Она действительно ощутила себя сиротой. Дядя, которого она видела один раз не в
счет как и отец, которого она вовсе видела лишь на фотографии.
Одна.
Как жить? Как смириться с жизнью, если самые дорогие тебе люди уже мертвы.
И одернула себя: у нее есть друзья, фактически братья: Сашка, Костя, Тагир, Ян,
Прохор, Петя, Сашок. Сколько их!
И зажмурилась: да выживут ли?…
— Пойду. К себе, — поднялась с трудом и поплелась в прострации к госпиталю.
Дрозд со скорбью смотрел ей вслед и думал: почему настолько страшная судьба
досталась настолько красивому во всех отношениях человеку?
А еще, говорят, Бог есть. Ложь! Если бы он был, ад бы не спустился на землю и не
бушевал, собирая дань из поломанных судеб и прерванных жизней. еще целые сутки.
Богатство, — операции срывались. шком прозрачно для
Лена не спала всю ночь. Не могла.
Душа плакала по погибшим, а в ночь смотрели совершенно сухие глаза.
Вышли ближе к рассвету. Тагир, Костя, Лена — Саша сопровождающим.
Шли не спеша, а девушке казалось, бегут — сердце выскакивало от напряжения.
У прогалины недалеко от дороги мужчины сняли сетку с машины, Звирулько подал
Лене одежду:
— Переодевайся. Документы в кармане.
— Знаю.
Кинула на сиденье главную драгоценность — битком набитый планшет. Переоделась,
пока мужчины курили, повернувшись к ней спинами.
Лену подивило шелковое белье, тонкие чулочки и изящные сапожки. Она уже забыла,
что такое есть в природе и позволила себе потратить пару минут, полюбоваться
доставшейся прелестью. Натянула с удовольствием, а вот дальше…
Женская форма пришлась в пору, но натягивать обмундирование эсэсовки было мало
противно — больно. Юбка чуть пережимала рану на животе и, пришлось передохнуть и
свыкнуться с болью, как и с мыслью, что в ближайшие дни она станет постоянной и
неистребимой. Китель плотно обхватил грудь и стянул раны на спине. Лене
показалось, она в футляр оделась. Вздохнула, выдохнула, унимая слабость и
головокружение, и решительно застегнула ремень, в котором и были зашиты особо
ценные документы.
Ремень еще сильнее потревожил раны, сжав их, но ничего, перетерпит. Пилотка,
перчатки, шинель. Лена застегнулась, посмотрела на себя в зеркало обзора машины
— нормально. Теперь еще один ремень и не умереть от их количества, от жары и
тесноты, и планшет через грудь — с ним она расстанется только за линией фронта.
Он лег ремнем через грудь, и девушка с трудом сдержала стон — чертова боль!
Постояла и сгребла свою одежду, сунула в вещмешок. К мужчинам подошла:
— Все.
Те обернулись и затоптались, странно посматривая на нее. Дрозд плечами повел,
выпрямляясь, вспомнил об офицерской осанке. Тагир подтолкнул открывшего рот
Константина к машине, а Лена подала сложенное Саше:
— Вот и все, — выдохнула. И так хотелось обнять на прощание, почувствовать что
жив, рядом, как был рядом все эти трудные, жуткие месяцы, поблагодарить,
поцеловать… помолиться за него.
— Только береги себя, ты обещал.
Он смотрел на нее не отрывая взгляда, и все силился запомнить.
Отвратно было видеть Пчелу в форме группенфюрер СС, но невозможно было не
признать, что она очень шла ей. Стройная женщина с серьезным лицом аристократки,
фарфоровой кожей, светлыми волосами, немного недостающими до плеч — все как
полагалось "истинной арийке". Шрамы гармонировали со строгим взглядом, в котором
не было ни грамма наивности, но жила жесткость и боль, и выдавала возраст много
старше, чем был на самом деле. Седые пряди разбавляли русые волосы, придавая
пикантность прическе. Не зная ее, встретишь и ни за что не догадаешься, что
партизанка, обычная советская девушка комсомолка семнадцати лет отроду.
Это и встревожило Сашу.
— Своим сразу объясни, кто ты, а то форму увидят и пристрелят без сантиментов.
— Если б еще знать наверняка, кто свои, кто не свои.
— Узнаешь.
Они помолчали, глядя друг на друга и, Лена подошла вплотную:
— Ты обещал, что выживешь, — напомнила глухо. Слезы душили, но не те, что
обычно просятся наружу, а те, которые никому никогда не увидеть. Так плачет душа
и она плакала. Второй день остановиться не могла.
