что вражеский вспомогательный крейсер предположительно находится в точке с координатами 5°30' южной широты и неизвестной долготой. Вскоре после этого пришло сообщение из Берлина, что британское адмиралтейство предупредило все суда в отечественных водах немедленно докладывать о любом подозрительном корабле и считать любое приближающееся к ним судно рейдером, чтобы у врага оставалось меньше времени на уничтожение их антенн.