Лена смотрела на Дрозда и не могла ничего сказать. Так бывает, в нужный момент
не находится нужных слов, нападает немота и тишина внутри. А потом и сказала бы,
да некому…
Но все же подошла вплотную и прошептала, как закляла:
— Выживи, умоляю. Ради всех погибших и живых, выживи.
— Я могу сказать тебе тоже самое, — прошептал он, вглядываясь в ее глаза,
скорбные, мудрые и бесконечно усталые. Не детские. За каких-то полтора года
девочку превратили в женщину, которая прожила жизнь.
А ведь ей только восемнадцать будет…
Тагир положил мешок к ногам лейтенанта и Дрозд невольно отвел взгляд от девушки,
а та отступила от него, смущено покосившись на мужчин. Теперь Эринбеков был одет
в форму рядового СС, как и положено водителю с не совсем арийской внешностью. А
вот Константин, высокий, светленький, в форме обер — лейтенанта, выглядел
напыщенным и бравым, как должно офицеру "доблестной немецкой армии".
Саша с ехидством оглядел их и фыркнул:
— Ну, вы и клоуны.
— Ладно, старик, — улыбнулся Тагир и обнял мужчину. — Ни пуха, — сказал
серьезно.
— Шлите фрицев к черту, там их место.
Обнялся с Звирулько, и мужчины пошли к машине, а Лену Саша осторожно взял за
ладони. Покрытые перчатками руки были изящными и изнеженными, но он знал те
страшные отметины войны, что скрывала лайковая кожа.
— Береги себя, — попросил, еле сдерживаясь, чтобы не обнять ее, не сжать
крепко в объятьях и никуда не пустить. Никогда не отпустить. — Ты обещала
выжить.
— И ты обещал, — горло сдавило от спазмов.
— В шесть, ВДНХ, каждая суббота, Лена. Я буду ждать год, десять… Только приди,
слышишь?!
У него дергалось веко, и в глазах была такая тоска, что Лена готова была взвыть,
но она посмела лишь ткнуться губами в его щеку и прошептала:
— Я буду за тебя молиться, за вас всех. Вы должны выстоять. Не огорчай меня,
Санечка, живи!
Постояла и пошла: пора.
— Лена? Лена!
Она обернулась и грустно улыбнулась ему:
— У меня никого ближе тебя больше нет…Держись лейтенант, ты можешь.
Подошла к машине и села на переднее сиденье. «Опель» вырулил на размытую
февралем дорогу. А Дроздов все стоял как вкопанный и не мог принять тот факт,
что Лена уезжает, что неизвестно увидятся ли они вновь, что вернувшись на базу
отряда, он ее не застанет в лагере.
А впереди у ребят очень опасный путь. Здесь немцы и свои же, партизаны, подобьют
не зная, кто едет и даже фамилии не спросят. Ближе к фронту фашистские посты
чаще, проверка документов придирчивее, и свои точно так же убить могут, при
переходе.
Сердце оборвалось и как в спину толкнули Дроздова — побежал за машиной, а что
хотел?
Остановился. Стоял и смотрел на удаляющийся «Опель».
"Только выживи, умоляю! Выживи!!" — кричала душа вслед…
— Я люблю тебя, — прошептал уже тишине и безлюдности.
Почему эти слова, что всегда казались ему простыми и ничего незначащими, так и
не достигли ушей Лены. Почему он так и не смог ей их сказать? Ведь столько раз
говорил другим, что и не вспомнить, как и всех кому говорил.
А самой нужной, самой важной в его жизни — не сказал…
Исторический факт
Реальные факты, свидетельства очевидцев.
Операция была проведена силами белорусской "службы порядка" под руководством
Тараса Бульба — Боровца вокруг Мозыря.
Народное национальное партизанское движение, организованное сотрудником Абвера
Владимиром Шавель.
Только в июле 42 партизанами было проведено 460 диверсий, крушение 222 поездов,
700 платформ, вагонов. С ноября 42 по март 43 было выведено из строя более 200
километров ж.д. полотна. Совершено
километров ж.д. полотна. Совершено
2, 5 тысячи диверсий.
Добровольцы из числа военнопленных. Работали сначала конюхами, поварами,
санитарами, затем их переводили в жандармерию, формировали из них войска порядка.
С осени 41 от битвы под Москвой до осени 42 — битве под Сталинградом, был крайне
сложный и неустойчивый период, не перелома, а неясности, кто же кого победит.
В 42 году фронт катался как мячик в среднем на 250 километров туда- сюда.
Некоторые города и населенные пункты были взяты раз на пять то немецкими, то
советскими войсками.
Все это напоминало армрестлинг меж Гитлером и Сталиным, у которых на тот момент
оказалось почти равное соотношение сил. Потери 41 года в военно- техническом и
людском плане для СССР были колоссальны. У Сталина были силы за счет оттока
рабочей силы с Запада и переброски ее на Восток, за счет титанического, на
уровне героического труда в тылу на заводах и полях. Там работали даже дети, не
отходили от станков сутками. В это время у Гитлера за счет удачной летней
компании оказалось в руках много техники, боеприпасов, заводов, людских и
продовольственных ресурсов в оккупированных территориях. Многие заводы и
стратегические пункты оказались в руках Гитлера из-за того, что не успели
эвакуироваться. И в этой схватке в 42 году очень серьезную роль сыграло подполье,
партизанское движение в тылу Гитлера, и мобилизация всех сил в тылу Сталина.
Гитлеровцы изначально шли с целью образования колоний на территории СССР, шли с
уверенностью, что они высшая раса, все остальные недочеловеки. Если бы при
оккупации Западных частей Украины и Белоруссии, как ожидало враждебно
настроенное к большевикам население, только присоединенных республик, они
проявляли лояльность, то партизанское движение не стало бы столь мощной и
разрушающей изнутри врага силой. Однако своими зверствами с первых дней
оккупации, немцы сами спровоцировали даже мирных жителей к войне с ними,
стремительно изменив отношение к себе, и тем ослабили сами себя, дав движение
саботажу, крушению поездов с техникой и частями армий, срыву операций. Если бы
вся техника что была уничтожена на территории партизанской республики, все
солдаты погибшие от диверсий дошли в 42 до фронта, то не факт, что война бы не
затянулась не на четыре года, а на много больше лет. Тылы Гитлера подрывали силы
фашизма изнутри, тылы Сталина сплачивались и мобилизировались, укрепляя борьбу
против врага. Гитлер вынужден был увеличивать количество войск на оккупированных
территорий для поддержания порядка, борьбы с партизанами, растрачивая людской
ресурс, Сталин черпал живые ресурсы, минимум сил тратя на порядок в тылах. Из
стратегических эшелонов до фронта советских войск доходили фактически все, из
стратегических эшелонов со стороны немецких войск лишь 50 %. Партизаны мало
работали в координации в действиями фронтов, они фактически заставили образовать
в тылу врага еще один фронт. Потери которые они нанесли гитлеровцам были очень
значительны и сыграли значительную роль в перевесе сил в войне на сторону
советского народа.
Глава 26
— Ура!!! — пронеслось громогласное. За спинами пехоты дали залп артиллеристы и, понеслось. На подступах к городу немцев просто смели, а на улицах забуксовали.
Засевшие на верхних этажах автоматчики и минометчики, простреливали все пространство улиц и прижали батальон. Николай выглянул из укрытий, пытаясь сообразить, как гадов выкурить, и тут же отпрянул — посекло. Стер кровь над бровью, на Синицина посмотрел:
— Дельные мысли есть, лейтенант?
— Подъем!! Ура!! За Родину!! — пронеслось на улице.
— Никак майора несет! — крикнул из-за развалившейся стены здания солдат. Санин ползком к нему. Выглянул — Харченко под пули полезть решил. «Несло» того, в точку рядовой заметил — пригибаясь бежал, размахивая пистолетом и пытаясь поднять бойцов, а немец лупил с крыш и разбитых окон чудом не задевая майора.
— Куда?!… - выругался Санин. — Ложись!! — заорал.
Поздно — сняли. Харченко растянулся на камнях, но убит или ранен, не понять. По развалинам, в которых Николай с бойцами залег, шквальным огнем прошлись, только осколки кирпича в разные стороны полетели.
Санин зверея, камешки да пыль с каски стряхнул ладонью, приглядываясь к верхним этажам в доме напротив и бросил:
— Трое бойцов — слева! Ты, ты, ты, — ткнул в первых же попавшихся, развернувшись к спрятавшимся, вытянулся во весь рост за укрытием стены.
— А я прямо, — заявил лейтенант. Капитан выглянул, оценил — рискованно, но вход в подъезд прямо по курсу, метров тридцать. Если прикрыть удальца, может получиться.
— Ладно, идет, — скинул шинель, чтобы не мешалась. Сейчас без нее жарко будет.
— Еще трое — к майору! Приготовились! Пошли!!
Трое бойцов ринулись в одну сторону, трое в другую, лейтенант прямо, а остальные прикрыли шквальным огнем по окнам. Минут десять и дом был очищен от фрицев, в соседнем взвод Грызова остатки фашистских гнезд добивал.
— Вперед!! — заорал Санин, поднимая бойцов и выскочив на улицу, рванул по ней вверх. — Давай, родимые, давай!!
К ночи все вповалку лежали от усталости у руин на окраине. По городу раздавались единичные выстрелы — соседний батальон зачищал дома.
Коля курил, поглядывая на свой замызганный вид: грязный, пыльный, еще и шинель посеял. Потери батальона составляли двадцать шесть убитыми и семь человек ранеными, а это очень хорошо, учитывая, что город взяли.
Ну, и хрен с ней, с шинелью!
— Товарищ капитан, седьмой на проводе, — подбежал Мишка. Коля юркнул за ним в развалины, где связисты уже наладили связь, взял трубку:
— Докладывает капитан Санин — город взят…
— Что взят, знаю. Молодцы. Потери?
— Тридцать процентов личного состава батальона.
— Что с Харченко?
— Тяжело ранен, товарищ седьмой. Вынужден был взять командование на себя.
— Вот и бери, приказ выпишу. Утром ко мне.
И обрубил связь. Суров полковник Дягилев. Коля трубку отдал, рожу о пыли и грязи оттер. Глянул на ординарца, вытаскивая из планшета бумагу и карандаш:
— Давай к взводным и сюда их, бегом.
— Списки, да?
— Списки, Миш, да, убитых, раненых и к наградам. Все как всегда.
Парень улыбнулся:
— А шинельку-то где посеяли, товарищ капитан? Эк вы, как ребенок, не углядишь, обязательно что-нибудь случится.
— Беги, "Арина Родионовна"! — хмыкнул Санин и уткнулся в лист, писать начал наградной список. Темно, развалины, ни черта не видно. Огляделся — ну и штаб, мать их!
— Костерок хоть запалите, что ли, славяне! — проворчал сидящим солдатам.
— Сейчас, товарищ капитан, будет, — заверил молодой связист.
— И про кухню узнайте. Бойцы с утра голодные.
— Вечно они телятся, полевые-то. Это дело такое, — с пониманием закивал пожилой сержант.
— Желудку на их помехи все равно. Сходи узнай, отец, где их черти носят.
— Да, чего не сходить? Сделаю, товарищ капитан. Вы вот зажигалочку возьмите, трофейная, — подал, огоньком осветив записи.
— Спасибо, — на камни рядом пристроил — все свет, а то пишешь наугад. Утром такую дешифровку полковник в ответ устроит, мало не покажется.
— Да, а, — махнул сержант рукой и трусцой по улице побежал в темноту.
А Коля вывел:
"Особо отличившиеся в боях за взятие Славянска". И из головы вылетело:
— Число сегодня какое, кто помнит? — крикнул в темноту.
— Так девятнадцатое!
"19 февраля 1943 года", — вывел капитан.
Они стояли на КПП и ждали своей очереди на проверку документов, переглядываясь исподтишка.
Все прошло более чем удачно. Первый патруль вызвал серьезное напряжение, хотелось не разговаривать, а ударить по фрицам из стволов. Дальше дело пошло уже более спокойно, но напряжение все эти дни все равно не отпускало. Шутка ли — по тылам фашистов открыто двигаться. Только и ждали засады своих и подозрения от врагов, и каждую минуту готовы были вступить в бой. Правда на блок-постах, завидев женщину, офицеры Лене больше строили глазки и пытались навязать сопровождение, чем проверяли документы, а она вымучивала в ответ кокетливые улыбки, внутренне сгорая от желания расстрелять этих "галантных кавалеров".
Она же все боялась вызвать подозрение. Ведь это, очевидно, приди кому в голову подумать: а что здесь делает машина с юристом из рейхканцелярии? Не проще ли было отправить специалиста самолетом? И все — начались бы досмотры, проверки, их задержали бы.
— Почти добрались, — постукивая пальцами по рулевому колесу, протянул Тагир, глянул в зеркало обзора: за «Опелем» уже пристроились грузовики с пехотой, и впереди скопилась техника. На подъездах к линии фронта дороги были забиты и чем ближе к гулу канонады, тем сильнее пристальнее и придирчивее проверяют документы, тем больше контрольно — пропускных пунктов, тем сильнее охрана.